Синдром

(филлер «Разбудить цербера»)

В полумраке капитанский мостик «Эдема» походил на новогоднюю елку, мерцающую разноцветными огнями. Не было необходимости в этих кнопках и индикаторах, потому как все управлялось голосом, но ради безопасности их оставили, продублировали и назвали это ручным управлением.

— Включить освещение, — произнес я, усаживаясь в кресло. — «Эдем», в чем дело?

— Возможная встреча с объектом, — металлически ответила система.

— Покажи.

На виртуальном экране возник объект. Не астероид. Космический путешественник напоминал планету радиусом, как вычислил «Эдем», в два раза меньше земного.

Справа от изображения замигали цифры характеристики. Объект без атмосферы, воды на поверхности не имеет, предварительное заключение системы — необитаем.

Но я поймал себя на тревожной мысли, и дело вовсе не в мертвой планете, а в недавнем сне. Я не суеверен, да и не обращаю внимания на такую ерунду, но мысль все ж разбередила сознание, и она, эта мысль, будто чужая. Кто-то заставил ее думать. Противное ощущение.

А приснилось недавно солнце. Солнце, застывшее в зените и похожее на апельсин. Светило, сочное и оранжевое, щедро одаривало землю теплом. Я увидел во сне разнотравье лугов с островками кустарников, реку, медленно текущую, почти без волнений. Ее поверхность похожа на вороненую сталь. Гладь блестела, маня к себе. Мир, окутанный солнечной пылью, застыл в жарком полдне. Умиротворение разлито вокруг. Я, ступая по горячему песку, спустился к воде. Обнаженных ног коснулась прохлада. Зажмурился от удовольствия, и вдруг услышал девичий смех. Обернулся. Она стояла поодаль в венке из желтых одуванчиков. Подолом ее платья играл ветер. Показалось, что солнце в это мгновение заполнило собой все. Свет озарил одежду, и очертания стройной фигуры девушки проступили сквозь ткань. Опять прозвучал звонкий смех: «Анджей, привет!» Я улыбнулся, но неприятная мысль, словно протиснувшаяся ко мне из прошлого, царапнула: «Неужели бросил ее, неужели покинул навсегда? Нет, не может быть, не было у меня на Земле никого. Все привиделось».

Я отогнал ненужные мысли.

— «Эдем», время контакта с объектом?

— Осталось пятьдесят две минуты.

Летела неизвестная планета на приличной скорости, но все же медленнее нас. Ее траектория пересекалась с нашей под острым углом.

— Доброе утро, — прервал рассуждения голос сзади.

— А, Макс, привет.

— Что у нас тут?

— Сам видишь.

— Космический странник? Так-так. — Макс почесал небритый подбородок. Удобно устроившись в соседнем кресле, он посмотрел на характеристики объекта. — Одиноко летящая планета? — Его пальцы забегали по виртуальной клавиатуре. Экран продублировал сам себя, и Макс смог без труда рассмотреть объект. — Легенду о черном страннике не слышал?

— Чего? — не понял я.

— Черный странник, — по слогам произнес он, улыбнувшись.

— Да ну тебя, Макс! Шутить нормально не можешь? Ты бы лучше реальными вещами занимался, а не космическими байками. Побрился бы, например.

— Успею, командир. — Он махнул рукой. — До официальной встречи с незнакомцем пятьдесят минут. Тем более мы пойдем сейчас в столовую, так? — Я кивнул. — Вот поем и побреюсь и…

— Кстати, как инкубаторий? Ты проверил? — напомнил я.

— Все образцы земной биосферы в норме. Пассажиры в гиперсне. Система исправна, — доложил он.

На капитанском мостике появился Сэм.

— Доброе утро, — произнес он. — Из-за чего эта железяка разбудила меня раньше? Я с перепуга успел проверить техническое состояние корабля и даже запустил тест для реактора, но все в порядке. — Он сел в правое кресло и, увидев на экране объект, протянул: — А-а, так во-от ты какое чудо внеземное. Ну, это мы еще успеем. Ребят, пошли в столовку, порубаем.

