Начало

Лежавшая на полу девушка жмурилась от лившегося в нишу света, отворачивала голову и продолжала бессвязно стонать и всхлипывать. Мужчины быстро доломали лаз и ввалились в каменную могилу. Отомкнув кованые скобы на ее запястьях, Свод и Казик вынесли на руках вялое и холодное тело несчастной жертвы.

Она была совсем еще молода. Безформенное одеяние, разрисованное на груди сатанинскими знаками, в своей верхней части было влажным от слез, отчего казалось, что лучи перевернутой пятиконечной звезды дымились, словно в аду.

— Кто ты, дитя мое? — участливо спросил Томас, освобождая лицо юной леди от прилипших к нему волос. — Как ты тут оказалась?

— Вы? Вы не они? — снова безсвязно произнесла та в ответ сорванным голосом, безпрестанно всхлипывая.

— Они? О, я понимаю о ком вы. «Они» наши враги, — поспешил успокоить ее Мор. — Как ваше имя, мисс?

— Алиса, — выдохнула она, — Алиса Кресакр. Они у-убили всю мою семью, отняли землю, — девушка потянула к лицу непослушные руки и прижала их к щекам. — Мой отец… он случайно провалился в нашем сарае. Там был подземный ход. Отец испугался, не знал, что делать. Мы бедные люди… Он побежал к судье Уинсли и рассказал ему… — Мор и его товарищ многозначительно переглянулись. — Судья был очень добр, сказал не соваться туда, и что сам разберется. А еще поможет деньгами. Надо же было починить сарай… — девушка разрыдалась.

Молча суровые мужчины ждали, когда она выплачет до конца весь свой ужас и поверит, что спасена…

Через несколько минут девушка, с глазами все еще полными страха, стала рассказывать дальше:

— Судья не успел помочь. Ночью к нам пришли эти… люди! Отцу показали бумаги. Там было написано, что он как будто сам отказывался от земли и дома! Папа стал шуметь, хотел выгнать со двора этих разбойников, но его убили. — Она подняла взгляд, полный боли. — Их всех убили: мою мать, моих сестер и брата. Меня… оставили. Связали, выволокли во двор, а дом, где лежали они все, подожгли…

Алиса спрятала лицо за мокрыми от слез волосами, а мужчины продолжали молча и с сожалением на нее смотреть.

— Но постойте, — проявил, наконец, себя тот из узников, которого звали Джон, — ведь мы слышали еще чьи-то стоны, а в этой нише никого больше нет.

— Это рядом, — девушка подняла голову, — там заложили какого-то большого парня.

— Это Бео! — вскочил Томас.

Мужчины бросились к соседней нише и тут же принялись выковыривать из нее уже успевшие схватиться раствором камни. Девушка неожиданно поднялась и, подойдя ближе, неуверенно произнесла:

— Попробуйте там, — и она указала на нишу, из которой ее только что освободили. — Когда нас с ним затащили сюда и опоили какой-то гадостью, первой приковали и заложили камнем меня, а потом я услышала, что в соседнюю комнату начали затаскивать того великана. Я смотрела на стену, которая между нами. У меня ведь было темно. Сначала я думала, что мне это кажется, а потом я на самом деле заметила — через разделявшую нас стену были видны блики света…

— Блики? Через стену? — Томас посмотрел на Свода.

Тот отступил назад от застывшей кладки, похоронившей неизвестного ему Бео и, кивнув, сказал товарищу:

— Казык, входил в дырка. Смотры, стена в други камнаты мошьна ламат, нет?

Шыски, расслышав в словах пана Рычы нотки, указующие на его безграничное к нему доверие, прихватив факел, безрассудно и смело проскользнул в черный лаз. Было слышно, как он тут же начал скрести по стене лезвием рапиры, отыскивая хоть малейшую возможность вклиниться в кладку и выковырять хоть один камень. Вдруг этот скрежет из глубины ниши был прерван его удивленными, неразборчивыми возгласами.

