ЧАСТЬ 1 ГЛАВА 10

Свод проснулся около полудня. Завершение их долгого путешествия растянулось чуть ли не до утра. Хоть от Патковиц до Мельника и было-то всего около четырех миль, а ехали ночью, стало быть, медленно. К тому же откуда Ричмонду было знать, что отписанное сыну паном Криштофом Войной имение Мельник окажется таким большим. Со слов того же Якуба, мест, подобных этому, находящихся под крылом Короны в Литве, было достаточно, и это было явным признаком того, что не только староство[1] Войны, а и все государство имело в настоящее время заметный политический крен в сторону Польши.

Мельник оказался целой группой великолитовских поселений с небольшим замком и усадьбой, которые, как и казенный надел местного старосты, принадлежали роду Войны и были отмечены королевским польским гербом. К тому моменту, когда путешественники, добравшись в центр староства, разгрузились, перекусили и улеглись, небо на востоке уже розовело.

Вышедшего в гостиную и проспавшего до полудня иностранного гостя приветствовал поклоном светлоголовый молодой слуга. Зал, в который вышел Ричи сразу после пробуждения, был пустым. Во всем здании царила тишина и умиротворение. Свод не без удовольствия прогулялся по сверкающим дубовым полам, выглядывая сквозь широкие окна замка во двор, где в лучах осеннего солнца сиял золотом опавшей листвы дивный парк.

Представитель домашней прислуги смотрел на иностранца с нескрываемым восхищением, что его немало забавляло. Ричи окинул взглядом высокие расписные потолки, после чего, заходя по залу на второй круг, прикинул толщину замковых стен и заключил про себя: «За ними запросто можно держать серьезную осаду». Это было весьма кстати, особенно в свете услышанного вчера от Якуба.

Важный иностранный пан не мог больше молчать и потому высказался вслух о роскоши замка товарища и особенно о крепости здешних стен. Он с видом большого знатока военной архитектуры указал в окно на широкую каменную кладку замка. На лице озадаченного слуги замер немой вопрос. Последнее, что он услышал от панского гостя, было: «very safe wall»[2].

— Вол? — неуверенно переспросил слуга.

— Уол, уол, — ответил пан, жестами показывая толщину стены.

Слуга осторожно подошел к окну и выглянул во двор. Под окном, подставляя спину теплому солнышку, сидел и высматривал что-то в кустах огромный рыжий котище.

— Вол, вол, — настойчиво повторял иностранец, отмечая возрастающее недоумение в глазах литвина и для убедительности сильно ударяя по мощной каменной стене кулаком.

Лицо слуги медленно вытянулось.

— Хай сабе вол[3], — наконец, вымолвил он, внутренне сжимаясь от настойчивости пана.

Свод, глядя в преданные глаза парнишки, тут же понял, что произошла какая-то накладка и все его попытки перекинуться парой-тройкой слов с домашней прислугой, по крайней мере, сейчас, обречены на неудачу. Гость хорошо понимал, что, если бы в доме Войны хоть кто-то из слуг владел английским языком, Якуб непременно прислал бы его, а не этого болвана.

Меж тем уже очень скоро англичанин убедился в том, что отлучившийся куда-то Якуб как следует проинструктировал свой домашний люд. Не имея возможности общаться с кем-либо с помощью родного языка, Ласт Пранк обращался к слугам на языке жестов, уже известных ему слов, и его прекрасно понимали.

Стоило только спросить: «Мистер Якуб?», как ему тут же указали куда-то вдаль и даже изобразили в лицах, как пан Война ускакал в ту самую даль. Стоило показать, что неплохо было бы умыться, и его тотчас же отвели в умывальню с прекрасной фарфоровой посудой и шикарными льняными полотенцами. Поесть? Пожалуйста! Показываешь на рот и говоришь: «Ам-ам».

К слову сказать, завтракал Свод в полном одиночестве. Впрочем, это его не сильно расстроило, ведь откушал он с таким удовольствием и аппетитом, что готов был пойти и лично расцеловать повара за прекрасную работу. Определенно, литовская кухня пришлась Своду по вкусу.

После завтрака заграничный гость, чтобы не уснуть, разомлев от принятого во время трапезы вина, вышел прогуляться в парк. День был солнечным и теплым. Подсушиваемая легким ветерком, шелестела опавшая листва. Свод, щурясь на солнце, свернул налево и побрел по загибающейся полукругом и теряющейся где-то далеко в парке липовой аллее. Все деревья во встречающем его парадном строю были уже голыми. Листвы на земле было так много, что большую ее часть, дабы она не мешала ходьбе, убрали и сгрузили в кучи между деревьями.

