9. Арман. Развязка

При падении в бездну самым неприятным

оказывается то, что дно у нее все-таки есть.

Стас Янковский

Люди, люди такие странные.

Добро и зло, правильное и неправильное в их душах переплетается так тесно, что уже и не разобрать, где и что… Варнас никогда не понимал, почему они все так усложняют.

Аши вот тоже все усложняет...

Глупый племянник, почему он не в силах успокоиться?

Почему сам Варнас не в силах?

Тень и свет. Лунное серебро и солнечное золото — две основные нити в кружеве судьбы. И обе притягательно прекрасны. Истинная тьма тоже прекрасна… именно люди делают ее уродливой. Люди, люди, почему вы все портите? И почему без вас не прожить даже богам?

Разве это справедливо?

За окном текла ночь. Подмигивали звезды, пахло свежеопавшей листвой, терялся свет фонарей в осыпавшимся на дорожки золоте. Аланна не зажигала сегодня светильников. Она стояла у раскрытого настежь окна, смотрела, как плачет крупными каплями дождь, и не могла унять бегущего по венам огня...

Она до сих пор чувствовала на губах его поцелуи. Вдыхала и не могла надышаться его запахом, которым пропиталась вся ее кожа. Верила и не верила, что сегодняшний вечер был правдой… и что он был последним. Она плакала и сама не знала отчего — от счастья или от горя. Рвалась душой к нему, из ненавистного замка. Она и проклинала и благословляла повелителя, откликнувшегося на ее письмо и подарившего ей надежду...

Надежду на что?

Аланна в раздражении прикусила губу. Даже если брака с Идэланом не будет, даже если повелитель прислушается к ее мольбе, дальше что? Рэми рожанин, и никто никогда...

Пусть! Этот день был их днем! Этот закат был их закатом! А дальше пусть даже смерть...

— Я ни о чем не жалею… — прошептала Аланна и вздрогнула от дурного предчувствия.

Словно отголоском ее страха раздались в коридоре торопливые шаги, распахнулась без стука дверь, и обернувшись, Аланна замерла от страха.

Она всегда побаивалась опекуна, но таким Эдлая не видела никогда. Горели гневом обычно холодные глаза, плотно сжались узкие губы, по щекам ходили желваки. Аланна шагнула назад и почти села на подоконник — воздух стал густым, как масло, и хотелось перестать дышать. Исчезнуть. Упасть в обморок — что угодно, только бы не видеть его лица, не слышать тихого:

— Дура! Какая же ты дура!

Она думала, что сейчас Эдлай ударит. Даже была в этом уверена. Даже зажмурилась, сжалась вся в комочек, но… мгновения проносились одно за другим, а удара не было. И было так тихо… нет, звуки остались — шелест дождя о упавшие листья, перепев ветра в ветвях — но они с трудом пробивались через толщу почти осязаемого страха. И Аланне казалось, что она в коконе. Не в защищающем, безопасным, каким одаривал в детстве брат, а созданным поймавшим ее пауком. И сейчас, уже сейчас паук придет и...

Стук сердца. Неожиданно громкий. Толчки крови в висках. И ничего… Аланна открыла глаза и посмотрела на Эдлая. Тот не двигался. Все так же смотрел с прожигающим до костей холодом и молчал. И лишь когда Аланна осмелилась посмотреть ему в глаза, тихо спросил:

— О чем ты думала?

— Я… — промямлила Аланна, пытаясь опустить взгляд. Но на этот раз ей не дали. И жесткие пальцы сжались на шее, мешая дышать, а грозный голос приказал:

— В глаза смотри! Ты хоть понимаешь, что натворила? С мальчишкой, с рожанином, моя воспитанница, как последняя шлюха!

— Я люблю его, — беспомощно прохрипела Аланна.

— Ты его погубила! — холодно отрезал Эдлай. — Себя тоже, но его больше. Потому что ты будешь жить, а вот он...

В последнем слове было столько стали, что Аланна не выдержала. Рэми… Рэми, что же она наделала?! Ведь он был счастлив со своими зверями, в своем доме, со своей семьей, счастлив… до Аланны… Почему она все портит?! Всем все портит!

