Начало

Это случилось с ней впервые. Легкая и ветреная Синтия, что шалила и носилась неведомо где в своих снах-видениях, так стремительно рухнула обратно, что ее земная суть вполне различимо услышала шлепок падающей с вершин заоблачного полета души. Будто даже хлопнула некая невидимая крышка где-то у нее под сердцем, впуская обратно эту вечную, невесомую странницу.

Перед мисс Шеллоу Райдер стоял взъерошенный, усталого вида бородатый парень, застенчиво мявший в темных от солнца руках мокрую меховую шапку мурмолку[1]. Даже дети в Англии знали, что в них ходили те, кто прибыл из-за моря, с большой, далекой и холодной земли.

— Что вам нужно? — засуетилась застигнутая врасплох хозяйка. — Я не очень понимаю. Что… что вы говорите?

Чужак нахмурился и, буркнув себе под нос: «эх, нічога ніц не разуме, агнявуха канапата», продолжил:

— Плохая понимает Англия говорит. Слушать, ты. Я искать Уил Шела Райдзер, понимать? Торговать здесь он? Ты кто есть, девушка? Позвать владелец.

У Синтии прям засвербело на конце языка, так захотелось тут же востро ответить этому пришлому, однако опыт — вещь упрямая. Продавая хлеб, она уже свыклась с тем, что большинство из приезжих самым немыслимым образом коверкают их язык, и особо отличались в этом деле литвины. Любой торговец рынка знал, что лучше уж самому мало-мальски поднатореть в их сложном восточном говоре, чем каждый раз стараться разобрать то, что же они пытаются сказать на английском. Кто знает, возможно, у англичан это просто в крови?

— Ти шьто катель, русак? — с услужливым состраданием, добавив в тщательно взвешенную интонацию как можно больше такта, мило улыбнулась Синтия.

Глаза короткобородого посетителя блеснули гневом. На молодом обветренном лице прорисовались напряженные морщинки.

— Які ж я табе, кабета, русак? — прошипел он. — Я літвін.

Понимая, что ее фраза прозвучала как-то не так, Синтия наградила молодца кислой копией недавней улыбки и повторила, но уже не так уверенно:

— Ти шьто катель, дорогойный русак?

Пришлый медленно утер нос.

— Ох, — вздохнул он, — была б ты хлапцом, да-аў бы я табе за гэта пад за сківійах, чуеш?

Синтия понимающе закивала и, наконец, с грустью повторила слова приезжего парня: «Sad? Yeah, man, sometimes very sad. What can you do?[2]»

На небритом лице чужака отразилось недоумение. Огладив свою короткую бороду, он сжал в руках и без того скомканную шапку и повторил:

— Я спросить Уил Шела Райдзер! Торговать здесь он? Ты кто есть, девушка? Владелец Уил где?

— Оу! — дошло наконец до Синтии. — Вам нужен отец? Уил? Уил Шеллоу Райдер?

— Йес, так еншчь, — оживился пришлый. — Уил Шела Райдзер. Дзе ён?

— Он придет скоро, как раз должен зайти, понимаете?

Чужак отрицательно замотал головой.

— Уил ходит сегодня ден здесь, — на удивление четко проговорила Синтия заковыристую фразу на восточный, русский манер и осталась довольна собой. Еще бы, в ее понимании, это прозвучало по-русски просто идеально.

— Уил, сёння прыдзе сюды? — догадался чужак.

— Е, — подтвердила девушка, — прыдет зюда, зюды, — поправилась она, адаптируясь к странному говору гостя.

— Я мушу чакаць, — заявил короткобородый и, отступив пару шагов назад, уселся на скамью у входа.

Замерев у торгового стола в растерянности, Синтия только молча захлопала бронзовыми ресницами. Едва она собралась что-то сказать, как в магазин вошли Руд и Стенли. Бросив беглый взгляд на хозяйку, они, как видно, подумали, что прервали какую-то важную беседу, а потому с виноватым видом быстро собрали с полок пустые ящики и, унеся их на подводу, отправились за вечерней выпечкой.