Ричмонд грустно улыбнулся, глядя на великолепие золотой осени. Он тихо радовался тому, что никто не видит его слабости в эти минуты. Сладкая нега подступала к сердцу, и оно начинало ныть. Никогда, никогда Ласт Пранк не испытывал ничего подобного. Перед глазами Ричмонда всплывало лицо литовской девушки.

Возможно, Якуб был прав. Она действительно имела власть над ним. Ричи улыбнулся этой мысли. Он многое повидал на своем веку, в том числе и любовь красивых женщин, и великолепие прекрасных природных пейзажей. Случалось, что он попадал в такие затерянные уголки земли, которые с легкостью можно было назвать раем. Но вот странное дело — в данный момент даже самый обыкновенный литовский парк выигрывал перед всеми теми красотами. А все потому, что где-то недалеко была она.

Да разве ж мог он когда-либо подумать о том, что вот так, как последний идиот, будет бродить среди деревьев и страдать? Вчерашнее бегство литовки не будило в нем гнева. Он простил ей это, несмотря на печальную уверенность в том, что они уже больше никогда не встретятся.

Тишину засыпающего парка нарушил топот копыт. Жирная сырая земля гулко отдавалась мощным ударам, и вскоре позади Ричмонда, пригибаясь на скаку под нависающими ветками лип, появился Якуб.

— Мистер Свод! — улыбаясь, выкрикнул он, подъезжая и спрыгивая с лошади. — Доброе утро. Как вам моя тисовая аллея?

— Тисовая? — не веря собственным глазам, возмутился Ричи. — Помилуйте…

— Да я шучу, Свод, — рассмеялся Война, тоже пребывающий в прекрасном расположении духа. — Что с вами, Ричмонд, уж не переспали ли вы сегодня пару лишних часов?

— Да, — отмахнулся англичанин, стараясь сбросить с себя маску грусти и выдать ее за налет послеобеденной лени, — я вам так скажу, Якуб, если я буду постоянно столько же съедать и так много спать, как сегодня, в скором времени непременно потеряю форму и стану похож на черного эллинского борова.

— Ну что вы, — рассмеялся Война. — Во-первых, уверяю вас, литовские боровы ничуть не хуже эллинских, а во-вторых, — пошутил он, — хоть у меня в хозяйстве их и достаточно, но появление столь значимого конкурента они могут пережить весьма болезненно. Но шутки в сторону. Мне показалось, что я уловил в вашем голосе недовольство стряпней моего повара? Вас заставляли есть что-то из того, что вам не понравилось?

— Глупости, — возразил англичанин. — Вы, Якуб, прекрасно понимаете, что я имел в виду. Напротив, такого кока еще поискать нужно. А я гляжу: у вас сегодня отличное настроение, мой друг! Прогуляемся?

Свод указал рукой куда-то в глубь аллеи, и Война, как только было можно укоротив узду своего скакуна, с удовольствием зашагал рядом.

— В завершение начатого разговора, — продолжил Ричи, отмахнувшись от принюхивающегося к его уху коня Войны, — хочу только уточнить, что в мире вообще крайне мало людей, способных заставить меня что-либо делать против моего желания.

Война бросил хитрый взгляд в его сторону.

— Да ладно вам, — полным раскаяния голосом произнес молодой пан. — Я совсем не хотел вас задеть или вынудить становиться в позу. Впрочем, мне кажется, я все же знаю одного такого человека…

Пришла очередь англичанина одарить своего собеседника колким взглядом.

— Да, — с нескрываемой грустью признал Ричи правоту товарища, — знаете.

— Вы все еще расстроены ее бегством? Мы же все это уже обсудили…

— Не вспоминайте о ней, Якуб, я хочу отвлечься. Поверьте, мне самому страшно: я чувствую желание бродить по вашему парку, заламывая руки в любовных страданиях. Мне не нравится такой Ричи, думаю, и вам такой совершенно ни к чему, так что впредь прошу: не оставляйте меня одного. Итак, — встрепенулся Ричи, — рассказывайте, где вы были, что интересного видели?

Война вскинул брови.

— Да уж, — с удовольствием произнес он, — впечатлений предостаточно. Каюсь, Ричи, нехорошо было с моей стороны оставлять гостя в одиночестве, но, поверьте, так было надо. Да и вам нужно было отдохнуть с дороги.

— А вам? — участливо спросил Свод.

