Запись из Хранилища. 4605 год после События, осень

Тромвал брёл домой, покачиваясь в такт порывам ветра. Время от времени глаза отрывались от протоптанной тропинки и скользили по видневшейся из-за холмов покатой крыше. И с каждым шагом она становилась всё ближе.

Десять лет прошло с окончания Первой волны, а ему так и не удалось найти себе занятие. Да ещё и эти сны. Что бы там ни думали те несколько человек, которых можно назвать друзьями, бесчувственным чурбаном он не был, и порой кошмары давали о себе знать.

Но больше всего донимали не кошмары, а безделье. В армии он чувствовал себя на своём месте, занимался любимым делом. А здесь, вдали от города, в небольшой деревеньке, делать было решительного нечего. Вот ноги и несли сами к ближайшей таверне с названием «Свиное рыло». В деревне поговаривали, что так её назвали в честь хозяина заведения, но любой, кто решался об этом заговорить, отправлялся при помощи пинка за дверь под одобрительные возгласы наблюдающих за представлением завсегдатаев.

Когда взгляд Тромвала в очередной раз оторвался от дороги, крыша оказалась совсем близко. Порывы ветра срывали с клёнов листья, и он, нелепо размахивая руками, отбивался от коварного врага, налетавшего целыми гроздьями. Солнце, слепившее утром, теперь скрылось за едва виднеющимися горами, и на землю опустились сумерки.

За время пути в голову Тромвала не удалось пробраться ни одной мысли. Он специально доводил её до такого состояния. Так легче, когда ни о чём не думаешь. Вместо этого всё внимание занимали заплетающиеся ноги, которые так и норовили подвести своего хозяина. Широкие зелёные штаны из настоящего хлопка, делавшие его в деревне чуть ли не лордом, до колен покрывала пыль, а на рукаве серой рубахи виднелось несколько капель крови.

Нередко визит в таверну заканчивался дракой с местными, когда после очередной кружки разговоры о минувшей войне перетекали в демонстрацию того, чему там успели научить.

Но на этот раз причиной стали не местные. Проезжавший торговец хотел остановиться на ночлег и потребовал себе столик Тромвала. Якобы он самый лучший, а пьянице уже всё равно, где сидеть. Столик стоял у открытого окна, откуда задувал тёплый осенний ветерок, принося свежесть в пропитанный пивом воздух таверны.

Хозяин сделал вид, будто требования не расслышал, и торговец приказал своим охранникам убрать пьяницу. Результатом стала сломанная рука у одного, разбитая скула и пара выбитых зубов у второго. Сам торговец остался цел, отпустили подобру-поздорову. Народ высыпал из таверны за незадачливым гостем. Охранников вытащили следом и погрузили на телегу. Селяне, привыкшие работать с живностью, со смехом наблюдали, как торговец неумело взбирается на козлы и понукает лошадей. Похоже, всю работу за него делала охрана.

— Ничего, поспишь под открытым небом, подышишь воздухом! — раздавались вслед торговцу крики вперемешку с улюлюканьем.

Тромвал отделался содранной кожей на костяшках и вывихнутым пальцем. Челюсть у охранника оказалась на редкость крепкой.

Но эти мелкие царапины меркли в сравнении с тем, что ждало его дома. Алика, его жена, задаст такую взбучку по возвращению, что травмы двоих охранников покажутся мелочью. Она признавала, что делать здесь действительно особо нечего, и понимала, через что ему пришлось пройти, но считала такой способ убийства времени в корне неправильным, и не уставала напоминать об этом самыми разными способами, один раз даже сломала ему руку скалкой.

Когда Тромвал рассказал о случившемся в таверне, его подняли на смех. От рассказа отмахивались, как от очередной небылицы. Алика, миниатюрная красавица с тонкими чертами лица, большими зелёными глазами, взирающих на всех невинным взглядом, и длинными каштановыми волосами, вызывала зависть у всей деревни. Благо появлялась она там не часто, поскольку ещё в первый визит заметила, какой произвела эффект. Жёны пихали мужей под рёбра, когда те едва не сворачивали шею, стараясь разглядеть все выдающиеся достоинства проходящей мимо красавицы. Потому на заявления Тромвала, что она похожа на дикую кошку, когда разъярится, и в буквальном смысле рвёт и мечет, никто не обращал внимания.

