Начало

Из открывшейся двери в конце погруженного в густой мрак коридора появился свет.

— Что случилось, мистер Роберт? — наполняя гулкое пространство спящего дома шелестом старческого голоса, осведомился худой, словно твердая гра́бовая палка, старик Симеон. При виде его Роб едва сдержал желание вернуться в комнату. Он всегда испытывал к старому камердинеру необъяснимый страх, хотя тихий и степенный Симеон никогда даже не прикрикнул на него, не то чтобы, упаси боже, отшлепать (порой очень даже заслуженно!) избалованного сорванца.

Камердинер перешел в услужение к Робу сразу же после смерти деда. Так решил отец, который не слишком отягощал себя воспитанием сына, целиком доверив эту миссию Симеону. Одному богу известно, сколько ему сейчас было лет, но Сэквелл-младший со времен детства хранил в сознании пугающий и вместе с тем завораживающий образ старика, вечно стоящего на краю могилы. Кроме того, Роберт был уверен в том, что даже его грозный дед если уж не боялся, то, по крайней мере, опасался Симеона Клоппа.

— Мистер Роберт, — расценив по-своему молчание молодого хозяина, не на шутку обеспокоился камердинер, — вы пугаете меня…

— Мне не спится, — краткий ответ Сэквелла выдавал недовольство.

— Не спится? — как-то двусмысленно переспросил старик и, перемещаясь внутри своей безразмерной ночной рубашки, будто тонкий бронзовый язык внутри колокола, направился к Робу. — Вас что-то разбудило? …что-то увидели, услышали?

— Джеролд плачет.

— Джеролд? — с заметным облегчением выдохнул Клопп. — Ах, да, конечно, Джеролд. А еще, наверное, рождественская ночь, — вглядываясь в глаза хозяина и как будто все еще сомневаясь в чем-то, задумчиво заметил старик, — все молодые ждут чуда от Рождества, а потому нервничают и не спят.

— Я спущусь вниз, — не дал ему договорить Роб.

— Вниз? — снова переспросил Клопп.

— Да, вниз, — раздраженно повысил голос Сэквелл. — Там мой сын.

Симеон только молча вскинул торчащие, словно дикие придорожные кусты, редкие брови, медленно повернулся и побрел к своей комнате. Сэквелл смотрел ему вслед и спрашивал себя: «Ну вот с чего вдруг я всегда стараюсь ему отчитаться? Кто мне вбил в голову, что мне важно его мнение?»

Едва только камердинер запер за собой дверь, оставшийся в темноте хозяин дома с досадой причмокнул. После маячащего перед носом светильника Клоппа ему казалось, что небольшое окно в конце коридора исчезло, а первая из ступеней лестничного пролета и вовсе рисовалась сейчас краем пропасти. Держась обеими руками за холодный массивный поручень перил, Роберт стал спускаться.

Конечно, вернуться и взять в комнате светильник или свечу было бы правильнее, но внутри Сэквелла что-то противилось этому. Скорее всего, он не хотел в очередной раз признаваться в собственной непрактичности.

Он, очень медленно нащупывая очередную ступеньку, все удивлялся тому, что даже ночью старый Клопп был готов в любой момент выйти и выполнять свои обязанности. Складывалось впечатление, что камердинер, одолеваемый мыслью «а что, если хозяину вдруг что-то понадобится?», никогда не спал, прислушиваясь ко всему, что происходило за дверью. Как еще можно было объяснить то, что, услышав малейший шорох, он тут же вышел с зажженной свечой?

Рассуждая об этом, и, вопреки своим мрачным ожиданиям, Сэквелл успешно спустился вниз. Глаза быстро привыкали к темноте. В окна первого этажа ломился лунный свет, отражаясь от окрашенной меловой известью стены левого крыла дома. Старые доски скрипнули под весом Роберта, и почти сразу же открылась дверь комнаты Джеролда.

— Кто здесь? — негромко спросила кормилица.