— Пожалуйста, — взмолилась она, — пощади...

Его пощади! Хорошего, доброго, единственного!

— Не пощажу, — обжег холодом Эдлай, отпуская.

Но легче от этого не стало. И хоть горло уже не сжимали чужие пальцы, но кожа помнила и жесткость прикосновения, и давящий ужас страха. Аланна задыхалась. Дышала и не могла надышаться. Смотрела в холодные глаза опекуна и пыталась вымолить для Рэми прощение, выдавить хотя бы звук… но не могла. Она знала, что Эдлай не меняет решений. Знала, что, как бы она не молила, Рэми не спасти… ничего не спасти...

— Не его жалей, себя жалей, дура, — внезапно сказал Эдлай. И словно постарел на несколько лет, будто все это выдавливало по капле его душу. И на миг стало стыдно. Поверилось вдруг, что Эдлай на самом деле о ней заботится… всего на миг...

— Своих родителей пожалей, которых сегодня опозорила.

— Не смей вспоминать моих родителей! — прошипела Аланна. — Они бы поняли!

— Глупая ты. Сеен никогда бы не понял, — горько усмехнулся Эдлай. — Он был придворным, он знал цену своему долгу. Он никогда бы до такого не опустился. Он меня не простит...

— А так простил бы? — не выдержала Аланна. — Я слышала, что ты сказал Идэлану. Слышала, что ты сказал обо мне! Играешь в заботливого опекуна, а сам… пусть делает со мной что хочет? Пусть убьет, замучает до смерти? А тебе нужен только ребенок? Забыл?

— Боги… — засмеялся Эдлай. — Ты всего лишь девчонка, а полезла в мужские игры… Где ты видела виссавийца, который кого-нибудь замучил до смерти? И не увидишь. Девочка, они не умеют быть подлыми, жестокими со своими близкими, Идэлан был бы столь же заботливым мужем, каким стал женихом.

— Так выходи за него сам! — выкрикнула Аланна. — Если так его любишь!

— Я его люблю? — жестко выдохнул Эдлай. И Аланне вновь стало страшно. — Я его ненавижу. Гнев Идэлана убил единственную женщину, которую я любил, и детей моего лучшего друга. Но кто, кроме Виссавии тебя защитит? Твой рожанин?

— Ты тоже никого не смог защитить! — выдавила Аланна.

Стало вдруг тихо… совсем тихо. Где-то за окном вскрикнула во сне птица, вновь долбанул каплями дождь, и Аланне на биение сердца почудилось, что оплеуху закатили не ей. «И все же ударил», — подумалось прежде, чем пролетело мимо окно и распахнулось перед глазами бездонное небо… Красиво-то как! И уже не важно, что ломаются под спиной ветки, что рвется, тормозит полет цепляющееся за что-то платье, и оглушающими объятиями встречает твердая земля.

— Лана! — кричит где-то высоко опекун, но ей уже все равно… — Лана, девочка!

Темнота… та самая долгожданная темнота. Больно-то как, оказывается, умирать...

Распогодилось. Светлело перед рассветом небо, путались в кронах сосен звезды, плыла, манила, звала за собой полная луна, и туман стелился меж стройными стволами. Бурлила в венах кровь зверя, звала, топорщила на загривке невидимую пока шерсть лапой ужаса.

Что-то было не так в этом лесу. Слишком тихо. Слишком спокойно. И по-хорошему обернуться бы зверем, ощутить лес всей шкурой, да попутчики подобрались не те. Провались бы пропадом эти попутчики! Высшие маги только на словах сильны, а на деле частенько беззащитны, как дети! И угораздило же… в такой день, с такими людьми...

Да и усталость все не отпускает.

Мир, Мир, ну почему ты столь безрассуден?

— Будьте осторожны, — не выдержал Арман.

А эти двое будто не слышали. Лишь Лис слегка напрягся в седле, а Зир посмотрел насмешливо и вдруг спросил:

— Куда ты нас ведешь?

— Ты сам напросился… — задумчиво ответил Арман. — И только теперь спрашиваешь, на что напросился?