Из груди Тромвала вырвался протяжный вздох, когда он в очередной раз поднял голову и увидел каменный забор высотой в человеческий рост. Деревья кончились, вокруг расстилались поля и холмы, покрытые ещё зелёным ковром. Несомненно, главное достоинство дома — тишина. Вокруг одни луга, где паслась живность.

Даже в таком состоянии, когда в голове шевелился только ветер, Тромвал почуял неладное. На первый взгляд всё было как обычно. Приоткрытые деревянные ворота, которые, сказать по чести, давно стоит починить. Тонкий завиток дыма тянется к небу из трубы красного кирпича, возвещая о дожидавшемся дома ужине.

«Тишина», — вдруг осенило Тромвала. — «Никогда я не слышал такой тишины».

Виной тому были крики двоих мальчишек-близнецов, его сыновей. Им достались каштановые волосы матери и её характер, потому большую часть времени они пребывали в состоянии крайнего возбуждения, придумывая новые игры и оглашая округу своими криками. Переезд на природу дал им долгожданную свободу. Больше не требовалось смотреть на каждого встречного с подозрением или ждать подвоха от попрошайки, способного напасть ради куска хлеба.

Теперь тишина наступала только в тех редких случаях, когда своими проделками сыновья доводили мать до предела, и та давала волю своему характеру. Тогда им находилась работа до поздней ночи, сидеть они всё равно толком не могли.

Приблизившись к воротам, Тромвал осторожно заглянул во двор. Груда поленьев, прежде аккуратно сложенных у забора, валялась, как попало. Крытый загон для скота распахнут, из темноты не доносилось ни единого звука, хотя свиньи, коровы и прочая живность, обычно ещё не кормленная в это время, не замолкали ни на миг.

«Может, их ещё не привели?» — подумал Тромвал, поднимая взгляд на быстро темнеющее небо. — «Потому и нет мальчишек, отправились за ними».

Но эта мысль оказалась единственной разумной. Голова отказывалась соображать, затянутая пивными парами. Тромвал толкнул створку ворот и шагнул во двор. Он испуганно вздрогнул и обернулся, когда раздался противный скрип петель. Да, их определённо нужно починить. Завтра. Ну, самое позднее — послезавтра.

Вокруг, насколько хватало глаз, не нашлось ни души. Повернувшись к дому, Тромвал вгляделся в окна. Свет горел только в одном из них, на кухне. Но оттуда не доносилось ни единого звука, обычно сопровождавшего готовку. Остальные окна чёрными провалами усеивали стену двухэтажного дома, построенного из крепкого дуба.

Дом достался Тромвалу от отца. Мальчишкой он жил здесь, но потом уехал в Вердил. Медленная и размеренная жизнь тогда казалась ему слишком скучной. Теперь же, после войны и целого века в городе, воспринималась как награда. Больше не требовалось постоянно следить за кошельком, осторожничать, чтобы не закончить жизнь в тёмной подворотне или оскорбить младшего сына заезжего лорда, свернувшего в дешёвую таверну в поисках развлечений. И пусть сыну ничего не светит из наследства, эти лорды поднимали изрядную шумиху, если с головы их драгоценного отпрыска упадёт хотя бы волосок. А в некоторых заведениях, бывало, целая голова падала отдельно от тела.

Пока Тромвал изучал дом, тумана в голове поубавилось. Теперь стали заметны и другие детали, вроде лопаты посреди двора или рассыпанной пшеницы. Алика никогда бы не допустила подобного. Даже когда мальчишки устраивали свои игры, старались держаться подальше от двора, или сильно не шалить.

Всё оружие спрятано на втором этаже, подальше от мелких сорванцов, и Тромвал подобрал с земли лопату. Невесть какое оружие, но всё лучше, чем кулаки. Из разбитых костяшек закапала кровь, когда он до боли сжал древко, пытаясь угомонить гудящую голову и вслушаться в тишину. От резкого «Карррр!» вороны Тромвал едва не подпрыгнул на месте. Новый порыв ветра принёс едва различимое мычание со стороны пастбища, но дом продолжал молчать.