— У меня не было выбора, — улыбнулся в ответ Якуб. — Я, признаться, не спал половину сегодняшней ночи. Все размышлял о том, с чего и как мне все здесь начать? Знаете, у нас в народе не зря говорят: «утро вечера мудренее». В конце концов, я и решил оставить все размышления о делах до рассвета. Но проснулся я так рано, что просто не посмел вас будить, ведь не каждый день получаешь под свою опеку такое имение.

Я обошел все, от кухни до кладовых. Нужно же было собрать в обратный путь дядин поезд и его слуг. Должен признаться, что я остался недоволен тем, что половина моих людей преспокойно спала в то время, когда я появился на кухне. Заметив меня, бодрствующая их часть бегала куда-то, как они думали, незаметно для меня, и будила спящих. В результате компанию Зыгмуся все же собрали и отправили обратно к границе.

После этого я решил заняться запланированными еще ночью делами, но увы. Оказалось мой отец, едва только узнал о том, что с нами произошло на море, сразу же прислал сюда своего управляющего с распоряжениями и деньгами на все то время, пока не появится здесь сам. И судя по всему, в скором времени следует ожидать появления здесь моего родителя. Но об этом позже.

Что же касается сегодняшних новостей, Свод, я могу только признать, что все мои надуманные ранее распоряжения оказались просто не нужны. Они требовались только в части вас. Поэтому, не найдя ничего лучше, я от переизбытка энергии просто всполошил весь замок и приказал оказать вам, мой друг, максимум внимания, сам же тем временем съездил в Слободу к старосте.

Признаюсь, это был едва ли не самый разумный поступок за все мое сумасшедшее утро. Мы долго беседовали с паном Станиславом, и поверьте, то, что я услышал вчера от Патковского и пересказал вам, не стоит и пятой доли того, что я узнал сегодня. Между прочим, староста со своим старшим сыном обещал быть у нас к обеду. Думаю, он поведает нам еще что-нибудь интересное.

Война переложил узду в другую руку и, оказавшись ближе к Своду, пошел с ним рядом.

— Оказывается, — продолжил Якуб, — тот разбойник, о котором вчера нам рассказывал пан Альберт, тут весьма популярная личность. Как уверил меня пан староста, стоит только достаточно долго погулять в окрестных лесах, непременно есть шанс напороться на его людей, и тогда одному богу известно, что они с вами сделают!

— О! — оживился Свод. — Это звучит как вызов.

— Именно так, поэтому я, на свой страх и риск, решил сегодня прокатиться в сторону Патковиц напрямую. Как раз где-то там, как думает староста, в непосредственной близости от теперь уже моих владений и обосновался этот Базыль Хмыза. Мы с вами вчера добирались сюда в объезд. Откровенно говоря, по-другому и не вышло бы, ведь экипажем через лес просто невозможно пробиться. Но то вчера, а сегодня я, где верхом, а где даже пешком, обошел часть леса до самой Юрасиковой церкви.

— Какой? — не понял Ричмонд.

— Юрасиковой, Ричи. Это не церковь, а развалины старой церкви в лесу между Патковицами и Мельником. Юрасиковой ее зовут потому, что, по слухам, там водится привидение или призрак погибшего давным-давно священника, которого звали отец Юрий. Призрака же народ прозвал Юрасик…

— М-м, — заинтересованно прогудел себе под нос Свод.

— Ничего интересного, уверяю вас. Я и мои друзья в детстве играли там чуть ли не каждый день и не видели ничего даже мало-мальски напоминающего призрак. Так вот, Ричи, я провел сегодня в лесу массу времени, отчего, собственно, и опоздал к вашему позднему завтраку, но никого так и не встретил.

Ну? Что вы скажете? Хоть я и не смог составить вам компанию за столом, однако, мне кажется, я многое успел.

Свод был задумчив.

— Не знаю, — ответил он не сразу. — Мне трудно обо всем этом судить, поскольку, скорее всего, я услышал не все, что вам успел рассказать этот звездочет.

Глаза Войны округлились:

— Какой звездочет?

— Ну, этот стар… как вы там его называете?

От внезапной догадки Якуб просто прыснул со смеху .

— Ох, Ричи, — отдышавшись, наконец смог выдавить он из себя, — я на вашем месте не сильно бы доверял совпадениям в наших языках. Староста совсем не от слова «star», и никакой он не звездочет, уверяю вас. Этот человек… что-то вроде старшего управляющего.

Слушайте, а действительно смешно. Подобным образом можно отметить много совпадений в наших языках. Вот вам пример, — Якуб сделал шаг к кусту акации и отломал у засыпающего на зиму растения длинный шип. — Знаете, Свод, как называется эта штука на мужицком?

