12. Аши. Обвинение

Не знаю, что лучше — зло ли,

приносящее пользу, или добро,

приносящее вред.

Буонарроти Микеланджело

Арман сам не знал, зачем приказал повесить эту картину в своем кабинете. Сам не знал, почему временами долго возле нее простаивал, вглядываясь в полузабытое лицо брата, зачем тревожил душу. Нар прав… все это как-то… глупо и неправильно.

Но и приказать убрать картину не мог.

Голова болела невыносимо. Уютная спальня плыла перед глазами, тонкое белье воняло розмарином. И этот слуга был все еще тут. Понимающий. Шторы задвинул, помог сесть на кровати, сунул в руки чашу с зельем. От горького отвара сразу же полегчало, в голове прояснилось, а вчерашнее… стало казаться глупой шуткой.

— Прости, — прошептал Майк и сам себе удивился. Просит прощения у слуги? Но… вчера он и в самом деле был глупцом, а сегодня стало так стыдно, что в груди все сжалось.

— Мой архан? — удивленно посмотрел на него темноглазый юноша и отошел в тень, когда в спальню без стука ворвался Занкл.

Дозорный усмехнулся, забрал у Майка пустую уже чашу и, поставив на стол, сел в кресло:

— Пить ты не умеешь.

— И уметь не хочу, — ответил Майк, садясь и свешивая с кровати босые ноги.

Пока он был пьян, его переодели в тонкую сорочку. Интересно, кто, ведь Ирей остался в столице. Что и к лучшему — хариб потом долго припоминал бы своему архану, как неподобающе тот выглядел прошлой ночью.

— Рэми, — приказал Занкл, — принеси гостю завтрак.

От слова «завтрак» к горлу подплыл горький ком, и, усмехнувшись еще раз, старшой сказал:

— Ничего, скоро пройдет.

Прошло действительно скоро. Будто почувствовав, что дознавателю лучше, Занкл раскрыл шторы, впуская яркий свет. Опять солнце. И жара, что тугим комом рванула сквозь раскрытые окна. А Занкл не переставал говорить. И к тому времени, как мальчишка-рожанин — как его там? Рэми — вернулся с подносом, успел рассказать о случившемся за ночь.

— Лиин будет жить? — Майк замер, так и не донеся до рта ложки с ароматным супом. — Как?

— Это ты у нас дознаватель, а не я, — ответил Занкл. — Виссавийцы весь замок перерыли, пытаясь найти неведомого целителя. Всполошились так, будто сами у грани стояли, а не нашли. И не найдут, — усмехнулся он еще раз, и от этой усмешки стало муторно. Что творится, ради богов, в этом замке? — А твой маг спит сном младенца. Говорят, еще пару суток проспит, так что придется тебе без него справляться. И думать, как ты все Арману объяснять будешь.

Майк уже не думал об Армане, как раз с того момента, как узнал о чудесном выздоровлении Лиина. Дознаватель смотрел на силуэт Занкла на фоне окна и все больше понимал, что в этом замке творится что-то странное. Может, не совсем связанное с его расследованием, а, может, связанное очень сильно. Кто этот маг, вылечивший Лиина? Почему помог? Почему Занкл его защищает? И на чьей, собственно, стороне этот самый Занкл? Армана? Вопросов слишком много, а ответов все меньше.

— Хвала богам за это чудо, — задумчиво протянул Майк, принимаясь за еду.

— Хвала… богам, — ответил Занкл, и его слова насторожили еще больше.

Впрочем, если бы старшой всерьез хотел навредить Майку, то давно нашел бы способ как. Приказал бы придушить во сне, подсыпать яду, столкнуть с лестницы, мало ли? Но не попытался же, и Майк чувствовал, знал — вряд ли попытается. Что не мешает искать неведомого целителя.

Не чувствуя вкуса, дознаватель впихнул в себя завтрак, наскоро оделся и выбежал в коридоры замка. Он бы, верно, заблудился, но подоспевший Рэми, ничего не спрашивая, показал дорогу. Само петляние по коридорам Майк помнил плохо. Как и богатое убранство замка. Кого это интересует? Лестница, еще один темный закоулок, узкий коридор, зала, затаившаяся в отражении зеркал. И еще коридор, и небольшая уютная спальня. Золотившийся через шторы солнечный свет и бледное лицо Лиина в полумраке.

Хорошо его устроили. Может, не хуже, чем самого дознавателя, что насторожило еще больше. К чему такая забота? Даже Арман так о Лиине не заботился. Впрочем, Арман не баловал ни себя, ни других.

Но разве это важно?

Маг ведь действительно спал. Светлые волосы его рассыпались по подушке, губы приоткрылись, лицо нахмурилось. Но просто спал же! И облегчение отхлынуло от груди горячей волной, а ноги на миг перестали держать. Только теперь Майк понял, как сильно боялся. И этой смерти, и гнева Армана, и своего бессилия.