Время шло, а бородатый гость, похоже, на самом деле собирался дождаться Уила. Где ему было знать, что мистер Шеллоу Райдер, занятый общественными и собственными делами, вполне мог зайти к дочери и поздно вечером, перед закрытием.

— Уил не приходить было, — робко произнесла Синтия.

— Йес, — оживился бородач. — Уил была. Я ж сказаў, што мушу яго чакаць.

— Мушу цакать, — машинально повторила девушка, понимая, что у ее непрошеного гостя достаточно терпения, чтобы дождаться судного для, не то что ее отца. — Уил быть не приходить. Такой быть, — продолжила она, видя, что чужеземец начинает догадываться о смысле сказанного, — много быть, шатыри раза. Не шатыри раза — сем! Он давно хотеть ходить дом. Уил может счас ходить дом. Было захотеть не ходить тут, он ходить дом.

— Мне нада, — поднимаясь, решительно заявил бородатый, — ай виш Уил, ўеры виш. М-м, — замялся он, — ту …спик, вич хим сякрэтлы, ю кноў?

— Ты мог, — задумалась Синтия, — может и не увидел Уил, еджели Уил уходить дом.

— Ай, — начал было гость, но девушка подняла руку.

— Стоп! — жестко заявила она. — Ньет говоришь инглиш. Ты плохой говоришь инглиш, ньет понимать я.

— Ага, — с сарказмом ответил пришлый, и девушка обратила внимание на то, что каждый звук «г» у него неизменно звучал мягко, не так, как у ранее встречаемых ей русских. Это скорее напоминало «гх». — Як ўжо ты мовіш па-русацку, — продолжил гость, — дык далі бог, цемнаскурыя туземцы і тыя лепш гавораць.

Синтия округлила глаза.

— Йа ты нет понимайет, — растерянно произнесла она.

— Добра, кажу, — отмахнулся бородач, — хорошо. Мне нада Уил. Дзе яго дом?

— Ти хочет ходить дом Уил?

— Ты ж кажаш, што ён сюда можа і не прыйсці.

— «Не прыйсци», — повторила хозяйка магазина. — Да, ест. Правилно. Уил моджет не прийсци зюда.

— Вось, — оживился бородач, — я і кажу, што сам да яго пайду.

— Ап… — открыла рот Синтия и запнулась. На пороге магазина появился не кто иной, как мистер Роберт Сэквелл!

Ситуация была щекотливой. Он, важный и богатый господин, проявил интерес к девушке, и вполне обоснованно в ответ на это получил некое заверенье в том, что и он ей не безразличен. Да, спорить здесь нечего, интерес обоюден. Но вот кавалер отрывается от дел, приезжает к ней… и! Застает объект своих воздыханий ведущим жаркие беседы на непонятном языке в компании какого бородатого простака. Сэквелл снял шляпу и поприветствовал хозяйку.

— Мисс Синтия, я не вовремя? — сдержанно спросил он. — Просто появилось свободное время, и я решил зайти.

— Все в порядке, мистер Роберт. Я ждала вас. Этот человек просто спрашивал о Уиле, моем отце.

Договорить девушка не успела. Бородатый вдруг вскочил и, выпучив глаза, вскричал:

— Маўчы! Што ж ты?! Я ж казаў, нікому не можна ведаць! Вву-у-у-ух, дурніца!

Он затряс перед собой увесистыми кулаками, будто с трудом сдерживая себя от того, чтобы на влепить затрещину растерявшейся девушке. Оторопевший на первых порах Сэквелл вынужден был податься назад.

— Что это с ним? — недоуменно осведомился он у хозяйки. — Что он говорит?

— Мне кажется, — неуверенно ответила Синтия, — он отчего-то недоволен тем, что я начала говорить про Уила.

— Маўчы!!! — не на шутку взъярился бородатый. — Вой жа, курыца дурная!

