Начало

Что ни говори, а сегодняшний вечер выдался на редкость скучным. Постоялец уехал куда-то, пообещав вернуться через два дня, а Биф, уже привыкший к бурной жизни в ночное время, сейчас просто жаждал какой-либо деятельности.

Епископ Джон, покидая его дом утром, наставлял: «Ну вот, Бео, и я, наконец, отосплюсь по дороге, и ты хоть немного отдохнешь. Мы немало утомились за эти дни, пообещай мне, что выспишься…»

Бео не смел ослушаться Его Высокопреосвященства. Он действительно чувствовал себя уставшим после наполненных событиями дней, а потому едва только стемнело, он рухнул на кровать и проспал до полудня следующего дня. Пробудившись, он умылся, наскоро отобедал и снова лег отдыхать, но… К закату воскресенья 12 января его, уже тонущего в омуте сладкой дремы, словно кто-то толкнул в бок.

Биф вскочил и в недоумении сел на кровати. Укрывшись безразмерным лоскутным одеялом, он, приходя в себя, вдруг подумал о том, что неплохо было бы сейчас истопить печь. Топил он ее накануне, однако только для того, чтобы приготовить пищу, а зимой этого, конечно же, было мало.

Время шло, а Биф так и продолжал сидеть в задумчивости, свесив свои удивительные ноги на ледяной пол. Мысли постоянно возвращали его в вечерний парк поместья Сэквеллов. Наверняка, в этот сумеречный час, там снова все было таинственным и таким манящим! Бифа вдруг осенило! Открытый ему мистером Джоном, завораживающий мир загадок, тайн, интриг и безшумная жизнь «ночной тени» — все это было тем, чего ему так не хватало с самого детства!

Бео был немало удивлен подобным открытием. Однако неспроста же природа так щедро наделила его редчайшей даже для низкорослых людей гибкостью и подвижностью? «А ловкость рук? — вопрошал себя взбудораженный игрой собственного воображения Бео. — А сила? А на удивление сообразительная голова? Сам мистер Джон отмечал мои способности!»

Бауэрмен ясно ощущал аромат холодной ночи и скользкий настил почерневшей листвы, прихваченной легким морозцем. Какая-то часть Бифа со знанием дела отмечала, что этот сырой покров уже не шуршит, и по нему можно идти, как по подсохшей глине — практически беззвучно.

«Вот же, — нервно заерзал Бауэрмен, — вот! И что за радость мне теперь в моем былом ремесле? Хотя, — тут же возражал он сам себе, — и оно, конечно, неплохо — уметь что-либо делать своими руками, но ведь должно быть что-то и для души? Обязательно попрошу мистера Джона взять меня в помощники. Мне и платы особой за то не надобно, я ведь не какой-нибудь там голодранец. О-о, мы с ним выведем этих заговорщиков на чистую воду, уж расстараемся, это точно. Пусть только он приедет…»

Бауэрмена передернуло. Следующая его мысль была настолько простой и очевидной, что в понимании мастера Бифа глупо было прийти к ней только сейчас!

«А ведь сколько воды утечет, пока Его Высокопреосвященство вернется? Одному богу известно, что творилось вчера и сегодня в доме Сэквелла, пока мы за ними не наблюдали. Да, мистер Джон далеко, но я-то — здесь!

А хорошо было бы, если бы он приехал, а я ему: «Вот, дескать, Ваше Преосвященство, пока вас не было, в доме мистера Роберта случилось то-то и то-то»? Эх, кабы оно так произошло, думаю, тогда мои труды и усердие были бы по достоинству оценены мистером Джоном, и в таком случае он непременно взял бы меня и на другие дела. Черт меня подери! — подводя итог своим размышлениям, вознегодовал Бауэрмен. — И почему же я все еще тут?!»

Собирался он быстро, обстоятельно и со странным, выедающим душу волнением. Казалось бы, все! Он снова готов стать тенью в господском парке, смотреть, слушать, запоминать… но, остановившись у порога, Бео вдруг почувствовал неодолимое желание оглянуться. Что-то странно саднило ему сердце и перехватывало дыхание. В глазах плыло какое-то густое и неясное марево. Выглядело это так, словно у него наворачивались слезы, однако Биф и близко не собирался плакать. «Что же это такое?» — спрашивал он себя и, дабы не свалиться на пол, присел на скамейку.