— Я, — ответил Роб, — не пугайтесь, миссис Вэлери.

— Мистер Сэквелл? Как хорошо, что вы не спите. Только тихо, пожалуйста, зайдите к нам. Все же Бог меня услышал.

В голосе няни, старающейся не разбудить только что уснувшего малыша, звучала тревога. Роберт на цыпочках прошел вдоль стены к открытой двери комнаты и уже на пороге ощутил ни с чем не сравнимый, сладкий запах помещения, в котором есть ребенок. Няня ждала у окна.

— Подойдите сюда, скорее, — шепнула она, делая шаг назад и приглашая хозяина занять ее место. — Вчера я думала, что мне показалось… Осторожнее, старайтесь, чтобы вас не было видно снаружи.

Сэквелл послушно спрятался за выступающий косяк и выглянул в окно.

— Смотрите, — со страхом прошептала кормилица, — в летней башенке, у ворот.

Дальняя стена дома, выстроенного в виде прямоугольной скобы, сверху была украшена крохотной, хорошо остекленной башней. Выглядела она настолько легкой и воздушной, что издали днем казалась забытой каким-то сказочным великаном хрустальной табакеркой. Старые слуги, да и сам Роберт, были уверены, что, когда Джеролд подрастет, эта башенка станет излюбленным местом его игр.

Сейчас же Роб всматривался в ее прозрачные, очень дорогие стекла и вдруг ясно заметил в них слабые сполохи света.

— Там кто-то есть! — вздрогнул Сэквелл.

— И, скорее всего, не один, — быстро заговорила кормилица. — Несколько раз я замечала сразу два силуэта. Еще вчера хотела сказать об этом вам или Клоппу, но подумала, что вы сочтете это за мои фантазии. А я, мистер Сэквелл, совершенно не…

— Подождите, — не дал ей договорить хозяин, — вы говорили, что и в прошлую ночь там кто-то был?

— Я уверена!

— Интересно, кто?

— Почем мне знать, мистер Сэквелл! — округлила глаза Вэлери.

Охваченный странными чувствами, Роберт выскочил в коридор и бросился к лестнице. Вне себя от бешенства и тревоги, он и не заметил, как одним махом преодолел непроглядное пространство лестничного пролета и буквально влетел в свою комнату. Не размениваясь на мелочи, он схватил лежащий на комоде ремень, застегнул его поверх своего ночного одеяния и тут же вбросил в петлю саблю. Сняв со стены новенький кремневый штуцер, Роберт решительно шагнул к двери и… натолкнулся на возникшего из ниоткуда Клоппа. На счастье камердинера хозяин еще не успел взвести новомодный кремневый замок оружия. В противном случае от старика Симеона осталось бы только мокрое место.

— Что случилось, мистер Роберт? — привычно спросил Клопп, недоуменно окидывая взглядом экипировку хозяина.

— Еще не знаю, — мысленно находясь уже на улице, ответил Сэквелл, — но, похоже, у нас завелись крысы.

— Крысы? — по обыкновению переспросил Симеон. — Вы полагаете, сэр, что ваша «смерть кирасиров» — подходящее средство от них?

— Я полагаю, мистер Клопп, что хозяин дома имеет полное право знать, что происходит у него под носом.

— Под носом?

— Да, именно под носом! В летней башенке.

— В летней башенке? — вскинул брови Симеон.

— Именно там. Я намерен проверить, что за крысы или «светлячки» там завелись!

— О каких светлячках вы говорите, мистер Сэ…

— В сторону, Клопп! — резко выкрикнул Роб. — Мой дом — моя крепость.

Словно мощный поток выплеснул Сэквелла на улицу. Находясь в плену охотничьего азарта, он уже совершенно не думал ни о темноте лестничного пролета, ни о том, что шум может разбудить сына. Ошарашенный происходящим, Клопп лишь таращил глаза, да еще, вот же глупец, пытался светить из окна вслед хозяину своим комнатным светильником. Как ни силился он, поднимая светоч вверх или опуская вниз, в залитом лунным светом дворе не было видно ни единого блика.