Роберт шагнул вперед, занимая позицию между грубияном и подавленной его криками девушкой. Явить чистоту своей рыцарской крови сейчас было весьма уместным решением. Мысленно потомок древнего английского рода уже был готов к тому, что этот неотесанный крикливый парень сейчас попятится назад, даст обратный ход своим эмоциям, иначе просто и быть не может при изображаемой-то Сэквеллом решительности. А уж сразу после этого следует дожать и непременно еще и унизить этого крикуна, чтобы не смел более никогда повышать свой поганый голос в присутствии высокородных господ. «Хо, — мысленно улыбался мистер Роберт, — сейчас, мисс Шеллоу Райдер, вам придется слегка зажмуриться, вас ослепит грозный блеск моих лат!»

Роберт двинулся на взбесившегося посетителя хлебной лавки так, как двигался бы конь на вставший на его пути кустарник: мощно и решительно. Он был заметно выше бородача, к тому же ремень потомка рыцарских родов оттягивал Горский палаш[3] с прекрасным сетчатым эфесом.

Наглец попятился, но вдруг! В одно мгновение провернувшись, словно цыганский хлыст, так прицельно и мощно выбросил свою правую руку в нижнюю челюсть отважного рыцаря, что тот, сверкнув ботфортами, ударился в пустые шкафы и, хватая и круша их, свалился на пол. Синтия, испугавшись того, что сейчас может произойти, только прикрыла дрожащей ладошкой рот.

Сэквелл потерялся в пространстве. Поднимаясь, он безпомощно хватал руками воздух. Слетела со столовых весов, задетая им, чаша с мукой, рассыпалась вокруг белым пыльным облаком. Мистер Роберт встряхнул головой и, нащупав, наконец, причудливое сплетение эфеса, стал подниматься… Но тут же получил чудовищный удар ногой в грудь и повторно рухнул на сломанные полки. Бородач подскочил к нему и пару раз гулко ухнул рыцарскому потомку кулаком в голову. С дюжину звонкоголосых канареек засвистели в ней, унося мистера Роберта на краткосрочную прогулку в райские кущи.

— Ут… — нависая над Сэквеллом, загудел сквозь зубы бородач, — паўдурак. Гавораць між сабою людзі, куды ты лезеш?

— О-о, шьто ты делаль? — стала приходить в себя Синтия. — Умертвил? Мистер Роберт убойны?

— Жывы будзе, твой Роберт, — деловито осматривая жертву, ответил литвин, — сам вінаваты. І ты, дурында! Я ж табе казаў, у мяне тайная справа да Уіла. Цяпер тут мне нельга яго чакаць. Сёння ноччу, чуеш? Сення я і …мой гаспадар прыдзем да вас дадому.

— Мой дом? — лицо Синтии исказила гримаса ужаса.

— Ага, — криво улыбнулся бородач. — Скажаш свайму бацьку, разумееш? Фазэ ту вэйт ми энд май фрэнд тунайт. Ю андестуд? — спросил посетитель на прощание и ушел.

Побелевшая девушка только кивнула ему вслед. Она вдруг с ужасом поняла, что эта заграничная деревенщина решил ее сосватать и, поскольку он, судя по его поведению, не в ладах с законом, теперь придет ночью поговорить по этому делу с отцом.

Конечно, отец на такое никогда не согласится, но, если друг этого бородатого такой же лихой парень, как и этот, ее отцу нужна будет помощь. У кого ее просить? Единственный, на кого могла надеятся Синтия еще час назад, в этот момент лишь глухо стонал, лежа в мучной пыли.

Поднимать излишний шум или верещать, взывая о помощи, Синтия не решилась. Это могло навредить ее репутации — сильной и независимой девушки. Она помогла пребывающему в жалком состоянии Роберту подняться, старательно отряхнула его от муки и пыли, после чего, предварительно выглянув на улицу и убедившись, что никого рядом нет, аккуратно вывела его через боковую дверь и, кисло улыбнувшись, произнесла: «И что за день сегодня? Дурацкий день, правда? Совсем не задался. Этот негодяй все испортил. Мистер Роберт, вы ведь приедете еще? Мне так неудобно, право, что все так вышло…»

— Все в порядке, — прошипел сквозь рапухшие губы Сэквелл, — это не изменит моих чувств к вам, мисс Шеллоу Райдер. На той неделе у меня снова намечена поездка сюда, и я приду к вам, будьте уверены.