— Эй, — еще через миг глухо позвал из мрака литвин, — лезце хто сюды!

Его рука призывно мелькнула в провале, и тут же на помощь к Шыскому устремился Томас.

Едва только оставшиеся в коридоре расслышали, как из перемычки грохнулись на пол несколько вывернутых камней, холодное пространство ниши заполнил изумленный голос Мора. Свод шагнул к провалу.

— Вот, смотрите! — протягивая что-то Ричмонду, появился оторопевший от великой удачи Томас. Это и есть они, те самые золотые пластинки. Они лежат здесь, в стене, между камнями. Кто-то весьма ловко замаскировал их в кладке. …Леди права, — продолжил он с застывшей счастливой улыбкой на перепачканном высохшей кровью лице, — там на самом деле есть еще кто-то.

Свод был нем от удивления. «Вот так снова удача! Но как? Кто связал воедино все эти нити? Не иначе это шаги самого Провидения. Что ж, пусть тогда все и дальше движется само собой…»

К двум старателям, бережно добывавшим драгоценности из разбираемой стены, присоединился и второй узник — Джон. В коридоре остались лишь девушка и Ричи.

Беднягу, которого обнаружили во второй каменной могиле, эти кровожадные упыри Сэквелловского замка даже не смогли как следует приковать к стене. Скорее всего, это произошло из-за слишком широкой кости этого крупного парня. Его попросту намертво связали, бросили на пол и, пользуясь тем, что он опьянен и оглушен, замуровали. Кляп не позволял ему кричать.

Свод был немало удивлен тому, с каким уважением, если не сказать трепетом относился Бео к тем узникам, которых Ричи и Казик освободили первыми. Тот, которого звали Джон, оказался епископом и его, оживающий на глазах Бауэрмен, называл не иначе как «Ваше Преосвященство».

Все собрались вокруг Бео и слушали его сбивчивый рассказ о том, как он, бедняга, пострадал за свое любопытство и ослушание наказа епископа не соваться в эту усадьбу. Все это время Ричи, не обращая на себя особого внимания, тихонько заматывал в найденную в подвале тряпку те шестнадцать золотых пластин, что были обнаружены в стене.

Вдруг он удивительно ясно почувствовал если не опасность, то некий внутренний позыв — остановить это бесконечное и полное раскаяния повествование Бауэрмена о событиях того страшного вечера.

— Пора, господа, — разом скомкав счастливый запал всех без исключения, резко произнес Свод. — Думаю, нам всем следует как-то осторожно выбираться отсюда, пока хозяева не почуяли, что у них под ногами происходит что-то неладное.

Он несся с каких-то горных вершин, кубарем, сшибая камни, деревья и даже дома! Словно лавина с крутого склона, словно скользнувший с высоты сель, и все только потому, что пришло его время! Да, пришло время …просыпаться. В дверь уже давно и требовательно стучал Клопп:

— Мистер Сэквелл, — тихо гнусавил он прямо в косяк, остерегаясь поднять своим шумом кормилицу и маленького Джеролда, — пришло ваше время! Небо скоро засветлеет…

— Слышу, Симеон, слышу, — отозвался, наконец, хозяин имения, садясь в постели.

— Я пойду готовиться, мистер Роберт, — продолжая приводить в тонус своего молодого господина, бодро заявил старый камердинер, — буду ждать внизу. Не медлите, прошу вас!

— Да слышу я, — скорее огрызнулся, нежели просто ответил Сэквелл, пытаясь нащупать ногами у кровати выделанную овчину. — Вот вздорный старик, — бурчал он себе под нос, поднимаясь и отыскивая на столике шнурок с висевшим на нем огнивом. Стараясь хоть как-то отсрочить окончательное пробуждение, Сэквелл, не открывая глаз, нащупал то, что ему было нужно, и, наконец, затеплил светильник.