Вдруг у дальнего крыла дома мелькнула тень человека. Без всякого промедления и не задумываясь ни на миг, Сэквелл вскинул тяжелое оружие, и через секунду раздался выстрел.

Можно было говорить с полной уверенностью, что гром, вспышка и облако дыма, моментально заполнившее половину двора, вызвали бы зависть даже у божественного громовержца Зевса. Ахнуло так, что Роберт с испугу бросил свое оружие на землю и запоздало заткнул уши руками. В его голове шел пасхальный перезвон доброго десятка колоколен, а неподвижный воздух холодной ночи спирал дыхание едким пороховым дымом. Если бы противник Сэквелла собрался выстрелить в ответ, он не разглядел бы цели. Именно так рассуждал приходящий в себя Роберт, который и сам не видел вокруг ровным счетом ничего.

Первое, что он услышал, убрав от ушей ладони, это был дружный лай собак, доносящийся, как казалось, из всех окрестных поселений. Звук выстрела еще летел где-то далеко над спящими полями, а переживший легкую контузию Роберт выхватил из ножен клинок и бросился вперед. К глубокой досаде Сэквелла, только раскуроченная шрапнелью штукатурка стены свидетельствовала о том, что выстрел его штуцера не был холостым.

Роберт, держа наготове шпагу и с опаской обходя дальнее крыло дома, в полной мере оценил легкое, приходящее на смену мечу оружие. В случае нападения реагировать можно было просто молниеносно, но! Реагировать было не на что… Возвращаясь во двор, Сэквелл с досады даже срубил пучок ивовых ветвей, что нависали над дорогой.

Развеялся пороховой дым, постепенно утих собачий лай и даже окно надоедливого Клоппа уже было темным. Куда только девалась его показная заботливость? Весь дом спал.

Но ведь не показалось же Робу! Ведь не только он, но и няня видела в летней башенке свет и темные силуэты.

Чтобы прояснить эту непростую ситуацию, следовало идти до конца. Сэквелл направился к двери, из которой недавно вышел его непрошеный гость и дернул массивную створку. В отполированную заморозками свежесть ночного воздуха ворвался запах цвили. В этом не было ничего удивительного. Ниже располагался вход в подвалы. Чего только в них не хранилось. Несколько раз Роб порывался собрать людей и навести там порядок, но всегда находились какие-то иные дела, да и Клопп отговаривал: мол, будет еще подходящее время.

К счастью, луна уже клонилась к крыше, и ее свет оказывал неоценимую услугу хозяину дома, показывая пустое и безжизненное пространство всего лестничного пролета. Сэквелл, не закрывая двери, осторожно вошел внутрь и поднялся: сначала на второй этаж, а уж потом и ко входу в башню. Сворка была приоткрыта. Роберт толкнул ее клинком и приготовился отразить нападение.

Щедрый лунный свет заливал все помещение, и можно было не сомневаться: здесь нет ни одной живой души, однако в воздухе до сих пор висел запах свечного воска и слабо дымился светильник на полу, что говорило само за себя: ему не померещилось.

Вернувшись во двор, он бросил шпагу в ножны, поднял тяжелый, обжигающе холодный штуцер и, уложив его на плечо, зашагал к главному входу в дом, словно вернувшийся с войны солдат.

— Что там? Кто там? — спрашивала няня, испуганно выглядывая из открытой двери спальни.

— Все хорошо, — мимоходом ответил ей хозяин, поднимаясь по лестнице, — ничего не бойтесь.

— Что случилось, мистер Роберт? — до бешенства спокойно и привычно осведомился Клопп, в этот раз выглянувший в коридор без светильника.

— Все хорошо, — повторил Сэквелл, — и вы ничего не бойтесь.

— Вы стреляли в кого-то?

— Стрелял, — кисло улыбнулся Роб, — но не попал.

