Пробуждение

КОРАБЛИ ЗАРАТУСТРЫ (повесть)

Появление на свет подобно пробуждению из глубокого сна, и сон настолько глубок, поэтому забыл, что тебе это сниться. Но рано или поздно ты обязательно проснешься, а любое возвращение к реальности начинается с беспомощности. Оказывается, ты не только крепко позабыл о том, что спишь, но и порвал все связи с объективным миром. Он для тебя нов, ты не знаешь с чего начать. Каков должен быть первый шаг? Отсюда и беспомощность.

Бран висел в воздухе. Он не ведал, кто или что его держит, но знал: его подвесили, будто марионетку, вот только был ли кукловод? К телу не привязаны нити, но там, вверху… Брана не интересовал кукловод. Его волновало ощущение беспомощности и способы избавиться от него. Так жертва, раненая стрелой, короткое время не интересуется охотником, так как ей нужно уменьшить боль — вынуть стрелу и залечить рану. Бран не смог избавиться от неприятного ощущения, и решил все-таки осмотреться. Он увидел белый потолок, попытался дернуться — вдруг беспомощность уйдет. Тщетно. Что-то держало мертвой хваткой где-то за спиной, и дотянуться рукой невозможно.

Бран находился в ярко освещенной небольшой комнате. Она уютна и сияла белизной. Углы ее и стыки стеновых панелей размыты, будто смотришь сквозь легкую дымку. По крайней мере, это не больница, решил он. Запах отсутствовал. По центру комнаты располагалась широкая кровать, покрытая простыней белее альпийского снега, легкое одеяло скомкано и убрано в сторону. На кровати на боку лежала девушка, облокотившись и подперев ладонью голову. Девушка одета легко по-домашнему: белые трусы, белая футболка.

Опять этот белый сияющий цвет…

И тут Бран понял, что подвешенное состояние не так уж и плохо, не так уж и страшно, но неприятно иное — подвешенное состояние в переносном смысле. Он хотел сказать девушке нечто важное, что определит его жизнь. Слова, родившиеся в голове, готовы были слететь с языка, но слова эти — осколки, которые не хотели собираться в осмысленный фрагмент речи. Слова, они как легкие перья, которые следует поймать и правильно расположить друг за другом, но вот попробуй поймать их с первого раза и расставить.

Слова ли?

Мысли спутались…

Бран почувствовал вину перед девушкой и — «вот же проклятье!» — в чем он провинился, не знал. Желал вспомнить, но вопрос «в чем моя вина?» ударялся о глухую стену беспамятства. Он желал вспомнить, что произошло между ними, но не разрушить и не обойти стены.

Он глянул вниз на ноги. Ступни не доставали половины фута до пола и оказались не в фокусе, или опять эта белесая дымка не дала рассмотреть их? Как Бран не напрягал зрения, но смог рассмотреть ступней. Он даже не знал, были ли обут.

Бран поднял взгляд на девушку и поймал ее взгляд. Она с упреком посмотрела на него. А вот ее он почему-то видел хорошо, по крайней мере, лицо. Оно оказалось в фокусе. Девушка села, медленно положила руки колени. Губы незнакомки, нервно сжатые, расслабились, выпуская на волю фразу. Бран проследил за движением губ. Томный выдох и легкая улыбка коснулась губ. И эта фраза обрела вкус грейпфрута. Легкая кислинка и горчинка и еще обволакивающие ноты сухого белого вина. Откуда у фразы появился вкус, может, тоже из прошлого, но память молчала.

Фраза была короткой:

— Ты понимаешь меня?

Казалось, этим губам предназначено говорить только нежные слова, они не должны произносить печальных фраз, и уголки губ не должны опускаться. Лишь радость и счастье.

Бран удивился. Слова прозвучали не только томно, но в них оказалось столько тоски, призыва и нежности, какой-то невероятный коктейль светлых и грустных мелодий. Человеческий язык — это музыка, но три коротких слова разнились с женским взглядом, который был наполнен упреком. Как это возможно? Упрек, обвинение в преступлении, о котором он не ведал и в тоже время невероятная нежность? Как? Как это могло существовать одновременно на одном лице.

