59

Лунев шёл по бескрайней степи, по беспроглядной белизне лежащего снега. Казалось, что и весь мир такой: плоский, белый, пустой. Ветер, равнодушный холодный ветер со свистом нёсся над землёй и косо бил по сугробам, взметая в воздух снежную пыль. Казалось, этот шум — не один из звуков окружающего мира, казалось, что он стоит в ушах и потому так постоянен, не зависит от времени суток и передвижения в пространстве. Он был так же бесконечен, как степь, как белые холмы до горизонта.

Лунев шёл, никуда и не зачем. Ему сказали идти, и он шёл. Он шёл уже очень долго, возможно, целую вечность, и ничего не менялось вокруг. Спутались дни и недели, спутались поезда, новые пути, новые остановки, спутались перемещение и застывание. Куда бы их ни везли, сколько бы ни менялись стоянки, они будто и с места не сдвигались: степь оставалась прежней.

Зима без конца и без края. Белая холодная вечность. Уже всё равно. Всё равно.

Он медленно и тяжело брёл по глубокому снегу, глядя под ноги, когда сбоку от него промелькнуло вдруг что-то знакомое, промелькнуло и исчезло позади него. Это было что-то до того знакомое, виденное раньше, что Лунев почти узнал его, ещё немного, и узнал бы, да только бы не поверил. Этого не могло здесь быть, просто невозможно, оно никак не должно было появиться. Лунев остановился, замер как окаменевший — до него доходило, что он увидел. Медленно повернул он голову вслед за промелькнувшей тенью.

— Ритка?! Ты тут что делаешь?

Фигура в длинном тёмно-красном платье приблизилась по снегу.

— Здравствуй, Лунев, — сказала фройляйн Рита, улыбаясь. — А я-то думала, этот скот соврал мне, когда сказал, что ты в ссылке. Оказывается, он тоже иногда говорит правду.

Так быть не могло! Фройляйн Рита здесь, посреди приозёрской степи, посреди снега и белых холмов — Лунев не мог сложить их в одну картинку. Это же два абсолютно разных мира, они не пересекаются, не могут смешаться и перейти один в другой. Призрак прошлого посетил его — ссыльного каторжника, это сон, грёза, бред, не иначе.

Но Рита стояла, приподняв к груди сжатые руки, казавшиеся в узких рукавах змеями, улыбалась нарочито вызывающе, и поневоле приходилось поверить в её реальность.

То ли насмешливо, то ли сочувственно она спросила:

— И как это тебя угораздило в ссылку?

— Да ладно я! — эмоции вернулись к Луневу, хотя, уже казалось, исчезли окончательно. — Ты как здесь оказалась?

Рита гордо выпрямилась:

— А я устроила митинг против идола, lieber Herr. Открыто выступила против действующей власти. Да, именно так.

— И за это тебя сослали? — у Лунева не вязалось в мыслях: Рита, та самая рисовщица-мармазетка Рита и — митинг? Её действительно хватило на это. Она не бросалась словами, когда говорила, что однажды совершит подобное.

— Ну а что они ещё могли сделать? — усмехнулась Рита (усмешка вышла ненатуральной, какой-то одеревеневшей). — Власть никогда не отличалась разнообразием мер, которыми она думает себя обезопасить. Они сочли, что меня лучше убрать подальше, и… вот результат. Так что, по идее, я должна быть совершенно счастлива: я восстала против тирана и поплатилась за это. Всё, как я и хотела.

Лунев смотрел на неё: судя по виду Риты, счастлива она не была. Этот взгляд — это был уже совсем не тот взгляд, не огненная буря, не знающая препятствий, нет, свечка на ветру: пламя слабое, неровное, оно дрожало, дёргалось, металось, чтобы сохраниться и не погаснуть. А улыбка — от сведённых скул скорее жалостная, чем саркастичная? А поникшие плечи, с трудом удерживаемая осанка? А общая затравленность во всём облике?

Рита только делала вид, что всё замечательно, всё просто превосходно, делала старательно, но не совсем удачно. Если что и поддерживало её ещё, так это воспоминание о том, за что именно она сейчас здесь.

— Так что мы теперь с тобой оба — жертвы режима, — заключила Рита и пожала плечами: мол, вот как забавно и нелепо.

— Да, — только и ответил Лунев. Он едва ещё начал понимать значение всего, что происходило. Он и фройляйн Рита — в ссылке в приозёрье, и для каждого из них другой — единственный знакомый человек здесь. Какое странное и неправильное совпадение. Почему Рита? Почему именно с ней он столкнулся на необозримой шири степей? Он не любил эту женщину, более того, с трудом выносил её. Да и она его, наверняка, тоже.

Там. В прошлой жизни.

С тех времён остались только бесформенные осколки, разрозненные и ничего не значащие. На их основе им обоим теперь предстояло что-то строить, что-то совсем новое, непохожее на то, что было.

Им придётся жить, — вдруг Лунев понял это очень чётко. Как бы то ни было, но им придётся жить и заново выстраивать свою жизнь — по кусочкам, по мелким обрывкам. Чем это обернётся, Лунев и сам ещё не знал и предположить не мог. Но что-то последует в любом случае, что-то будет, чем бы оно ни было. Это ещё не конец.