Сердце мощно подпрыгивало в груди, словно эхо отдаваясь толчками в пересохшем горле. Бауэрмен взял со стола кувшин с водой и напился. Чувствуя, как внезапный недуг начал отступать, Биф вздохнул, собрал свою волю в кулак и медленно поднялся. Напугавшее его наваждение продолжало отступать, но где-то глубоко-глубоко в душе застряло ощущение, что он покидает свой дом навсегда.

Отмахнувшись от этих глупых мыслей, Бео погасил светильник и осторожно, на ощупь, добрался до двери. И снова! Будто кто-то легонечко оттолкнул его назад. Так ли было это на самом деле, или его просто качнуло в темноте, Бауэрмен разбираться не стал. Уже ничто не могло его остановить.

Окутавшая окрестности ночь была настолько темной, что, выбравшись к каменной ограде дома Сэквеллов, Биф мысленно воссылал благодарность господу за то, что добрался до нее без увечий. Неяркий свет звездных россыпей с трудом пробивался сквозь плотную кисею ледяного тумана. Ощупывая холодные камни ограждения, Бауэрмен озадачился: «А не промахнулся ли я? Не забрел ли в темноте к усадьбе Ланцгеймера?»

Нужно сказать, что его сомнения были не безпочвенны. Возле дома Эдварда Ланцгеймера было точно такое же ограждение, как и вокруг усадьбы Сэквелла. Дабы как-то прояснить ситуацию, Бео следовало взглянуть на сам дом, однако в какой стороне его искать?

Под ногами мешались скользкие тела гниющих у земли деревьев, и нечего было даже думать о том, чтобы взобраться по ним на этот каменный дувал высотой в полтора человеческих роста. Бео подпрыгнул, стараясь зацепиться за верхний край ограды, но неверно рассчитал высоту, а мягкий настил не позволил как следует оттолкнуться.

Вторая попытка была удачнее. Повиснув на выступающих из дувала камнях, Биф подтянулся и, стараясь заглянуть во двор, стал скрести по стене ногами. Короткого взгляда поверх монолитной изгороди было достаточно для того, чтобы заметить очертания знакомого дома с башенкой. Он стоял слева.

Скользнув по стене вниз, Бео растер друг о друга саднящие ладони. Теперь он уже твердо знал, куда следует идти. Въезд был всего в сотне шагов от него. Одно плохо, с этой стороны у ворот была канава, которую необходимо было обойти.

Бео предусмотрительно взял немного левее, однако все равно уперся в грязную лужу, потянутую сверху тонкой корочкой льда. Плюнув с досады, он вынужден был отправиться в обратную сторону от дома Сэквелла, дабы отыскать место посуше.

Протискиваясь меж редкими кустами, Бауэрмен бросил беглый взгляд поверх дороги и к своей радости заметил на ней свежие следы колес сразу нескольких повозок, что чернели, словно спящие змеи, на преломившейся корке гравия. «О, — воссылал хвалу небесам Биф, — не иначе, как провидение сегодня на моей стороне. Не пойди я в эту сторону, не упрись в канаву, не обогни ее, разве дознался бы о том, что к мистеру Сэквеллу прибыли гости? Да, что ни говори, а в добрый час я вышел сегодня из дома, будет чем порадовать Его Высокопреосвященство».

Бауэрмен добрался, наконец, до сухого места и безшумно перебежал на другую сторону. Сбавив шаг, он чуть ли не на цыпочках, как и положено человеку его нынешнего статуса, побрел по заиндевелой траве к мосту. Дойдя до него и спрятавшись за перилами, Бео стал всматриваться в непроглядную темень двора. Делал он это на случай, если вдруг мистеру Сэквеллу снова пришла на ум идея выйти и подежурить у въезда. Однако сколько бы ни таращился Бауэрмен во внутреннее пространство особняка, ему определенно что-то мешало рассмотреть детали. Перебравшись через мост, он присел на корточки и только тут увидел, что входные ворота были закрыты! Сколько он себя помнил, никогда еще ему не доводилось видеть подобного даже при прежних хозяевах. Ни махнуть через них, ни пробраться снизу с его габаритами не было никакой возможности. Пришлось-таки раздосадованному Бауэрмену направить стопы свои не в гущу событий, а в тыл господского дома, к хозяйским постройкам.

Прокравшись по скользкой от инея насыпи вдоль неприступной стены, Бео остановился у угла дома и прислушался. Он прекрасно знал, что где-то недалеко есть калитка, и, хоть как раз ее-то всегда и держали закрытой, для Бифа это не было преградой, поскольку именно он сделал для нее замок.