— Мой архан, — окликнул его Рэми.

Веки Лиина вдруг дрогнули, на губах невесть отчего мелькнула легкая улыбка, а складка на лбу вдруг сама собой разгладилась. Лиин сильнее сжал в пальцах какую-то льняную тряпку и эхом повторил едва слышно:

— Мой архан…

Ради богов, кого он зовет?

Майка?

Армана?

Тянет душу своего архана из-за грани?

Майку вдруг стало жутко.

Дверь плавно отворилась, и Майк, обернувшись, вмиг забыл о Лиине. Уж кого-кого, а виссавийского целителя он тут увидеть не ожидал:

— Мне казалось, вы более не будете заниматься Лиином?

— Я пришел не к Лиину, — ответил виссавиец, и глаза его сверкнули поверх повязки тревоги.

Майк удивлялся все более. Виссавийцы, которые вообще редко показывали, что у них на уме, так сильно обеспокоились каким-то целителем? Майк назвал бы это ревностью, если бы не знал… Телохранители повелителя и наследного принца Кассии были сильнее большей части виссавийцев и нередко работали вместе с иноземными целителями. И никогда последние не выказывали и тени эмоций. Так почему же теперь?.. И почему неожиданно побледневший Занкл грубо толкнул Рэми за балдахин, а взбудораженный чем-то виссавиец этого даже не заметил?

Майк тоже предпочел сделать вид, что не заметил. Пока не заметил. Сейчас разберемся с чужими, своих оставим на потом.

— Я пришел к вам, — сказал виссавиец. — Я прошу вас объяснить случившееся этой ночью. Был бы очень признателен…

— Это исцеление — дело наших богов, не ваших, — неожиданно вмешался Занкл. — Мы безмерно благодарны за помощь, и мои люди будут молиться вашей богине, будут молиться искренне, потому что вы спасли их спины от порки, а их самих — от ссылки. Но далее прошу разрешить нам действовать самим.

— Мы не можем, — тихо ответил виссавиец. — Такое чудесное исцеление важно и для нас, тем более что этот маг…

— Тогда мы это обсудим с одним из ваших хранителей вести, Идэланом, — прервал его Занкл, а Майк вновь насторожился. Виссавийских хранителей вести не переиграешь, на что, ради богов, Занкл надеется?

Вот и целитель это понимал. Сразу же смирившись, он поклонился Майку, Занклу, сказал:

— Хорошо, — и вышел из спальни.

Майк даже не шевельнулся, предпочитая наблюдать. И было за чем: дозорный вытянул Рэми из-за балдахина и что-то прошептал ему на ухо. Что, было не столь и важно. Судя по изумленному взгляду Рэми, тот и сам не понимал, что происходит. И объяснять ему, сразу видно, никто и не собирался.

Но присмотреться к рожанину, за которым все так носятся, очень даже не помешает. Тем более что, кажется, судьба у этого слуги такая — всегда оказываться там, где более всего горячо. То есть там, где неплохо было бы оказаться и Майку.

— Мой архан, — вновь позвал с кровати Лиин, позвал тихо, мучительно, и от его зова Рэми побледнел так сильно, что, казалось, вот-вот грохнется в обморок.

— Мои люди позаботятся о Лиине, — поспешно сказал Занкл Майку, подталкивая слугу к двери. — А тебе лучше позаботиться о том, зачем ты сюда приехал. Мой заклинатель не может все время торчать в замке, у него предостаточно работы в лесах. Так что если хочешь его допросить… допроси, пожалуйста, поскорее.

«Не дождешься, Занкл, — усмехнулся про себя Майк. — Больше я не буду играть по твоим правилам».

— Заклинатель, говоришь, — протянул он, взглянув на молчавшего Рэми. Правильно молчит, слугам слова тут не давали. Но по глазам же видно, что молчать не привык. Что очень хочет выпалить Занклу пару добрых слов, да только страх перед Майком сдерживает. — Это значит, что его зверье защищает?

Забавный рожанин. Тонкий в кости, но совсем не тощий. И что слабый на вид совсем не скажешь. Таилось в нем что-то сильно знакомое, жесткое и даже временами опасное, отчего по хребту шел неприятный холодок, а лежавший на кровати Лиин вдруг стал неинтересным. Даже его странное исцеление забылось.

Никогда не подводившее чутье говорило, что перед Майком нечто более важное. И что в этих выразительных глазах рожанина прячется загадка, которую неплохо бы разгрызть… Мага бы сюда, да посильнее. И допрос бы устроить с пристрастием. Но чутье говорило, что Занкл не позволит. Да и жаль вредить столь занятному заклинателю. Сойдет с ума мальчишка, не выдержит, что тогда?