…

Столовая, конечно, громко сказано. Она была небольшой комнатой площадью в шестнадцать квадратных метром, заставленная по периметру кухонным гарнитуром, в середине располагался стол.

Макса опять подмывало, я видел по глазам, заговорить на любимую тему и, когда Сэм заглянул в холодильник, чтобы достать пакет сока, он спросил его:

— Как ты думаешь, Сэм, черный странник существует?

— Ты сейчас о чем? — Сэм поставил сок на стол и придвинул тарелку.

— Легенды не слышал?

Сэм радостно закивал. Прожевав порцию, он заговорил нарочито загробным голосом:

— В черном-черном космосе, в одной пречерной галактике была черная-черная планета. Однажды планета покинула черную-пречерную звезду, вокруг которой она вращалась, и отправилась в путешествие. Кто с черной планетой встречался, тому она приносила несчастья. Прозвали ту планету черным странником. — И уже своим обычным голосом: — Зловещий смех за кадром. Хватит, Макс. Мы кто? Дети что ли? Да и вообще, дай поесть вот без этих бородатых шуточек. Кстати, о бороде. — Сэм указал себе пальцем на подбородок, имея в виду небритого Макса.

Макс, дотронувшись до своего подбородка, произнес разочаровано:

— Зануды. Неужели вам не скучно в этой дыре? Пока мы не долетели до планеты, почему бы и не развлечься?

— Дело не в этом. Просто забудь о космических легендах, — сказал я к Максу. — Тем более, скоро будет встреча. Так что все твои страшилки можешь засунуть… Ну, ты знаешь куда?

— А физический контакт будет?

— Робота посылать? Ну, если это сильно не отразится на сроках экспедиции, то возможно. А так посмотрим на космического странника на расстоянии и полетим дальше.

— А сколько осталось до конца экспедиции? Кто-нибудь знает? Чего-то я со счету сбился.

— Ну-у… — Я задумался. — Меньше трех лет. Наверно. Потенциально пригодная для жизни планета находится на расстоянии трех лет пути. Уточни у «Эдема».

— Командир, шутки шутками, а объект интересный, — заговорил Сэм.

— Чем же?

— Читал последнюю строчку отчета?

— Сила тяготения? А что с ней не так?

— При таких величинах объект должен быть меньше.

— Это пустоты внутри планеты.

— Ладно, займусь делом, — разочаровано произнес Макс.

— То есть?

— Побреюсь.

— Осторожнее там. Вдруг черный странник ждет тебя в ванной.

Макс недовольно проворчал что-то и покинул столовую.

…

Вот она поверхность объекта, который мы не сговариваясь, назвали черным странником.

Я оказался прав. Пустоты присутствовали. «Эдем» обнаружил широкий каменный туннель, уходящий под небольшим углом вглубь странной планеты.

— Эх, жаль, что меня там нет, — с тоской выдохнул Макс, наблюдая за тем, как научный робот-модуль медленно плывет в сторону неизведанной поверхности напоминающей черное зеркало.

Сэм молчал и, не отрываясь, следил за картинкой, что передавал бортовой телескоп.

Вскоре модуль, похожий на стального паука, перебирая ногами, сделал первые шаги по грунту и застыл перед входом в туннель. Сэм, переключившись на камеру робота, удивленно выдохнул:

— Что за ерунда? — Он сосредоточенно посмотрел на изображение. — В туннеле что-то светится. — Сэм запустил скан. — Какой-то… Объект…

— Спектр излучения знаком. — Я пробежал глазами по сводной таблице параметров. — Ну, да это же родная звезда.

— Солнце? — удивился Макс.

— Только в миниатюре. Обрати внимание на угловые размеры и предполагаемое расстояние до него. Наш незнакомец небольшой, с кокос, скажем так, — добавил Сэм. — Командир, пускаем робота дальше? Попытаемся приблизиться?