Одной рукой повернув ручку двери и резко распахнув её, другой Тромвал приготовился метнуть лопату, словно копьё. Никого. Он чуть расслабился и опустил руку. В конце-то концов, мальчишки могли заиграться и только сейчас пойти за живностью. Алика надрала им уши и пошла вместе с ними, читая по пути очередную бесполезную нотацию. Такое уже случалось пару раз.

Тромвал зашёл в прихожую, всё ещё не решаясь выпустить из руки лопату. Длинный коридор, шагов десять в длину и три в ширину, по обеим сторонам тянутся двери. Свечи ещё не зажгли, и Тромвалу мало что удалось разглядеть. Да и нечего, если честно, было разглядывать. Убранство дома не отличалась богатством. И причиной стало не золото, коего Тромвал выбил себе порядком перед увольнением, а Алика, утверждающая, что нечего воров заманивать показной роскошью. Потому взгляду предстал только некогда красный ковёр, старый, но добротный, пара картин, да большое зеркало на стене справа от двери.

Очередная попытка прислушаться не увенчалась успехом. Выпитое производило куда больше шума. Тромвал медленно направился вперёд, отмахиваясь от страхов, но всё же держа лопату наготове. Ни одна половица не скрипнула под его ногами. В детстве он хорошо изучил дом, когда пробирался тайком поздно ночью на улицу. Строгий отец не разрешал гулять допоздна.

Тромвал подошёл к двери на кухню, медленно повернул ручку и потянул на себя. Его слуха достиг шорох, первый звук изнутри дома. Удар по затылку отправил его на пол прежде, чем он успел повернуться и узнать, откуда он доносился.

Тромвал очнулся стоя на коленях. Плечи ныли из-за туго связанных за спиной рук. Голова гудела, виски слабо пульсировали. На губах, разбитых при падении, ощущался привкус крови. Когда до него дошло, что не мешало бы открыть глаза, он увидел собственный двор.

Перед ним стоял человек в чёрных одеяниях. Куртка с капюшоном скрывала лицо, свободные матерчатые штаны опоясывала перевязь с мечом. Его мечом. Руки в кожаных перчатках держали Его кинжал, подставляя свету факелов золотого феникса, выгравированного на рукояти. Подарок за образцовую службу, врученный лично Алготом.

— Мы тут осмотрелись, пока тебя не было. Надеюсь, ты не против?

Капюшон шелохнулся, когда незнакомец, похоже, главарь банды, оторвал взгляд от кинжала и поднял голову, посмотреть на Тромвала. Свет факелов высветил серые глаза. Черты лица исказило презрение, тонкие губы сжались. Рука в перчатке, коротко, без замаха, дёрнулась вперёд и врезалась в челюсть пленника.

Тромвал повалился на землю. Из щеки тонкой струйкой потекла кровь, наполняя рот. Кто-то сзади подхватил его за плечи и поставил обратно на колени. Тромвал сплюнул и уставился на ботинки человека, присвоившего его меч. Хорошие, кожаные, приспособленные для долгих переходов. Солдатская обувь.

— Мы сделали тебе такое шикарное предложение, а ты от него отказался и выбрал жизнь в этой… дыре. — Лицо человека в чёрном снова дрогнуло, но удара не последовало.

Тромвал с трудом поднял гудящую голову и огляделся. У забора поставили жену и сыновей. У всех троих руки за спиной, глаза и рот завязаны. Длинные каштановые волосы Алики растрёпаны, но даже сейчас красивы. На правой щеке алеет след от пощёчины, рукав платья оторван. Конечно, она бы не стала спокойно смотреть, как её хватают и связывают. Но лицо оставалось спокойным, словно не было никаких верёвок и бандитов вокруг. Талин и Нирт, близнецы, пытались храбриться, но вздрагивали от каждого шороха. С ними, похоже, тоже пришлось повозиться. Волосы растрёпаны, рубашка и штаны местами порваны.

За спиной у них выстроились шесть бандитов, по два на каждого. Одну руку они положили на плечо пленнику, второй сжимали длинный нож.

— Алика! — попытался позвать Тромвал, но вместо слов издал невнятный хрип.

— Кажется, у нашего счетовода пересохло горло, — сочувствующим тоном произнёс незнакомец, — принесите ему воды.

Одна из чёрных фигур появилась из-за спины и направилась к дому. В ожидании воды Тромвал оценил ситуацию. Двенадцать человек, и ещё неизвестно сколько притаилось в тени. Основательно подготовились, нечего сказать.