Мысль, кажется, родилась сама собой, пришла из глубин памяти: «Вот этот свет, заливающий уютную комнату, и есть физическое воплощение женской нежности».

Конечно, Бран знал эту девушку, он попытался вспомнить ее имя и не смог. Его память была жестока с ним. Сознание с разбегу врезалось вновь в стену безмолвия, озноб пробежал по телу. Он сделал глубокий вдох, ровный и спокойный, чтобы начать вспоминать, но в комнате погас свет. Он оказался в тесном ящике, его руки машинально ударили в прозрачную стенку, но бронестекло выдержало удар. Безумная мысль о том, что его заживо похоронили, возникла как яркая вспышка. В следующее мгновение мысль погасла. Нет, он добровольно находится здесь.

Его ноги болтались в воздухе и не могли коснуться пола, а еще было чертовски холодно. К лицу противной медузой присосалась дыхательная маска. Из-за нее глубокий вдох сорвался, в горле запершило, и Бран глухо закашлялся. Он дернул руками, но их сдерживали путы. Скосив взгляд вниз, заметил трубки, торчащие в венах. Он еще раз дернул руками, и трубки выскользнули. Ни крови, ни боли. Бран легко дотянулся до маски и, сорвав ее, пошарил за спиной. Ремни, которыми был перевит торс, сходились сзади в области поясницы и массивными карабинами крепились к мощному железному кронштейну. Дрожащие кисти слепо пробежались по кронштейну несколько раз, ища кнопки и рычажки. Пальцы, будто у пьяницы, попытались поймать рычажок, но неудачно. Наконец, они схватили его и сдвинули в нужную сторону. Тут же передняя прозрачная стенка с шипением ушла вверх, а ремни ослабли. Бран повалился вперед. Ноги как ватные. Перед глазами все плыло. Бран прополз пару шагов на четвереньках, затем лег на пол и затих. Он закрыл глаза, восстанавливая дыхание. Если бы Бран был в полном сознании, то открепить себя от кронштейна не представило труда, но после многолетнего сна даже простые движения давались тяжело. Даже дыхание — условный рефлекс — не сразу восстановилось.

Бран открыл глаза и тупо посмотрел перед собой. Зрение вернулось: нечеткие очертания окружающей обстановки, казавшиеся грубыми и крупными, уменьшились в размерах. Детали интерьера, фактуры, линии — их стало больше.

Здесь, за пределами капсулы воздух был теплее. Он вспомнил: это капсула гиперсна, он пробудился, его имя — Бран, это дозорная рубка «Фрашкарда». А дальше?

Часть трубок, те, что оказались длиннее, так и не вышли из тела. Бран потянул их дрожащими пальцами. Трубки с хлюпаньем вышли из тела. Из их концов вытекли остатки питательной жидкости. Система пробуждения среагировала: она втянула трубки во чрево капсулы, бронестекло шумно опустилось вниз.

Бран повернул голову и, фокусируя взгляд на капсуле, различил в полумраке дозорной рубки надпись на капсуле: чуть слева на бронестекле — «капрал», а под ней крупнее и по центру — «БРАН».

От такого простого движения шея заныла, и голова закружилась, тошнота подкатила к горлу, он перевернулся на спину и затих. Приступ прошел. Закрыл глаза, выпал из реальности и задремал. «Фрашкард». Не космический корабль. Это целый космический город. Его размеры огромны. Это дозорная рубка. В центре находится панель управления с тремя креслами. Если он здесь, то не просто так. Тогда каково задание? В чем заключается миссия космической экспедиции? А конечный пункт? Что мы везем? Каков характер груза?

Вереницу беспорядочных вопросов прервала вибрация. Вначале Бран решил, что это очередной приступ — судорога — последствие длительного пребывания в глубоком сне, но нет, дозорную рубку мелко трясло. Освещение поработало пару секунд, ослепив капрала, и вновь погасло.