А чуть позднее в кабинете хозяина замка кружились пылинки, плескался по тщательно протертой столешнице солнечный свет, темнил янтарные перья в крыльях статуэтки богини удачи. Майк сидел за столом, вертел в пальцах статуэтку и задавал заклинателю вопросы. Один за другим. И Рэми отвечал спокойно, четко, будто и не боялся совсем.

Но боялся — Майк чувствовал.

Только не допроса ведь боялся. И не вины своей, так чего?

— Простая рожанка, говоришь, — задумался Майк, поднимаясь из-за стола.

Еще одна загадка. Рожанка… Майк задумчиво провел кончиками пальцев по корешкам книг, выбрал толстый томик, открыл его на середине и полоснул невидящим взглядом по исписанным страницам. Рожане не бывают магами. А жрецы Шерена всегда жертвами выбирали…

— Она все время тут жила? — тихо спросил Майк, поставив книгу на место.

— Нет, мой архан, — ответил Рэми, все так же четко и все так же спокойно. Значит, не допроса боится, а чего? — приехала в деревню с родителями на моей памяти, лет десять назад.

Надо же, слуга считать умеет? А что еще?

— И проверяли ее тут? — собственный голос сипел, мысли цеплялись за что-то важное и вновь плелись в непонятном хаосе. А за окном радостно ярился ливень.

— Да, дознаватель, — ответил за рожанина Закнл. — Их проверил местный архан, я смотрел татуировки.

Майк толкнул рожанина в сторону письменного стола, поставил пред ним чернильницу, вытащил из толстой пачки лист с гербом Армана, приказал:

— Напиши-ка мне, друг мой, приказ привести сюда архана, проводившего инициацию.

И слуга, не заметив подвоха, начал писать. А Майк смотрел, как простой рожанин выводит красивым почерком строки, и все гадал… Зачем? Зачем было мальчишку обучать? И говорит ведь Рэми правильно, по-книжному, и держится гордо, и пишет вот… без единой ошибки. Простой рожанин? Заклинатель? Не смешите!

— Красиво пишешь, — сказал он. — И сколько книг ты прочитал в этой библиотеке?

— Все, — удивленно ответил Рэми раньше, чем Занкл успел его остановить.

А Майк жестом приказал дозорному замолчать и, склонившись над рожанином, спросил:

— И как многое из них понял?

— А там можно что-то не понимать? — с таким искренним изумлением ответил Рэми, отчего Майк с трудом сдержал горькую улыбку.

Большая часть школяров со столичной школы взвыла бы в ответ на подобный вопрос, ведь Майк видел эти книги, легкими и приятными они не были. А этот рожанин будто и не понимал, о чем его спрашивают.

А вот Занкл явно понимал. Только почему-то уже не беспокоился, улыбался. И от этой улыбки Майку стало не по себе.

Ничего, старшой. Игра еще не закончена.

— Останешься со мной, Рэми, — приказал дознаватель, вновь усевшись на освобожденное рожанином место. — У меня нет сейчас охраны и хариба, а ты так хорошо подходишь для обеих этих ролей.

— Мой архан, — вяло пытался возразить дозорный, — мои люди с удовольствием войдут в твою свиту, а мой хариб…

— Твои люди слишком заметны, и я не люблю чужих слуг, — спокойно ответил Майк. — Заклинатель же, насколько я знаю, не должен слушать никого да и свой среди рожан. С ним затеряться легче. И зверье его защитит, и меня заодно, не так ли, Рэми?

— Как скажешь, дознаватель, — поклонился Майку слуга, и в глазах его впервые промелькнул страх.

Чего ты боишься на самом деле? Не допроса? Не вопросов о жертве? Так чего? И почему тебя так тщательно прячут от виссавийцев? Да и ото всех прячут. Неужели?..

Майк махнул головой, отгоняя глупую мысль, жестом отпустил дозорного и сел за просмотр бумаг, искоса поглядывая на рожанина. А его загадка на ножках села на пятки, опустила голову, сложив на груди руки. Ждет новых приказов? Значит, подождет.

***

За окном гроза хлестала ветви яблонь. Стекала по стеклу вода, и проникающий в кабинет свет мрачными тенями ходил по стенам. Приезжий дознаватель склонился над бумагами, тонкие пальцы его, унизанные перстнями, перебирали один лист за другим, в светлых глазах клубилась задумчивость. И весь мир для него, казалось, исчез.

Что было и к лучшему.

Рэми подливал бодрящего зелья в чашу архана и старался быть как можно незаметнее. Спокойнее. Арханы ведь, говорят, в самую душу умеют заглядывать, а уж этот…

Майк вновь перелистнул страницу, отхлебнул отвара и поставил чашу на место, окинув Рэми внимательным взглядом:

— Дождь закончился, хотелось бы пройтись. Отведешь меня в сад.