Фитиль ночника разгорался медленно, отражая на лице молодого человека неудовольствие от раннего пробуждения. Для Роба наступал очень важный день. Его сегодняшний сон был, что называется, «в руку». В нем молодой Сэквелл с трудом поднимался на высокую гору, на самый пик! Облаченный в какие-то белые одеяния, он взобрался по острым уступам так высоко, что у него кружилась голова и, сильно кровоточа, отчего-то выпадали зубы. Несмотря на все эти трудности, Роб продолжал упрямо карабкался вверх, пока чертов Клопп не остановил его великолепное восхождение.

Хозяин имения не судил старика строго, ведь сам накануне просил своего камердинера разбудить перед рассветом. Да и сны, как известно, еще много раз могут присниться, а вот день, подобный сегодняшнему, будет только один.

Вечером отец введет своего приемника уже не в ложу, а в сам Орден. Сэр Джон впишет в древнюю книгу «Тленного следа» имя следующего Сэквелла. Запись делается кровью жертв, смешанной со срезанными с затылка волосами своего наследника. День пройдет в приготовлениях к этому обряду, а после него, ночью, каждый из одиннадцати прибывших к ним Отцов введет Роба и еще десятерых кандидатов в свой несокрушимый Орден!

До того времени, перед Обрядом введения, еще до восхода солнца предыдущего дня, то есть сегодня утром, каждый из принимаемых в священное братское лоно должен был выстрелить в восходящее солнце: либо из лука, либо бросить, разумеется, символически, в светило копье, либо, как собирался это сделать Роб, пальнуть в него из отцовского штуцера. В честь утренней богини вся эта рассветная мистерия Ордена уже много веков носила название «выстрел Авроры[1]».

Свое оружие отпрыск рыцарского рода проверил и снарядил еще вечером. Потому и попросил Симеона разбудить его прямо перед рассветом, во время царствования на небе «Утренней звезды», что была покровителем и Небесным символом всех Братьев. В этом был величайший сакральный смысл: в момент, когда в вышине еще лучезарно красуется Люцифер, а солнце только поднимается над горизонтом и начинает затмевать его своим сиянием, следовало хоть как-то помочь своей путеводной звезде и отмстить светилу за его общепринятую исключительность.

Прошедшая ночь была холодной. Спускался легкий туман, и разогретый в помещении металл штуцера моментально покрылся росой. Кремниевый запал позволял не особо обращать на это внимание, главное, чтобы порох оставался сухим.

Сэквелл немного нервничал. Впрочем, в случае отказа оружия можно было отослать в дом Клоппа. Он принесет сухую ветошь, порох, и зарвавшемуся светилу все равно никуда не деться: выстрел все равно грянет!

Они медленно шагали к воротам, наблюдая, как все больше освещается рассветом утреннее небо. За тенью стоящего справа крыла здания с башенкой, что переливалась сейчас, словно покрытая алмазами корона Первосвященника, Сэквелл отметил тени людских фигур. Он безмерно обрадовался, полагая, что это доктор Коломан с мастером Матисом встали так рано, чтобы присутствовать при таком значимом в его жизни ритуальном действе.

Похоже, и старик Клопп, несмотря на свои слабые глаза, заметил их, поскольку приветственно помахал рукой и даже учтиво поклонился. Но как только отступил краткий миг эйфории, вдруг оказалось, что компания, высыпавшая созерцать «выстрел Авроры» мистера Роба, оказалась на удивление большой.

Сэквелл-младший, немало удивившись, все же продолжил шагать в направлении закрытых ворот своего особняка. Первое предположение сменилось другим, тоже вполне резонным: не иначе — это друзья отца, воспользовавшись подземными галереями и в знак безмерного уважения к сэру Джону прибыли к ним дабы узреть эту утреннюю мистерию.