Говорить, собственно, не хотелось. И было опасно. Надо слушать лес, надо угадать, где затаилась опасность, раньше, чем...

— Кто же виноват, что нити судьбы в последнее время замыкаются на тебе, Арман? — тихо сказал Зир, и от взгляда его стало на миг не по себе. — Почему наши провидцы в один голос говорят, чтобы мы тебя берегли? Тебя, не Мираниса.

Лис вдруг таинственно улыбнулся, и Арман вновь почувствовал, что прохвост-жрец знает гораздо больше, чем говорит. Впрочем, что Арману до интриг каких-то жрецов? Теперь принца надо спасать. С остальным потом разберемся. Даже с целителем судеб.

— Я вам не архана, чтобы меня беречь, — отрезал Арман. — А ваши провидцы...

И осекся, вспомнив целителя судеб.

— О чем ты подумал? — продолжал настаивать Зир. — Скажи, о чем?

Значит, для тебя так важно, чтобы я жил?

Но ответить Арман не успел, даже подумать не успел: что-то засвистело вокруг, и под копыта выкатилось нечто пушистое, свистящее и довольное, окутав всю дорогу живым, злобно таращимся ковром. Кони обоих магов встали как вкопанные, связанные чужой силой, а Искра лишь вопросительно дернул ушами — мол далее изображать столб или все же разорвать чужую сеть, показать обнаглевшей нечисти, чего она на самом деле стоит?

— Карри, — выдохнул Арман, сам до конца не понимая, что он чувствует: злость или облегчение?

Пушистый ковер колыхнулся, карри радостно закричали и бросились к коням, и раньше, чем Арман успел вмешаться, зацвела в тумане синими искорками, дохнула пряным ароматом магия.

— Остановитесь, идиоты! — выкрикнул Арман. — Вы делаете их только сильнее.

А сам поднял руку, создал простенький магический шар и заставил его светиться ярким, ровным светом, разгоняя темноту. Карри зашипели и отползли за пределы света, Искра довольно фыркнул, а Арман процедил сквозь зубы:

— Потому я и не люблю высших магов — надеетесь на магию и забываете, что она не всегда спасает, а временами и губит. Карри впитывают вашу силу, как губка, каждая ваша волна делает их опаснее. Именно потому мы их и оставили в лесах около Темных земель — они отлично охраняют наши границы от вашего не слишком умного темного брата. И бьет их лишь косвенная сила, а не прямая волна.

— А я думал, мы не якшаемся с нечистью, — выплюнул Лис.

— Вы, чистоплюи-жрецы, не якшаетесь, — холодно поправил Арман, спешиваясь. — И для вас придумана легенда о карри. Чтобы вы не ныли нашим дозорным, что мы должны уничтожить столь полезные для нас создания. И очень надеюсь, что ты будешь и дальше хранить нашу маленькую тайну вдали от своего храма...

— С чего ты взял?

— Или мы с Зиром тебе больше не будем помогать искать целителя судеб, — усмехнулся Арман, вглядываясь в туман. — Ты ведь хочешь его найти раньше повелителя, не так ли?

Арман мог даже не оборачиваться, он и так знал, что прав. Лис, как и его храм, играют в свою игру. Они все, впрочем, играют. Этот мир, увы, такой: каждый в нем блюдет свои интересы. Даже глава темного цеха. Много нечисти… он даже не думал, что так много.

— Держите свет, — приказал Арман. — Не хочу, чтобы вас съели прежде, чем я закончу.

Лис хотел возразить, но Зир остановил его одним взглядом. Что ж, видимо бывший убийца до сих пор боится своего нанимателя. Прошлое всегда отпускает неохотно. И потому лучше, когда это прошлое чисто, как слеза ребенка. Но не всем так везет. Мягким движением руки Зир поманил к себе шар света, устроил его на ладони и издевательски улыбнулся Арману:

— Надеюсь, мы пришли сюда не за этим. Не очень-то хотелось бы делать работу простых дозорных.

— Не за этим, — подтвердил Арман, съев издевку.