— Боже, — изображая отеческую заботу, участливо просипел Симеон, — вы кого-то видели?

— Видел.

— И что намерены делать?

— Я?

— Вы, мистер Сэквелл.

— Намерен? А зарядить ружье и свалиться спать. Я здорово устал, старина…

В этот раз сон не обошел его стороной. Едва только туго набитый порохом и картечью штуцер был возвращен на свое почетное место в комнатном арсенале на стене, Роб рухнул на постель и уснул так крепко, что не сменил своей позы до самого утра.

Оно ознаменовалось внезапным визитом отца, который был встревожен тем, что его отпрыск в столь позднее время все еще выглядел помятым после сна. Дав сыну время на то, чтобы привести себя в порядок, сэр Джон отправился с Клоппом прочь со двора, дабы без лишних ушей выслушать последние новости.

Вернулись они не скоро. К тому времени мистер Роберт уже имел привычный лоск, а на стол подали завтрак. Сэр Джон велел слугам удалиться, и в столовой за закрытыми дверями остались только отец, сын и Клопп.

— А у тебя неплохой аппетит, — с улыбкой заметил старый Сэквелл, усаживаясь. — Для завтрака это очень даже щедро.

— Ну что ты, отец, — вздыхая, ответил Роб, — могу ли я встретить тебя как-то иначе? Ты вырастил меня в достатке и щедрости, позволь же и мне каждый раз платить тебе тем же.

Учтивость сына была приятна, однако вслух сэр Джон сдержанно произнес:

— Следует быть осторожным. Брюхо отнюдь не украшает мужчину. Плотным завтрак должен быть только в преддверии серьезных трудов.

— Хм, либо же после оных, — ловя удобный момент для начала беседы, улыбнулся сын.

— Не стану спорить и такое тоже имеет место. — Деловито заметил сэр рыцарь приступая к трапезе. — Я, кстати, сегодня уже наслышан о твоих ночных приключениях.

— Мне, когда я думаю об этом, как-то не по себе, отец, — чувствуя просто зверский аппетит, чего с ним давненько не случалось, начал повествовать Роб, — и это вовсе не дело.

— Не дело?

— Я имею в виду, что в моем доме, ночью, кто-то бывает без моего ведома, и вряд ли это чужак. — Пояснил сын.

— Почему же нет? Может быть, бездомный странник? — предположил отец.

— Не смеши меня, — возразил Роберт, — бездомный странник не станет жечь свечей и не притащит с собой жировой светильник. Бронзовый светоч слишком дорогое удовольствие для него. Да и странники ныне десять раз подумают, прежде чем подойти к богатому дому. Явись они просто так, в пяти случаях из десяти на них сразу же спустят собак.

— Возможно, ты прав, мой мальчик, однако я не стал бы уж так тревожиться из-за досадного недоразумения. Впрочем, — тут же заметил он, — дабы исключить подобное на будущее, предлагаю на некое неопределенное время дать этой башне жильца.

— Жильца? — не выдержал Роберт. — Отец! О чем мы говорим? Кто-то ночью бродит по моему дому, а ты призываешь меня не придавать этому значения?

— Серьезного значения, — поправил его сэр Джон, — серьезного. Ведь ничего дурного не случилось ни с тобой, ни с домом? Ну провел кто-то ночь в твоей башне…

— Он был там не одну ночь, — не дал договорить отцу Роб, — миссис Вэлери видела свет и накануне.

— Даже так? — покосившись в сторону Симеона, заметил старый Сэквелл. — Ну хорошо, пусть будут две ночи. Но какая разница? В любом случае ты повел себя как настоящий мужчина и, едва не продырявив дом насквозь, разом отбил у всех чужаков в округе всякую охоту скрываться от тебя и делать что-то без твоего ведома. Только позволь спросить, зачем ты заряжаешь ружье так, будто на подходе к твоему дому стоит вся французская армия?

— Ты сам велел всегда держать оружие заряженным.

