Глава 1.

1997 год

— Маааааам! Чак опять забрал мою машину! Мою машинку!

— Неправда! Это моя!

— О Боже, — далеко уже немолодая женщина облокотилась о столбик качелей, глядя на двоих своих сыновей. Чак и Айзек — близнецы, некоторое время даже она их путала, так как в них не было ни малейших различий. Она вздохнула и медленно опустилась на скамейку, устало улыбнувшись. Ее блеклые глаза проследовала по площадке и остановились на соседней семье — Хандерсоны, мать и сын. Но какая разница! Как же Монике повезло с Аланом… Тихий, спокойный, его не слышно никогда, хорошо учится, никогда никаких проблем. Сидит, читает в песочнице. И как он только уживается с ее бесентами? Сорванцы, ленивцы, все время дерутся. Ее мальчики. Она встяхнула своими короткими хрупкими волосами, смаргивая слезинки, — Айзек, верни брату игрушку. У тебя такая же.

— Нееет! Это моя!

— Моя!

— Мальчики… Ну посмотрите на Алана. Посидите с ним, поговорите, прекратите постоянные споры..., — тихо сказала Леонора, покусывая губы. Моника подняла голову, отрываясь от книги, и сказала четно и строго:

— Чак. Айзек. Прекратите немедленно. Вы ведете себя, как животные. А это не культурно.

— Дааааааа, тетя Моника, — в унисон пропели братья, продолжая мутозить друг друга в грязи и песке.

Вдруг послышался скрежет шин о дорожное покрытие. Пять голов поднялись навстречу подъехавшей черной машине. Дорогая, черная, гладая, точно пантера. Из нее медленно с достоинством вышла девушка, ровесница Моники и Леоноры. Ее темно-бардовые волосы были уложены в аккуратную модную прическу, красивый сливовый костюмчик идеально подчеркивал ее фигуру. Леонора невольно покраснела — она, в своем старом пальтишке и длинной юбке, которую носила еще ее мама, чувствовала себя неловко. Незнакомка окинула всех взглядом своих карих глаз, и ее лицо озарила улыбка с потрясающими ямочками.

— Лорочка! Мика! А вот и я!, — и она, как молоденькая девушка, подбежала к ним, и три девушки крепко обнялись. Каждая из них засмеялась по-своему — Жальен громко и задорно, Моника сухо и культурно, Леонора тихо и скромно. Школьные подруги. Годы спустя. Жальен первая прервала тишину, — ой! Девочки! Как я по вам соскучилась! Лорочка, детка, ты такая милашка! А ты, Мика, какой свитерок! Так бы и отняла!, — весело щебетала она, в то время как две ее подруги снисходительно улыбались, переглядываясь и просто радуясь, вспоминая прошлые года, — ой!, — Жальен отошла в сторону, глядя на мальчишек, которые неотрывно на нее смотрели — Алан серьезно через свои очки-половинки, Чак и Айзек с нескрываемым любопытством, — это ваши мальчишки?! Какие милые! Кстати, — она развернулась на каблучках, погружаясь в песок, тут же отскочила, постукивая туфлями, затем снова взглянула на машину, — Сынооок! Он сейчас придет, мой мальчик, а мы давайте сядет на скамеечку, потолкуем, девчатки мои, — продолжала говорить женщина, подталкивая их к скамеейчке, — а вы, ребятки, идите к машине, — кивнула она мальчикам.

Навстречу им уже шел их ровесник — мальчик в черной рубашке и джинсах. Он шел спокойно, не задирая голову, но и не утыкаясь в дорогу, его глаза, взрослые не по-детски, смотрели прямо перед собой, внимательно изучая все вокруг себя. Подойдя к мальчишкам, он замер, как они. Каждый изучал друг друга. Созвадавлась невероятная картина — мальчик в черном, с прямой спиной и беззастенчивым взором; мальчишка в светлых одеждах, в очках, с книгой в руках; близнецы, чумазые, в штопанных-перештопанных одеждах. Глаза изучали черты лица, одежду. Нахмуренные брови. Складки между бровей. Прищуренные глаза. Гордо поднятый подбородок. Нервно шевелящиеся пальцы. Прямой взгляд.

