Начало

Мир тут же обрушился на него целым потоком лесных звуков. Свод вспомнил, что и в море, во время «разговора» с водянихами или хитками, как их называл Казик, шум волн и ветра точно так же стихал, уходил на задний план. Так же было и в лесу, но теперь, после призрачной тишины — музыки духов, Ричи казалось, что все эти птицы, жуки, пчелы и мухи пели и жужжали прямо в его голове. Ярче заныла ушибленная тяжелыми кулаками грудь. Ласт Пранк со знанием дела ощупал пышущее огнем место. Наверняка, два ребра были повреждены, но, слава богу, не более того. «Чудеса, — горько улыбнулся пират, — я снова остался жив и к тому же теперь точно знаю направление, в котором следует двигаться, только что меня там ждет?»

Морщась от боли, он вбросил саблю в ножны, вернулся к муравейнику, на котором остывал один из разбойников, и отыскал в траве свой кошелек. С трудом сгибаясь к земле, Ласт Пранк поднял его и подумал: «Надо же, человек, который нападал на корабли и захватывал сокровища, мог погибнуть от рук подобных ему «джентльменов удачи», покусившихся всего-то на жалкий десяток монет».

Ричи медленно выпрямился и, держась за бок, побрел по лесной дороге, подспудно ожидая услышать хоть какой-то звук, похожий на призыв о помощи. Ему отчего-то было жаль своих «соратников», сгинувших там, в чаще. Страшно подумать, что пришлось им пережить перед смертью — их душераздирающие крики, как и звуки природы до сих пор ярко звучали в его голове.

Шаг за шагом, преодолевая мучительную боль, Свод отмерил около мили, пока незаметно для самого себя не погрузился в глубокие раздумья. Это отвлекло его от страданий, а еще… от постоянного ощущения, что за ним следят. Множились мысли, наваливались воспоминания, а лес все никак не кончался, словно давая Своду время и возможность что-то еще понять. Когда снова стали сгущаться вечерние тени, Ласт Пранк был уже уверен в том, что его жизнь снова подобралась к какой-то важной черте. Под его ноющими ребрами пульсировала какая-то странная, пугающая неизвестность.

Деревья расступились внезапно, заставляя Ричи остановиться. Выныривая из глубокой задумчивости, Ласт Пранк осмотрелся. Впереди была развилка. Можно было свернуть левее, где в сотне-другой шагов стоял утопающий в тени старых лип хутор, либо же следовать и дальше по пыльной дороге, которая сначала круто забирала вправо, к кладбищу, а потом сворачивала левее, скрываясь за деревьями.

Пират всматривался в похожую на муку дорожную пыль. Здесь, на открытом пространстве, щедрое весеннее солнце уже успело иссушить набитые телегами и людскими ногами колеи. Свод заметил свежие борозды, оставшиеся от волочения какого-то тяжелого груза. Похоже, здесь проскакали перепуганные лошади разбойников и волокли за собой остатки разбитой телеги. И ведь не свернули к людскому жилищу, а по какой-то причине ушли в сторону. Очередной указующий знак свыше? И хитка сказала Ричмонду, что ему следует все время идти прежним путем.

Свод, насколько ему позволяли поврежденные кости, тяжко вздохнул. После утреннего происшествия в лесу ему не нужно было объяснять, что в широких рукавах пестрого одеяния Судьбы полно сюрпризов, и редко они бывают приятными.

Темнело быстро. Ричи коротко глянул в сторону хутора и решительно зашагал к кладбищу. Снова погрузившись в свои мысли, он добрел до конца полуразвалившейся изгороди и вдруг остановился. Оглянувшись, Свод просто опешил: «Да! Здесь! Черт подери, а ведь именно в этом самом месте я выбрался из своей могилы и вышел на дорогу!»

Близость своего собственного захоронения одновременно и притягивала его, и отталкивала. Хотелось посмотреть, что же стало с могилой? Люди не могли не заметить, что она разрыта. Можно было только представить, что селяне говорили меж собой об этом происшествии. Но что, если это всё же не то кладбище?

Свод, решив, что в любом случае в это время лучше не болтаться между могильными камнями и крестами, медленно повернулся и пошел дальше. Дорога круто огибала цветущие кусты сирени, густо разросшейся у корней старых вязов. Еще какая-то сотня-две шагов, и за ними уже светлело открытое пространство. Мысли Ричмонда снова понеслись в сторону кладбищенской ограды. Но он мало что помнил о «воскрешении», как мучительно ни вызывал к памяти видения прошлого!