Я задумался. Неизвестный объект излучал ровный белый свет. Его спектр походил на спектр Солнца. И что? Небольшой объект размером с… Что-то вызвало тревогу, точнее, края сознания, кажется, коснулась мысль. Не оформившись, она оставила четкий эмоциональный отпечаток, и я на время поддался его власти. Тревога. Это мини солнце всколыхнуло неприятные мысли, мелькнула какая-то апокалипсическая картинка будто мы — экипаж «Эдема» — лицом к лицу оказались с древней опасностью, рок довлеет над нами. Мы погибнем, мы обречены. Но это длилось мгновение. Наваждение прошло, но все-таки я спросил:

— Есть ли опасность потерять робота?

— Предпосылок нет, — бросил фразу Сэм.

— Хорошо, запускай. Интересно, этот светлячок далеко?

— Судя по скану, близко.

Робот, перебирая лапами, уходил дальше и дальше, не выпуская из фокуса объектива странного жителя мертвой планеты. Данные, поступающие на бортовой компьютер, говорили, что опасности для модуля нет.

Через двенадцать минут робот застыл перед объектом. Теперь мини солнце занимало весь экран. Я как зачарованный рассматривал эту космическую светящуюся жемчужину, которая, по правде говоря, оказалась не идеальной сферической формы, а похожей по размерам и очертаниям на яйцо, не куриное, конечно, а страусовое.

— Сэм, как заряд?

— В порядке, командир. Роботу хватит на обратную дорогу, и даже запас процентов двадцать останется.

— Сэм, сколько весит этот незнакомец? — заговорил Макс.

— Ты что предлагаешь? — насторожился я.

— Ну, если вы боитесь брать целиком, то, может, проведем исследование на месте, отпилим от него кусочек для анализа.

— А если это взорвется и… — Сэм задумался. — Мы потеряем робота.

— Но это же не бомба? — удивился Макс.

— Спектральный анализ показывает, что это желтый карлик, но этого не может быть. Таких размеров и такой формы звезд не бывает? Человечество ни разу с этим не встречалось. И вообще…

— Этого не может быть, потому что этого не может быть, — закончил философски Макс.

— Так, тихо, — прервал я диалог. — Ничего мы отпиливать не будем. Я согласен с Сэмом. Неизвестно как объект отреагирует на вмешательство извне. Предлагаю забрать целиком с минимум воздействия. Робота направить в карантинный отсек и начать дистанционное изучение космического незнакомца.

— А если рванет? А если это шаровая молния?

— Сэм, — удивившись, произнес Макс. — Ты же знаешь, шаровые молнии возникают в атмосфере, а там атмосферы нет.

…

Я, методично разжевав очередной кусок, окинул взглядом команду и спросил:

— Какие предложения?

Сэм молчал, рисуя вилкой замысловатые вензеля на картофельном пюре. Мне показалось, что там были какие-то формулы.

Макс сделал глоток сока и произнес:

— Никаких предложений, командир. Странник оставил нам непонятный подарок. Этот светлячок не реагирует на внешние раздражители. Что темно ему, что светло, что тепло, что холодно — по барабану. Мы облучали его. Нет реакций. Он инертен. С таким же успехом мы могли бы изучать пустоту.

— Сэм?

— Если коротко, то я предлагаю отложить до завтрашнего дня.

— Утра вечера мудренее? — я недовольно отодвинул тарелку, понимая, что если мы затянем с космическим незнакомцем, то вся слава открытия перейдет другой вахте. Мы будем спать в гиперсне, а другая смена… Странно, что ребята равнодушно отнеслись к объекту.

— Хорошо, — произнес я. — Заканчиваем ужин, а после сна продолжим. Может, идеи кому оригинальные приснятся.

Лично мне никаких идей не приснилось. Я опять увидел в мире фантазий девушку на берегу тихой реки. Только на этот раз сон оказался отчетливым и более продолжительным.