Наконец, последний мальчишка решительно вытянул руку, пожимая ею каждого оторопевшего мальчишку, не обращая на наличие грязи и пыли. Затем тишину дня, шелест ветра и скрип качелей прервал тихий, но отчетливый голос мальчишки.

— Меня зовут Брайан Адамс. И я уверен — мы станем друзьями. Хорошими. Лучшими.

***

Что может быть страннее этих слов, сказанных маленьким ребенком, который еще даже не пошел в школу? Что может знать этот малец, который не так уж и давно начал говорить, ходить, думать?

Но...

Ведь не зря же говорят «устами младенца глаголит истона»? Значит ли это, что это предположение, основанное на абсолютной уверенности, сказанное немного дерзким голосом, было пророчеством?

***

2014 год

— Черт бы тебя побрал, Айзек! Скоро придет Брайан, и мне опять из-за тебя влетит! Поднимай свою задницу!

— Амрррррррррррр...

— Вставай! Черт! Я тоже спать хочу!, — парень долбанул подушкой по башке брата, который упрямо не желал вылезать из кровати. Он недовольно хмыкнул и продолжал мутозить по кровати подушкой, не образая на злобное «умррршшшррр» спящего.

— Вас слышно даже на улице, — произнес голос у входа в комнату.

— Алан? Ты меня испугал! Я думал...

— Для Брайана рано. Сейчас только 16:56. Он всегда приходит четко вовремя, — светски сказал блондин, облокотившись о дверной косяк и привчным движением поправляя очки, — Айзек не встает? Ведь уже вечер.

— Да чтоб ему пусто было! Как всегда — в 5 утра свалил к Дейзи, в час вернулся и теперь спит. Говнюк!, — шутливо бросил Чак, щекоча голую ногу брата.

— Явшешлышу, — послышалось из-под одеяла.

— Что-что?, — улыбнулся Алан, подходя к кровати сбоку, шаря глазами по столу: мусор, мусор, учебники, листки, карандаши, ластик, куски чего-то (о чем он даже не хотел думать) и вдруг увидел лизуна. План созрел моментально. Взяв его в руку, он подмигнул Чаку, который довольно закивал и закрыл рот рукой, пытаясь на засмеяться, — что ты говоришь, Айзек?

— Швалинафикалан.

— Что? Я тебя не слышу. И вставай — а не то нам придется прибегнуть к последнему средству. Мы ведь выльем на тебя воду.

— Ититенафик.

— Ну чтож, — парни переглянулись. Чак кивнул, и Алан положил лизуна на голую ногу Айзека. Несколько секунд было очень тихо. Потом раздался вопль. Парень вскочил, истошно оря, прыгая на одной ноге. Когда он увидел лизуна, он замер — в мятой футболке, шортах, с всклокоченными волосами — посередине комнаты. Некотрое время он сжимал жижицу в руках, потом поднял взгляд на своего брата и друга, которые, согнувшись в три погибили, тряслись от несдержимого хохота. Чак упал на колени, колотя кулаком по полу, Алан стер истеричные слезы из-под ресниц.

— ДА ВЫ… ВЫ СОВСЕМ..., — порывался заорать Айзек, но в конце концов он тоже сдался, и двухэтажный дом заполнили три голоса, смеявшихся на разные тональности.

— Ох… Ладно, — улыбнулся блондин, потрепав по щеке Айзека и поднимая с пола его брата, — Одевайся, а то скоро...

Звонок в дверь. Пробел. Двойной звонок.

— …придет Брайен, — закончил Алан. Секунду они стояли как статуи, а затем накинулись на Айзека, натягивая на него черную футболку и черные драные штаны. Застегивая на ходу ширинку, он другой рукой поправлял волосы, поспевая за братом и другом, которые неслись по лестнице вниз. Алан первый подоспел к двери и открыл ее. На пороге стоял парень — черная мотоциклетная куртка, черная футболка, черные джинсы и кеды. Угольно-черные волосы падают на лицо. Глаза, темно-коричевого цвета, похожего на 95% шоколад, неспеша обследовали черную аккуратную рубашку блондина, его классические черные брюки, футболку и джинсы близнецов. Айзек замер, надеясь, что успел все поправить. Но от Брайана ничего не могло укрыться. Между черных бровей пролегла миллиметровая складка, а парень уже понял, что им недовольны, — ты как всегда точен по-королевски. А мы тебя ждем и гадаем, не опазадешь ли ты, — примирительно улыбнулся Алан.

