68

— Надо уничтожить все копии, пока не поздно, — Зенкин переходил от стенки к стенке редисовской комнаты, прикидывая, что бы ещё сделать, дабы отвести беду. Чтобы как будто не было рукописей, ничего не было, время откатится назад…

— Все не получится, — с мрачным скептицизмом предупредил хозяин квартиры. Он, внешне спокойно, сидел в кресле рядом с большим красным телефоном на круглом столике. Аппарат молчал. Пока.

— Сколько получится! — Зенкин резко повернулся и нервно захлопал глазами. — Перезвонить всем, с кем мы можем связаться, и предупредить их…

Редисов с сомнением покачал головой.

— Что такое?

— Думаешь, телефоны не прослушиваются?

Зенкин потерянно окинул взглядом комнату. По всей видимости, эта мысль, хоть и настолько очевидная в общем контексте, сделалась для него открытием.

— Д-да, — медленно кивнул он. — Наверно, — и добавил тихо. — Говорят же, что Он всё слышит.

— Нас Он пока не услышал, судя по тому, что мы ещё здесь, — Редисов задумался. — Хотя не факт. Не исключено, что в эту самую минуту за нами уже едет чёрное авто.

Зенкин испуганно вытаращил глаза.

— Ты шутишь?

— Ничуть.

Они замерли, встретившись взглядами. Молчание, тяжёлое и беспросветное, повисло в комнате. Теперь всё серьёзно, серьёзнее, чем когда бы то ни было. Теперь уже не махнёшь рукой, не отшутишься с лёгким сердцем, наплевав на осторожность, не увильнёшь от ответа. Грозная действительность глядела на них в упор. Охота уже велась: за последнюю неделю прошёл шквал арестов среди столичной интеллигенции и богемы. Сомнений не оставалось: это начало массовой травли. Что же будет потом? Масштабы, до которых могло дойти в будущем, даже не хотелось представлять.

— Однако, если нас действительно ещё не услышали, надо срочно предпринимать меры, — Редисов быстро вскочил с кресла, нарушив иллюзию спокойствия. — Поговорить с теми, с кем можно связаться лично, без телефона. У кого из наших есть рукопись? Бобров, Гюрза, Адель… У Вивитова есть, не знаешь?

Зенкин подумал немного, развёл руками:

— Надо у него спросить. Я думаю, он надёжный человек…

— Положим.

Основывать всё на «положим» было невыносимо. А этот путь был единственным, который остался им: каждый вариант стал теперь неоднозначен, сомнителен, не проверен до конца, будто густой туман окутал их всех. Что за судьба такая, когда ничто не стоит надёжно, всё не закреплено и шатается, подвешенное за невидимые верёвочки; когда движешься осторожными мелкими шажками по узкой доске над бездной и не знаешь даже, имеет ли смысл твоя трижды осторожность: а вдруг верёвочки уже оборвались и вместе со всей доской ты летишь вниз?

— Ладно, пошли, — Редисов шагнул к входной двери, быстро накидывая куртку.

— Куда?

— Ко всем, о ком мы только что говорили, забирать копии рукописей, — он раздражённо уставился на Зенкина. — Или ты хочешь подождать, пока за нами в самом деле поедут?

— Нет-нет, — Зенкин быстро замотал головой. — Просто… я не думал, что пойдём сейчас. Ночь…

— Время не терпит! — Редисов почти сорвался, что бывало крайне редко у него. — Времени совсем нет! Ты это понимаешь?

Зенкин, и так уже вздрагивающий от любой тени после недавних новостей, поспешно согласился и устремился было за Редисовым. Но вдруг встал, как бы вспомнив о чём-то важном.

— Подожди. Мы всё про копии да про копии. А оригинал?

— Оригинал… у него, — притихшим голосом ответил Редисов.

— Его ведь тоже надо уничтожить.

(Ещё один очевидный пункт, который они почему-то пропустили. Вот так всегда и бывает, и все катастрофы случаются не из-за того, что не смогли чего-то сделать, а потому, что не учли. Не все ходы проверили. Не все цепочки просмотрели. И сколько ещё пунктов было ими пропущено, м?)

Забыв о своём намерении обогнать время, Редисов прислонился к двери и задумался.

— В квартире есть кто-нибудь? — спросил он.

— Его жена.

— Её не арестовали? — удивился Редисов (он примерно представлял манеру ведения дел политических преступников).

— Нет, — также удивился Зенкин (он не понимал, зачем арестовывать жену Лунева, если обвиняется только он сам).

— Странно… Но ладно. Ты её знаешь?

— Лично нет. Видел, может, пару раз.

— Хорошо… С ней надо было связаться в первую очередь. Ещё при аресте Лунева. Как это мы не подумали? — а думали ли они тогда о чём-нибудь, трезво и по-человечески?

— Мне кажется, она поговорит с нами, — сказал Зенкин. — Она добрая женщина, насколько я слышал… Если мы нормально объясним, что нам нужно… В общем, надо зайти и к ней тоже.

— Зайдём. Но днём, — уточнил Редисов.

— Угу.

Всё-таки ночью им вряд ли откроет дверь даже такая добрая женщина, как Мария Лунева. Времена не те. Щедрой доли подозрительности хватит даже на самых доверчивых и беспечных. И днём-то убедить впустить в квартиру двух незнакомых людей будет не так легко, возможно. Может, и совсем нелегко.

Они опять засуетились, открывая дверь. Редисов ещё раз освежил в памяти список:

— Так, значит, Бобров, Гюрза, Адель, Хассель, Плишманов, Сюрткин… Кто ещё? Вивитов, возможно…

— У фройляйн должно было остаться, — вдруг вспомнил Зенкин и резко замолчал. Они оба замолчали, будто наткнулись на труп, на окровавленное место преступления. На то, чего запрещено касаться.

— Мы… зайдём, — пробормотал Редисов.

Они вышли — в февраль и ночь.