«Анджей», — сказала она и побежала прочь. Я погнался за ней, стараясь догнать, но таинственная незнакомка была проворней. Вроде вот-вот схватишь девушку, но легкое белое платье ускользало сквозь пальцы. И ткань эта вовсе не ткань, а будто утренний туман — видимый, но неуловимый. Я не отставал. Впереди заметил дом. Девушка скрылась там. Я погнался за незнакомкой по ступенькам вверх и услышал звук закрываемой двери. Когда очутился перед ней и открыл, то вошел в небольшую комнату. Никого. Окно распахнуто настежь. Теплый ветер трепал занавесками. В оконном проеме застыло солнце. Яркое и жгучее, формой оно походило на страусовое яйцо. Я, успокоив сбившееся дыхание, осторожно приблизился к окну и протянул руку, пытаясь достать странное светило. Еще чуть-чуть и… Потеряв равновесие, перевалился через подоконник. Я запомнил тот всплеск ужаса, что холодной волной хлестнул тело. «Все! Конец!» — и увидел мир, поплывший перед глазами.

…

Я очнулся, разбуженный сигналом. Посмотрел на запястье. На этот раз не будильник. Сэм вызывал.

Я мигом влетел на капитанский мостик и увидел напряженную спину Сэм, который склонился над пультом.

— В чем дело!

— Он там. Мы опоздали, — произнес упавшим голосом Сэм и обернулся. Лицо его было мертвенно-бледным.

— Кто там? Объясни!

— Макс в карантинном отсеке. Я ждал тебя. Как старшего по смене.

Мы, сломя голову, бросились туда. Защитная одежда не понадобилась. Система слежения в карантине не обнаружила вирусов и прочей заразы.

Макс лежал без сознания. На парящих носилках мы отнесли Макса в медицинский бокс, провели кучу анализов, но они ничего не выявили. Казалось, он просто спал.

…

Я просмотрел не один раз видеозапись с камер наблюдения карантинного отсека, но так и не понял, что случилось. Вот Макс вошел, остановился на пару секунд у входа, сделал несколько шагов к космической жемчужине и потерял сознание.

Зачем Макс туда поперся?! Он же знал, туда нельзя входить без спецодежды, даже не смотря на то, что система слежения за биохимией молчала, даже если и не было опасности, он не имел права делать этого без разрешения.

Я нажал на перемотку.

— Ну, хватит уже! — взорвался Сэм. — Командир, что ты хочешь еще узнать?!

— А ты видел правую руку Макса?

— Да. На подушечках пальцев покраснения. Похоже на легкий термический ожог, или на раздражение. Непонятно. Хотя он не касался жемчужины.

Я не ответил. Выключив запись, скользнул взглядом по виртуальным кнопкам, соображая как действовать дальше. Судорожно выдохнул. Макс без сознания. Как лечить… Да что там лечить, мы толком не знаем, что произошло с ним. Носителя болезни нет. Анализы чистые. Парадокс.

— О чем задумался? — спросил Сэм уже спокойнее.

— Сам знаешь! — сквозь зубы процедил я.

Отчего на него взбеленился? Злобная беспомощность захлестнула душу, аж до судорог. Руки дрожат. Я сомкнул пальцы в замок. Надо отвлечься. Хоть на минуту. Успокоится. И тут само с губ слетело:

— Сэм, тебе Земля снится?

— Было не раз, — спокойно проговорил он.

— И что?

— М-м… Что-то из детства. Я то ли на ферме, то ли… В общем, наслаждаюсь жизнью: пью парное молоко и лопаю малину в сахаре. А ты?

— Мне снилась река. Девушка. И в голове мысль вертелась: зачем я бросил ее, зачем отправился в экспедицию к этой чертовой экзопланете? Странно, правда?

— Мда-а… — Сэм тяжело выдохнул. Он, то ли согласился со мной, то ли задумался о чем-то своем. Скорей всего последнее, потому как я заметил его отсутствующий взгляд.

