64

Суровое приозёрье оказалось не таким уж суровым, как можно было предположить. В представлении Лунева оно являло собой царство льдов и вечной глубокой заморозки, где едва ли сам воздух не превращается в кристаллы, а снег твёрд, как асфальт, и смертоносен.

На самом деле всё было не так эффектно и не так летально. Видимо, Царство Холода, которое воображал он себе, более подходило для мира его фантазий, далёкого как никогда и наполовину забытого. Всё заслонила реальность, блёклая и тянучая реальность. Она, хоть и была тяжела, не убивала: даже мороз был не столь силён для зимы в приозёрье. Даже работы оказались вполне посильны. Даже жизнь вполне сносна, так в чём же дело тогда?

Лунев не мог понять, что так сильно тяготило Риту, из-за чего она постоянно находилась на грани нервного срыва. Её состояние, все её бурные переживания оставались недоступны ему. Что такого уж трагического в их положении? Но высылка из столицы не прошла бесследно для Риты: это была уже не та фройляйн Рита, какую Лунев знал в Ринордийске, даже не та Рита, которую он в первый раз увидел здесь, в ссылке. Нет, это была бледная тень фройляйн Риты, скользящая по бескрайним снегам приозёрья. Нервное и физическое истощение сделали своё дело: Рита уже едва держалась и, казалось, была на краю. Её пламя слабело и затухало.

— Я не могу так больше… не могу… — бормотала Рита и кругами ходила вокруг Лунева.

— Что ты не можешь? — спросил он отстранённо. Он смотрел вдаль: на бесконечные линии холмов, на снег, лежащий до горизонта, на маленькие вихри снежинок, что кружились иногда над землёй.

— Не могу так жить, — с расстановкой проговорила Рита. — Не могу оставаться здесь дольше. Это… Это не жизнь! Как ты не видишь? Неужели, неужели ты совсем этого не видишь?

Он не ответил. Дали были прозрачны и легки, и таким же слишком прозрачным и невесомым казалось Луневу собственное бытие. Он почти перестал существовать как некто «я». Был странный, в некотором смысле живой объект, который другие могли использовать по своему усмотрению, потому что объект не был против. Он вообще не был ни против чего-то, ни за.

— Они отняли у нас всё! — продолжала Рита, не смущаясь, по-видимому, его молчания. — Посмотри, посмотри вокруг, здесь же нет ничего, только пустота и снег. Ты помнишь, как было раньше? Ты помнишь, как было, когда мы жили полнокровной жизнью? А здесь? Только одна степь, степь, степь повсюду — и всё!

— Вижу, — ответил он машинально.

На самом деле, ещё чуть-чуть, маленькое движение внутри, и он понял бы Риту. Он и теперь смутно понимал, о чём она, только вот делать это движение не хотел. Иначе… Иначе воспоминания о прошлом нахлынут неудержимым потоком, и тогда от осознания своей теперешней жизни ему станет тошно, станет невыносим один вид голой пустынной белизны. Тогда он вспомнит — и в полной мере поймёт, чего его лишили. Зачем? Он не хотел делать себе больно.

Лучше так. Лучше тотальная заморозка.

— Я не могу так больше… — повторила Рита. — Эта степь, эти холмы, везде вечные холмы, — они сведут меня с ума! Я не переживу эту зиму. Здесь так пусто, так ужасно пусто и тоскливо…

— У тебя слишком большие запросы, — заметил Лунев, потом подумал, что к месту будет менторский тон. — Это ссылка, Рита. Чего ты ожидала? Огней, танцев и толп поклонников? Тебя, между прочим, даже от работ освободили, — добавил он.

Рита приостановилась.

— Да лучше бы я работала! — она вздохнула. — Мне даже не на что отвлечься, я вынуждена беспрерывно смотреть на эти ужасные холмы и ничего не делать. Понимаешь ты, что это значит: вообще, вообще ничего не делать? Эта пустота… я должна постоянно вращаться в пустоте, больше ничего. Снег, везде снег, ветер, холодно… Меня достало, что вокруг всё белое, больше ни одного цвета, меня достала эта бесконечная зима, я не могу так больше, не могу!

Рита без сил опустилась рядом с Луневым, просто села, бухнувшись в снег.

— Я хочу в столицу-у-у! — протянула она, как обиженный ребёнок.

— В столице сейчас тоже зима, — равнодушно ответил Лунев. — Тоже снег, ветер. Метель. Тоже всё белое и холодно.

Рита не ответила. Она уткнула голову в колени и беззвучно рыдала, сотрясаясь всем телом.

В общем-то, Лунев понимал, что зима там и зима здесь — совершенно разные вещи. К чему была его последняя фраза, он сам не мог объяснить. Какая-то нелепая игра в общепринятые мысли и взгляды. Странные вещи происходят. Он, похоже, больше не существует сам по себе. А кто существует? Существует ли вообще что-нибудь? — размышлял он, необременённо и невесомо…

Рита подняла голову.

— Мне же так мало надо, — прошептала она. — Только воздуха глоточек.

Лунев демонстративно обвёл руками встававшую перед глазами даль.

— Сколько угодно.

— Это не тот воздух! — взвизгнула Рита.

— А какой тебе нужен?

Она сердито отвернулась:

— Вам не понять.

Конечно, это же фройляйн Рита: она же другая, не такая, как остальные люди, и всё у неё по-другому… Столь яркая в прошлой жизни — и абсолютно не приспособленная для жизни нынешней. Она по-прежнему сидела на снегу и тихо плакала. Луневу даже стало жаль её немного сквозь толщу апатии. Возможно, подумалось ему, её следовало бы утешить, поддержать. И сделать это, по идее, стоило бы Луневу.

Только помочь Рите он никак не мог. Он и сам был проморожен до бесчувствия.