— А правильнее сказать — пытаетесь разбудить Айзека, — чистый мужской баритон прервал его. Близнец сжался.

— Ну… я проснулся… просто… я...

— Да, — вступился за брата Чак, — он… просто был в туалете, вот поэтому у него...

— Расстегнуты штаны и один синий носок?, — приподнял бровь брюнет. Айзек осмотрел себя и понял, что друг прав. Видимо, он не закрепил «собачку»… Густо покраснев, он застегнулся и стащил носок, отбросив его в угол. Пытливый взгляд плавленного шоколада упорно смотрел на него, а потом слегка расслабился, — пошли, — произнес наконец он и вышел на улицу, даже не проверяя, идут ли за ним другие. Ему это не требовалось, он и так знал, что они безмолвно следуют за ним. Послышался облегченный выдох Айзека, и он последовал за братом. На улице Брайан одел и закрепил шлем, сев на черный мотоцикл; Айзек и Чак — в черный джип; Алан сел на велосипед. Мотоцикл заревел и тронулся с места. В сторону леса.

Три часа пути, и они идут по темнеющему лесу. Солцне уже давно зашло, небо темно-синее, ветра нет. Под ногами хрустят шишки, веточки. Парни тихо переговариваются, идя за Брайаном, который не принимает участия в их диалоге. Он идет по известной тропинке, о которой они ходили уже сотни раз. Наверное, даже закрыв глаза, они могли бы найти Ту Самую Поляну.

Вот и она. Неправильная и мистическая. Абсолютно круглая. Со всех сторон окруженная лесом. Даже днем сюда практически не попадает света. Только посередине есть кружок, образованный кронами деверьев, через который лучи достигают земли. Пройдя в центр, брюнет поднял голову. На его загорелое лицо упало слабое свечение — луна, проступающая сквозь тяжелые тучи. Рядом встал Алан, глядя на ночное светило.

— Еще часик, где-то.

— Около пятидесяти минут, — последовал тихий ответ. Блондин кивнул и повернулся к близнецам, услеченно что-то обсуждали, глядя в телефон Чака.

— Ждем около часа. Брайан, будет что-нибудь?

— Только колу.

Сев на поваленное бревно, друзья открыли рюкзак Алана и достали банки колы и сендвичи. Близнецы начали активно шевелить челюстями, пытаясь впихнуть в себя как можно больше еды; Алан медленно пил свою минералку; Брайен, прислонившись к дереву, смотрел в чащу, иногда поднося к губам банку газировки. Так продолжалось около часа. Как вдруг Чак чертыхнулся и выронил сендвич. Двое обернулись к нему: парень вытянул руку — на внутренней стороне запястья ярко-серебристым светом горела метка. Затем зашипел Айзек, глядя на свою руку. Алан закатал свою рубашку, обнажая горящую татушку. Три парня переглянулись и посмотрела на своего лидера — Брайана, который спокойно допил свой напиток, убрал его в пакет и пошел в центр. Парни последовали за ним и встали в середину поляны, прямо в свет серой луны. Шоколадные глаза глаза по очереди «пометили» каждого из юношей, а затем брюнет поднял рукав куртки правой руки, подставляя под свет запястье, трое других повторили его движения, соединяя руки в некотром подобии креста. Метки засияли ярче, и по телам начала распространяться легкая покалывающая боль.

Поехали, всем удачи, — бросил брюнет, и всех четверых поглотил свет.

***

«Это случилось, когда нам было по 10 лет. Еще мальцами, мы сбегали из дома и до поздна гуляли по округе.

Один раз мы, накупив еды, бродили по окраине города и в какой-то момент забрели на опушку перед самым лесом. Обычно никто не ходил сюда — уж слишком у этого места плохая репутация: непроходимая глушь, катакомбы, бывшее клатбище, бандиты… Словом, не курорт. Но нас, мальчишек, сюда тянуло как магнитом. Каждый раз мы подбирались все ближе и ближе, но не решались зайти под крону деревьев, в тень этих вековых великанов, в эту тишь, когда вздрагиваешь от каждого шороха и скрипа собственных ботинок о листья.