На бледную, застывшую в умилении девушку смотрел лишь один влюбленный глаз ее кавалера. Второй заплыл отеком и напоминал сейчас перезревшую сливу.

— Всего доброго, мисс, — поклонился Роберт и, стараясь держать равновесие, с достоинством зашагал в сторону моста.

Казик пришел, когда день стал клониться к вечеру. Свод к этому времени уже совершенно издергался, то и дело выглядывая в окно комнаты, благо второй ярус постоялого двора позволял ему видеть все неширокое пространство улицы.

Оправляя Шыского в разведку, Ласт Пранк сильно рисковал, но другого выхода не было. Бродить самому вблизи отца, наверняка, было небезопасно. Свод, конечно же, был почти уверен в том, что исполнительный и аккуратный в поручениях Казик разыщет Уила, если, конечно, тот еще жив и здоров. Шыски испольнительный и в точности передаст устное послание сына. Но в такое неприметное и такое важное слово «почти» в любой момент могло вклиниться все, что угодно. Задуманное Ласт Пранком вполне могло рухнуть даже от того, что Шыски никак не мог научиться более-менее сносно изъясняться по-английски. И хоть торговцы с востока давно не были здесь в диковинку, опытный в этих делах Свод все равно остерегался, что какой-нибудь нелепый случай может помешать его замыслам.

Но вот, в сотый раз выглядывая в окно ночлежки, Ричи увидел, наконец, устало шагающего Казика. Тот совсем не спешил. Как и учил его Свод, Шыски, стараясь убедиться в том, что не притащил за собой «хвост», пару раз будто бы случайно уронил монетку и, поднимая ее, незаметно осматривался.

Ласт Пранк схватил поношенный сюртук и, сбежав вниз, набросился на Казика:

— Все хорошё? Ты не набрал неприятности?

Шыски вздохнул:

— Так сабе, пане.

— Гавары панятна.

— Надо …пашаптацца.

— Гуд, — бросил Свод и повлек Казимира в дальний угол закусочного зала. Там они, тревожно осматриваясь, минут десять сидели молча. Ждали, пока им подадут ужин. — М-м-м, — вдруг вспомнив что-то, заговорил наконец Свод, — Казык, я сказал хозяину, што прибывал из Литвы. Назвал свае имя Альгерд. И ты называл меня Альгерд, добра?

— А я? — уточнил Шыски.

— А ты Казык и ест Казык, — улыбнулся Свод, — першый из пройдохов и май сябра. Тибя не надо прятальса. Казимежа тут не искают. Ета я, — Ричи снова бросил взгляд по сторонам, — корошо, что с барады зичас приехал. Дажи ро́дня, — делая ударения на «о», с грустью продолжил Ласт Пранк, — типер не узнавайет будит менья, йэсли видят. О, — снова вспомнил он, — мы гаварым о родне. Ти нашель кто нада?

— Йес, — прожевывая жесткое мясо, отозвался Казик, — на кирмашы.

— Кде?

— Извиняй, пан, на рынке. Там есць хлебная лаўка. У ёй дзевушка рыжая была…

— О, эдо Синтия, — не без удовольствия произнес Свод.

— Мабыць, Синция, — неуверенно ответил Шыски и тут же поведал пану Рычы все, что с ним сегодня произошло на рынке.

Ласт Пранк пристально смотрел на своего верного спутника и никак не мог поверить в услышанное.

— Ти, — наконец спросил он, — удариль мушшину? Шатыры разы?

— Гэта, быў не проста так сабе мужчына, а сапраўдны пан. — Покраснев, ответил Казик.

— Ти сдурэль, Казимеж? — едва сдерживая себя, вознегодовал Свод. — Ми с тобой прячутся, старальса шьтоб не влезли в неприятности, и раптам ти сам забил пана! Казык! Тут за пана тибе отрубят твою дурную галаву.