В другое время он с удовольствием дал бы попробовать Зиру "работу простых дозорных", чтобы сбить с главы спесь. Потому как разговаривать с карри было не так и легко. Но сейчас не время позволять Зиру вмешиваться.

— Тогда быстрей заканчивай… время для всех нас дорого.

Арман и сам понимал, что дорого. Но пройти мимо такой возможности не мог — его люди бегали за карри по местным лесам, а найти их так и не могли… твари умели прятаться, когда хотели. И разговаривать с дозором почему-то не спешили. Так что другого шанса у них может и не быть.

Арман подошел к границе освященного круга, и нечисть заинтересованно заурчала. Надо спешить — скоро рассветет, а карри не любят солнечного света. Да и на рассвете у Армана есть дела поважнее...

«Я хочу поговорить», — мысленно произнес он. Лис и Зир наверняка слышали, но вмешиваться не спешили… а карри тоже молчали.

«Я хочу поговорить», — так же спокойно повторил старшой, и карри опять не отозвались.

«Поговорим?»

«Поговорим», — голос карри казался сплетенным в единое многоголосие. Именно поэтому так трудно было их истребить — их много, но разум у них один. Очень своебразный разум, с которым надо было уметь разговаривать. Арман не был уверен, что умел, но попробовать стоило.

«Почему вы от нас прячетесь?» — спросил Арман.

«Почему ты ранишь нас светом… как ранил он...»

Кто «он»? Но сейчас это было не важно… сейчас Арман сосредоточился на другом.

«Я хочу жить», — сказал он.

«Мы все хотим», — понимающе ответили карри.

Будто помогая, Зир чуть уменьшил круг света, и Арман оказался около самой его границы, а карри начали водить вокруг людей круги, все так же не спуская с них голодного и заинтересованного взгляда. Много прожорливых взглядов, испепеляющих из тумана.

«Почему вы пришли сюда?» — продолжал спрашивать Арман, опускаясь на корточки. И очень старался не показывать пробирающегося к позвоночнику холода страха — карри почувствуют, спасу не дадут никому.

Отсюда хорошо ощущался островатый, кружащий голову аромат. Тот самый, аромат, которым карри укутывали своих жертв, как в мягкое одеяло. Тот, который используют в самом дорогом в Кассии наркотике — шейсе.

«Вы сами нас привели, а теперь сами на нас и охотитесь. Разве это честно, воин?»

«Мы? — тихо переспросил Арман. — Я никогда не отдавал приказа вас привести. Я уже вам объяснял однажды. Мой народ — это не одно целое. То, что делает кто-то из большого народа… совсем не значит, что делает с одобрения остальных. Надо было прийти к дозору, и мы бы помогли».

«Но он был одним из вас, — обиженно ответили карри, все так же водя хоровод вокруг людей, — он пах, как ты. Кровью. И он был частью нас. Нечистью. В нем жила она...»

«Она?» — нахмурился Арман. Разговор ему нравился все меньше.

«Любимица демона… мы помним, как он входил в Темные земли. Мы не осмеливались его остановить… такой, как он не стал бы нашим богом — слишком силен, слишком страшен. И даже не человек, сильнее всех людей. Он вышел из леса через пару дней. Он нес в руках двенадцать ростков умершей лозы… он подарил ее детей вам, большому народу, он дал вам силу, а вы его убили. Почему вы его убили? Почему вы не хотите силу? Почему вы убегаете от нас? Ведь мы хорошие...»

«Вы говорите о Шерене?» — догадался Арман.

Зир прошептал заклинание, и шар на его ладони засветился ярче, разгоняя не только сереющую перед рассветом тьму, но и все более густые хлопья тумана. И Арману на миг стало жутко: почему карри заговорили о лозе Шерена? Откуда знают о тех проклятых убийствах? Лоза в одном из столичных дозорных? Потому что нестоличные о карри не знали… плохо. Очень плохо, если кто-то из дозора добирается до своего принца.

«Слова, слова… — продолжали напевать карри, травя и без того томившее беспокойство, — вам нужны слова, чтобы узнавать людей, мы узнаем души… он сплел свою душу с ее душой, он для вас проклят. Но он живет среди вас… он пришел к нам, он сказал, что поможет, что нашел для нас нового короля...»

