Начало

Тебе сейчас очень важно слышать хотя бы одного из них. Так ты быстрей исполнишь свой урок.

— Почему только одного? И что за урок?

— Если дать тебе слышать не всех, а только тех, кто находится «рядом», ты подвинешься рассудком. А что до урока?..

Древо призадумалось:

— Одни сущности приходят в явь для того, чтобы наполнять свой ум опытом только проявленного мира; другие, кому дано познавать что-либо из миров соседних, набираются опыта и там. Но есть и те, что не доработали или сделали что-то такое, что изменило Судьбу других сущностей и ход игры Богов. Сейчас такой ты. …Есть те, чей урок просто поднять камень у дороги и забросить его в реку, а есть те, чей урок быть камнем, а есть и те, чей урок быть рекой.

У меня нет возможности встретиться с Чайтанья, а у тебя она появилась. Давая тебе пруток с рунами, он знал, что тебя вынесет ко мне. Тем самым он и меня за труды долгие сполна отблагодарил, поскольку образы, отображенные в рунах на прутке просто безценны. Он тебя ко мне направил, дабы я открыл тебе земные пути…

В эту ночь Война спал плохо. Не то чтобы его беспокоила раненая рука, или он ворочался, или просыпался… Свалившиеся на него сны всю ночь вертелись вокруг какой-то мрачной лесной поляны и стоящего посреди нее огромного дерева. Будто кто-то специально привязал отбывающую куда-то на ночь сущность Якуба к этому старому, испещренному глубокими морщинами стволу.

К моменту, когда серый свет сделал различимыми очертания предметов в его комнате, молодой пан настолько был измотан этими однообразными картинками с поляной, что решил не искушать Судьбу далее, снова пытаясь погрузиться в сон, а тихо оделся, перебросил через шею косынку, подвязал руку и вышел в коридор.

Замок был тих и загадочно прекрасен в этот час. Едва заметный свет от дальних окон добавлял широкому коридору завораживающей пустынной мистики. Возникало чувство, что ты бродишь где-то в привходе ночного костела или даже кладбищенской часовни. Второе виделось куда как ближе, если учесть, что гладкую плоскость пола в дальней части коридора перескали бледно-желтые клинышки света. Они пробивались через приоткрытые двери комнаты раненого Свода и из-под рамки покоев Сусанны. Свет в расположении англичанина был вполне объясним: рядом с ним был оставлен на бдение Казик, а вот то, что не спала его возлюбленная, Войну тревожило.

Молодой хозяин мельницкого замка осторожно постучал в дверь. Тихо скрипнула древняя дубовая кровать в глубине комнаты.

— Якуб, — прозвучал откуда-то издалека голос Сусанны, — это ты?

— Я, — тихо ответил он. — Ты не спишь?

— Нет, — произнесла девушка, торопливо поправляя постель. — Входи.

Война, стараясь не шуметь, потянул на себя массивную створку и боком, дабы не открывать ее полностью, проник к любимой. В комнате горел масляный ночник и пахло какими-то травами.

— Я сегодня почти не спала, — призналась, стыдливо натягивая до подбородка одеяло Сусанна. — Сходила к Гражине, та дала какие-то успокаивающие травяные порошки. Говорит, что остались еще от иностранного лекаря, что приезжал когда-то к твоей бабушке. Наверное, они старые, не помогают. Мне все равно не спится.

Знаешь, около полуночи Климиха приводила к Своду какого-то великана с бородой. Я не знаю, что они там делали, но странно все это. Дверь была приоткрыта. За всю ночь в коридор не просочилось ни слова, а где-то за час до рассвета сюда, справиться о том, не стало ли мне легче, приходила сама Гражина. Я спросила ее про космача. Оказывается, она по пути заглядывала и к Казику на огонек. Никого там не-е-ет, — с дрожью в голосе протянула Сусанна, — ни Климихи, ни ее косматого гостя. Гражина говорит, что мне это все привиделось. Разве такое может быть, Якуб? Я ведь его ясно видела.

Страшно даже думать об этом. Хотя я потом немного поспала, — едва заметно улыбнулась Сусанна, — да только и во сне я видела этого великана! Глаза закрою, и — как наваждение — передо мной он стоит стоит как дерево. Большое, раскидистое…

— Дерево? — не поверил своим ушам Война.