— Я не забіў, — осторожно отмахнулся Шыски, — так… хіба што трохі падваліў.

— Кто той пан?

— Зкуль мне ведаць?

— Это не Уил был?

— Не, — стараясь не заострять внимания на неприятных деталях, пояснил Казик, — я пасля бойкі ціхенька сказаў гэтай вашай сястры, Сінціі, што мы прыдзем сёння ноччу да іх, …дамоў.

— Ты шьто, сказал ёй пра менья? Ты з розуму сашол?

— Не, — замотал головой Шыски, — я толькі сказаў, што прыду па неадложнай справе, і не адзін, а з сябрам.

— А побиты пан слышал о том?

— Дзе там, — улыбнулся Казик, — ляжаў дагары нагамі.

— Дренна, сябра мой Шыскі, дрэнна, — заключил Свод, — нас могут ждат там, и пасля уже мы с тобой падат и лежит с дагары нагами. Эх-хе-е, — тяжко вздохнул пан Ричи, — но не грусди, май сябра. Мы пойдет мой хата, я знайет там всйо. Не заходим с главного двер, заходим хитра, инаше…

В черную, глухую полночь, в тот самый жуткий час, которым пугают доверчивых зевак всевозможные сочинители историй о мертвецах, кладбищах и могилах, Свод и Казик, наконец, рискнули приблизиться к тыльной стене дома Шеллоу Райдеров.

Если смотреть с лицевого фасада, было видно, что, несмотря на позднее время, в трех комнатах горел свет, значит, слова Шыского возымели свое действие и их ждали. Но кто? За прошедшие два дня Ричи вскользь, дабы не привлекать к этому особого внимания, разузнал достаточно много о том, как и чем ныне жило его семейство. Уил Шеллоу Райдер был теперь зажиточный торговец и крупный в масштабах города чиновник. При малейшей угрозе семье, ему ничего не стоило нанять ватагу темных людей, которые за жменю медяков изрубят в солому любого, на кого укажет наниматель. И кто знает, до какой степени посещение и слова чужака напугали Синтию? Рассказ Шыского мог быть сильно им приукрашен, или, скорее, приуменьшен, дабы избежать взбучки от пана Рычы.

Январская ночь все плотнее окутывала Эксетер колючим холодным мраком и пронимала до костей, рыскающих на заднем дворе непрошенных визитеров.

Ждать дольше просто не имело смысла. Свод молча дернул Казика за рукав и повлек за собой. Дойдя до угла соприкасающихся стен здания, пират выставил Шыского вперед и, приблизившись, зашептал ему в затылок:

— Будем бираться, Казимеж.

Казик дернулся в железных лапах пирата.

— Куды? Уверх?

— Тс-с-с-с, — по-змеиному зашипел Ласт Пранк, — ти шьто крича-аль дурный? Не шуметь нада. Я знайет, шьто ты бойалса высока, знайет, — увещевал товарища Ричи, — но, сябра мой, инаше нельга, никак. Йа жиль здес и в ночи, кагда мне нада ходить било, йа так па стенка хадил, правда. Видель булдж?

— Што?

— Торшит, витсупайет…

— А, — догадался Шыски, — выступы?

— Йес, вытсупи. Ани йест, йак …степс. М-м-м, степспени…

— Ступени?

— Аха, — выдохнул Свод, — стэпены. Держатса легко: левы нага — левы рука, правы нага — правы рука, шагаль уверх. Нада ошен нам залэзайет на дах, э-э…, крис, крицу…

— На дах? На крышу?

— Крису, йе. Сябра, зямлей хадить нельга, нас зловят. Там, уверхе, мы может смотрить в окна. Мой сторерум наверхе ест. Йа жил там. Кали никто не живет там зарас, мы влезайет. Йа открывал окно, знайу открывальса окно как. Кали ворогов мало, мы их в тепле и темно ловит будет и тиха резат всех.

Шыски вдруг подпрыгнул на месте.

— Рэзаць? — ватными губами повторил он.