— Странно, Сэм, ведь мы не жили на Земле. Мы родились здесь, на «Эдеме».

— Ирония судьбы, командир — улыбнулся Сэм. — Мы летим к незнакомой планете. Она вращается вокруг желтого карлика, но он — чужое солнце, как и то земное. Вот и получается, что летим, не имея родины.

— Философ из тебя хреновый.

— Не спорю. — Он улыбнулся уголком рта. — Но думаю, сны это зов генетической памяти не более.

— Ладно, проверь Макса.

Сэм связался с системой медицинского бокса.

— Без изменений, командир. В себя он не приходил. Кстати, а что он шептал тебе, когда несли его из карантина?

— Да бред какой-то: она позвала меня.

И тут Сэм произнес нечто странное, хотя, конечно, ничего странного, так предположение, но в первое мгновение показалось, что не он это сказал, а голос мысли прозвучал в моей голове. Я насторожился:

— Не понял, повтори.

— Мы взяли на борт живое существо, командир. Да-да, не смотри так. Этот космический подарок из карантинного отсека — эмпат. Он установил контакт с Максом.

— Погоди-погоди, допустим, гипотеза верна. Хорошо… Так… Зачем он контактировал с Максом?

— Элементарно. Жемчужина, стимулируя эмоции, питается ими.

— Легко проверить. Надо из ветеринарки в карантин доставить подопытных мышей. Сделать это должен робот.

…

Однако идея оказалась неудачной. Робот — по сути, самоходная тележка — доставил клетку с грызунами в карантин и вернулся с ней обратно. Мыши оказались живыми и здоровыми. Даже анализ крови из подъязычного венозного сплетения подопытных животных ничего не дал. Никаких изменений. Полчаса потрачены зря.

Стягивая резиновые перчатки, я блуждающим взглядом окинул помещение и остановился на клетке. Белые грызуны весело суетились за решеткой, принюхиваясь к знакомому воздуху лаборатории.

— Что дальше? — Я посмотрел на Сэма.

Он пожал плечами:

— Не знаю. — Сэм, открыв пластиковую капсулу и положив туда перчатки, отправил ее в утилизатор. — Повторить анализы.

— У кого?

— И у Макса, и у… — Он кивнул на клетку. — Через пару часов, например.

Сэм сосредоточенно посмотрел на меня. Он не мог не заметить, что лицо мое застыло в изумлении, ибо не успел я, застигнутый врасплох догадкой, скрыть эмоцию. Увиливать было поздно, и поэтому спросил в лоб:

— Сэм, а скажи-ка мне, как ты узнал, что Макс пробудился и вошел в карантин? Ведь это невозможно было узнать. Ведь система не сигнализировала о внештатной ситуации. Не она, а ты меня разбудил, послав сигнал на браслет.

— Ты не поверишь. Я увидел Макса во сне. Я увидел, как он входит в карантинный отсек и протягивает руку к жемчужине, а та выпускает светящееся щупальце. Длинное и извивающееся. На конце щупальца нежные волоски. Они шевелились. Во сне все это было таким слишком четким, оттого и пугающим, что я сразу пробудился.

Прозвучало неправдоподобно, хотя для гипотезы об эмпате подходит. Я хотел поймать взгляд Сэма, но он отвел его. Здесь что-то нечисто, здесь что-то… Случилось нечто такое, чего я не знаю. Да нет, не может быть. Сэму бессмысленно скрывать. Видеокамеры зафиксировали бы, а стереть он не смог бы. Ключ доступа находится у старшего по смене, то есть у меня. Можно, конечно, физически уничтожить память, но столько мороки… Зачем?

Я отбросил дурные мысли.

Мы покинули ветеринарную лабораторию. Сэм шел впереди. Его фигура ссутулилась, словно груз произошедшего за двое суток непомерной тяжестью лег на плечи. Да, в лаборатории он выглядел уставшим, вспомнил я.