Мы шли очень медленно, вздрагивая от каждого стука и вдоха, а потом улыбаясь, скрывая смущение. И вдруг Она — эта странная поляна. Мы не могли понять, как вообще возможно такое — ровный круг, в центре леса. Некоторое время мы стояли завороженные, потом нас привлек этот странный свет — круглый кружочек света на темной жесткой траве. Этот свет… он манил нас. Не осознавая, что мы делаем, мы вошли в этот круг и подняли взгляд навверх, на круглую, ярко-горящую луну...

Что было дальше, мы не помним. Мы проснулись у себя в кроватях, промокшие насквозь холодным потом с непонятным жжением в запястьях правых рук. Все дико перепугались, но Брайан взял ситуацию в свои руки — собрав нас на следующий день, он обследовал наши руки и понял, что едва заметные метки практически одинаковые. Ни в одной книге школьной или городкой библиотек мы не нашли таких знаков, и, если честно, жестко труханули, но брюнет сказал, чтобы мы молчали и никому не рассказывали и ждали.

Ждать пришлось не долго. Спустя примерно месяц мы проснулись от боли — наши запястья жгли огнем. Мы собрались, обсуждая, что это может значить. Читали в Интернете обо всем — начиная от древних предсказаний, заканчивая гороскопами. Но потом я нашел необычную информацию — о Серой Луне. Она была необычна тем, что нельзя было рассчитать, когда она появится — промежутки могут составлять от двух недель то месяца. Об этой Луне у разных народов сохранились различные легенды: большинство — это леденящие душу истории о кровавых бойнях, сумасшедствии… Короче, мы выяснили одно — во время Серой Луны появлялась какая-то энергетика, которая создавала помехи, искажая пространство. Выслушав всю информацию, Брайан задумался, в то время, как близнецы чуть не выли от страха. Спустя некоторое время Брайан сказал, что мы должны пойти на поляну. Там мы найдем ответы. Посчитали ли мы его сумасшедшим? Да. Испугались ли мы его предложения? Да. Последовали ли мы его словам? Опять да.

На этой поляне мы провели весь день — с трех дня и до самой ночи. Когда потемнело, паника стала подступать к нам, обволакивая своими щупальцами. Но Брайан не давал нам уйти, не отрываясь от неба. А потом — эта боль в руках. Опять.

Скорее, в круг!, — последовал немного взволнованный приказ брюнета. Сжав руки, мы, пошатываясь, вошли в этот ярко-серый свет.

Боль. Вот все что мы чувствовали. Дикая ломка по всему телу, точно во время самого ужасного гриппа, только умноженного в тысячи раз. Мы даже не могли кричать, потому что дыхание прерывалась от ощущения ломающихся костей, рвущихся мышц. В глазах мелькали белые пятна, воздуха не хватало, колени подгибались, мы рухнули на колучую сожженную траву, обхватив себя руками и до крови кусая губы. Потом мы не выдержали. Медленно, по очереди, мы переставали бороться с этой агонией, отдавались этому свету.

Сдались.

Прекратили сражаться за свою жизнь.

Отклонили свою гордость и нежелание повиноваться.

Сдались.

Сдались.

Сдались.

…

…

…

…

…

Но мы не умерли. Мы изменились. Очнувшись, мы чувствовали это странное ощущение свободы и сплоченности, принадлежность к чему-то важному и чувство долга, нависшего над нашими хрупкими детскими плечиками.

Чак стал нашей силой. Он без малейших усилий вырывал с корнем вековые деревья, поднимал и бросал на большие расстояния огромные камни. Пробивал бетон на несколько метров. Сжимал железо, точно держал в руках масло. И не дай Бог попасть под его руку во время гнева — он даже глазом не моргнет, только нажмет на руку врага, а его кости будут раздробленны.

Айзек стал нашим слухом. Он слышал абсолютно все — начиная с шума колес в ста километрах от него, заканчивая биением каждого сердца в заполненной комнате. Сидя на четвертом этаже, он мог спокойно сказать, что говорит человек на улице шепотом. Услышать муху в соседнем кабинете. Скрип ручки о бумагу у девчонку на этаж ниже. Когда ему не нужно было что-то подслушать, он просто отключался и слышал то, что слышит любой, акцентируя свое внимание только в крайнем случае. Так что он теперь был в курсе всех сплетен.