«Это был дозорный», — задумчиво прошептал Арман.

«Да… мы ждали тут нашего короля… мы ждали с таким нетерпением. И король пришел… и даже принес нам еды. Еда была вкусная… кричала, правда, сначала, но была молодая и свежая. А потом наш король стал зверем. И он был прекрасен...»

Зверь? Мир?

«Вы его съели?» — ужаснулся Арман.

«Мы не съели бы нашего короля, мы не едим своих, — дружно скривили мордочки карри. — Мы хотели сделать его нашим. Мы хотели ритуала… была такая красивая ночь. И мы так красиво пели. У нас все получалось… но тут пришел второй! Твоя кровь. Твоя боль! Твоя вина! Почему он забрал нашего короля?! А может?.. — вновь всполошились карри, — может ты будешь нашим королем?.. Ты тоже зверь, ты тоже прекрасен… не маг, но нам хватит магии… мы тебя защитим, обещаем».

«Когда это было?» — перебил их Арман.

«Солнце не успело нас обжечь… мы скучаем по нашим лесам, там всегда темно… мы пришли за королем, вы обещали, вы обманули… вы забрали нашего короля… нашего прекрасного зверя! Мы чуем солнце… мы должны прятаться...»

«Вы должны вернуться, — вновь вмешался Арман. — Это был не ваш король, наш. Вы не можете его забрать, он принадлежит нам. Но мы вам поможем… мы найдем вам короля, даю слово».

«Мы не верим...»

«Я дам вам магическую клятву».

«Не надо… ты честный», — карри ластились к Арману у самого края круга, все заглядывали и заглядывали в глаза, привораживали и пытались дотянуться когтистыми лапками. И на миг даже захотелось сдаться, но тут же обожгла плечи магия, и даже не оборачиваясь, Арман уловил насмешку Зира. Боги… нельзя расслабляться!

«Он забрал нашего короля, — продолжали завораживать карри, — мы можем забрать тебя. Пойдем с нами, зверь. Мы подарим тебе свободу. Мы дадим тебе ветер в шерсти. Мы даже не будем усыплять твой разум… зверь… ты прекрасен… и как большой брат, и как наш четвероногий друг, пойдем с нами, зверь».

— Может хватит? — вмешался Зир. — Думаю, ты и без того узнал все, что хотел. А теперь прости, но представление окончено.

Позднее, когда рассвет уже выползал из-за деревьев, а сгустившийся туман начинал розоветь, Арман смотрел, как последний карри входит в проход и думал. Видение не обмануло, Миранис здесь, в этом лесу.

«Пройдешь этой тропой, — как наяву шептал голос брата, — исправишь чужую ошибку, найдешь в конце тропы то, что ты хочешь найти...»

Ошибку Арман исправил — вернул карри домой, освободил от них леса у столицы. И узнал, что Миранис вчера чудом избежал участи быть королем карри. И спас его...

Твоя кровь. Твоя боль!

Кто привез карри в эти леса? Дозорный? Тот, кто знал тайну карри? Тот, кто носит лозу Шерена? Тот, кто пытается убить принца?

Больше, чем убить… свести с ума, отдать тварям. Зачем? Если до этого только пытался убить?

Вопросы, вопросы и никаких ответов. Проклятие! Майка надо было с собой брать, этот поумнее высших магов будет. Но Майк слишком хорошо умеет задавать вопросы, а Арману сейчас вопросы были ни к чему. Он и сам не понимал до конца, что делает и зачем. К чему прислушивается к странному видению, к чему рыскает по лесам вместе с Зиром и Лисом, тогда как Миранис?..

Миранис...

— Едем! — Арман вскочил в седло. Искра заплясал, чувствуя нетерпение хозяина, и исчезло куда-то, будто испарилось, недавнее ощущение опасности. — Мы должны быть у озера на рассвете. Если Эрр сказал правду, Мир будет там...