— Понятия не имею.

— Шып.

— Ship? Как «корабль»?

— Да.

— Подумать только. Ведь ничего общего…

— Правильно, Ричи. Так что мало ли какое еще может быть совпадение? Например, мужицкое «тудэй[4]» и английское «сегодня», мужицкое «бот[5]» и английское «лодка». Это же просто смешно или нелепо. Вам укажут на человека и скажут «той[6] », а вы будете ломать себе голову, при чем тут игрушка?

— Черт, — с досадой выругался Ричмонд. — А ведь я на самом деле уже вторично за сегодня попадаю из-за этого в какое-то неловкое положение. Ну да бог с ними, с этими совпадениями. Вернемся к нашему разговору. Так вот, кто бы ни был этот человек, звездочет или управляющий, но, ссылаясь на его совет, я бы на вашем месте в одиночку ни под каким предлогом больше не совался в лес. Это действительно опасно. И если люди вас предупреждают, то либо очень не хотят, чтобы вы во что-нибудь вникали, либо просто предостерегают от реальной опасности. Ведь на самом деле этот разбойник неспроста обосновался поблизости от ваших земель.

— Ну что вы, — возразил Якуб, — напротив, думаю, как раз тут все вполне объяснимо. Хозяин здешних земель богат, постоянно в разъездах, и хоть добра в имении достаточно, но и людей тоже, поэтому прямо в усадьбу воровать и грабить никак не сунешься. А так… пощипать проезжих — что тут такого? Опять же, у старосты не столько силы и власти, чтобы всех поднять на поимку этого негодяя. Да и негодяй он, Ричи, по слухам, самый что ни на есть посредственный. Чрезмерных вольностей себе не позволяет. Берет столько, сколько ему и его людям надо, и не больше того.

— Не вздумайте только его оправдывать или, не дай бог, защищать. — разом отрубил несерьезное отношение к разбойному люду Свод. — Я таких парней знаю, повидал. Так что, каким бы ни был этот разбойник, Якуб, он опасен. Для него вы, то есть молодой хозяин, — лакомый кусочек. Он прекрасно понимает, что добро, которое можно отнять у вас за один налет, у местной бедноты ему надо будет вытрясать очень долго. Так что вы поступили опрометчиво, забравшись туда, к развалинам. Будь моя воля, я именно там бы и устроил свое бандитское логово.

— Нет, Ричи, — осознавая свою оплошность, вздохнул Якуб, — видели бы вы те развалины. Чего-чего, а логова там никак не получится.

Свод был непреклонен.

— Я вам, конечно, верю, — заметил он, — но мне, как человеку, обещавшему вас охранять, не мешало бы посмотреть на все это своими глазами.

— Что ж, — не стал возражать Война, — тогда после обеда мы вполне можем туда прокатиться.

— Рискованно, — засомневался Ричи, — вдвоем? Но, с другой стороны, смело. Мне это нравится. Хороший, сильный ход — приехать и как следует поговорить с главным этих лесных голодранцев. Одного боюсь: как бы нам не нарваться на неприятности, ведь за беспечность и недооценку противника всегда приходится платить особенно дорого. Ну что же, — оживился англичанин, — не найдется ли тогда у вас какого-нибудь оружия для меня?

— О! — улыбнулся Война. — За это не переживайте. Вы просто не знаете моего отца. После сегодняшней утренней инспекции я могу с полной уверенностью заявить вам, что в случае необходимости мы запросто смогли бы вооружить даже небольшой отряд. А что касается недооценки противника, то мне кажется, не стоит так уж сгущать краски. Будь этот Хмыза серьезным нарывом, надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю, вскрывать эту опухоль уже давно прислали бы королевских солдат.

— Кто знает, кто знает, — двусмысленно произнес Ричмонд, — насколько я понимаю, с вашей-то ситуацией в стране еще неизвестно, что хуже: жить рядом с разбойниками или обращаться за помощью к чьим-либо войскам? Но, — отбросил он прочь неприятные мысли, — раз вы так уверены в успехе, говорите, каковы наши дальнейшие планы?

— Я, — с готовностью ответил Якуб, — сейчас поскачу к замку, поставлю в стойло коня, умоюсь и буду ждать. За это время вы вернетесь со своей прогулки. Мы отошлем старосте гонца и перенесем мое сегодняшнее приглашение в гости на завтра. Затем дождемся обеда, покушаем, зайдем в оружейную палату отца, возьмем все, что нам надо, и поедем искать приключений в места моего детства.