Рассмотреть стоявших у стены людей было сложно: свет от пылающего неба бил им в спину. Через мгновение от этой группы отделились двое и, сверкнув в приветствии клинками рапир, зашагали навстречу хозяину имения. Вглядываясь в их проявляющиеся в утреннем сиянии фигуры, Сэквелл сразу же отметил, что с первым из друзей отца он не знаком. Этот джентльмен зажимал под мышкой тяжелый сверток, похоже, подарок для кандидата в Орден, и смотрел на штуцер Роба с нескрываемым уважением.

Вскоре стал различим и второй идущий. И тут что-то странное начало происходить с Сэквеллом! Едва только его взгляд узрел в неприметных чертах этого гостя что-то до боли знакомое, ствол тяжелого штуцера неловко клюнул вниз, безвольно повиснув на теряющих силу руках. Клопп собрался что-то сказать, но вдруг первый из «друзей отца» сделал молниеносный выпад и оборвал его вдох, пронзив своим клинком старческое тело.

Сэквелл будто вмерз в покрытую инеем землю. Он вяло попытался поднять ружье, но оно по какой-то мистической, необъяснимой причине упрямо целилось в землю. «Нет! Невозможно!» Перед ним стоял тот самый бандит, что уже дважды разукрасил его физиономию на эксетерском рынке! И снова, теперь уже третий раз, Роберт был полностью парализован каким-то необъяснимым страхом…

— Ото ж, еціт тваю маці, — узнал, в свою очередь, своего давнего «знакомого» и Казик. — Ля, — добавил он на непонятном для Сэквелла языке, — гэты дурань сёння ўжо са стрэльбай. Сцеражыся, пан!

С этими словами он каким-то неловким движением выбросил вперед руку и, вогнав клинок прямо в кадык своего рыночного врага, тут же отскочил назад. Штуцер пополз вниз в слабеющих руках, уткнулся стволом в землю и вдруг оглушительно выстрелил, заволакивая едким дымом упавшего на колени, а затем рухнувшего лицом вниз потомка рыцарского рода.

Эхо неудавшегося «выстрела Авроры» уже неслось где-то далеко по просыпающимся окрестностям, а оглушенный им Ласт Пранк, разумеется, не имеющий ни малейшего понятия о том, что собирался делать хозяин имения, недовольно встряхнул головой, вбросил рапиру в ножны, поправил здорово отдавившие ему бок пластины и, подхватив под руку побледневшего литвина, повлек того вдогонку за скрывающейся в глубине двора компанией бывших узников секвеловского замка.

Догнали они их уже за калиткой, возле моста. Дом Сэквелла спал. Никто и не думал бить тревогу, никто не высыпал во двор, не поднимал людей… Покидающий это дьявольское место отряд безбедно перевалил через мост, и только тут Свод, все еще не веря, что им удастся уйти без боя, в который раз оглянулся назад и вдруг заметил, что несколько стекол башенки разбито, а у образовавшихся дыр стоят два человека и с интересом наблюдают за передвижениями их компании. Выходит, что пуля из штуцера все же нашла свою цель, испортив чудесное остекление в этом «пузыре».

Ричи остановился, вытянул рапиру и, победно вскинув ее вверх, дал понять этим странным наблюдателям, что он настроен решительно. Жест возымел свое действие: люди резко отпрянули назад, полагая, что бандиты намерены сейчас же вернуться.

Они потеряли полдня на то, чтобы как следует затеряться в лесах подальше от злосчастного Кристо. Епископ Джон и его друг Томас выпросили у хозяина безымянного хутора, великодушно принявшего их на ночлег, пару десятков ровных дощечек, что тот готовил себе на дранку. Еще по пути они все же нашли способ уговорить Свода и до глубокой ночи аккуратно срисовывали с золотых пластин неведомые, древние знаки. Жгли лучины, здорово надымили и поутру рачительный хозяин, разумеется, выставил немалый счет.