Пробравшись к калитке, Бауэрмен открыл хитроумное запорное устройство собственного изготовления и, ни единым шорохом не нарушая тишины зимнего двора, проник к духовым тумбам подвалов и спрятался между ними.

Основное здание было погружено в темноту и сон, да и стеклянная башенка, на первый взгляд, тоже казалась безжизненной, однако Бифу из его засады было понятно, что квартиранты Сэквелла, как и, скорее всего, хозяин дома, не спали. Входная дверь была открыта, и из-за нее доносились едва различимые голоса. Два или даже три человека кого-то ждали и тихо переговаривались. Двор, насколько мог отсюда видеть Бауэрмен, был пуст, значит, приехавшие на колясках товарищи мистера Сэквелла убрали лошадей в конюшню и остались здесь на всю ночь.

«Вот бы подобраться поближе и послушать, — сокрушался про себя Бео, — отсюда не различить ни слова. Бубнят себе что-то, как дикие голуби под крышей. История о том, как я просто просидел тут меж духовыми колодцами всю ночь, вряд ли будет интересна мистеру Фишеру».

Бауэрмен вздохнул, набрался решимости и, пользуясь темнотой, медленно опустился на землю, намереваясь аккуратно проползти через тропинку, что вела от калитки к дому, потом податься левее, вдоль стены и, наконец, обогнуть внутренний угол здания. Там весьма кстати прямо под окнами первого яруса торчали несколько стриженых кустов. «Вот, где удобнее всего будет устроить себе наблюдательный пункт, — рассуждал Биф, прижимаясь к земле брюхом, — можно спокойно лежать и слушать, пока не замерзнешь. А ежели станет невмоготу, вернусь сюда, к тумбам, а там…»

И вдруг Бео дернулся от неожиданности. Слава Всевышнему, он успел только наполовину высунуться из-за небольшого бревенчатого остова тумбы. Справа, на удалении от него, за калиткой, кто-то или что-то издало звук, очень похожий на приглушенный стон или крик. Еще через мгновение с той же стороны стали слышны чьи-то торопливые шаги и какая-то возня.

Биф медленно отпрянул назад и замер. С этой точки его силуэт вряд ли можно было различить, поэтому он тут же осторожно снова высунул голову из-за угла и стал наблюдать.

Калитка была всего в десяти шагах. Бауэрмен отчетливо видел эту темную щербину на светлом фоне ограды и казнил себя за то, что не удосужился запереть ее за собой, рассчитывая на скорое возвращение.

Вдруг из темного проема калитки появились силуэты. Какие-то люди в черных плащах с капюшонами тащили кого-то завернутого в грязную холстину, связанного, однако не прекратившего попыток вырваться. Похоже, рот у пленника был заткнут, отчего он лишь хрипел высоким подростковым голосом.

Вдруг один из четырех похитителей, несущих остервенело бьющуюся в их руках жертву, остановился. Озираясь, он вернулся к калитке и, дождавшись идущего последним соратника, злобно зашипел:

— Роберт! Мистер Роберт, вы закрывали за нами калитку?

Тот, колдуя над запорным устройством, какое-то время молчал. Ответил он лишь после того, как запер вход и обернулся лицом во двор:

— Я не помню.

— Что значит «не помню»? — наседал первый. — Ведь это очень важно, мистер Сэквелл. Неужели вы этого не понимаете?

— Успокойтесь, — огрызнулся хозяин дома. — Вы хотите сказать, что она была открыта настежь?

— Не настежь, но не заперта!

— Тише, что вы шумите? — перешел в наступление и Сэквелл. — Ничего страшного не произошло.

— Да как же? — не унимался неизвестный Бифу человек. — Что, если кто-то…

— Нет, — затыкая ему рот рукой, придавил говорившего к стене дома мистер Роберт. — Слышите меня? Нет никакого «кто-то» и быть не может, понятно? Есть я, есть и те, кто живут в доме. Я здесь, стою с вами, они там, спят! Все мои гости в подвалах и больше никого нет. Чего вы паникуете? Наверняка, я просто забыл и не запер ее, чтобы потом не терять времени. Глядя на то, как эта девица нас измотала, вы должны быть благодарны мне за это. Только представьте, что всем вам пришлось бы стоять с этой безумствующей кошкой на руках и ждать, когда я разберусь с калиткой.

— Зная секрет запора, — не сдаваясь, продолжал терзать Сэквелла незнакомец, — ее можно открыть в течение двух мгновений.