— Ничего не имею против этого, — довольно ответил Свод, — мне кажется, жизнь снова потихоньку начинает приобретать истинное, далеко не ангельское лицо…

Они выехали из имения в тот момент, когда солнце уже давно перевалило за свою небесную гору и стало быстро спускаться за остроконечные зубья парковых деревьев. Редко встречающиеся по пути крестьяне приветственно кланялись молодому хозяину и его гостю. Весть о том, что в Мельнике появился сын пана Криштофа, облетела все окрестности еще утром, впрочем, как и о то, что встает он рано и спуску не дает никому.

Свод сразу отметил у своего молодого друга хорошее умение держаться в седле. Этого нельзя было не заметить, впрочем, как и того, что скакать с оружием тому не доводилось никогда. Большая кавалерийская сабля беспрестанно подскакивала перед его носом, грозя ударить седока, либо, болтаясь где-то сзади, рисковала просто потеряться. Ричи стеснялся что-либо посоветовать или, не дай бог, сделать замечание решительно настроенному Якубу. К чести того стоит сказать, что он все же нашел выход. Управляя лошадью одной рукой, второй он просто плотно прижал саблю к бедру. Странное дело, но выглядело это настолько воинственно, что со стороны казалось, будто молодой пан вот-вот собирался выхватить свое оружие и в одно мгновение сокрушить целую армию врагов.

Едва всадники выбрались на открытое пространство, Ричи вдруг выкрикнул:

— Наверное, зря…

— Что зря? — не понял Якуб.

Свод скорчил гримасу:

— Сабли взяли зря…

— Думаете, мечи были бы лучше? Или вы намекаете на то, что я никудышный вояка?

— Нет, Якуб, просто я вижу, какие неудобства вам доставляет оружие. Мне даже страшно подумать, — добавил он с улыбкой, — что бы было со спиной вашей лошади, если бы вместо сабли болтался, скажем, двуручный меч?

— Я справлюсь, — ничуть не обиделся Война, — а вы, чем потешаться, лучше бы обучили меня тому, как следует обращаться с оружием на скаку.

Свод внимательно посмотрел на Якуба.

— Мой знакомый, — сказал он, — Мартин Дикин, как-то поведал мне основную заповедь всех великих воинов: «Это главное, — сказал он, — что нужно сделать для того, чтобы победить». Да-а… — задумчиво протянул англичанин, — было время...

— И что эта заповедь гласит, Свод?

— Какая заповедь? — переспросил Ричи, всматриваясь в тонкую кромку леса, появившуюся за холмом, и, судя по всему, напрочь позабывший, о чем идет речь.

— Ну, — уточнил Война, — что нужно сделать, чтобы всех победить?

Ричи приподнялся в стременах.

— Что нужно? А, — опомнился он, — а нужно-то только и всего: ворваться в расположение врагов, и всех перебить к чертовой матери!

Путь к намеченной цели в действительности оказался недолгим. Короткий рывок пущенных в галоп лошадей моментально приблизил к ним казавшийся далеким лес, защищенный от непрошенных гостей высоким валом колючей ежевики. Пришлось спешиться и искать место, где это природное заграждение имело бы хоть какую-то брешь. Вскоре такое место нашлось, причем оно было не просто хорошо проходимым, а даже имело легко различимую тропинку, исчезающую где-то в густых зарослях низкорослого леса.

— Утром, — кивая на обнаруженный проход в ежевике, тихо произнес Якуб, — я пробирался через эти кусты намного правее.

Свод внимательно всматривался в густое переплетение веток.

— Вам повезло меньше, — задумчиво сказал он. — Что ж, если есть тропа, значит, кто-то по ней ходит. Что бы там ни было, Якуб, обнажите свое оружие и не отставайте от моей лошади, я пойду первым…

С этими словами Ричи, пригибаясь под низко нависающими ветвями деревьев, шагнул в сгущающийся мрак леса. Сразу же стало ясно, что красться по-кошачьи у них не получится. Ну не бросать же лошадей, в самом деле? Шагов через двести густые низкие ветки придорожного леса расступились, поднимая перед Войной и Сводом высокий потолок соснового бора. Здесь было заметно светлее. Кони пошли тише, ступая по мягкому настилу слежавшейся иглицы, и на душе Якуба стало гораздо спокойнее. Свод же, всматриваясь в высокие вершины вековых сосен, отмерил несколько десятков шагов и остановился:

— Ну, и где ваши развалины? — тихо спросил он.

Война осмотрелся.