— А как жа? — продолжал жарко шептать ему на ухо Ласт Пранк. — Они приходили тьебя, менья убиват. Йа не дам им. Пан Свод жалейет Казык-забака.

— Пан, — завертел головой Шыски, — не заві мяне сабака.

— А ти не дрогайса, как дефка, — подтолкнул его в спину Свод, — вороги приходыли за моя и твоя жизни. Или вораги, или мы, сябра. Лезай… ну!

Дрожа всем телом, Казик ощупал первый, нависающий по его левую руку, выступ на стене и, потянувшись, поднялся на него. Тут же, не давая товарищу прийти в себя, пан Рычы толкнул его кулаком в напряженный от страха зад, и рука Шыского сама собой потянулась вверх. Макушка следующего выступа оказалась очень высоко. Молодой литвин едва дотянулся до нее. «Да ўжо, — отвлекал себя от боязни все возрастающей высоты Казик, — пан Свод вышэй мяне ростам. Яму лягчэй залазіць на гэтыя муры. А шчэ ж марская школа!

Но уже скоро страх остался где-то внизу. Немного выбивали из колеи постоянные тычки пана Свода, но они же и не давали Шыскому задумываться о том, что сейчас под ним, где-то в непроглядной черноте ночи, добрый десяток шагов.

Вдруг дохнуло дымом и теплом. Казик уже настроился на то, чтобы в очередной раз потянуться вверх, но следующий выступ оказался намного ближе предыдущих. За ним уже слабо просматривалась освещенная дальним окном крыша.

Свод поднимался следом. Они выбрались наверх. Ричи схватил дрожащего Шыского за руку и потянул его к ближайшей стене. Только зайдя за угол, в тень от светящегося окна, Казик увидел цель этого перехода. Здесь, незаметный издалека, чернел еще один проем.

— Стоял тут, — шепнул товарищу пан Свод и подтолкнул его к стене, — это бедрум, э-э, спать, пошивать…

— Спальня, — догадался Шыски.

— Йе, — вздохнул с облегчением Ричи. — Спаль дефка, май систер.

— Сёстры…

— Зёстры, — исправился Свод. — Видел? Окна тьемный? Они взе хавальса. Это не ест хорошо. Казык, ты стоял здес. Я патиху пахажду. Нада сматрэт, где свет. Йа буду смотрьеть. Пасля приду к тебе. Будет ты тихий, так?

— Ціха, — словно эхо повторил Шыски и присел, чтобы его не было видно из темной комнаты.

Едва только пан Свод, словно кошка, безшумно, на четвереньках, добрался до угла и пропал из виду, у Казика нестерпимо зашлись пальцы замерзших рук. Не будь сейчас строгого приказа соблюдать тишину, Шыски взвыл бы по-волчьи. Разогретая подъемом кровь неотступно давила в сжатые холодом вены, доставляя литвину просто неимоверные муки. Он зажмурился так сильно, что почувствовал, как от перенапряжения в глазах затеплился свет.

Сердечный жар как иголками протыкал изнутри пальцы и гнал прочь забравшийся под одежду холод. Казик медленно выдохнул, открыл глаза и тут же отпрянул от края окна. Внутри комнаты горел свет! Через щель в приоткрытом, тяжелом занавесе штор было видно, как там расстилала постель та самая рыжеволосая девушка, что была сегодня на рынке. Имя ее почему-то напрочь вылетело из головы литвина, да и рассмотреть ее как следует, откровенно говоря, он тогда не успел. Зато теперь оторопевший от неожиданности Шыски мог в полной мере налюбоваться на ничего не подозревающую, переодевающуюся перед сном сестру пана Свода.

[1] Старинная мужская шапка с высокой, суживающейся кверху тульей, с отворотами и без них.

[2] «Да, парень, иногда очень грустно. Что тут поделаешь?» (англ.).

[3] Шотландский палаш или Горский палаш (англ. Highland broadsword — букв. «широкий горский меч») — колюще-рубящее клинковое оружие, тип палаша с прямым клинком, реже обоюдоострым, широким к концу, со сложным корзинообразным эфесом.