Вскоре перед ним раскинулся широкий некошеный луг, над которым висел густой туман. Странно, но Свод запомнил не луг, а поле! Именно оно было тогда перед воскресшим грешником. Это наводило на Ричи сомнения, но ведь всё остальное здесь было ему знакомо?

«Наверное, здесь я и вышел. Слева были молодые деревья и большой камень…»

Чтобы убедиться, что память его не подводит, Ричи взял левее и действительно обнаружил у дороги три молодые березы, под которыми, вросший наполовину в землю, лежал валун. Само собой, никакого пастушка Коляды тут и в помине не было, но теперь он был уверен: именно отсюда, пообщавшись с посланником Небес, пошел он прямо через поле и выбрался к замку Войны.

Англичанин подошел к березкам и так же, как и тогда, осенью, замер, чтобы передохнуть возле крайней из них.

Сумеречный луг все больше окутывал туман, в котором, негромко окликая друг друга, переговаривались невидимые ночные птицы. Майское небо не хотело расставаться с медленно тающим, благодатным солнечным светом, воздух был прохладным, влажным и отчего-то пах рекой.

Свод медленно вдохнул, пережидая приступ боли, и неспешно вошел прямо в туман. Взяв за ориентир далекие силуэты трех высоких деревьев, стоявших рядом, и сделав не более сотни шагов, он тут же наткнулся на выпуклый бок пасущегося прямо перед ним вола. Большое и грозное животное, не обращая никакого внимания на человека, мирно щипало сочную луговую траву. Похоже, туман на самом деле был очень густым, поскольку и слева, и справа сразу в нескольких местах слышалось явное присутствие доброй полудюжины пасущихся великанов. Удивительно! Погруженный в свои воспоминания, Свод мог и не заметить одного вола, но целое стадо?

Ричи сразу же решил, что неверно выбрал «маяк». Что, если он с самого начала взял левее? В этом молоке, да еще ночью… Что ж, пока он еще недалеко ушел от камня с березками, следовало вернуться назад и проделать путь заново, только уже в этот раз быть предельно внимательным.

Выбираясь обратно из молочного облака, Свод еще издали заметил кроны знакомых березок, застывших на фоне бледного закатного неба. Над землей, целиком поглотив валун, клубился туман, но Ласт Пранк уже не сомневался в том, что движется назад в правильном направлении. Он и в самом деле загнул немного левее, но все равно удивительно, как он мог не заметить волов?

— Тебе было сказано идти этой дорогой. Зачем ты вернулся? — вдруг услышал Ричи голос внутри себя и тут же узнал его. Так говорил «пастушок».

— Я и шел, — не размыкая губ, ответил Ласт Пранк, — видел путь, но потом, показалось, заплутал. Темно вокруг и туман…

— Что поделаешь, — с сожалением заметил пастушок, — не ты один сейчас так плутаешь. Все люди пойдут и в эту ночь, и в этот туман…

— Я знаю тебя, — шагнул к валуну пират, — видел здесь по осени! — Ричи вдруг запнулся на полуслове. Расползающийся мрак скрывал многое, но все равно было заметно, что сейчас пастушок одет во все черное и держит в руках большой дорожный посох. Его образ был близок скорее к облику монаха, нежели того юного паренька, что встретился Ласт Пранку в прошлый раз.

Свод сделал еще шаг в сторону камня. Да нет, те же вихры, те же веснушки, да только на лице отчего-то глубокая печать скорби. Ричи вдруг напрочь позабыл, о чем хотел спросить, а потому молчал и только заметил, что исчезли ночные звуки, будто давая ему возможность все как следует расслышать.

Пастушок оторвал взгляд от дальней кромки леса:

— Грешишь сомнением? Думаешь, тот ли я молодец, что встретился тебе здесь близ прошлого новолетия? Мнишь, что горе у меня, раз так облачился, а спросить вроде как неловко, верно?

— Верно, — подтвердил Свод. — И посох у тебя. В дорогу?

— В дороге, — поправил его пастушок: — В вашем понимании я уже в дороге. Помнишь ведь, я издалека. Вот туда сейчас и собрался…

— С волами? В дальний путь?