— Да, — принимая его удивление за простое участие, снова вздохнула Сусанна, — дерево. Смешно, правда?

— Ты, — неловко дернулся к выходу Якуб, — …подожди меня. Я сейчас. Нужно проверить Казика, вдруг Свод очнулся?

— Я с тобой, — отбросила Сусанна одеяло от подбородка.

— Нет, — остановил ее Война, — не нужно. Это же Казик. Мало ли, твои прелестные глазки заметят то, что не пристало видеть панночке? Я скоро…

Он беззвучно проскользнул в коридор и на цыпочках подобрался к двери Свода. Взору предстала вполне себе мирная картина: скрутившись калачиком и поджав руки к раненым бокам, на краю широкой кровати глухо храпел англичанин, а на приземистом кресле, обычно стоявшем у камина в гостиной, его «песне» раскатисто вторил младший Шыски. Глядя на это, можно было подумать, что пламя масляного светоча, который Казику еще с вечера было запрещено тушить, несмотря на царившее в замке разорение, пляшет не от тянувшего из окна и коридора сквозняка, а целиком от трубных вариаций этой парочки.

Молодой пан мог бы вполне этим утешиться и вернуться, чтобы успокоить любимую, если бы только он не знал, как умело эти двое могут маскировать свои темные делишки.

— Надеюсь, дорогой мой Ласт Пранк, — воровски озираясь по сторонам и тихо, чтобы не было слышно в коридоре, произнес Война, — ваш храп говорит о том, что воздух из вашего нутра наконец-то снова обрел отпущенные природой истоки и ваши раны больше не сквозят. Бросьте, наконец, кривляться, — продолжил после паузы Якуб, твердо начиная верить в то, что англичанин на самом деле спит мертвецким сном.

— Холера! — выругался Война, собираясь беззвучно покинуть погруженное в дрему помещение, но сладко почивающий Свод вдруг гулко потянул носом и открыл глаза:

— Черт, — хрипло вымолвил он. — Вы снова меня раскусили, мистер ночной гость.

— Гость? — Якуб вскинул брови. — По-вашему, я уже тут гость?

— Не цепляйтесь к словам, — заметил Ласт Пранк, с гримасой боли поправляя съехавшую на бок подушку за своей спиной.

Якуб подошел помочь.

— Климиха была? — участливо спросил он, когда Ричи наконец откинулся назад и перестал корчиться от неприятных ощущений.

— Была, — сухо ответил англичанин.

— И что?

— Ничего хорошего, — кисло выдохнул Свод. — По ее разумению, вокруг меня, как и прежде, лишь скорбный мрак и непроглядная темень.

— Ну хоть какая-то стабильность, — шутливо заметил Война.

— Это точно, — улыбнулся в ответ Ласт Пранк и тут же с досадой поморщился. — Мог ли я когда-нибудь подумать, что моя жизнь из фейерверка событий, начиненных порохом, вдруг перетечет в какое-то траурное, кладбищенское существование? Ей-богу, уж лучше в аду скакать на сковородках, чем так маяться, как сейчас.

Посмотрите на меня: я ни жив, ни мертв. Мое существование — это какая-то поминальная кутья. Вроде и не горькое питье, но такое противное!

Как-то один из моих былых товарищей завещал нам отпеть его после кончины в христианской келье на острове близ Корсики. Возможно, наслушавшись священников, он решил-таки спасти свою душу. Звали его Эрлах, и наверняка он чувствовал, что с ним скоро что-то случится.

Так вот, епископ, когда к нему прибыла похоронная ватага «бывалых моряков», выпучил глаза и с сарказмом ответил нам, что тот персонаж, что рискнул бы заниматься грехами нашего, кстати, вполне мирно усопшего от гангрены товарища, ныне находится на работе! Он-де вечно занят тем, что разогревает для всех нас смолу в своих адских чанах.

Когда же толстяк епископ увидел сумму, отряженную усопшим на погребение, он (о чудо!) в тот же миг закрыл перед нами врата ада и выстелил ясные перспективы нашего будущего в райских кущах.