Человек вернулся из дома с кувшином воды. Подошёл к Тромвалу, напоил его, после чего вновь скрылся за спиной.

— Ну как, полегчало? — заботливо поинтересовался главарь, продолжая играть с кинжалом. Тромвал кивнул, и вслед за этим рука в перчатке заехала ему в живот.

Его вырвало, вода потекла обратно вперемешку с кровью и выпитым пивом. Он едва не захлебнулся, зелёные штаны потемнели и промокли насквозь. Он начал заваливаться набок, но крепкие руки удержали его в сидячем положении.

— Ещё воды?

Тромвал замотал головой и вновь закашлялся.

— Тогда слушай. Мы предлагаем в последний раз, в присутствии твоей семьи. Возможно, так тебе будет легче принять решение. Мы увозим тебя, ты работаешь на нас, получаешь неплохой доход, и спокойно живёшь дальше, время от времени наведываясь домой. Либо мы забираем вас всех, ты работаешь с нами, получаешь хлеб и воду, живёшь в тесной комнатке, и редко, очень редко, видишься с кем-нибудь одним. Какой вариант предпочтёшь?

Тромвал поднял голову, рана на затылке отозвалась болью. В глазах двоилось, руки онемели, грудь горела огнём. Хорошо его приложили, ребро сломали, а то и не одно.

— Ты Леран, верно? — просипел Тромвал. — Получил звание сержанта после защиты Вердила?

— Получил, да, — мрачное лицо исказила кривая ухмылка. — Надо же, вспомнил! Мы и встречались-то всего пару раз. Вот за это тебя и ценили там, наверху. Так как, принимаешь моё предложение?

— А если я отправлю тебя куда подальше? — Голос отказывался подниматься громче шёпота, и звучал жалко.

— Какой неожиданный поворот, — вздохнул Леран и направился к стоящей троице. — Я прям не знаю, как мне быть. Ты же умный мужик, Тромвал. Как, по-твоему, я поступлю?

Он остановился перед Аликой. Презрение впервые сменилось подобием улыбки. Острие кинжала с меткой феникса медленно заскользило по бывшему нежно-голубым, а ныне серому от пыли платью. Алика дёрнулась, пытаясь отпрянуть, но державшие её с обеих сторон руки не дали двинуться с места.

— Не вынуждай нас прибегать к крайним мерам. Всем будет лучше, если ты согласишься работать на нас добровольно, но это не обязательно.

— Это называется добровольно?

— Пока ещё да. — Кинжал поднялся от груди Алики к горлу. — Хочешь узнать, как далеко мы готовы зайти, чтобы убедить тебя?

Тромвал опустил голову, из груди вырвался тяжёлый стон, за которым последовал новый приступ кашля.

— Хорошо, — прохрипел он, — я согласен.

— Вот и славно. — Кинжал скользнул обратно вниз, по разрезу платья, и замер у груди. Леран ухмыльнулся и повернулся к Тромвалу. — Ты отправишься в Вердил, там накопилось немало работы, требующей твоего самого пристального внимания. Боюсь, тебе не удастся справиться с ней быстрее, чем за месяц, и чтобы с твоей семьёй ничего не случилось, я, пожалуй, останусь здесь, присмотрю за ними.

Увидев полыхнувшую в глазах Тромвала ярость, Леран расхохотался.

— Ну, не надо так на меня зыркать. Не забывай — для твоей работы хватит и одного глаза. Лучше бы поблагодарил, в этих краях много воров, а под моей защитой никто не осмелится напасть на них.

— Ты, ничтожный кусок…

Договорить Тромвал не успел. В голове вспыхнуло, и он потерял сознание.

Очнулся Тромвал уже на лошади, перекинутый через седло. И без того гудящая голова дико ныла, каждый шаг животного отдавался болью в рёбрах. Руки не освободили, но связали спереди, для большего удобства при перевозке.

Тромвал открыл глаза и медленно, не делая резких движений, огляделся. Его везли по просёлочной дороге, ведущей к Пути, сбоку ехали ещё три всадника.

— А жёнушка у него ничего, — раздался голос одного из них, — я бы тоже не отказался охранять её, хоть круглые сутки.