Роб умерил ярость.

— Да кто, кроме нас с вами, может знать этот секрет? — сдержанно заметил он. — Идемте уже, нас ждут.

Они ускоренным шагом направились к открытой двери. Тяжелая створка тут же захлопнулась, и Бео услышал, как изнутри ее закрыли на задвижку.

Казалось бы, тут уж тайному агенту Джона Фишера оставалось только признать свое поражение, однако кто, как не Биф Широконогий, делал духовые тумбы этих подвалов? По странной прихоти мистера Ботта, их пришлось сбивать так, чтобы внутри мог пролезть человек. Правда, испытавший их на себе Бео с тех пор ощутимо раздался в теле. Однако иного способа попасть в подвал не оставалось, так что он решил рискнуть.

Разбухшая и слегка примерзшая крышка поддалась ему неохотно. Биф снял ее, приставил к тумбе и не без труда закинул ногу над дышащим духотой и смоляным дымом черным провалом.

Бросив взгляд на тяжелую крышку, он глубоко вздохнул. Ее обязательно следовало за собой закрыть. Что, если кто-то решит выйти из здания и увидит, что она лежит в стороне?

Сопя и отдуваясь от напряжения, он подтянул ее к себе, приподнял и прислонил к углу тумбы. Затем резко выдохнул и, сохраняя равновесие, медленно опустил в жерло и вторую ногу, после чего мощным рывком водрузил крышку у себя над головой.

Бео двигался внутри духового колодца как пробка внутри глиняного горлышка, гладкого и скользкого. Своими широкими плечами он вначале пытался замедлить спуск, однако в конце концов прекратил сопротивление и так гулко ухнул задом в утоптанный земляной пол, что у него зазвенело в ушах. Свет, внезапно ударивший ему в глаза, он воспринял как одно из последствий этого страшного падения. Но, к сожалению, нарастающий гул вокруг него стал обретать более выразительные очертания, и через миг проявился в голове Бео человеческими голосами.

«Кто это? Что за черт? Где Роберт? Покажите ему этот свалившийся с небес бочонок! Вы, трое, срочно наверх. Возьмите оружие! Все прочесать вокруг!»

Кто-то поднес к лицу перепуганного Бауэрмена факел.

— Что такое? Бео, — услышал он знакомый голос, — это вы?

— Я, мистер Сэквелл.

— Вы что, следили за мной? Немедленно отвечайте, кто еще пришел с вами?

— Со мной никого нет, уверяю вас, — замахал руками Бео, продолжая сидеть на полу и на ходу пытаясь сочинить какую-нибудь небылицу. — Я, просто увидел, как к вам ехали люди. Думаю, верно, праздник у вас будет, мистер Роберт, а потом смотрю — во дворе тихо. В доме тоже. Я и подумал: уж не случилось ли чего? Как проверить-то? В подвалы дверь была закрыта, вот и решил спуститься вниз через духовое окно и…

— И что?

— И… — стыдливо отвел глаза Бео, — взять себе пару кувшинов вина. Совсем немного, только попробовать! — он с трудом поднялся с пола с помощью людей в черных плащах. Бео казалось, что он здорово сыграл свою роль неудачливого воришки.

— Вы на самом деле пришли один? — не дал договорить ему Роберт.

— Один, — задыхаясь от волнения, ответил Биф, — я всегда один, Вы же знаете, мистер Сэквелл.

— О, это хорошо, любезный Бауэрмен, — с облегчением выдохнул Роберт. — И что, — тут же уточнил он, — никто не знает, куда вы сегодня отправились?

— А кому это может быть интересно? — продолжал врать Биф. — Живу я один, на краю…

— А вот это уже маловажно, — жестко остановил его кто-то, стоящий рядом с мистером Сэквеллом…

Синтия негодовала. Как?! Эдванс, отец, мать, объявившийся брат и даже старшая сестра Мериан — ее поддержка и опора во все времена, — все они твердо стояли на том, что отцу необходимо принять на службу литовского спутника Ричи с противным именем Казимеж. Видите ли, только так можно скрыть пребывание в их доме брата, за которым все еще охотились по всей Европе какие-то головорезы! Литовец-де сможет тогда бывать в городе и окрестностях и решать какие-то дела Ричи, поскольку сам Ричи будет покидать дом только ночью, и то — выходя во двор через крышу.