— Эрр? — вопросительно посмотрел на Армана Зир. Но отвечать Арман не спешил — он не будет говорить об умершем брате с главой темного цеха. Да и сейчас важно другое, надо успеть! Об остальном подумаем позднее, когда найдем Мира.

***

Когда-то он любил столицу и молил богов, чтобы сюда вернуться. Вернулся. Дальше что? Люди, люди, обжигающая глупостью толпа… Душные ночи, преследующий запах гнили и вечная теснота узких улиц. А еще давно забытое чувство, что ты — выбравшаяся на охоту тварь… А ты и есть тварь. Ты, не она. Ты воин, дозорный, а слаб, как котенок.

Она сегодня была мирной. Сытой. Спала где-то глубоко внутри, даруя сладостное и пагубное чувство удовлетворения. Недавней жертвы ей хватило — ненадолго, через пару седмиц она вновь проснется. И вновь захочет жрать.

Жрать, жрать и еще раз жрать, ни о чем другом она не думает?

А он?

О чем думает он? Его жизнь… должна была закончиться уже давно. И закончилась бы, не вмешайся...

Впрочем, зачем винить мальчишку? Он хотел как лучше. Спасал. Он до сих пор не знает, что некоторых лучше не спасать.

Ночь, время темного цеха. Стелилась туманом, усмехалась в лицо гнилой вонью, змеилась узкой улицей. Тянула за собой нитью зова. В проклятую тьму. И даже не откажешься идти. Брат не знает слова "нет".

Хотя, зачем позвали и так было понятно. Брат недоволен. Только нахрен его недовольство. Перегрызть бы ему глотку, зубами, да тварь внутри не даст! И самому умереть не даст, он уже пробовал не раз и не два...

Эхом отбивались от глухих стен шаги. Улицы стремительно расширялись, наполнялись воздухом. Корчились в агонии опавшие листья. Скрипнула калитка. За тесным двориком дохнули обманным уютом горевшие светом окна дома. Скрипнули ступеньки, и он в последний раз посмотрел в сереющее небо — входить внутрь не хотелось.

А внутри на самом деле было уютно. В небольшой гостиной, закутанной в ковры, расплавленным янтарем тянулся свет, пахло сладковатым дымом, спала у камина, свернувшись клубком, черная кошка. Она подняла голову, посмотрела сонно на гостя и вновь улеглась, уткнувшись в живот носом.

Сам хозяин сидел в кресле, укутав худые колени пледом. Он был не стар, но в отблесках пламени его и без того землистое лицо казалось лицом мертвеца, которое кто-то подсветил изнутри отравленным серостью светом. И лишь в разного цвета глазах его теплились жизнь и ворованная магия. И что-то еще, в чем не хотелось себе признаваться. Что заставляло сжаться в комок, как нашкодившего мальчишку, и вызывало внутри беспомощный всплеск гнева.

Алкадий… любимый сын сдохшего Шерена — теперь их проклятие и их господин.

— Ты не торопился, — сказал Алкадий, и гость криво усмехнулся. К чему торопиться на собственную порку?

Но и брат не спешил. Что-то тихо прошептал, и недавно спавшая кошка вдруг сорвалась с места, прыгнула ему на колени и замурлыкала, потеревшись носом о его подбородок.

И вспомнился вдруг маленький мальчик, что так же любил сидеть в кресле. Забираться туда с ногами, кутаться в плед и ласкать шерсть льнувшего к его ладоням хорька. Откуда брался тот хорек, куда убегал позднее, никто не знал… Но стоило мальчишке появиться в доме...

— А ведь он все еще жив, — сказал хозяин, перебирая пальцами длинную кошачью шерсть. — А вы меня уверяли...

— Не я устраивал ловушку в таверне, — ответил гость.

— Знаю.

Знает? Что еще он знает?

Алкадий столкнул кошку с колен и вдруг скривился, как от боли. И только тогда гость увидел на янтарном пледе красные пятна. Кровь?

— Ты ранен, позвать целителя?

— Она меня исцелит. А вот тебя вряд ли...