— Э нет, — улыбнулся пастушок, — волы останутся здесь. Это мы, Небесные странники, меряем шагами время и легко сигаем[1] в пути, а они, древние, изначальные, были здесь еще до людей и, можешь мне верить, будут и после них пастись на земных лугах. Только если случится такое и не станет на Мидгарде годных для них пастбищ — уйдут тогда отсюда и они. Горько, конечно, ежели выйдет так. Тогда жизни, к коей привыкли вы на сей земле, уж не станет. Но пока всё идёт свои чередом. Уйду я, за мной придет другой, настанет час, и снова вернусь я, а они, древние, все это время будут с вами.

Ричи бросил взгляд в туман, где темнели силуэты огромных, мирно пасущихся животных.

— Но зачем они здесь? — спросил он. — Я не понимаю.

— Известно — нужны, раз посланы, — улыбнулся пастушок, — а зачем? Да затем, зачем и я, Чайтан Коляда. Затем, зачем и Отец мой, и все прочие. Для ручья или реки нет большой разницы — течь ли вольно под землей или же нести воды по поверхности? Это человечий ум видит в недрах препятствия. Сама вода сего не зрит. Однако так уж обустроен этот мир, что одни реки несут свою Вселенскую силу в глуби земли, а другие текут поверху. Из этих вам, людям и животным легче напиться. Мало кто из вас ищет скрытые источники — зачем? А ведь стоит только потрудиться как следует, и любой из живущих сможет добраться до подземных вод, познать с ними сокрытое, неведомое.

Во всем, что есть в миру, и что кажется простым и доступным, положена глубокая, великая Мудрость. А что до волов, ты ведь уже знаешь — им никто не указ, однако ж ты их по-прежнему зришь, знать, не утратил способности чуять Божий свет.

Что ж, путник, в прошлый раз ты уже прошел через стадо, и в этот надобно будет пройти… И после того увидишь ты Божьих волов очень нескоро, за исходом. Ты передал свой дар, а сие означает, что, перейдя сей луг, ты снова станешь простым человеком.

Мир Нави, что на время тебе открылся, вновь будет закрыт для твоего взора. Те же сущности, что обитают за чертой, что на твоем пути не раз выручали тебя, по-прежжнему будут признавать тебя за своего, однако слышать их, говорить с ними ты уж никогда не сможешь.

Тот пруток, что ты отдал во служение людям, открыл им многие земные пути, но новый путь, что возник перед тобой, уже никогда не закроется. Будет вести тебя и дальше Макошь-Судьба, и поверь: от сей поры уж иную сорочку она скроит твоему Основанию. Хоть ты и отли́чен от обычных людей, но не просвещен. Так что уж не взыщи, перемены былого ни я, ни Макошь тебе дать не можем, но и без награды не оставим.

За то, что вернул с темной стороны Саньтии, должно одарить мне тебя, перед тем как вступлю на свои дальние пути. Проси, чего для себя пожелаешь. Ведаю, как рвал ты нещадно нити людских судеб, и все только для того, чтобы обладать златом. Могу дать тебе его — вдоволь! Помнится, имел ты стремление княжить — владеть кораблями, землями. Что ж, возможно сплести тебе и такую нить. Хочешь?

Слушая Чайтана, Свод вдруг вспомнил, что на самом деле когда-то всей душой мечтал разбогатеть, купить себе корабли, замки, титул. Как же сейчас, на этом залитом лунным светом лугу те, былые его устремления казались теперь смешны.

Вспомнив, как раньше шел он к вершинам, тасуя колоду чужих жизней, ставя на кон свою ради ничтожных желтых монет, Свод почувствовал неприятное жжение у самого сердца. «Былое нельзя переменить», а хотел бы он этого? Нет! Сильнее всего, всей душой хотел он…

Мысли Ричмонда сразу же открыли в памяти дверь в убогий дом Михалины. Конечно же, чего он еще мог желать? Только одного — снова вернуть ее. Но сказано же было, что прошлого исправить нельзя.

— А могу я, — нерешительно начал Свод, — попросить, пожелать… не для себя, а для другого?

Чайтан поднялся.

— Можешь, только ты помнишь, что прошлого для тебя никто менять не станет.

— Мне и не нужно его менять.

— Тогда говори. Мне пора отправляться в путь.

Ричи замялся.

— Моя женщина, та, которую… которая была со мной, сейчас страдает. Человек, с которым она живет, горький опойца. Она не заслуживает…

Коляда тяжко и с сочувствием вздохнул.

— Много ты знаешь, кто и чего заслуживает. Мерите все Божии шаги своим аршином. Но не след мне тебя поучать, не затем сошлись здесь, на лугу. Говори, что ты хочешь испросить для нее?

