Амазонка из мусора

Микки не понял, с чего это вдруг Палыч стал оправдываться. Микки пропустил начало, когда старший дозорный заговорил, что не стоит проявлять недоверия к Отцам. Их можно понять, они действовали под гнетом обстоятельств. Зачем раскрывать истинное положение Наставника? Ну, то есть, что он в коме. Зачем говорить об этом во всеуслышание? Не надо. Внизу случится «нежелательное движение». Есть много желающих половить рыбку в мутной воде. Лишь Непорочные должны быть в курсе. Они выбирают следующую кандидатуру, а дальше все идет как по маслу. Телевидение в новостях рассказывает о передачи власти в надежные руки, но все это видео — фальшивка, ведь старый Наставник мертв. «Но следует воспринимать сие, как ложь ради спасения, как необходимость, как неизбежность», — закончил Палыч.

«Быстро он перевертывается. Наверно, под гнетом обстоятельств», — съехидничал про себя Микки.

Палыч еще что-то плел ему о логике власти, о непонимании нижестоящих чинов, а в особенности плебса. Говорил об особенностях управления, когда тебе дается почти неограниченная власть, и ты обязан пройти по лезвию бритвы без вазелина. Микки не слушал его. Он не понимал к чему словоблудие.

— Ты опять меня не слушаешь?

— Палыч, ты волнуешься больше, чем я.

— Еще бы. Твое назначение оказалось таким неожиданным. Мне кажется, Непорочные Отцы бросили жребий и среди множества претендентов на должность…

— Погоди, я — Верховный Судья. Мы идем разбираться с неизвестной — залезть в ее мозг. Так? Сейчас это главное. Что будет дальше, меня пока не колышет. Я еще не Наставник.

— Да, но скоро им будешь.

— По-моему, ты только запутываешь дело. Давай, сосредоточимся на одном.

— Не спорю. Кстати, мы на месте.

Они зашли в медучреждение, поднялись на лифте, петляли коридорами, и вот оказались в просторном и светлом помещении.

— Наша испытуемая, если так можно сказать, амазонка из мусора, — произнес Палыч, указывая на тело.

— Сам придумал про амазонку?

— Ты не видел, когда врачи раздели ее и провели полную диагностику. Телосложение — странное. Даже не сразу и определишь, кто перед тобой? Женщина или мужчина?

Палыч удивился, узнав, что Микки сам хочет проникнуть в ее мозг, а не наблюдать со стороны операцию.

— Микки, может, передумаешь? — спросил старший дозорный. — У нас есть люди из медперсонала, которые…

— Но ведь ментальное проникновение испытано не раз?

— Верно. Трудностей не возникнет, но все ж чужой мозг — это неизведанный мир. Говоря начистоту, никто не знает, что может ждать тебя там, поэтому одного не отпускаю. Вместе с тобой пойдет врач.

— Нас будет двое?

— Да. Только напарника ты не заметишь во внутреннем мире амазонки. Если он решит, что путешествие выходит из-под контроля, мы заметим это по изменению его нейрофизиологических показателей.

Микки еще раз посмотрел на странную женщину, лежащую под белой простыней. Черные с коричневым отливом волосы неаккуратно зачесаны назад. Лицо худое, землисто-желтого цвета кожа, выступающие скулы, а остальные линии — простые и ясные, даже грубые, будто природа решила не обременять себя фантазией и, что первое пришло на ум, то и изобразила.

Врачи стали колдовать над амазонкой. Они надели на голову женщины сетку из датчиков, похожую на футуристический шлем. Откинули простыню, прикрепили сенсор в области сердца. Микки ненадолго увидел ее торс. Действительно, он не изящен и не уродлив, но и не мужеподобен и не женственен. Какая-то заготовка, из которой можно слепить что угодно. И все же это была женщина.

Верховный судья сел в ортопедическое кресло, стоящее недалеко от кровати, где лежала амазонка. Ему на голову надели такой же шлем, ввели в вену транквилизатор. Микки закрыл глаза.

Голоса медперсонала смазались, зазвучав гулко, как сквозь толщу воды. Слов не различить. Они превратились в бессмысленный набор звуков, в рокот горной реки. Яркий свет помещения, пробивающийся сквозь тонкую кожу опущенных век, померк в мгновение. Сознание, ненадолго окунувшись в небытие, выпрыгнуло из мрака. Красные круги, чередуясь с серыми пятнами, замельтешили, затем разбежались в стороны, словно Микки упал в глубокий колодец. Голова закружилась и… Кончилось.

Микки стоял внутри странной комнаты. Все вокруг серого цвета, не было четких границ между полом и стенами, стенами и потолком. Те естественные стыки, что присутствовали в реальном мире, он не заметил. Это походило на каменный мешок яйцевидной формы. Ощущение тяжести сразу завладело Микки. Рядом стояла та женщина. Амазонка. Она была одета в мешкообразную одежду, отливающую кровавым светом, босоногая, с распущенными и не расчесанными волосами. Желтая кожа ее показалась тонкой, почти прозрачной, она обтягивала череп. Лицо изможденное. Усталый взгляд. «Если б женщина предстала раздетой, — подумал Микки, — я увидел бы скелет». Но он отбросил ненужные мысли и сосредоточился на деле.