Стоит ли говорить, как относилась она к этому литвину? Конечно, об их второй, излишне «тесной», встрече она не рассказала родителям, а вот историю стычки Казимежа и ее знатного кавалера ей пришлось выложить. А как иначе ей было отпереться от того, чтобы этот наглец, на правах помощника отца, бывал и в ее лавке?

Уил и Энни, выслушав младшую дочь, переглянулись, и отец, подумав, побещал, что в лавке Синтии Казимеж будет появляться только в самом крайнем случае.

Подобный ответ родителей только добавил путаницы в голове девушки. Похоже, они ничего не имеют против ее встреч с Робертом, однако и ожидаемого одобрения она так и не услышала.

Что ж, оставалось только одно: Синтия решила поговорить об этом с братом. Им еще никогда не приходилось общаться по-родственному. Она помнила только, что в роли «Генри», работая на пекарне, во время закладок он никому не давал спуску в доме, кроме, пожалуй, самого Уила.

Ричи намеренно обосновался в прежней крохотной каморке под самой крышей. Отсюда легко и незаметно можно было уходить через окно, а при желании — даже перебираться на крыши соседних домов. Опять же, из слюдяного окна видно все, что происходит на улице, но самого тебя снизу не заметит никто — мешает широкий карниз.

Мериан за два дня появилась лишь дважды, и то особо не засиживалась, заезжая с супругом Джонатаном, который исправно разузнавал важные для Ричмонда сведения. Синтии казалось странным, что ее сводный брат и Эдванс между собой хорошо ладили. Помнится, в кажущиеся теперь уже очень далекими дни, когда в доме Шеллоу Райдеров произошел настоящий бой, Ричи продырявил Джонатану ногу, а теперь они как ни в чем не бывало, подолгу о чем-то беседовали наверху у брата, и расставались как самые близкие друзья.

Выходила какая-то весьма странная штука: отец, мать, Казимеж, Мериан, Эдванс — все они так или иначе общались с Ричмондом, и только Синтии никак не случалось просто сесть и поговорить с ним. Она вообще подозревала, что и сейчас, и до того от нее по какой-то причине скрывали очень и очень многое. Что ж, в очередной раз ей приходилось брать инициативу в свои руки.

Синтия понимала, что просто так вломиться в каморку к брату было бы нехорошо, а потому не нашла ничего лучше, чем влезть в отцовский подвал и прихватить с собой кувшинчик сливовой наливки…

Свод явственно услышал легкий звук шагов: кто-то медленно поднимался по лестнице. На всякий случай он вытащил длинный абордажный нож и стал к стене у дверного косяка.

Синтия подошла к двери его коморки, осторожно постучала и прислушалась. Внутри было тихо. «И где его черти носят? — подумала она с досадой. — Что я, зря тащилась сюда с этими кружками и кувшином?»

Толкаемая чувством любопытства, она медленно приоткрыла дверь. На лежаке у окна валялась какая-то одежда и скомканное покрывало. Девушка распахнула тяжелую створку и, сделав шаг вперед, едва не обронила на пол посуду.

— Какой у меня гость! — услышала она позади себя и от испуга ответила сразу и грубо:

— Не знала, что после твоего нежданного возвращения я стала здесь гостьей! Ты…

Что бы ни хотела еще добавить рассерженная девушка, но под суровым взглядом Ричмонда она резко умолкла и виновато опустила глаза.

— Похоже, что гостем здесь стал я. Ты ведь это хотела сказать?

Девушка не знала, что ответить. Вскоре молчание становилось тягостным.

Нарушить его решил сам Свод. Он принял из рук сводной сестры кувшин и поставил его на стол.

— Мне не следует сейчас пить хмельного, — тихо заметил он, — может случиться беда. Но раз принесла — ничего страшного, спасибо и на том. Ты хотела о чем-то поговорить со мной?

— Твой друг… — дрогнувшим голосом сразу перешла к делу девушка, — он …не должен появляться возле меня.

— Мы ведь обсудили это, и я считал, что дело улажено? — Ласт Пранк вопросительно взглянул на сестру.

— Я не хочу его больше видеть!

— Синтия, — тон Ричмонда вновь сделался суровым, — ты вмешиваешься в мужские дела, о которых не имеешь ни малейшего представления. Все уже решено, и твои капризы никому не интересны. Я скоро уеду от вас, милая, и уеду навсегда. Этот дом после замужества будет твоим, но сейчас прошу тебя, немного потерпи то, что решения здесь пока принимаю я.