Сэм оперся ладонью о стену, затем облокотился и сполз на пол. Все случилось слишком быстро. Я в первую секунду и не сообразил. Вот только что он шел рядом, а теперь лежит на полу.

— Сэм! — Он не откликнулся.

Я расстегнул ему дрожащими пальцами ворот. Кожа Сэма буквально горела. Нащупал пульс. Сердце ухало как гидравлический молот — не часто, но тяжело.

Взяв Сэма на руки, перенес в медицинский бокс.

Но самое неприятное случилось позже. Я почувствовал слабость. Закружилась голова, когда шел по коридору.

Сэм прав, эта жемчужина — эмпат. Надо избавиться от нее. Надо запустить робота в карантин, чтобы он выбросил эту заразу в космос, чтобы мы смогли спокойно долететь до планеты, иначе эта тварь… Тварь происходит от слова творение. Есть же в нашем вербальном запасе такая фраза как тварный мир, что значит сотворенный богом, что создал эту пустоту, эти звезды, это чужое солнце, к которому летим мы, и еще пять тысяч людей, цель которых — колонизация экзопланеты. Земля. Земля, наверно, погибла, наверно, несется остывшим мертвецом в вакууме, а мы, мы… Мы где? Почему она погибла? Нет. Не должна погибнуть. Телеметрия показывает, да и последний сеанс с Конгрессом…

Очнулся я на полу в знакомом коридоре: всего пару шагов не дошел до капитанского мостика. Шатаясь, приподнялся и, услышав женский смех, машинально обернулся. Мелькнуло знакомое женское платье, и смех повторился: «Анджей, привет!» Девушка из сновидения. Нет, не обращать внимания. Это галлюцинация.

Тихое долгое эхо души, падающей в бездну незнания, непонимания и ледяного космоса. Космосу все равно. Космосу плевать на цели человечества, тогда хочется спросить у Конгресса, спросить у всех: так какого черта мы поперлись на эту планету?! Какого…

Опираясь о стену, я добрел до мостика, бухнулся в кресло и отключился. Упал в ту самую бездну незнания и…

…И всё закончилось. Всё без остатка. На дне души ничего не оказалось. Не было волнений, не стало эмоций, только бесконечно-тягучая пауза во времени. Время застыло, а ты завороженный явлением созерцаешь его. Это величие. Какое глупое слово — величие. Но лишь оно подходит логично, четко и легко, без сопротивления, как нужный ключ к нужному замку. Ты только прокручиваешь ключ в скважине, слышишь приятый металлический хруст, будто ключ это волшебная сущность перемалывающая время и пространство и разворачивающая весь мир на триста шестьдесят градусов. Мир вверх дном.

Я иду по коридору, залитому тусклым желтым светом. На полу — это я различил — изумрудный ковер с длинным ворсом. Он скрадывает звук шагов. Я тихо подхожу к двери и бережно поворачиваю ручку. Металл приятно холодит ладонь. Я даже удивлен немного ощущению и задерживаюсь перед дверью, смотрю на ручку. Она и вправду из металла, гладкая, выглядит роскошно и отлита в виде головы пса.

Итак, я вхожу внутрь. Я в кабинете председателя Всемирного конгресса. Он сидит за столом и внимательно следит за мной. Черный глаза его маслянисто поблескивают, словно на самом деле подернулись масляной пленкой. И вся заторможенность сна, а я осознаю, что это сон, куда-то исчезает.

— Анджей Креска? — голос председателя прозвучал удивленно.

— Да. Я.

— Очень странно. Вы еще живы? А как же синдром орбитальной дисфункции?

— Что?

— Синдром. Мне кажется, вы должны умереть. В смысле вы все. Мы должны потерять вас.

— Не понимаю.

— Да вы садитесь. Когда еще будет у меня такая возможность поговорить с живым мертвецом.