Ласт Пранк отдал этому крестьянину все монеты, что у него были с собой. Платил именно он, поскольку ни у кого из их разношерстной компании не было ни гроша. Скупой хуторянин попытался выжать из гостей хоть что-то еще, после чего Ричи отдал ему рапиру Казика и тихо шепнул на ухо, что если и этого будет недостаточно, то свой клинок Ласт Пранк тоже готов оставить в качестве оплаты — пристроив его меж ребер скупого хозяина. Крестьянин тут же расплылся в благодарной улыбке, провел постояльцев до изгороди и еще долго смотрел им вслед, пока его странные гости, которых он почему-то вчера принял за бродячий театр, не скрылись в густых кустах за горой.

Пришло время расставаться. Свод не испытывал по этому поводу особых сантиментов. Он прекрасно понимал, что сейчас где-то кто-то в очередной раз ищет возможность продырявить его и без того подпорченную шкуру или же снова, теперь уже навсегда, затянуть на его шее конопляную веревку. Стоило хоть немного задержаться или раскиснуть — тут же потеряешь бдительность, и этот «кто-то» сразу возьмет твой горячий след. Вспомнить хоть того же крестьянина, что дал им ночлег. При первом удобном случае он, не задумываясь, все расскажет о том, что в такой-то день у него останавливались такие-то странные люди… Нет, что ни говори, а нужно было поскорее покидать эти места.

— Нам пора, — сказал Свод в спину идущему перед ним епископу, — боюсь, что здесь наши с вами пути расходятся.

— Куда вы теперь? — спросил без какого-либо двойного смысла Джон, судя по всему, и сам чувствовавший приближение этого момента.

— Не могу сказать, — честно и лаконично ответил Ричи.

Лица спасенных им людей были уставшими, но вместе с тем какими-то просветленными. Каждый из них еще вчера простился со своей жизнью, но! По воле провидения на их пути встретился этот странный человек, имени которого они до сих пор не знали.

— Меня зовут Томас Мор, — заговорил вдруг второй из бывших узников, — я очень влиятельный человек. Поверьте, кто-то ответит за все эти злодеяния!

— Мистер Томас, — не дал ему закончить Свод, — мне нет никакого дела до всего этого. Должен признаться, что …я далеко не добродетель, коим вижусь всем вам. Поэтому не благодарите меня — я преследовал свои цели. — Свод немного помолчал, а затем продолжил: — За себя и своего спутника я спокоен, но касательно вас у меня есть серьезные опасения. Те негодяи, что пленили вас, похоже, знают, кто есть вы, а потому обязательно станут искать и преследовать.

— О, не беспокойтесь, — ответил Мор, — мы достаточно защищены в обычной жизни.

— Хм, — снисходительно улыбнулся Ричи, — интересно, тогда как вы влипли в эту историю с подземельем?

Томас тяжело вздохнул:

— Это был как раз единственный и досадный промах, мистер…?

— Свод.

— Конечно, — согласился Мор, — конечно, мистер Свод. Ведь настоящего своего имени вы нам не откроете?

— Нет.

— Жаль, я бы хотел вас отблагодарить. Информация с пластин для нас с Джоном просто безценна, а ко всему еще вы спасли наши жизни и жизни этих несчастных! Я искренне хочу для вас что-то сделать, но, к сожалению, сейчас у нас нет с собой даже мелкого пенни. У нас отобрали решительно всё!

— Стоит ли, Томас? — лениво взирая в небеса, устало спросил Ласт Пранк. — Не далее, чем через неделю я навсегда покину Англию и уберусь в глубь материка так далеко, что найти меня уже не сможет никто из врагов. Повторяю, не стоит благодарности, я спас вас случайно… Не отягощайте свою голову лишними заботами. Что же до моего дальнейшего пути, то если божественное Провидение будет так же благосклонно ко мне, как и до сего момента, я безбедно увезу с собой пластины. А вот вам… Эти люди будут думать, что сокровища у вас и вас очень скоро найдут.

— О, мы примем меры, мистер Свод.