Пойми, Казимеж, как и Джонатан, выпоняют очень важную работу — устраивают дела, от которых напрямую зависит жизнь и спокойствие всей нашей семьи. Если они будут точно следовать нашему плану, это существенно скажется на вашем благосостоянии и на …состоянии твоего приданого. Так что терпи и Казика. Ничего с тобой страшного не случится, если ему вдруг потребуется пересидеть какое-то время в стороне от чужих глаз в твоей лавке. От тебя будет требоваться только чтобы его, в случае чего, не нашли. Это ведь не самая сложная задача? Кстати, — добавил Ричи заметно сникшей Синтии, — мой друг Шыски от тебя тоже не в восторге. Да и я, честно говоря, думал о тебе иначе. Разбаловала тебя Энни с отцом…

Синтия повернулась, медленно закрыла за собой дверь и стала спускаться вниз. Свод бросил абордажное оружие в ножны и устало присел на край стола, глядя вслед ушедшей сестре. «Не выспался, — оправдывал он себя за резкость, — задергался весь… Живу среди людей, а волк-волком. Даже с сестрой не могу нормально поговорить. Не удивительно, что и мне от нее не приходится ждать любезности. Хотя та же Мериан встретила меня с радостью. Может, это приданое новоявленной миссис Эдванс сыграло свою роль? М-да, — с горечью заключил Свод, глядя на запотевший кувшин, — чужой я тут. Как ни крути, а моя семья уже давно меня «похоронила», и не раз. Правы русалки, я на самом деле уже не принадлежу этому миру и только случайно здесь задержался…»

Он вытащил из кувшина пробку, отмерил себе полную кружку наливки и выпил ее без остатка. Сладко-кислое питье медленно разлилось теплом по всему телу, ощутимо отпуская обручи напряжения, что держали в тисках его уставшую голову. Свод поставил пустую посуду на стол, подошел к лежаку и почувствовал непреодолимое желание отдохнуть. Он снял сапоги и с удовольствием растянулся на горизонтальной поверхности.

— Кто здесь? — неожиданно услышал он чей-то голос позади себя. Ричи попытался вскочить, но не смог! Мир вокруг него резко изменился. Ласт Пранка окружало гулкое и сырое пространство, погруженное в непроницаемую темень. Невидимые во мраке стены угадывались по звукам водяной капели.

«Да это же сон! — озарила его быстрая догадка. — Но как? Когда я успел в него соскользнуть?..»

Где-то подспудно Ласт Пранк сразу стал подозревать, что с ним снова случилась какая-то метаморфоза. Не мог же он, в самом деле, растянуться на постели и тут же сигануть из светлого послеполуденного времени суток в кромешную ночную тьму? С удобного, мягкого лежака да в какой-то сырой подвал? «Подвал! — выстрелило в голове Ричи. — Черт подери, я опять очутился в том самом подвале!»

Меж тем, окликнувший его голос уже затих и различался слабо, словно издали. В затхлой норе было слышно лишь какое-то нечленораздельное бормотание.

— Эй, — негромко окликнул Ласт Пранк окружающую темноту, и тут же добавил: — Никаляус, это вы? Эшенбурк!

— Я! — дернулся где-то во мраке призрак учителя. — Кто-то звал меня или …я в который раз ослышался? О, проклятый подвал, — продолжил он стенать, снова начиная бормотать себе под нос, — сколько же раз он меня так обманывал. Звуки, голоса, а на самом деле только стены, только решетки…

— Никаляус, — повторил Свод, — это вы?

— Никаляус? — с удивлением не то спросил, не то подтвердил тот. — Да, меня когда-то звали так. Кто здесь?

— Это я — Ричмонд Свод.

— Вы?! — вскочил и гулко ударился обо что-то Эшенбурк. — Вы снова здесь? Как? А-а-а, — догадался он, — вас все же убили! Чую — опоили чем-то дурманящим?

— Я не пил ничего особенного, — озадачился Свод, вспоминая, что на самом деле хлебнул-таки отцовской настойки.

— Это вам кажется, — по-дурацки рассмеялся в темноте Эшенбурк, — но, как видно, это судьба, Ричи. Вас на самом деле отравили…

— Этого не может быть!

— Умоляю вас, — взмолился Никаляус, — только не кричите, не надо здесь кричать. Поверьте, даже если бы вас не отравили те, кто призывает сущности в это место, нашли бы как убить вас каким-либо другим способом. Кому-то очень было надо, чтобы вы снова попали сюда…