— Может, тебе ещё выпадет шанс, не будет же Леран сидеть там весь месяц, — ответил ему другой, везущий Тромвала. — Будем сменяться каждые пару дней, дело ведь непростое.

Остальные одобрительно рассмеялись.

Новый приступ ярости захлестнул Тромвала. Бросив быстрый взгляд на всадника, он увидел кинжал и потянулся к нему, не тратя время на раздумье. Но бандит заметил это движение.

— Смотрите-ка, очухался уже, — всё ещё смеясь, произнёс тот. Бандит сам обнажил кинжал. — Не забывай слова Лерана. Ты нужен нам, но не невредимым. — Он прижал голову Тромвала к лошади и приставил лезвие к уху. — Может, отрезать тебе одно? Отправим твоей жёнушке, глядишь, сговорчивее станет.

Тромвал ничего не видел. Он ощущал только острый запах лошадиного пота и холодную сталь у уха. И ярость. Ярость переполняла его, а чувство собственной беспомощности выводило из себя. Он вцепился зубами в лошадь. Животное испуганно заржало и встало на дыбы, сбросив пленника вместе с наездником, и рванулось вперёд.

Тромвал полетел вниз, но успел извернуться и подставить руки, уберегая голову от встречи с утоптанной дорогой. Всаднику повезло меньше, он врезался затылком, и на него вдобавок приземлился пленник.

На этот раз Тромвал добрался до кинжала. Дрожащими руками выхватил его из руки не соображавшего бандита и резанул его по горлу, после чего откатился в сторону и медленно поднялся. Ноги дрожали, мышцы на руках сводило судорогой, но он ничего этого не замечал, охваченный гневом.

Никто из оставшейся троицы не пытался его схватить. Всадники перестали смеяться и теперь смотрели на него.

— Ты только что совершил последнюю ошибку в своей жизни, — произнёс один из них, единственный, у кого висел на поясе меч. — Подписал смертный приговор не только себе, но и семье.

Троица развернулась и поскакала обратно в сторону деревни.

— Эй! — заорал Тромвал и рванулся за ними, но не сделал и трёх шагов, как ноги подкосились и он рухнул на тропинку. — А ну вернитесь, вы, трусы!

Но никто даже не обернулся на крики. Тромвал бессильно глядел вслед удаляющимся всадникам. Ярость, душившая его, вырвалась в вопле отчаяния, разнёсшегося над равниной. Всхлипы, последовавшие за ним, были куда тише.

Он не может согласиться работать на них, просто не может! Он дал клятву, но стоит ли эта клятва жизни его семьи? Нет, конечно, но теперь уже поздно. В том, что будет дальше, Тромвал не сомневался. Слишком хорошо он знал этих людей, и это тоже была одна из причин отказа. Бывшие солдаты, распущенные после окончания Первой волны. У них свои законы, отличные от законов прочих уличных банд, и смерть товарища они не оставят безнаказанной.

Тромвал лежал на земле. Кровь медленно катилась по затылку и стекала по шее. Рука сжимала кинжал. Он сел, и взглянул на покрытое кровью остриё. Нож уже отнял одну жизнь сегодня, что для него вторая? Может, покончить со всем сейчас?

Тромвал выставил кинжал перед собой, едва различая остро отточенное лезвие в наступившей ночи. Таким будет не больно перерезать вены или горло. Лучше умереть, чем знать, что из-за него погибла семья. Алика…

Ему на глаза попался дом. Сначала он думал, что это стоит всадник с факелом на холме, но слёзы отступили и зрение прояснилось. Тусклый свет из окна освещал крохотный дворик, где не держали никакой живности. Да, он знал этот дом, расположенный неподалёку от деревни. Его построили совсем недавно, лет пять назад. В таверне поговаривали, что там поселился силт ло. Один из немногих, переживших Первую волну, а значит — либо трус, либо весьма способный. Слухам Тромвал не придавал значения, потеряв интерес к происходящему после переезда, да и не хотел связываться с силт ло, но сейчас…

Тромвал перерезал верёвки и оставил кинжал валяться рядом с ними. Поднявшись на дрожащих ногах, он побрёл в сторону видневшегося вдали дома. Силт ло, вот кто ещё может помочь. Не зря же их считают такими могущественными. А если откажется… что ж, он уже мёртв. А резануть сталью по шее — это так, формальность, с ней можно покончить в любой момент.