— Да, мой архан, — поклонился заклинатель.

Так даже лучше. Посреди буйства зелени и яблочного духа обязательно будет легче. Замок подавляет громадой, угрюмыми стенами и затейливой роскошью. А там, в саду, все близко и спокойно. И, может, все же удастся укрыться от проницательного взгляда молодого дознавателя.

В том, что дознаватель не дурак, Рэми убедился сразу, как его увидел: и взгляд острый, резкий, и слова он подбирает правильные, и вопросы задавать умеет. Даже пьяный говорит так, что каждым словом бьет.

Хотя и Рэми ровесник, а рядом с ним становится стыдно. За свою наивность, недогадливость, даже за едва заметное пятнышко на рукаве туники. Кажется, что все дознаватель видит, каждую мелочь примечает, в душу смотрит.

И одна надежда уйти целым — не за ним Майк приехал. Не его искал, не про него вопросы задавал. Так, может, и пронесет… дайте боги, чтобы пронесло.

— Идешь? — остановился у двери Майк, и Рэми вдруг понял, что застыл посреди кабинета и заставляет архана ждать. Непростительная ошибка.

Открыв дверь, он пропустил дознавателя и вздрогнул: от стены отошел невесть как тут оказавшийся Занкл, схватил за плечо и горячо прошептал на ухо:

— Послушай, мальчик. Я знаю, боишься, но ты должен понимать — дознавателя нам не простят. Потому убереги. Любой ценой, слышишь? А я, если что, уберегу тебя. И волков позови, мои люди пропустят и тронуть не дадут, обещаю.

— Занкл! — не понимающе воскликнул Рэми, но переспрашивать было некогда: Майк оглянулся и посмотрел так, что мигом пропала охота медлить. Колыхнул ветерок занавески, и показалось вдруг, что дознаватель не хочет, чтобы Рэми разговаривал со старшим. Только глупости это. Рэми — простой рожанин. Чем он может заинтересовать столичного дознавателя? Не дай боги заинтересует.

До сада они шли молча. Дознаватель задумался, Рэми боялся лишний раз вздохнуть. Открывал для дознавателя двери, осторожно направлял, когда тот шел неправильно, придерживал на ступеньках. Как ребенка. Но погруженный в свои мысли Майк сейчас и казался беспомощным ребенком. Откуда в нем столько беспечности-то?

На улице ударила в лицо влажная жара. Над мокрыми еще дорожками поднимался пар, вокруг блестело и благоухала насыщенная до изумрудной чистоты зелень и горчило от запаха плодородной земли. Майк шел по узкой тропинке и не заметил, как мигом намокли полы его серой туники. Сложно, наверное, харибу с таким арханом: Майк был из тех, кто обо всем забывал, углубившись в собственные мысли.

А шедший следом Рэми душил в себе возрастающую тревогу. И даже приказ Занкла исполнил, стаю позвал. Хотя и не понимал, зачем. Что может стать с дознавателем в тщательно охраняемом замке?

Стая отозвалась не сразу, всколыхнула внутри синее море, непривычно разлила по душе тихий зов. Рэми и раньше чувствовал животных, понимал их, умел просить помочь, но теперь все было ярче, сильнее, и он не был тут, а бежал по лесу, наслаждался бьющим в лицо ветром и холодными каплями, падающими на шкуру. Он с размаху врезался в лужу на дороге и обернулся на тихий вой стаи. Влетел в широко распахнутые ворота, содрогнулся от приторного запаха человечьего жилья и, повинуясь зову, повел стаю между хозяйственными постройками.

Запах, везде человеческий запах… тревожит… пугает… будоражит кровь… но заклинатель не ослабляет зов, и волк подчиняется, скулит едва слышно, приказывает стае спрятаться под сенью раскидистой яблони. И успокаивается, веря ласковой силе друга, хоть и человека… а Рэми мягкой волной, стараясь не причинять боли, выскальзывает из звериного сознания.

— Мой архан, — позвали где-то рядом, и заклинатель вздрогнул, возвращаясь в собственное тело.

Все взорвалось вокруг запахами и звуками. Он стоял на небольшой поляне, окруженной начинавшими зреть вишнями. Алела в ажуре травинок земляника, змеей вилась по поляне тропинка, взвивались тонкими линиями колонны беседки. Майк сидел на скамье, а перед ним склонился толстый низкорослый архан в плохо подогнанных ярко-синих одеждах.

Рэми передернул плечами, почувствовав на языке привкус гадливости. Салий был арханом в небольшом поместье возле замка, а вместе с ним — в паре окружающих деревень. В одной из них жил когда-то Рэми. А теперь то и дело слышал от старейшины, что Салий архан совсем плохой, о деревенских не заботится, инициацию проводит спустя рукава, а недавно одного из мальчиков до безумия довел во время ритуала. Даже виссавийцы спасти не смогли.