— Вы знаете, — ответил он неуверенно, — мне кажется, мы ушли немного левее. Если идти и дальше так же, то можно выйти к Жерчицам. Это, — не без удовольствия уточнил новоиспеченный хозяин, — тоже наше староство. А если подняться туда, — Якуб указал вправо, на холм, что курганом возвышался шагов за двести в стороне от них, — скорее всего, за этой горой лес пойдет вниз, а уж за низиной и должна быть церковь.

— Хорошо, если так, — вздохнул Свод, и в холодеющий воздух вылетело едва различимое облачко пара. — Как бы нам не пришлось возвращаться или добираться до деревни, о которой вы только что говорили. Вечереет, и, должен заметить, холодает.

Ричмонд повернул лошадь и зашагал в сторону холма, а Война, устав видеть перед собой раскачивающийся круп, пошел рядом, ловко обводя своего скакуна мимо ровных, словно корабельные мачты, стволов.

— Вы боитесь? — спросил он вдруг англичанина после некоторой паузы.

Свод в ответ лишь хмыкнул.

— Не смешите местных белок, — наконец снизошел он до ответа. — Меня пугает только то, что один из нас не умеет как следует обращаться с саблей. Да и лошади в таком густом лесу скорее помеха, чем помощь.

— Вы думаете, нам все-таки что-то грозит?

— Я почти уверен в этом.

Далее склон стал круто подниматься вверх, а настил иглицы неприятно скользить под ногами. Нужно было быть осторожными, дабы не упасть, поэтому разговор прекратился. Холм оказался достаточно трудным препятствием. Взобравшись на него, Свод и Война сделали короткую передышку, чтобы восстановить дыхание. Якуб, стараясь отдышаться, указал вниз:

— Все верно! Как я и говорил. Там внизу большой камень, видите?

Свод кивнул.

— Так вот, — продолжил Война, — прямо за ним, за тем пригорком, еще где-то шагов через триста будет…

В следующий же миг что-то ударило его в бедро. Якуб дернулся от испуга и посмотрел вниз. Из его ноги торчала стрела! Англичанин тут же выхватил саблю и развернул своего коня, прикрываясь его телом как щитом. С тылу их закрывала лошадь Якуба.

Сам Якуб в это время недоуменно, словно в какой-то прострации, глядел на то, как ткань вокруг стрелы медленно окрашивается в бордовый цвет.

— Война, черт побери! — рявкнул Свод. — Спрячьтесь за шею лошади! Если вторая стрела попадет вам в голову, вы уже не сможете что-либо рассмотреть!

С этими словами англичанин бесцеремонно толкнул в шею бледнеющего Якуба, заставляя пригнуться, и тот, придя в себя, растерянно произнес:

— Я жду…

— Чего?! — теряя самообладание, выкрикнул Ричи.

— Мне совсем не больно, — спокойно ответил Война. — Я думал, что от подобного ранения люди просто умирают от боли…

— Что ж, — не без сарказма заметил Свод, — кто-то попал в вас весьма удачно. Может быть, это какой-то местный доктор-кровопускатель? Поверьте, мой друг, сегодня ночью и в самое ближайшее время вы в полной мере сможете узнать, что такое боль, если, конечно, мы доживем и до ночи, и до тех самых будущих времен. — Ричи стал осматриваться над спинами пританцовывающих лошадей. — Что-то мне подсказывает, — тихо сказал он, — что к нам сейчас выйдут парламентеры, в противном случае нас бы уже истыкали стрелами, как ежей. …Я не думаю, Война, что нас окружат англичане, поэтому разговаривать с теми, кто нас так ловко обложил, придется вам. Очнитесь наконец!

Как и говорил Ричмонд, лес недолго поил их обманчивой тишиной. Вскоре вокруг холма под ногами пока еще невидимых людей стали потрескивать сухие ветки.

Якуба и его товарища действительно обложили на самой макушке этого трижды проклятого холма словно диких кабанов. Неоднократно попадавший в разные переделки, пират понимал, что уйти с боем отсюда невозможно и пресловутая теория вояк о том, что захвативший высоту обладает в бою преимуществом, получала прямое опровержение.

— Эй, — выкрикнул Война, — кто тут? Мы знаем, что вы вокруг!

— Што ж ты крычыш, паночку? — спокойно ответил ему кто-то из-за ближних деревьев. — Гэта добра, што ведаеш. А каб ты і далей не забыўся, да каго завітаў, мы табе стралу падаравалі[7]!

Словам говорившего ответил отдаленный хохот по меньшей мере пятерых человек, но Якуб не видел никого. Он покосился на всматривающегося в лес англичанина и выкрикнул:

— Чего вы хотите?