— Велел, это верно. Но не набивать же штуцер до отказа! Мало того, что ты этим самым рискуешь разнести к чертям свой дом, так ты можешь кого-нибудь случайно убить! Ты же знаешь наши нынешние порядки.

— Я не понимаю, отец, — возмутился Роберт, — что я сделал не так?

— Стоп! — примирительно поднял руки сэр Джон. — Все так. Просто я слегка обеспокоен ночными событиями. Но я все равно собирался к тебе заехать: у меня есть одно неотложное дело, вернее, просьба к тебе.

— Да, отец, конечно.

— Понимаешь ли… — замялся рыцарь, — у меня сейчас проездом гостит один художник. Он ехал к своим друзьям, но по пути нанятый им поезд… — сам понимаешь, люди искусства экономят на всем, — так вот поезд развалился и слетел вместе с ним в овраг. Возничий сбежал, бросив этого беднягу умирать одного. Вся беда в том, что первыми его окровавленное, безчувственное тело нашли волки. Только чудо спасло его от неминуемой смерти, однако же и досталось ему очень и очень серьезно.

А дальше все просто. Нашедшие спросили его, кого он знает в этих местах и оказалось, что единственным его знакомым являюсь я. Как можно отказать себе в удовольствии приютить такого человека? Я нанял ему лекаря. Теперь на все то время, пока не заживут раны моего друга Готхарта Нитхардта, лекарь будет с ним неотступно…

Роберт внимательно слушал, но в его глазах ясно читалось недоумение.

— Дело в том, — пояснил сэр Джон, — что мне нужно уехать на какое-то время. Дела. Я бы хотел попросить тебя приютить этого человека и его лекаря.

— Но…

— Они не будут тебе в тягость, — не приемлющим возражений тоном заверил сэр рыцарь, — это очень приличные и образованные люди. Тебе не будет с ними скучно. К тому же Готхарт обещался нарисовать твой портрет. Ты же помнишь о нашей родовой традиции оставлять потомкам портреты? Один из них, мой, хранится в зале…

— Ты говорил об этом, отец. Я знаю.

— Да, но ты не можешь знать тайной стороны этих …особых портретов, сынок.

— Особых? — не понял Роб.

— Именно «особых». Это имеет прямое отношение к тому, что я называю «Большая Тайна», и потому отнесись к этому со всем своим вниманием. Дело в том, что после определенного ритуала эти картины становятся, если хочешь, …волшебными. В качестве примера могу предложить себя. Тебе ведь прекрасно известно сколько мне лет, и ты, как никто другой, знаешь, в какой я великолепной физической форме. А вспомни деда!

Не стоит с опаской смотреть в сторону Симеона. Он знает обо всем этом даже больше меня. Более того, он дальний родственник этого художника. Их род соседствует с нашим много столетий, и все наши с тобой предки имели свои особые портреты.

— Но, — пребывая в растерянности, заметил Роб, — ты только рассказывал мне о твоем портрете. Я его никогда не видел.

— В этом и суть этих произведений искусства, мой мальчик, их волшебная суть. Я рассказывал тебе о Хранителях, помнишь?

— Вскользь и ничего конкретного.

— Все верно, — не стал спорить сэр Джон, — всему свое время. Так вот основная задача наших Хранителей — следить за соблюдением всех наших обрядов, а еще — оберегать эти портреты. Пока сии творения находятся под их присмотром в сказочной, тайной галерее, ни тебе, ни мне, ни кому-либо другому, изображенному на них, не может грозить никакой физической опасности. Разумеется, если ты сам не станешь искушать Судьбу и лезть на рожон. Но, с другой стороны, существует серьезная угроза: если кому-то придет на ум ткнуть булавкой в глаз твоего изображения на волшебной картине, то в реальной жизни, где бы ты не находился, ты на самом деле лишишься глаза.

— Но…

— Не возражай, а слушай! Для того, чтобы этого не произошло, и существуют Хранители.