И люди его как на подбор матерые и злые, как цепные собаки. Что хозяин прикажет, то и сделают. А хозяин, может, такое приказывал…

Но наверняка никто не знал. Просто временами пропадали из деревни милые девушки, редко — красивые юноши, приезжали дознаватели, уходили ни с чем, говорят, усмиренные золотом архана, а старейшина только зубами скрежетал в бессилии и просил Рэми помочь, пособить… зверье попросить защитить.

Но заклинатель лишь улыбался виновато — зверье защищает только заклинателя, временами — его семью, но деревенских скорее боится и не любит… как же просить-то? Можно только приказать, когда Рэми рядом, но по лесам с деревенскими не находишься, своих дел по горло. Да и дозорные предпочитали Рэми при себе держать…

Вот и теперь… мучимый дурным предчувствием и даже не приказом, просьбой Занкла, Рэми попросил волков подойти поближе… Сам Салий вреда Майку бы не причинил, сил бы не хватило, но вместе с ним пришли, а теперь стояли на коленях, двое сильных крепко сбитых рожан — цепные псы архана.

— Мой архан, — вновь поклонился Салий, и в поросячьих глазках его промелькнул страх.

Рэми помнил другой взгляд этих глаз — грязный, похотливый. Тот, которым Салий одаривал недавно Лию. И было бы совсем плохо, не заступись за сестренку Занкл: против нового старшого архан идти побоялся и Лию в покое оставил. Да и с заклинателем ему ссориться было не с руки...

— Слышал я, что убили девушку из твоей деревни, — начал Майк, жестом приказав архану встать и сесть на скамью напротив.

Салий неловко повиновался, рожане остались стоять недвижимо на коленях, скрестив на груди руки. Как каменные статуи, от которых почему-то несло кровью и угрозой. Рэми чуть наизнанку не выворачивало от этого запаха.

— Да, мой архан, — подтвердил Салий, все так же не осмеливаясь поднять взгляда. Трус! Такому только перед слабыми рожанками смелым быть.

— Судя по бумагам, жертва проходила инициацию у тебя, — спокойно сказал Майк, любуясь на ярко-алые клематисы.

— Да, мой архан, — ответил Салий, и в голосе его появилось нечто, от чего Рэми вздрогнул. Угроза? Обида? Раненая гордость? Рэми не знал, но приказал волкам подойти еще ближе, почти к самой поляне.

— Ты же не думаешь, что я… — продолжил Салий.

— Я ничего пока не думаю, — пожал плечами Майк, даже не взглянув на архана.

Но и Рэми понял, что дознаватель не только думает, обвиняет— ох уж эти арханы, играют словами, как мышка с кошкой… и сами не замечают того мига, когда начинают выпускать когти… только перед Майком не мышка… да и из дознавателя кот плохой. Умный, но неосторожный.

— Я учился в лучших школах, — начал Салий, — а ты сомневаешься…

— Твои «успехи» в школах обеспечивало золото отца, — спокойно ответил Майк, и его голос тоже изменился, став из спокойного и ровного обжигающе холодным. — Я читал отчеты твоих учителей. В них нет ни одной похвалы, зато очень много другого, не менее важного. И о твоих оргиях с друзьями, и об изувеченных рожанках после тех оргий.

— Они всего лишь скот, — прошипел Салий. — Ты не посмеешь тронуть меня, архана, из-за этих рожанок!

— Не из-за рожанок, — поправил Майк. — За рожанок ты уже заплатил этой ссылкой. Но тебя это ничему не научило. Шесть деревень в твоем распоряжении, всего шесть, а ты даже инициацию не можешь провести как следует!

— Это скоты, в них нет и следа магии… не может быть! Так зачем, скажи, эти ритуалы, зачем на них тратить силу, которой?..

— …пользоваться ты так и не научился, — отрезал Майк. — Из-за чего и ритуалов-то не было, была лишь видимость того, что ты их проводишь. Сколько лет ты тут? Десяток? Я прикажу прислать сюда магов и провести заново каждую проведенную тобой инициацию. Я прикажу заново расследовать пропажу каждой молодой рожанки в этой округе! И не дайте боги окажется, что их исчезновение — твоя вина!

— Не посмеешь! — побледнел Салий. — Мой отец…

— Твой отец мне не указ! — жестко ответил Майк. — Ты забылся, Салий! Не рожане живут для арханов, арханы для рожан. И для Кассии. Потому нам дана сила, дано богатство, наша кровь! Чтобы править справедливо! О какой же справедливости может идти речь?..

— Пока тебя не было, все были довольны…

— Я не все, — выдохнул Майк. — И ты поплатишься за свое самодурство. Видят боги, дорого поплатишься!