— Откуда ты взялась на свалке? — спросил Верховный Судья.

— Мы были всегда, — голос женщины прозвучал, как в тумане.

— Мы? Это кто?

— Жрицы партеногенеза.

Микки будто проглотил последнюю фразу. Она, как громоздкий угловатый обломок, пропихнулась в сознание. Он помог пролезть осколку внутрь себя, но ощущение дискомфорта осталось. Кусок фразы, кажется, поранил мозг.

Время стало вязким и неповоротливым. Вначале оно густеет, затем уплотняется, превращаясь в пластилин. Его можно нарезать кусками, хранить вечно на полках внутреннего мира, как экспонаты в музее, протирать тряпкой и любоваться. И любоваться. Бесконечно любоваться.

«Что за бред?!», — возмутился Микки, отгоняя наваждение.

— Как все было, расскажи, — произнес Верховный Судья.

Там, по ту сторону внутреннего пространства, в реальном мире тело и мозг амазонки расслаблены. Чувство опасности притуплено — подействовали транквилизаторы. Поэтому женщина, мгновение поколебавшись, произнесла:

— Эту историю я назову «Селена».

Микки поймал взгляд амазонки. Она смотрела, не моргая, но не это насторожило его. Изменился мир вокруг.

Каменный мешок преобразился. Комната обрела очертания. Теперь она — небольшая, сложенная из бетонных плит. Появилось окно. Сквозь стекло полился жидкий синий свет, который становился все ярче и ярче. Крестовина окна истончилась, утопая в свечении. Свечение навязчиво. Оно проникло во все углы комнаты. Казалось, не осталось не одной щели, куда бы свечение ни просочилось. Но, наконец, буйство синего цвета прекратилось. Он ослаб. Свет не резал глаз, и Микки смог разглядеть, что за окном находится огромное пространство — площадь без единого здания, выложенная, похоже, стальными плитами. Они изредка поблескивали на стыках серо-голубым светом. И над всем этим угрюмо нависло неподвижное черное небо без звезд. Затем Верховный Судья различил постукивания, но не резкие и сухие, а мягкие, нежные, почти бархатные, будто тысячи мешочков с песком стучали по металлической поверхности. Иногда к ним примешивались иные звуки, напоминавшие плеск молока, проливаемого в рис. И эти странные шумы родили образы. Микки пытался отделаться от них, но они клещами вцепились в сознание. Наконец, он увидел источник звука — черные как смоль пауки. Они появились справа вдалеке. Приблизились. И тогда он разглядел, что это не совсем насекомые, скорее, мутанты, проходящие мимо окна и исчезающие слева. Монстры до пояса — женские обнаженные тела, ниже — мохнатое паучье брюхо с множеством лап. Это они бархатно постукивали по плитам, а звук, похожий на плеск молока, исходил от пауков-мутантов, но, как и чем они его извлекали, Микки не понял.

— Что это за кошмар? — спросил он.

— Это… — На плечо Верховного судьи осторожно легла холодная рука. — Это наш мир. Так он выглядит на самом деле. Женщины, потерявшие человеческий облик, бесцельно двигаются по обездушенной окрестности под траурным небом. Можешь понимать шествие пауков как образ.

— Но все же, откуда вы взялись на свалке?

— Когда был великий исход из Серышевска, а он был, поверь мне, за свалкой родилась новая жизнь. Так появилась большая деревня, отрезанная от всего мира. Она так и называлась: Деревня-На-Отшибе. Но прошло время, много минуло лет, и женщины взбунтовались против патриархального уклада и покинули селение. Ушли правда не все, но значительная часть. Деревня оказалась обреченной на медленное угасание, а мы обосновались на свалке. Нам пришлось тяжело. Жить на поверхности — бессмысленно, потому как туман застил глаза, и женщины скрылись под землей. Там теплее. Когда приходила зима, мы вначале разводили костры из мусора, выброшенной вами, серышевцами, но со временем бросили это бесполезное занятие, потому что туман, которому были нипочем и морозы, казалось, усиливал холод. Кстати, среди выброшенных вами журналов мы прочитали научную статью о партеногенезе. Благодаря вам, совершился научный прогресс, и наша мрачная цивилизация была спасена. Мы ваше порождение. В каком-то смысле.

— Этого быть не может. Абсурд. Ты обманываешь меня. Это… — Микки пытался подобрать слова. — Это противоестественно.