— Какие? — хитро щурясь на солнце, спросил Ричи. — Эти упыри, насколько я понял, давно и плотно сбиваются в свои страшные стаи. Это дьявольская сила, мистер Томас. И, думается мне, среди них достаточно людей, не менее влиятельных, чем вы. Любого можно оболгать перед королем, любого можно предать или продать с потрохами… Вы ведь не можете знать всех голодных волков этой стаи.

Я слышал о том, что существуют такие общества откровенных упырей и всегда сторонился их дел. Прошу вас, прислушайтесь к моим предостережениям, Томас. Возможно, в открытую они не объявят вам войну, но найдут другой, изощренный способ расправиться с такими важными свидетелями. Берегитесь сами и побезпокойтесь, пожалуйста, о девушке. У нее никого не осталось. Неспроста же судьба связала вас с ней воедино? И, — назвавшийся Сводом кивнул в сторону хутора, — начиная с этой секунды, будьте трижды осторожны. Здесь вас уже ищут. Прощайте!

Он хлопнул по плечу своего товарища, и они, тут же свернув с наезженной крестьянскими телегами дороги, спешно скрылись в кустах.

До Эксетера Ласт Пранк и его верный спутник добрались к полудню двадцатого января. В дом Шеллоу Райдеров они вошли через торговую лавку на первом этаже, дабы не вызвать ни у кого подозрений. Их встретила взмокшая от работы Синтия, которая сразу же поведала Ричи главную, невеселую новость: его отец, Уил, разбитый лихорадкой, уже второй день, как свалился в постель, и теперь она, Энни и пара безтолковых грузчиков пытаются совместными усилиями удержать на плаву семейное дело.

Что ж, приходится признать, как только деятельный Уил захворал, тут же стало ясно, чего стоило безмерно раздутое самомнение Синтии. Они с матерью едва ли могли справиться в пекарне, на мельнице и в лавках.

Свода тяготила мысль о том, что придется отложить отъезд за море. Этого делать было нельзя. Благосклонность фартуны крайне переменчива, нельзя было ее упускать, но с другой стороны — отец. Его на самом деле порядком трясло и выкручивало. Ричи, не раз и не два видевший подобное, объяснил Энни детально, как борются с лихорадкой моряки, а сам с кротким трудягой Казиком с головой нырнул в изрядно забытые пекарные хлопоты.

К вечеру, оглядываясь на суматошный день, Ласт Пранк неожиданно понял, что Шыски, старающийся все делать так, чтобы пан Свод особо не попадался на глаза даже грузчикам, вполне уже и сам справляется со всей работой. За ним, словно хвост, везде носилась Синтия, хотя, если быть откровенным, только мешала ему. Расторопный и умелый Казик, пробыв при хлебном деле совсем недолго, вполне справлялся со всем!

Ричи вдруг почувствовал, что в голове у него сама собой стала вызревать идея. Хорошенько поразмыслив, Ласт Пранк тут же утвердился в ее правильности, хотя еще вчера подобное он сам посчитал бы безумием. Решив дать идее переночевать в его голове, он перенес свое окончательное решение на утро.

Спал Ласт Пранк, как ребенок, без снов и видений. Лишь под утро пригрезилась ему туманная река, по которой он собирался куда-то плыть, но тут он отчего-то дернулся и проснулся.

За окном было еще темно. Ричи понимал, что в отсутствие отца никто, кроме него, не поможет женщинам у печей. Мало ли, вдруг Казик или Синтия, чьи комнаты находились в одном коридоре, дружно проспали, или там, на выпечке, что-то пошло не так?

Он оделся, вышел к лестнице и, вспомнив о Шыском, повернул в правый коридор, где в самом углу располагалась гостевая каморка литвина. В этот миг в темноте хлопнула дверь, и не успел еще Свод понять — чья, как прямо перед ним, одеваясь на ходу, вынырнул из полумрака Казик:

— О, пане, — смутился он, — добрай раніцы. Во, да печак іду, як вы ўчора мне і казалі. Трэ пячы хлеб…

— Добря, Казык, — радуясь исполнительности товарища, похвалил его Ласт Пранк, — иды, я пойдет будзит Синти.