— Это ты поплатишься, — усмехнулся Салий и сказал вдруг: — Никто не знает о нашей встрече. И не узнает… я прослежу. Ты ведь совсем беспомощен, дознаватель… Дара почти никакого, а все, что и было, в портале отдал. А еще смеешь мне грозить? Убить его!

Все дернулось и поплыло. Вздрогнули, отзываясь на слова Салия, крепко сбитые рожане, Майк слегка усмехнулся, будто не поверив угрозе, но Рэми поверил, шагнул вперед, отдавая приказ волкам.

Один из цепных псов Салия встал, улыбаясь зловеще, а Майк даже не шелохнулся. Почему он не боится? Но раньше, чем Рэми успел выкрикнуть «берегись!», серой тенью вылетели из кустов волки, опрокинули на пол беседки обоих рожан, сжали зубы на их горлах. Еще чуть-чуть…

А еще двое волков остановились на ступеньках беседки и едва слышно рычали, скаля белые зубы. Остальных Рэми на поляну не пустил: перепуганному Салию и четверки хватит, а Майка пугать совсем не стоит.

— Даже если во мне нет ни капли силы, думаешь, ты против меня выстоишь? — прошипел Майк, поднимаясь со скамьи. — Ты что вздумал? На столичного дознавателя руку поднять?

— Прости, — бросился ему в ноги Салий. — Прости, я не знаю, что…

— Ты лучше скажи, с умершей девчонкой спал?

— Спал, мой архан, — не отрицал Салий. — Она сама ко мне пришла… огонь девка. Как ее в лесу нашли, так я же долго в себя приходил… стан белый, волосы как пламя, а глазищи… как ее познал пять лет назад, так других и не надо было...

Пять лет назад? Рэми сжал ладони в кулаки, чуть было не приказав волкам кинуться на Салия: Эли было всего одиннадцать!

— И ты ведь тщательно ее проверил? — тихо спросил Майк, садясь перед Салием на корточки. — Говори же, пока я тебя собачкам заклинателя не скормил. Они ведь голодные, наверно.

Собачкам? Рэми нахмурился. Волки могут обезвредить, но убивать людей им нельзя… Если познают вкус человеческого мяса, их придется убить. И потому, даже если дознаватель прикажет… Но приказывать не было надобности.

— Не проверял я ее… — взмолился Салий, — прости… Но рожанка же она, рожанка, пойми, откуда в них магия? К чему на таких силу растрачивать?.. Помилуй, мой архан, помилуй, отец узнает…

— Пропусти, Рэми, — приказали за спиной, и заклинатель шагнул с тропинки в траву, уступая дорогу одному из дозорных.

— И волков с собой забери, — прошептал на ухо Занкл. — Сам же видишь, неосторожен наш дознаватель.

Неосторожен?

Рэми приказал волкам скрыться в саду и почти бегом вылетел за рванувшим с поляны Майком. Догнал архана он далеко не сразу — летел за ним через яблоневый сад, выбежал на ажурный мостик через верткую речку и остановился в паре шагов, не зная, что делать дальше.

Дознаватель грузно оперся о перила, дышал тяжело, с надрывом, будто беззвучно рыдал без слез, и глядел и глядел безумно на воду, в пену разбивающуюся под мостом о камни.

А Рэми, не в силах стоять на месте, ходил по мосту, глушил в себе волну гнева. Он скользил взглядом по ветвившейся среди камней реке, по ее крутым берегам и растушим вокруг высоким ивам, и не смел ни подойти к дознавателю, ни уйти с моста и оставить его одного.

— Ну и зачем? — не выдержал он.

Майк удивленно обернулся, посмотрел на Рэми, и сразу же отвел взгляд, вниз, в темную, переливающуюся на солнце воду.

— Что зачем? — спросил он.

— Зачем вы его так?

— А ты жалеешь архана? — тихо ответил Майк. — Или боишься, что снова придется проходить проверку?

И вдруг успокоился в один миг, вновь обернулся, и посмотрел на этот раз прямо в глаза. Будто душу хотел вырвать взглядом. Но магию не использовал, не мог использовать, вспомнил недавний разговор Рэми. И обрадовался страшно, ведь без дара архан был слеп.

Майк же схватил Рэми за запястье, прошептал заветные слова, активизировав татуировки, и внезапная боль на миг лишила сил. В глазах потемнело, а когда Рэми очнулся, Майк вновь стоял у самых перил, наблюдая, как выводок утят что-то ищет в набившемся между камней мусоре.

— Его теперь казнят? — тихо спросил Рэми. — Из-за вас казнят?

— Почему сразу из-за меня? Он сам пытался меня убить.