Алкадий прижал ладонь к боку, и меж пальцами его потекли красные струйки — набухшая от влаги рубашка с удовольствием отдавала излишки крови. Может, сдохнет, так оно было бы и к лучшему… но не сдохнет же, такие так просто не сдыхают. Интересно, кто же его достал?..

— Играешь в свои игры? — прохрипел Алкадий, медленно вставая.

Гость насторожился, но не испугался, лишь пожав плечами. Пугаться он разучился с того момента, как потерял сына.

— Не понимаю, о чем ты.

— Ты ведь сам хотел помочь его убить, не так ли? — ответил Алкадий, подходя ближе. Несколько капель крови сорвались вниз, впитались в темную мягкость ковра. Кошка мурлыкнула и облизнулась, а гостю стало на миг противно. — Можешь сказать, почему?

— Он испоганил мне жизнь...

— Полагаю, что ты ошибаешься, — успокоился Алкадий, вновь возвращаясь в кресло: — Жизнь мы себе поганим сами. Всегда сами. Но если тебе легче искать виноватого, да будет так. Только меня виноватым делать не смей.

— Я и не собирался, — выдохнул гость.

И даже правду ведь сказал. Уж кого-кого, а Алкадия в своих бедах он не винил.

А брата ответ уже и не интересовал будто. Он со вздохом прикрыл глаза, и на миг на шее его взбухло, перекатилось, будто волна на море, и исчезло. Лоза спасает носителя...

— Та идея с карри была глупой… — сказал вдруг Алкадий.

— Но получилась! — усмехнулся гость. — А брат сколько не пытался...

Но осекся, стоило Алкадию открыть глаза. Усмехается. Зло, безжалостно, как над несмышленым мальчишкой. И ничего же с этим не поделаешь...

— Не получилась, — сказал Алкадий. — И… Это хорошо. Мне не нужен безумный Миранис, мне нужен мертвый Миранис. Запомни.

— Я запомню.

— Хочешь знать, кто меня ранил?

Не совсем, но если ты хочешь рассказать...

— Да.

— Я шел исправлять вашу ошибку, — ответил Алкадий. — Знал, что Миранис чудом ушел от карри, и что утром, с открытием ворот, он явится в столицу. И не хотел этого допустить… Я даже нашел принца… — он вновь усмехнулся, посмотрел в огонь и оторвал ладонь от раны… крови больше не было. Эта тварь столь сильна?

— Миранис спал. Как последний нищий валялся на поляне в лесу, голый, беспомощный… но он был не один. Я и очнуться не успел, как в меня всадили этот проклятый кинжал...

Алкадий замолчал на миг, потом поднялся, уже совсем без труда, подошел к камину и подбросил огню немного дров. Да так и остался сидеть на корточках, вглядываясь, как пламя с радостным треском жрет дерево.

— Целитель судеб, говоришь? — гость вздрогнул. — Сын великого Радона и земной женщины, полубог… один из двенадцати.

Так значит он проснулся? Опять? И он рядом с Миранисом? Гость чуть было не выругался вслух, но вовремя сдержался, вспомнив, кто может его услышать.

— Он унизил меня! Шептал мне на ухо, что таким как я нельзя жить, но сейчас он не может марать руки кровью… носитель не простит.

И он прав. Не простит… Боги! Если Алкадий не ошибся, целитель судеб все же спас Мираниса, а если спас, то… Гость покачнулся, внезапно забыв как дышать. Он уже проиграл. Против уз богов никто не выстоит...

— Что я всего лишь нечисть, та же тварь, что и карри.

И он прав...

— И что теперь я отвечаю за твои убийства, потому что он, видишь ли, тебя очистил!

Очистил?

Гость и понять ничего не успел, как Алкадий оказался рядом. Тихим шепотом прошелестели магические слова, яркими рунами зажглись в воздухе, и вмиг стало нечем дышать. Подогнулись колени, все вспыхнуло огнем, и в этом мире не осталось ничего, кроме боли.

— Теперь ты оставишь Мираниса нам. Теперь ты найдешь и убьешь целителя судеб, — шептал кто-то на ухо.

Но гость уже знал, что этого приказа ему не исполнить. Он может предать кого угодно… только не Рэми.