— Да? — голос амазонки прозвучал безлико. — Странно слышать подобное от тебя. Ведь ваш мир тоже болен. Он неестественен. К примеру, свалка. Что вы знаете о ней? Что она для вас? Я скажу. Серышевск ждет запустение. Он превратится в свалку, поэтому она — ваше будущее. Ваш фетиш. Ваш идол, перед которым вы благоговеете и в то же время опасаетесь его, поэтому вы сваливаете туда мусор. Вы плюете и гадите в будущее. Оно превращается в то, что вы с ним делаете.

— Ты лжешь! Все это голые эмоции и никаких фактов. Замолчи!

Но амазонка продолжила:

— А тени на свалке? Знаешь, кто они? Это вы. Это то, что от вас останется.

— Заткнись! — застонал Микки.

Ему показалось, что стальной обруч сжал его череп, пытаясь раздробить кость. Еще одно усилие и лопнет мозг. Амазонка молчала, а мягкий стук паучьих лапок будто заполнил все пространство. И тут из мохнатого ужаса вырвалось безобразное слово. Оно вонзилось в сознание как ядовитое насекомое. Черная с множеством липких лапок тварь вцепилась в душу. «Манкурт», — прозвучало слово. Кажется, его сказала амазонка.

— Однажды, — бредила амазонка, — женщина, что жила среди нас в начале нашей цивилизации, увидела на темном небе бледную луну. В тот день ночное светило походило на череп неведомого существа. Холодный белый свет лился на женщину, а она лишь удивлялась тому, как сквозь плотный туман лунный лик пробился к ней. Но она все сразу поняла. Это был знак свыше. Надо лишь отдаться потоку ощущений. Она сделала это. Тогда явилась Селена. Великая лунная богиня. Ее взгляд был холодным, волевым, прекрасным, невообразимым, жестоким, справедливым, понимающим… — лепетала амазонка.

Микки закрыл уши, но звук будто проходил сквозь ладони.

— Селена все рассказала ей. Статья о партеногенезе прошла бы незамеченной. Не коснулась бы и края нашего сознания. Мало ли что пишут ученые. Но, соединив науку с магией, женщина породила на свет девочку, которую и назвали жрицей партеногенеза. А все это, знаешь, что? Знаешь? Все, что тебя окружает, только мир в голове. Не в твоей, конечно, а в его. В голове председателя Всемирного Конгресса. Он морок навел, а вы…

Яркая вспышка озарила сознание Верховного Судьи. Ведение исчезло. Он открыл глаза и непонимающе уставился перед собой. «Где я? — запаниковал Микки. — Это явь? Или я еще в мире амазонки?» Но в следующее мгновение понял: он в ортопедическом кресле. Значит, вернулся. Перед взором мелькнули черные волосы с коричневым отливом, худая спина, тощие ягодицы, мускулистые икры. Амазонка спрыгнула с кровати. «Что-то пошло не так», — сообразил Верховный Судья. Замельтешили белые халаты. Врачи схватили женщину, повалили на пол, вкололи очередную дозу успокоительного лекарства. Тело ее продолжало дергаться, словно под ударами электрического тока. Наконец, женщина стала затихать. Врачи ослабили хватку, оставив амазонку на полу. Ее пальцы только еще пару раз сжались и разжались, напоминая чем-то движения паучьих лапок, ноги перестали бесцельно молотить воздух. Тело расслабилось. Медики вернули женщину на место, пристегнув на этот раз ремнями к кровати.

Появилось испуганное лицо Палыча, как тогда на свалке.

— Микки, я же тебе говорил. Зачем ты полез. Послали бы другого. Тут и без тебя…

— Что произошло?

— Откуда мне знать. Непредвиденная реакция организма, так врачи сказали. Неожиданное пробуждение. Действие транквилизаторов прекратилось раньше времени. Не знаю короче. Потом выясним. Ты-то сам как?

— Дикая усталость.

— Тогда отдыхай. Амазонку мы переведем в другой бокс.

Микки не заметил, как провалился в глубокий сон. На этот раз без кошмаров. Длилось это, как показалось ему, мгновение.

Он вернулся к яви. Врачей рядом не оказалось, только Палыч сидел рядом.

— Ну, как ты? — спросил он.

— Ничего, но все равно как разбитое корыто.

— Я довезу тебя домой.

— Слушай, у меня возникла одна безумная идея.

Палыч удивленно посмотрел на Микки: «В таком состоянии он еще может думать?»

— Есть мысли о виртуальном пространстве. О подключении к нему людей. Не временно, а на долгий срок.

— Нечто подобное пытались сделать предыдущие Наставники. Ты что-нибудь слышал о зеленой папке?

— Нет.

— Все началось с Перси. Так звали одного из руководителей «Комитета». В его зеленой папке, хранящейся в архиве организации, говорится об общих принцах, целях, задачах. Никакой конкретики. Далее идут медицинские исследования: многостраничные отчеты о клинических испытаниях на животных и человеке, заключения врачебных комиссий. На их основе мы создали всю ту базу для проникновения в чужое сознание. А вот виртуальная реальность… У нас не хватало средств для воплощения этой идеи. Если тебе интересно, я вышлю копию материалов.