— Но вы его…

— …спровоцировал? — продолжил за Рэми Майк. — У меня не было выхода. Я не могу использовать магии — все отдал в переходе, мой личный маг валяется в беспамятстве, а маг дозора как раз укатил к больной матери. Так что мне было делать? Что делать, чтобы…

— …найти убийцу?

Майк вновь обернулся и заглянул пытливо в глаза. От этого взгляда стало муторно, поднялся в горлу горький комок страха, а солнечный свет показался вдруг безумно ярким. Обнажающим перед дознавателем глубины проклятой души.

— А ты знаешь, кто убийца?

Рэми сглотнул новый комок страха. Он хотел бы сказать, что не знает, честно сказать, но что-то в глубине души смеялось и возражало. Крякнула где-то рядом утка, взъерошил на затылке волосы ветер, и Рэми вдруг понял, что постыдно взмок от пота. И что ему почему-то больно и стыдно… только почему? Ведь он-то точно не убивал…

— Так знаешь или нет? — повторил вопрос Майк.

— Я… — начал было Рэми и осекся, увидев за спиной Майка, у самого моста, родителей Эли.

***

Рэми никогда их не любил… чувствовал в них что-то лживое. Был в их доме всего раз холодным зимним вечером, и поразился: дом будто умирал, долго и безнадежно. И ни мышиного писка внутри, ни кошачьего мяуканья, ни мычания коровы в пустом хлеву — не было ничего, лишь зловещая, давившая изнутри тишина… будто заклинатель вмиг оглох, будто все в этом мире вымерли, и остались на земле только четверо: смеющаяся, ничего не замечающая Эли и ее родители — Конрад и Дана… такие же смеющиеся, молодые, такие приветливые и ласковые. И такие пугающие.

И лишь когда он вырвался из проклятого дома, жизнь подхватила веселой вьюгой, уколола в щеки морозом, взорвалась на губах бесшумным смехом. Только тогда он смог дышать. Жить. Наслаждаться жизнью.

И больше никогда не приходил к ним домой, как ни умоляла его Эли.

И избегал как мог ее родителей. Не видел их уже много зим, потому и удивился: они ведь не изменились совсем. И будто не похоронили недавно горячо любимую дочь: лучились какой-то странной добротой, от которой у Рэми сразу же заныло под ложечкой.

А ведь их дочь была не такая. Искренняя. Веселая и задорная. И когда смеялась, смех ее рассыпался колокольчиками, а когда улыбалась — в глазах светились искорки. Улыбалась она почти всегда. Искренне, радостно. И лишь когда на Рэми смотрела, искорки в ее глазах таяли, а сами глаза темнели почти до черноты, топили в глубоком омуте.

Салий тоже видел тот омут? Тоже в нем тонул? Тоже чувствовал ту странную, тягучую тяжесть в груди, когда она подходила слишком близко? И когда волосы ее касались щек, а дыхание опаляло шею?

Обнимал ее ночами?

Рэми не верил. Не пять лет назад, когда она была невинной девчушкой. Когда даже подумать о ней нельзя было вот так...

А ее родители? Знали небось… Знали и отдали?

Рэми сжал кулаки, рванул к Дане и Конраду, чтобы спросить, и застыл, когда привычная доброта в глазах Конрада растворилась чернотой. И раньше, чем сам успел подумать, что делает, развернулся, закричал:

— Берегись! — и столкнул с моста дознавателя, упал вместе с ним в реку.

Удар о камни на миг оглушил, блестящим веером разлетелись вокруг брызги. И путаясь ногами в водорослях, Рэми выпрямился и заставил выпрямиться кашляющего Майка.

Река доходила им до пояса. Быстрое течение несло из тени холод, а над ними чернел, плавился ажурный мост, и вода за мостом казалась была пропитана сажей.

— Ну и зачем? Было бы легче… — засмеялись с берега.

Легче, для кого? Рэми смотрел, как все так же наливаются чернотой глаза Конрада, как Дана открывает в безумной улыбке острые зубы, и понимал, что волки ему теперь не помогут. Никто не поможет. И море магии, будто отозвавшись, взлетело острыми волнами и долбануло изнутри, требуя пустить наружу.

Но нельзя… нельзя же… дознаватель…

— Ай, мальчик, что же ты такой упрямый? — улыбнулась Дана. Шагнула вперед и легко взлетела над каменным берегом.

— А я думала, зятем нам будешь, — продолжала улыбаться она, разводя руки. — Эли так за тобой бегала… бедная девочка…

Она все так же летела над лохмотьями моста, и мягкий ветер покачивал ее пышные юбки. Гладкие щеки ее чуть румянились, губы щерились в диком оскале. И впервые вполз в душу липкий страх…

— Эли была тоже такой? — тихо спросил Рэми.

— Эли такая. Я такая. Мой муж такой… ты тоже мог бы стать таким, мой мальчик. Но ты был упрямым… А теперь тебя не будет. А чуть позднее не будет и защищающего тебя Жерла.