— Не для нее, — горько улыбнулся Свод, — для него. Пусть он перестанет пить дурманящее. Пусть живет с ней нормальным человеком.

Коляда приподнял было посох, словно собирался ударить им в землю, однако же передумал и сдержал порыв.

— Может, и утерянную в битве десницу ему вернуть прикажешь? — отстраненно спросил он и подставил свое веснушчатое лицо лунному свету. — Вспомни мои слова! Его рука, его жизнь — они в прошлом.

Ричи присмотрелся к посланнику Небес. Сомнения не было, перед ним был все тот же пастушок, но словно постаревший. От светлого образа юноши, встретившегося ему осенью, остался только проникновенный взгляд да мудрая, добрая искорка в уголках прищуренных глаз.

— Нет, — задумавшись, продолжил Коляда, — нынешняя жизнь его — во хмелю — это его былое, его выбор. Лишить опойцу воли и навязать другую для меня труд невелик, но не разумно это. Сам мог бы отказаться он от изрока, да ведь он не желает утруждать себя этим. Надеется, что тот, кого он чтит за Бога, вдруг станет судить людскими мерками, да и навяжет ему иную волю. Напишет новый свиток, даст новое Основание. Ни один падший не желает трудиться над собой.

— Так для тебя этот труд невелик? — ухватился за ключевую фразу Ричи. — Почему бы не помочь человеку? Сразу двоим, троим! А про то, как безволит дурман, я и сам знаю.

— Не все знаешь, — не дал ему договорить Чайтан. — Я не от того упираюсь, что боюсь перетрудиться. Просто оборвалась уж нить того, о ком ты печешься: с рассветом перешагнул он черту жизни. Тяжкий рок выпал женщине, что была с ним, — второго мужа схоронила. Но не вздумай искать ее. В доме умершего опойцы ее уж и след простыл. Ушла куда глаза глядят. Однако ж, — заметил Коляда, — пора уж и мне. Так что, будешь чего-то желать?

— А нечего больше, — тяжко вздохнул Свод, — прочее — пустое.

— Что ж, — поднял посох и ударил его «пятой» о землю Чайтан, — на нет и суда нет. Не горюй. Тебе придется по сердцу новая свитка Макоши-Судьбы, верь мне. Иди куда тебе нужно, прямиком через стадо…

Ричи повернулся и размашисто зашагал прочь. В нем бушевали разочарование, обида и гнев.

«Ну вот чего ему стоило свести нас с ней, теперь, когда я жив, а ее горький опойца сгинул? — сокрушался Свод, обходя возникающие из тумана теплые воловьи фигуры. — И ведь ничего ему не скажешь, на все будет один ответ — Судьба. Хороша же награда! И чего ради я тогда так упирался? Тоже мне, посланник Небес, — скривился Свод, — а обвел меня вокруг пальца, как иудей-меняла на рынке…»

Едва прозвучали эти слова, стоящий на пути Ласт Пранка вол резко повернул голову и, ловко поддев человека рогами, подбросил того вверх аршина на четыре. Ахнув о землю, пират надолго потерял возможность дышать, а когда, наконец, вдохнул, то увидел перед глазами золотой клубящийся свет и тут же впал в безпамятство.

Очнулся он незадолго до рассвета. Приподнявшись на локте и осмотревшись, Ричи с удивлением понял, что очутился на берегу ручья что-то около мили южнее Мельника. Что это за колдовство? Как он тут оказался? Не мог же взбесившийся вол забросить Ласт Пранка на добрую тысячу шагов. Бред!

Меж тем туман рассеивался. Пели в ивняке соловьи, порхали у воды мелкие птицы, а в глубине луга неторопливо бродила пара красноносых аистов. Направившийся к Мельнику Свод, чувствуя боль во всем теле, едва ли сейчас двигался быстрее них. Будто во сне он пробирался через ивовые космы, через темный и прохладный перелесок и, спотыкаясь, вброд — через ручей… Кое-как вскарабкавшись на другой берег, он пошел к замку Войны прямо по молодым, зеленым посевам.