Я стал глазами нашей группы. Не смотря на то, что я ходил в очках, я видел идеально. Стоя на высоком мосту, я видел каждую песчинку на дне глубокого озера. Сидя на последней парте в классе, я замечал каждую мельчайшую пылинку на лампочке над доской. Находясь на обрыве, я видел каждый изгиб дороги в горе, расположенной от меня в километрах. Подняв голову вверх, я видел звезды даже днем.

Брайан стал нашим разумом, обонянием, лидером. Его мозг был настолько развит, что он решал самую трудную задачу, над которой ученые думали месяцами, за считанные минуты. Если была какая-то проблема, нужно было только обратиться к нему — и он придумает оптимальное решение, в котором все будет идеально. Его нос был настолько чувствительным, что выходя из дома, он с уверенностью говорил, что везут в школьную столовку. Он различал запах любого цветка в трехэтажном цветочном магазине. А лидер… Он врожденный лидер. Мы никогда его не избирали главным, но это подразумевалось. Мы просто следовали за ним, прислушивались к нему, выполняли его требования, хотя он никогда не приказывал, никогда не повышал голос. Он вообще был невероятно спокоен и скрытен. Мы практически ничего о нем не знали. Только то, что в 15 лет он взял у матери тысячу долларов и ушел из дома. Заработав, он купил сначала квартиру, потом дом, в котором живет до сих пор. В нем было что-то такое, какая-то уверенность, что ему можно довериться.

После первого «изменения» мы отметили несколько отличий от нашего прошлого состояния: во-первых, наши метки стали черными, поэтому мы говорили, что это просто татуировки; во-вторых, наши чувства обострились — мы могли двигаться быстрее нормального человека, если захотим, видели лучше, ощущали запахи, стали сильнее. Будучи маленькими, мы использовали эти «способности», участвуя в спортивных соревнованиях. Ну а какой мальчишка не захочет стать крутым спортсменом? Становясь взрослее, мы учились скрывать наши возможности, но не всегда. Однажды, в пятом классе, Айзек сильно повздорил со школьным хулиганом. Получилось так, что тот парень толкнул его, потом обозвал и потребовал извиниться. Айзек взвился… и толкнул его в грудь. Шулиган пролетел метров десять перед тем, как со всей силы впечатался спиной в шкавчики. Звенящая тишина. Айзек тяжело дышал, понимая, что попал. Потом все эти расследования. Мы добились того, чтобы полиция решила в итоге, что Айзек просто толнул парня, а тот поскользнулся на полу. Глупо, но хотя бы Айзека не выгнали из школы. Он отделался выговором, как от матери и директора — крики, от которых закладывало уши —, так и от Брайана — хмурым взглядом и складкой между бровей.

Мы тренировались. Много. Пытались узнать, насколько сильно развиты наши способности. Составляли возможный график появления Луны. Но она нас «предупреждала» — за ночь до нее мы просыпались с болью в руках и понимали, что следующей ночью нам предстоит идти в лес. Первое время мы даже не помнили, что делали ночью, а только просыпались на рассвете в грязи и листьях. Но спустя месяцы в наших головах оставались воспоминания, и в итоге сложилась общая картина — мы защищали лес и его обитателей. От браконьеров, туристов, хулиганов, просто бедстивй. Эдакие «защитники природы». Мы стали частью природы, у нас появилась еще одна семья, за которую нужно бороться.

Все было замечательно — ощущение, точно ты супергерой; внимание девушек; успехи, — кроме того, что нужно было скрываться. Это было невыносимо. Особенно когда ты еще не взрослый и тебя распирает от желания похвастаться:

« Слышь, спорим, я сломаю то бревно?»

« Как насчет перегнать ветер?»

« Спорим твоя мать сейчас готовит курицу?»

« Хочешь из окна школы покажу точное расположение созвездия Сириус?»

Но нельзя. Брайан очень строго за этим следил. Каким-то образом он узнавал, если мы провинились, и мы не могли убежать от его испытуещего взгляда, от которого в пору на стенку лезть. Мы даже пошли в один класс, подписались на одни и те же уроки, чтобы быть все время вместе. Мы стали командой. Квартом. И нас нельзя разделить»