Я сел. Господин председатель напротив — поднялся из-за стола, подошел к окну и, не торопясь стал перед ним вышагивать. Следя за ним, я вдруг подумал, что он считает про себя шаги: раз, два, три, четыре, пять…

— Интересно. Вы живы. Очень интересно, — произнес он.

— Господин председатель поясните, пожалуйста.

— Вы, Анджей, присутствуете при историческом моменте. Извините за шаблонные слова, но это так. Вы видите закат человечества. Его гибель. Шпенглер был прав насчет цивилизации. Она — кладбище культуры. Но он забыл о планетарной культуре. Она тоже не вечна. После трехтысячного года, я полагаю, закончится Земная цивилизация. Человечество станет культурным реликтом. Мумией. В общем, как я и сказал выше, это гибель.

— Почему гибель? Благодаря вам люди совершили еще один головокружительный технический рывок, сравнимый только с… С техническим рывком в двадцатом веке и я не вижу…

— Вот именно! Не видите! Вы все слепы! — сказал председатель.

Он встал как вкопанный спиной к окну и произнес тише:

— Вы не видите, вы не понимаете, вы… Вот вы сказали: «двадцатый век», а помните ли вы, что в двадцатом веке люди дважды попали в кровавую мясорубку войны? Я уж не говорю о мелких войнах.

— Воля ваша, господин председатель, но я не понимаю.

— А что тут понимать? Вы переступили черту дозволенного и разбудили меня. Зачем вы меня разбудили? Чего вам не жилось спокойно? Зачем растревожили пса? Зачем открыли ящик Пандоры? Теперь поздно отрицать, так что примите смерть как судьбу, как неизбежность. Слышите?!

Я резко обернулся и глянул на дверь. Мне показалось, что дверь скрипнула и кто-то тихо вошел.

— Это я на мягких лапах ступаю по вашим костям. Они сладко хрустят под моим весом. Мне приятно…

— Почему на лапах? — задал я глупый вопрос.

— Я — сторожевой пес вселенной, адский цербер, бог похоронного ритуала Анубис. Я пришел прочесть заупокойную молитву и сплясать на ваших костях. Вы все прокляты, ваш «Эдем» проклят, ваша планета проклята, ваша судьба не только умереть телом, но и душой, чтобы не было более воскресения души, ибо нечему воскресать. И незачем. Вы все прокляты.

Он продолжил говорить, но я не следил за его речью. Я потерял нить смысла и лишь, как кролик на удава смотрит, так я смотрел на трансформацию господина председателя. Он потерял человеческий облик. Он действительно стал Анубисом, только двухголовым. И когда я это понял, то согласился с председателем: мы все прокляты. И сон рассеялся. Иллюзии не стали застить мой разум.

Я стоял перед пультом рубки управления, и в мозг стучалась фраза:

— Креска! Чертов Креска! Выпусти нас! Тебе все это видится! — прозвучал голос, искаженной аппаратурой. Я знал его источник. Кто-то из моей смены пытался по внутренней связи из капсулы докричаться до меня и убедить, что все привиделось.

— Сэм, я понимаю. Я понимаю. Всё и всем мерещится. Но вы не поняли одной простой истины: мы все обречены, Сэм. Эта экспедиция обречена. Мы никогда не долетим. Мы никогда не будем колонизировать экзопланеты. Мы прокляты, Сэм.

— Анджей, послушай…

Но я не стал слушать Сэма и нажал кнопку «mute». Наступила долгожданная тишина.

Я переложил ребят в спасательные капсулы и теперь… Хм, а ведь как звучит правильно: «спасательная капсула». Да, это действительно единственное спасение для нас. Не только для смены, но и для пяти тысяч тех несчастных, что лежат в глубоком сне.

Я боюсь, что голос меня подведет: не хватит мужества дать команду «Эдему». Бесполезную защиту от случайного сброса капсул я смог убрать и теперь…

Я нажал кнопку сброса капсул. Вы все свободны. Теперь моя очередь последовать за вами.