Надо встать. Это оказалось не просто. После гиперсна мышцы атрофировались и не слушались, все тело покрывала слизь, а отмершая кожа сходила лоскутами. Вспомнив, что рядом с капсулой располагался индивидуальный ящик, ручка которого находилась на высоте одного фута от пола, он прополз на четвереньках до капсулы. Потянул за ручку. Ящик высотой в человеческий рост бесшумно выплыл из стены и щелкнул зафиксировавшись.

Бран, опираясь о выдвижную конструкцию, встал в полный рост и посмотрел на содержимое ящика. На уровне глаз — слева закрытый отсек с красным крестом (ясно, аптечка), в центре зеркало, к зеркалу прикреплена фотография девушки из сна, справа надпись «гигиена и прочее», а ниже на английском — «ВНИМАНИЕ!» и мелким шрифтом что-то напечатано. Бран скользнул взглядом вниз, заметил в нише «светлячка» — автономный фонарь с химическим светом. Он взял «светлячка». Это была упругая пластиковая трубка длиною в локоть. На торцах нарисованы насекомые — светлячки. Бран согнул трубку. Сухой хруст — и реакция внутри колбы дала тусклый, но ровный зеленоватый свет. Капрал направил фонарь на надпись.

«ВНИМАНИЕ! Если вы способны после пробуждения от глубоко сна (гиперсна) различить данный шрифт, то негативные последствия пробуждения закончились. Пробуждение характеризуется дезориентацией в пространстве, нарушением моторных функций организма, слабым зрением и слухом. Не беспокойтесь, в течение нескольких минут это пройдет. Основное нарушение — потеря памяти. В случае частичной или полной потери памяти необходима эмоциональная привязка к прошлому. Это позволит вам быстрее всё вспомнить. Для этого каждый участник проекта «Райские яблоки» должен иметь в индивидуальном ящике предмет из своего земного прошлого».

«Райские яблоки»? Это что?

Предмет из земного прошлого? Звучало так, что никакой Земли не существует. Планета осталась только как воспоминание. Да, воспоминания.

Бран перевел внимание на снимок. Девушка была сфотографирована по пояс. Она одета во всё белое: футболка, попали в объектив джинсы, кажется, серый пояс. На заднем фоне не в фокусе — море. Когда сделан снимок? Фотографировал он. Ну, а кто же еще? Но кто она? Кто эта улыбающаяся девушка? Кто она ему? Жена? Нет. Или просто подруга? Мы расстались? Вряд ли. Или все-таки расстались? Насколько мог судить капрал, тот сон был не фантазией, а воспоминанием о ссоре. Почему мы поссорились? Да, это воспоминание. В состоянии гиперсна, вспомнил Бран, не бывает сновидений. Только при погружении в анабиоз или при возвращении к реальности.

Он закрепил «светлячка» над зеркалом, открыл гигиенический шкафчик, нашел полотенце, светодиодный фонарик на батарейках, убрал остатки мертвой кожи, надел форму и, достав лазерную бритву, начал не торопясь сбривать щетину, бросая короткие взгляды на девушку. Память молчала. Он так ничего и не вспомнил.

Вторая судорога прошлась по дозорной рубке. Освещение вновь зажглось и тут же погасло. Опять тишина. «Похоже, система пытается выйти на стабильный режим, но неполадки в ядерном реакторе, или неисправности в электропитании не дают перейти в нормальный режим. Стоп!», — Бран остановил поток мыслей. Он закончил приводить себя в порядок и, вернув бритву на место, осмотрел гладкую кожу. Из зеркала на него смотрел молодой человек тридцати лет. Повернулся левой щекой, затем правой щекой, провел по коже пальцами. «Откуда я знаю о неполадках с реактором?» — спросил он себя.