После которой паузы ему ответил все тот же неприятный голос:

А хай бы ўжо і ты нас чым добрым адарыў.

— Магу, — переходя на мужицкий язык, ответил Якуб, — той стралой, што тырчыць з маёй нагі. Як кажуць, ад сябе адрываю, але чаго не зробіш для добрых людзей![8]

— О! — довольно ответили ему из-за другого дерева. — Бач, хлопцы? Як пану трэба, дык і па-мужыцку размаўляць умее. Аддавай, пан, сваю шаблю і што маеш з грошай. І другому пану тое самае скажы. Ён што, не чуе? Нямы?[9]

— А другі, — ответил вместо Якуба первый из говоривших, — мабыць, ад страху штаны памачыў жоўтай вадой[10]?

Лес снова рассыпался лихим смехом, а Свод побагровел.

— Я так понимаю, — тихо сказал он, — над нами сейчас потешаются?

— Мягко сказано, — также негромко ответил Война.

— Черт, — в бессильной злобе выругался англичанин, — клянусь своей кровью, я их достану, с того света достану, даже если меня сегодня убьют!

— Свод, — терпеливо дослушав все это, вздохнул Якуб, — они требуют наши сабли и деньги.

— Саблю? — с досадой прорычал Ричи. — Клянусь Богом, я дал бы им отведать ее сейчас же, но их больше, и я боюсь, что не нам в данной ситуации диктовать условия. Хорошо, положим, сабли мы им отдадим, но денег-то у меня всё равно нет.

— Вы будете смеяться, Свод, — морщась от просыпающейся боли в бедре, произнес Война, — но у меня тоже.

Такого позора ни англичанин, ни литвин еще никогда не испытывали. Люди Базыля Хмызы, а именно так они себя отрекомендовали, в качестве откупного платежа отобрали у них сабли, одежду и обувь, оставив несчастных господ в полунагом виде прямо посреди леса. И если Якуб имел хотя бы штаны (они были сильно испорчены кровью и потому не понадобились лесным сборщикам налогов), то у Свода отобрали все, кроме белых немецких панталон.

Исчезли разбойники так же быстро, как и появились. Лошадей они отбирать не стали, как видно, здесь, в лесу, можно было прекрасно обходиться и без них. Да это и понятно. Ведь следы лошадей всегда заметны, а оставлять следы — это как раз то, что лесным разбойникам было делать непозволительно.

Становилось темно, холодно, а еще просто страшно. Стоило только представить, как молодой пан Война и его заграничный гость в таком виде должны будут возвращаться домой… И все это после недавней лихой скачки во всеоружии на глазах изумленных красотой и величием этого действа крестьян панского села Мельник, что стояло у самого замка.

Войну действительно подстрелили удачно. И, хоть нога начала болеть, рана почти не кровоточила. Стрелу пока нельзя было вытаскивать. В противном случае молодой пан потерял бы много крови. С помощью Ричи он взобрался на круп лошади и, наклонившись вперед, обнял смирное животное за шею. Англичанин, осторожно ступая босыми ногами по колючему настилу леса, повел лошадей.

Худо ли бедно, а выбрались они в знакомое поле. Здесь уже и Свод сумел взобраться в седло. Медленно, давая возможность приближающейся ночи войти в свои права, они отправились в сторону Мельника.

Объехав стороной два хутора и перебравшись через мелководную речушку, жертвы разбойничьего нападения, к своему облегчению, заметили невдалеке на зубчатом фоне парковых деревьев шпили родового замка Якуба.

Война был плох. Его мутило, лихорадило, но он держался молодцом до самых ворот, пока их не встретили слуги, которые как раз в это время выставляли факелы по случаю задержки пана. Один из них тут же вскочил на панскую лошадь и ускакал куда-то, как понял Свод, за доктором. Якуба отнесли в комнату и уложили в постель. Если езде в седле стрела, торчащая у него из ноги спереди-назад, не мешала, то в постели с ней было достаточно мороки. Для того, чтобы устроить пана поудобнее, ногу пришлось согнуть, что заставило Войну просто взвыть от боли.

Промерзшему до костей Ричмонду принесли одежду и дали выпить что-то, что едва не сожгло ему нутро. Вначале ему показалось, что он проглотил пинту раскаленного свинца, но, стоило пирату немного потерпеть, и горький, как полынь, напиток согрел его кровь и успокоил распаленную жаждой мести голову. Ричи наконец смог взять себя в руки. Остывающее самолюбие отпускало сердце, а нахлынувшая волна спокойствия заметно притупила безумный порыв ярости и немедленное желание мчаться в лес и мстить.