На мой взгляд, самого короля Испании этот епископ отправлял бы в последний путь с меньшим старанием. И все, казалось бы, хорошо, Война, но эта погребальная кутья…

Ведь ничего особенного: вода в миске, мед и кусочки пресной лепешки. Но вкус! Мне на тот момент казалось, что я лобызаю холодные уста нашего усопшего товарища. А ведь испить это надо было трижды! Понимаете теперь, почему я называю свою нынешнюю жизнь кутьей?

Мы, Якуб, когда прозябали без дела на судне, занимались черт-те чем: играли, спали, пили, а умница Эрлах читал нам арабские сказки или толстые книги эллинов о былинных героях и великанах. И вот я думаю: что, если бы моя прошлая далекая жизнь попала на перо какому-нибудь сочинителю! Поверьте на слово, выходка с призраком, обитающим в разрушенной церкви, просто детский лепет по сравнению с моими былыми «подвигами»!

— Могу себе представить… — улыбнулся Война.

— Нет, — замотал головой Ласт Пранк, — не можете, мой друг, не можете…

— Не понимаю, Ричи, к чему вы ведете?

— Эх, — тяжко выдохнул пират, — к тому, Война, что не дай Бог кому-то пришло бы в голову описать не ту мою жизнь, полную перца и соли с порохом, а теперешнюю… Вот разве только какому-нибудь кладбищенскому смотрителю, ведь не часто из могил выползают ожившие люди? Или священнику, я ведь по сути воскрес.

— Полно вам, — отмахнулся Якуб, — на вашу, как и на мою жизнь, никто не стал бы тратить киновари.

— Якуб, — вдруг сменил тон Ласт Пранк, — мне нужно уходить от вас.

Красные от недосыпания глаза хозяина мельницкого замка стали внимательными.

— Куда, Ричи? Что вы такое говорите?

— Меня зовут в дорогу те самые «пороховые искры», мой дорогой друг. И не только они.

— Да ведь через дыры в вашем теле можно муку просеивать!

— Ну-ну-ну, — урезонил разыгравшуюся фантазию Войны англичанин, — стоит ли так утрировать?

— Куда там еще утри-ро-ва… — Якуб умолк на полуслове, глядя, как Ласт Пранк стянул вниз одну из повязок на своем правом боку.

Еще вечером там ясно зияла дыра, и ободранные сулицей кости ребер скалилась столь зловеще, что мысль о том, будто мистер Свод вернулся с того света ненадолго, упрямо не уходила из головы Войны до сего момента.

Теперь же перед глазами Якуба было не иначе как чудо: на месте страшных дыр просвечивали розовые округлые шрамы, размером со свиной пятак. Только то, что на них была совсем еще тонкая, нежная кожа, хоть как-то связывало произошедшее с реальностью.

— В чем дело, Свод? — сдержанно спросил Якуб, чувствуя, как стали набирать опасный темп его скачущие в чехарде мысли. — Мы с вами неглупые люди и прекрасно понимаем, что такого просто не может быть.

— Не знаю, что вам и ответить, — легкомысленно пожал плечами Ричи, — значит, может.

— Вам не больно?

— Больно, — признался, Свод, — но где-то внутри и, скорее, это боль по привычке. Что-то где-то покалывает, иногда жжет или зудит, но я чувствую, что на удивление быстро поправляюсь. Если брать общее состояние, я бы оценил его, как второй день после серьезной простуды. И что самое интересное, у меня точно так же, как и после простуды появилось непреодолимое желание начать что-то делать, шевелиться.

— Не смешите меня, Ричи, — возразил Война. — Вам в любом случае запрещено сейчас нагружаться какой-то работой. Не думаю, что Климиха говорила обратное.

— О! — вскинул брови англичанин. — Миссис Климиган! Она и на самом деле ничего такого не говорила. Она вообще молчала, но вот ее спутник… В общем, Война, не позднее завтрашнего дня мне придется начать шевелиться и немало.

Хозяин мельницкого замка приподнявшись, здоровой рукой осторожно, чтобы максимально ограничить слышимость их разговора в коридоре, прикрыл дверь и, тревожно сдвинув брови, спросил:

— Ну-ка, дорогой мой друг, а расскажите мне поподробнее о спутнике миссис Климиган. Кажется, я сегодня упустил что-то весьма важное и связано оно именно с этим пришельцем.

— А вы его не видели, Война?

— Клянусь вашим воскресением — нет!