Капрал осмотрелся. Дозорная рубка представляла собой десятигранную призму высотой не менее восьми футов. Между противоположными «гранями» декагона метров восемь. Было три двери. Каждая «грань» помещения — два с половиной на два с половиной метров. На стене противоположной от входа на капитанский мостик работала панель монитора ресурсов. Ее желтые, зеленые и красные индикаторы мерцали в полумраке. Для непосвященного они не имели смысла, но Бран легко прочитал этот цветовой шифр и пришел в ужас. Его как ледяной водой окатило: что-то пошло не так. Почему он сразу не заметил?! Аварийный свет падал на капсулы гиперсна. Они все были пусты, кроме одной капсулы, которая находилась рядом с его капсулой. «Лейтенант МЁРЛИНГ» — прочитал надпись Бран. Он вспомнил. На одной стене по три капсулы. Каждая тройка капсул соответствует одной смене. Всего шесть смен дозора. Смена длится два земных года.

Бран расстегнул левый рукав и изучил татуировку на внутренней стороне предплечья: «Инжетех.№5». Ясно. Инженер-техник, пятая группа. Но их должна была разбудить четвертая группа и уйти в глубокий сон, но капсулы четвертой группы оказались пустыми. «Тоддсон, Роуз, Кемпт», — прочитал Бран. — Где четвертая смена? В пятой группе, только я и Мёрлинг, а где третий из наших? Где лейтенант Ригз? Что происходит?! Где остальные? Шерд? Никсон? Хадсон?». Последние три фамилии относились к шестой смене.

Бран, схватив «светлячка», кинулся к двери, ведущей на капитанский мостик, стал нажимать лихорадочно на сенсорную кнопку «ОТКРЫТЬ/ЗАКРЫТЬ». Кнопка мигала, но сервоприводы молчали. Ну, конечно, энергии не хватает, чтобы открыть дверь. А сейчас как раз не мешало бы попасть на капитанский мостик. Там находится бортовой журнал, подробные записи о состоянии систем и прочее. Они бы дали ответ на вопрос, что здесь произошло.

С шумом поднялось бронестекло, и капсула выплюнула лейтенанта Мёрлинга. Он поднялся на четвереньки и застыл, тяжело дыша. Сорвал маску. Бран взял под мышку «светлячка» вынул из нагрудного кармана светодиодный фонарик и посветил на лейтенанта. Лейтенант поднял голову, и устало глянул на капрала. Взгляд только что проснувшегося человека не смог сфокусироваться.

— В чем дело? Что происходит? — спросил Мёрлинг.

— Вы только что пробудились. Дезориентация. Частичная потеря памяти.

— Ты вообще кто? — натужно выдохнул лейтенант, словно это были последние слова в его жизни.

— Капрал Бран.

— Убери этот чертов фонарь, капрал!

— Извините. — Бран выключил фонарь.

— Так что происходит?

— Мы на «Фрашкарде».

— Это что за хрень?

— Космогород. Мы в экспедиции.

— Опять? — простонал лейтенант. Его голова упала и безвольно болталась. — Как себя помню кругом эти сплошные экспедиции, экспедиции, экспфф…

— Значит, мы не единственные?

— Не знаю. Не помню, — произнес Мёрлинг и повалился на пол.

Бран посмотрел на него, но не стал приводить в чувства. Пусть сам очнется, главное не спешить. Придется подождать. Но ждал капрал недолго.

Мёрлинг, очнувшись, приподнялся и вынул трубки из тела, встал в полный рост и, шатаясь, поплелся к своему индивидуальному ящику. «Выглядит лейтенант лет на пятьдесят, но держится молодцом, не то, что я, провалялся минут пять на полу в прострации», — отметил Бран и спросил вслух:

— Вы точно ничего не помните?

— Что я помню, так это… — Он задумался, сдирая с себя омертвевшую кожу и бросая ее на пол. — Последний раз я просыпался мучительно и тяжело. Врагу не пожелаешь. Точно мертвец, восставший из могилы. Но сейчас, вроде, легче. Правда, все познается в сравнении. Все относительно, капрал, да?