Вернулся гонец, а вскоре после этого в доме появилась миниатюрная старушка с узелком. Якуб несколько бессвязно объяснил Ричмонду, что это мать той женщины, что вскормила младшего Войну грудью. Почтение, с которым слуги с ней обходились, да и поведение этой старой леди вынудило и Свода относиться к ней с уважением. Сидя в стороне, он внимательно наблюдал за тем, как старушка, раздавая распоряжения едва различимым шепотом, получила от слуг все необходимое и принялась извлекать стрелу из раны бледного, как мел, Якуба. Молодой пан при этом не проронил ни звука, вслушиваясь в шепот тонких старушечьих губ, окруженных многочисленными лучами морщин.

Пожилая леди извлекла стрелу и тут же, продолжая произносить заклинания и следуя некоему древнему обряду, сломала ее прямо над раной Войны, завернула в тряпицу и отдала одному из слуг, после чего тот мгновенно куда-то умчался.

Далее бабуля дала сойти из раны плохой крови. Своду в его богатой на события жизни уже не раз доводилось видеть подобное. Затем она присыпала напухающее отверстие в бедре Войны какой-то сухой измельченной травой и, взяв большой кухонный нож, приложила его лезвие к ране. Якуб вздрогнул, но старая леди успокоила его, огладив худой, тонкой ладонью голову хозяина имения. Молодой пан притих, откинувшись на высокие твердые подушки, а старушка стала водить плоскостью ножа по ране и вокруг нее, произнося убаюкивающие слова, что словно шелест опавшей листвы слетали с ее губ, смягчая сердце и даря покой.

Война разомлел от наступившего облегчения, а старушка аккуратно завязала его рану, после чего долго разговаривала с женщиной из прислуги, судя по всему, рассказывая ей о том, как должно ухаживать за поврежденной ногой пана. Когда же кроткая женщина, выслушав все инструкции, принялась убирать возле постели пролитую воду и кровавые тряпицы, старая знахарка вдруг стала напротив Свода и, глядя в упор на него выцветшими от времени глазами, начала что-то говорить.

К тому времени, когда все присутствующие стали косо смотреть на растерявшегося панского гостя, старушка, как видно, высказав все, что хотела, повернулась и вышла прочь из комнаты.

Свод проводил ее недоуменным взглядом, после чего подсел к кровати раненого товарища.

— Что она говорила? — спросил Ричи, бросая взгляд в сторону двери.

Война выглядел очень уставшим, однако собрался с силами и тихо ответил:

— Она назвала вас «Черный человек»…

Свод многозначительно потянул уголки губ вниз.

— Так, — неопределенно продолжил он, — а что еще, кроме этого высокого титула?

— Она сказала, Ричи, что-то вроде того, что вы еще увидите горе, или натерпитесь горя, в общем, с вами что-то должно случиться, поскольку каждый получает за свои грехи. Простите, Свод, — сказал еще тише Якуб, — я страшно хочу спать. Думаю, это был бы верх неуважения к вам, если бы я уснул во время разговора. Давайте оставим все до завтра?

Пират с пониманием встал, снова посмотрел в сторону дверного проема, но, промолчав, медленно отправился прочь.

— Берегитесь, пан, — произнесла ему вслед женщина, остававшаяся возле постели Войны. Свод оглянулся. Женщина вздохнула и в бессилии развела руки в стороны. Свод, желая получить перевод этого высказывания, кивнул и вопросительно посмотрел в сторону Якуба, но его товарищ уже спал.

[1] Староство — административно-территориальная единица, поселок под покровительством польской короны, часть имущества которого принадлежала польскому королю. В отсутствие хозяина делами поселка управлял королевский староста, откуда и название.

[2] Очень надежная стена (англ.).

[3] Пусть себе вол! (бел.).

[4] Тудэй— тудой (бел. диал.).

[5] Бот— сапог (бел.).

[6] Той — тот (бел.).

[7] Это хорошо, что знаешь. А чтобы ты и дальше не забыл, к кому приехал, мы тебе стрелу подарили (бел.).

[8] Могу, той стрелой, что торчит из моей ноги. Как говорят, от себя отрываю, но чего только не сделаешь для добрых людей? (с бел.)

[9] Видите, хлопцы? Как пану надо, так и по-мужицки разговаривать умеет. Отдавай, пан, свою саблю и то, что имеешь из денег. И второму пану то же самое скажи, он что, не слышит? Немой?(бел.).

[10] А второй, наверное, от страха штаны намочил жёлтой водой (бел.).