Вот и мост у ворот. Ричи окинул взглядом двор. Не было видно ни души: только-только занимался рассвет. Держась за бок Свод прошел по мосту над высохшей, заросшей канавой и остановился на середине, отыскивая мутным взглядом какую-нибудь опору — передохнуть. Оперевшись на невысокие перила, он облегченно вздохнул. Но вдруг! Все слилось воедино — неловкое движение измученного человека, мокрая скользкая одежда, старые полусгнившие перила… Срываясь под откос, Свод только неуклюже взмахнул руками…

Открыв глаза, Ричи увидел над собой по-осеннему низкие, тяжелые тучи. Боль полностью сковала его. Перед глазами вспыхнули красные круги, сквозь которые к нему тянулись кованые сулицы вражеских солдат. «О, — догадался Ричи, — так вот почему мне так больно! Да, конечно, я помню — меня подцепили на пики и вынесли за ворота…»

С огромным трудом Ласт Пранку удалось поднять голову. Так и есть! Он лежал у панского моста, на откосе канавы, в густом ковре некошеной травы.

Внезапно его озарило! Все, что произошло с ним, начиная от разрытой своими руками могилы и заканчивая мощным ударом воловьих рогов, было всего лишь сном?!…

Осознание этого словно встряхнуло его, и он смог перевалиться на бок. «А как же Казик? Путешествие за море, и всё-всё остальное?! Тоже привиделось? Стало быть, солдаты швырнули меня вниз и в то время, пока я был без сознания и грезил всеми этими чудесами, никто из них даже не подумал спуститься и добить меня? Ох, напрасно, ребята, вы так сделали. Сейчас я вернусь во двор и, если вы еще там, мы с вами договорим».

Ричи, собрав все оставшиеся силы и сцепив зубы, встал. Мир плавал перед ним в каких-то разводах, дыхание сбивалось, но он все-таки сумел выбраться на дорогу. «Сабля! — выстрелило в его голове, и руки заученным жестом ощупали пояс. Оружие было на месте. «Немытые скоты, — выругался сквозь зубы Свод, — поленились даже ее забрать. Ну вы еще об этом пожалеете…»

Холодный ветер дохнул в лицо и немного освежил ему голову. Никаких солдат во дворе замка видно не было и только у конюшни мелькал чей-то силуэт. Ласт Пранк, стараясь оставаться незамеченным, подобрался ближе к возившемуся у коновязи человеку. «Мой Бог!» — екнуло у него под сердцем. Это был Казик. Уложив на бревно коновязи седло, сын истопника, стоя к англичанину спиной, как ни в чем не бывало перетягивал ремни задней луки́ седла.

— Казы-ы-ык! — взревел от радости Свод, и с покрывающей конюшню дранки вспорхнули испуганные птицы.

«Казик» дрогнул от неожиданности и обернулся. Это был не Шыски!

— Свод! — услышал вдруг англичанин в стороне от себя знакомый голос. — Черт подери! Вы?!

Это был Война. Изумление пана Якуба превышало все разумные пределы. Широко расставив руки, он будто в бреду шагал навстречу Ричмонду.

— Боже. Это вы! — кричал Якуб, подходя ближе и все еще не веря своим глазам. Со счастливой улыбкой Война крепко обнял своего друга.

Острая боль дружеских объятий пронзила тело пирата не хуже вражеских сулиц. Ласт Пранк повис на руках Войны и застонал.

— Опять? — горько улыбаясь, участливо осведомился Якуб. — А, пан Рычы? Что на этот раз? Кто вас так? Крови нет… Избили? Отравили? Что с вами, черт побери, Свод? Нужен лекарь?

— Йес, — только и смог выдавить из себя Ласт Пранк.

— А где Казик?

— Нe's in good hands, believe me[2], — сквозь зубы простонал англичанин.

— Янек, — махнул конюху пан Война, — лети в деревню. Сыщи Климиху и лекаря. Скажи им, что панов друг Ричи опять объявился — надо лечить. Думаю, …они обрадуются.

Слуга шагнул было к конюшне, но отчего-то остановился, указывая рукой в сторону моста.

У серых, растрескавшихся от времени и окончательно разломанных Сводом перил, утираясь краем черного вдовьего платка и держа в руках небольшой дорожный узелок, стояла и плакала, глядя на место гибели ее любимого Ричи, беременная женщина…

Алексей Войтешик. Книга «Основание» 11.11.2009 — 23.06.2017 г.г.

Версия от 24.09.2024г.

Поддержать творческие утремления автора Вы можете денежным переводом на...

IBAN BY81PJCB30140550081009098933

[1] Сиг — древняя мера времени. 1 сек. = 302096358 сигов. 1 сиг примерно равен 30 колебаниям электромагнитной волны атома цезия, взятого за основу для современных атомных часов.

[2] (англ.) — Он в хороших руках, поверь мне.