Шыски, будто поджав хвост, проскользнул мимо пана Свода и моментально сбежал вниз по лестнице. Ричи, чувствуя некую недосказанность в отношениях со своей сводной сестрой, уже давно решил, в качестве примирения, сказать ей с глазу на глаз при встрече пару добрых слов. «Почему бы не сделать это сейчас? — Подумал он. — Утро, весь день впереди, надо поднять девушке настроение…»

Дверь сестры оказалась приоткрытой, однако Свод постучал.

— Это ты, Казик? — ласково откликнулась девушка, возясь где-то за раздвижной ширмой в углу.

Ричи шагнул в комнату и вдруг уперся взглядом в постель Синтии! Девичье ложе хранило явные отметины бурно проведенной ночи! И это были не только смятые простыни. Ласт Пранк достаточно пожил на свете для того, чтобы сразу же понять, чего лишилась в эту ночь его сводная сестра, и кто, черт возьми, изловчился это сделать.

Синтия, услышав вместо ответа лишь чье-то тяжелое дыхание, выглянула из-за ширмы и, густо покраснев, набросила на следы грехопадения лоскутное одеяло.

Ричмонд круто развернулся и в ярости бросился вслед за проходимцем-литвином. Быстро отыскав того у печей, Свод вытолкал взашей из топочной полусонных грузчиков и, схватив Казика за шиворот, швырнул в угол.

— Шьто ты тварыл? — зашипел пират, чувствуя, что в данный момент прикончил бы Шыского не задумываясь. Тут же перед ним, словно из-под земли, выросла Синтия.

— Не смей его трогать! — словно фурия набросилась она на брата. — Я сама вчера затащила его к себе, понятно?!

— Да ведь я… — растерявшись, пытался перехватить инициативу Свод, — я ему! Зачем ты? Дурочка! Это же не шутки, это твоя жизнь! Порядочная девушка подобным не балуется, понимаешь?!

— А кто тебе сказал, что я балуюсь? — продолжала наступать на него Синтия. — Мы будем жить с ним, понятно?

— Ты? С ним? — думая, что ослышался, оторопел Ричи.

— Да, нам хорошо вместе, мы любим друг друга!

— Когда? — выпучил глаза брат. — Когда, черт подери, ты …вы успели?!

— Успели! — отмахнулась сестра, поворачиваясь и обнимая Казика так, будто это котенок или щенок, которого напугал чужой и злой человек.

— Он же толком даже не понимает тебя, — попытался Свод урезонить свою сводную сестру.

— Понимает, — переходя на тот самый, недвусмысленный ласковый тон, прижалась к своему перепуганному избраннику Синти, — вот он-то меня, как никто другой, понимает. А вам и жалко, — тихо сокрушалась она, — нет, чтобы радоваться, девушка нашла свое счастье. Солнышко мое, бородатое…

Сестра гладила Казика, тот пошмыгивал мокрым носом, а Ласт Пранк только растерянно моргал, глядя на это чудо.

— Казык, — наконец произнес он торжественно и Шыски, привыкший беспрекословно выполнять то, что сообщает ему этот голос, вздрогнул и навострил уши.

— Ты аставальса тут, мой дом, — тяжело произнес Ласт Пранк, и это прозвучало как приговор. — Возмет майа систер Синтия женой. Будьет женильса, забака?

— Буду, пан Свод, — коротко буркнул Шыски, — я яе шкадую, вельми. Вой жа якая яна!

— Добра, — заключил со вздохом Ричи, — так будьет. Я пайдёт и сам сказаль об это Энни и Уил. Гут. Знай, Казимеж, менья завтра едет к Война. Едет и не вернульса, слышаль, Казык?

— Чуў, — тихо ответил тот.

— Никто, Казык, никто не дольшна знат, где я. Ни Синтия, ни Уил — никто.

— Разумею, — опустил голову литвин.

[1] Аврора — богиня утренней зари.