— Ну, — неуверенно начал Свод, — тогда это, конечно, не дело. Замок-то ваш, как же без разрешения? Миссис Климиг…

— С ней, — не дал ему договорить Якуб, — я как-нибудь разберусь позже. Мне интересно узнать именно от вас о том человеке-дереве, который с ней приходил.

— И вы видели дерево?

— Да, мой друг и я, и даже пани Сусанна. Бьюсь об заклад, спящий мертвецким сном Казик тоже видел во сне это дерево. Что это, Свод? Кто? И как это вообще возможно — проникать в сон сразу нескольких людей?

Англичанин заерзал. Было видно, что он и ответил бы Якубу, и поговорил бы на эту тему, но по какой-то причине не мог этого сделать.

— Ричи, — осторожно продолжил Якуб после неловкого молчания, — у вас с ним заключен какой-то …договор?

— Близко к тому, Война, — радуясь догадливости друга, подтвердил Свод. — Только не бойтесь ради бога, я ничего не подписывал кровью…

Якуб уперся взглядом в бледное небритое лицо друга. Оно сейчас вполне вписывалось в образ бывалого пирата, но вот глаза! Они просто лучились легким, безшабашным весельем.

— Вы полагаете, это смешно? — стараясь выглядеть строго, спросил хозяин Мельника.

— Нет, Война, — с облегчением выдохнул джентльмен удачи, — просто с каждой минутой мне становится все лучше. Честное слово, за такую сделку можно было бы расписаться и кровью. Если так пойдет дальше, завтра же утром я уеду.

— Куда Свод? Зачем?!

— Этот …человек, это дерево попросило.

— Бред! — не выдержал Якуб.

— Выходит, и у вас тоже бред? И у пани Сусанны? Может, Казика разбудим, спросим?

— Это просто… — от нелепости происходящего стал заикаться Война, — н-н-не слыхано! Какое-то дурацкое дерево является вам в бреду и приказывает убраться отсюда?

— Не убраться, Якуб, а сделать некое одолжение. В противном случае меня ждут серьезные неприятности, и даже не спрашивайте какие, поскольку об этом я должен молчать.

— Но куда, куда вы поедете?

— В Англию.

— Что? — едва не вскрикнул Якуб. — Вас же там ищут, Ричи!

— Якуб, друг мой, мне сложно объяснить вам, что со мной произошло. У меня просто нет на это времени, как и на то, чтобы в полной мере отблагодарить вас за все, что вы для меня сделали. Не перебивайте, прошу вас, — Свод улыбнулся. — Я изменился здесь. Я и представить себе не мог, что когда-либо сумею так изъясняться.

— Ричи, — рассмеялся Война, — вы сейчас пытаетесь умничать, как Никаляус Эшенбурк, только его слова, в отличие от ваших, заслуживали…

— Откуда вам знать, чего они заслуживали? — неожиданно жестко оборвал его Ласт Пранк. — Привыкли отзываться о нем: «Никаляус — умница, добряк, образованный человек», а он меж тем прозябает сейчас в затхлом подвале, в полном мраке, в грязи и неопределенности.

Глаза Якуба округлились. Он вглядывался в лицо Свода и понимал, что уж это-то точно не бред и не хмельной припадок. Англичанин на самом деле переживал какие-то свежие эмоции, связанные с Эшенбурком.

— Никаляус в подвале? — неуверенно спросил Война. — В нашем?

— О, — тяжело выдохнул Ласт Пранк, — многое можно было бы отдать за то, чтобы узнать, где находится этот подвал. И даже за то, чтобы объяснить, что это за подвал. Это… — Свод силился вогнать в слова проносящиеся в его сознании образы, но отпущенных ему природой рамок было для этого решительно мало. — Это и здесь, и сразу же в другом месте, где-то по ту сторону этого мира.

— Там, где мертвые? — попытался понять Якуб.

— Ну вот, опять, — с досадой ответил Ласт Пранк, нервно оглаживая небритое лицо. — Там и мертвые все еще живы понимаете, Война? Не все, а только те, кого …задержали на какое-то время. Черт подери, — привычно выругался себе под нос пират, — вся штука в том, что там и времени такого, как здесь, нет. Как сказать-то? Их там держат, пока здесь все не сложится так, как надо.

— Кто держит, — с кислой физиономией спросил Якуб, — черти?

— То-то и оно, что застрявшие в том подвале и называются черти…