— Конечно. — Бран убрал фонарик в карман, а «светлячка» положил на край панели управления. — Лейтенант, вы сказали про экспедиции. Почему? Таких кораблей, как наш, много?

— Насколько я припоминаю, нет, не много. Вроде, должно быть три, включая наш космогород. — Мёрлинг задумался и осмотрелся по сторонам. — Здесь должен быть утилизатор. Не знаешь, где? Надо убрать мусор после себя. А где остальные? Где Ригз? Что произошло?

— Я хотел попасть на капитанский мостик, чтобы все выяснить, но дверь не открывается.

— Ладно. — Лейтенант обтерся полотенцем и надел форму. — Попробуем действовать не торопясь. На мостик мы еще успеем. Прежде выясним обстановку.

Мёрлинг сел за панель управления и стал осторожно постукивать по сенсорным кнопкам.

— Бесполезно, — вмешался Бран. — Перебои с электричеством. Похоже, проблемы с реактором.

— Погоди, погоди. Сейчас соображу. Так не пойдет. Давай, хоть резервное питание врубим.

Лейтенант опустил руку под панель, нащупал и убрал заслонку, затем потянув за рычаг, начал его раскачивать. Слева от рычага загорелись нули, пошел отсчет процентов и, достигнув ста, он остановился. В рубке появилось освещение.

— Блин, как же я не догадался сразу! — восхитился Бран.

— Ну-тка!

— Я проверю дверь на мостик.

Капрал подошел к ней и нажал кнопку — сервоприводы молчали.

— Видимо, неполадки серьезнее, чем ты думаешь. Проверь другие двери.

Бран бросил взгляд на них. На одной из дверей была надпись: «Комната отдыха». На другой двери надпись информировала, что это комната гигиены. Обе двери легко открылись. Омертвевшую кожу бросили в утилизатор, который располагался в конце гигиенической комнаты.

— Я попытаюсь наладить связь, — сказал Мёрлинг.

Пальцы быстро забегали по панели. В воздухе появился голографический экран. Мёрлинг удовлетворенно кивнул:

— Ну, хоть что-то работает. Внимание! Говорит лейтенант Мёрлинг. Ответьте. Говорит лейтенант Мёрлинг из… Черт! У нас какая группа?

— Пятая.

— Почему пятая?

Бран засучил рукав и показал татуировку на предплечье.

— Ясно, — кивнул лейтенант. — Это пятая группа, прием. Ответьте. Говорит лейтенант Мёрлинг из пятой группы. Меня кто-нибудь слышит? Прием. Что за херня! Не может быть этого, капрал. Не может быть, что на эдакой громадине бодрствовали только мы с тобой.

— Интересно, а насколько огромен «Фрашкард»? Можно посмотреть в базе.

— Здесь не получится. Или получится. Вообще-то вся основная информация на капитанском мостике. Хотя ты молодец капрал. Может, стоит и глянуть здесь, на панели управления? Но почему-то в мозг засела мысль, что основная информация на мостике.

— Странно.

— По-моему, все логично. Здесь мы просыпаемся, приходим в себя и идем на мостик. Несем вахту. Все сведения там. — Мёрлинг кивнул на неприступную дверь. — Там прячутся ответы на все наши вопросы.

— Видимо, остальные смены ушли на поиски ответов, — предположил Бран.

— Знаешь, в твоем предположении есть здравое зерно. Допустим, они столкнулись с такой же проблемой, что и мы: проход на мостик заблокирован. Это единственный выход отсюда. Есть перебои с питанием. Как они могли покинуть рубку? Только альтернативным путем.

— Но выход в коридоры «Фрашкарда» только через мостик и через… — Капрал, подняв голову, посмотрел на решетчатый потолок и сразу догадался: — Вентиляция! Инженерные ходы!

Мёрлинг, проследив за его взглядом, вымолвил:

— Бран, ты не помнишь, где здесь холодильники с едой? Есть хочется.

***

«Земля. “Фрашкард-1”. Результаты телеметрии: всё в норме. Курс скорректирован. Расстояние: 5,96е+9 км».