Жерл, при чем тут Жерл?

Она улыбнулась еще шире, сверкнули в лучах солнца острые зубы, и Рэми обернулся к Майку, встретил его испуганный взгляд и спросил:

— Умеешь ставить щит?

— Что? — вздрогнул Майк. — Умею, но силы у меня нет… сам же слышал…

— Слышал, — ответил Рэми, хватая его за руку.

И сила внутри поняла… мудрая. Полилась через пальцы мягким потоком, а Майк задрожал вдруг, посмотрел на Рэми испуганно, но запястья из ладони не вырвал… только взглядом молил продолжать. И Рэми продолжал. Видел, как напряглась жилка на шее дознавателя, заметил, как Майк сжимал до боли зубы, слышал едва различимый вздох:

— Хватит! — и в тот же миг выпустил руку дознавателя.

Щиты, которыми окружил себя Майк, он скорее почувствовал, чем увидел. Шагнул навстречу Дане, почти наслаждаясь подмеченным в ее глазах страхом, вспомнил, как было там, на озере, и, глубоко вздохнув, выпустил из себя волну силы…

Ветер… шквальной ветер. Гнущиеся деревья, летящие прочь листья, вихрь ярких брызг. Страх… чужой страх… заслужили. Все заслужили!

А сила кружила и пьянила, наполняла шальной радостью. Он может все! Он сильнее всех… Он...

— Довольно, — закричал рядом дознаватель. — Довольно, Рэми, остановись!

Остановись?

Рэми засмеялся, глядя в собирающиеся над головой тучи. Дождь, он так хотел дождя! Молний! Буйства стихии!

Ну, ну, друг мой, заигрался ты...

Голос внутри отрезвил в одно мгновение, и миг назад сильный, как бог, Рэми, задыхаясь упал на колени. Тучи быстро расползались, обнажая пронзительно голубое небо, река, недавно бурная и шустрая, ужаснула голым руслом. Лепились к камням водоросли, шмякались рядом рыбы, поднимался над остатками моста пар. А внутри все сплелось в тугой комок от тошноты…

— Рэми… — голос Майка не был напуганным, скорее даже сочувствующим. — Все хорошо, все закончилось, успокойся...

Успокойся? Сила внутри ярилась и хлестала о берега волнами. И Рэми чувствовал, что еще чуть-чуть, и снова вырвется потоком, и снесет весь этот замок, весь мир снесет, ему-то что?

Ну, ну, все же не выдержал… как всегда, ты нагадишь, а мне убирай. Спи уж, заклинатель, теперь моя очередь резвиться…

— Я не позволю, Аши… — выдохнул Рэми, сам не понимая, почему это говорит, — не сейчас.

— Еще как позволишь, — ответил полубог, и Рэми накрыло волной усталости.

***

Он почувствовал неладное сразу, как только увидел этих двоих. Слишком уверенно улыбался мужчина, слишком явное злорадство светилось во взгляде женщины. И в миг, когда глаза мужчины начала заливать чернота, Майк понял, что пропал. Волки заклинателя против магии не помогут. Да и обычный маг справится вряд ли. Высшего бы сюда… Только откуда же?

Что-то толкнуло в спину, и река приблизилась, а вода забила легкие. Майк сильно ударился о камни, кто-то тянул его за плечи, заставляя держать голову над водой. Дознаватель обернулся, и в тот же миг мост расползся на ошметки подобно тряпке, пропитанной черным гноем. И кто-то говорил за спиной, но Майк не мог понять кто. Он был занят — выкашливал из легких воду. Да и что сопротивляться-то? Все равно спасения нет и не будет.

— Умеешь ставить щит? — спросил вдруг слуга, и Майк удивленно вздрогнул:

— Что?

Откуда он только знает о щитах? Сам же не маг… Ах да, начитанный. Только щиты тут-то не помогут… А если и помогут, то ненадолго.

— Умею, — ответил Майк, поняв, что настырный рожанин не отстанет. Даже умереть нормально не дает, — силы у меня нет… сам же слышал…

— Слышал, — ответил Рэми, хватая Майка за руку.

И дознаватель глазам своим не поверил — взгляд Рэми вдруг зажегся ровным синим пламенем. Маг? Рожанин? Ну… Салий! За такое тебе смерти мало! Ведь не просто маг, а высший...

И сила у него мягкая, ласковая, с едва ощутимым привкусом… Как...

Мысль пришла и пропала: Рэми схватил Майка за запястье и проснувшиеся татуировки опалили огнем. И раньше, чем дознаватель успел спросить зачем, через холодные пальцы заклинателя начал литься поток силы. Неумело литься, обжигая огнем, но в глазах Рэми было столько… беспокойства, что Майк не осмелился показать, как ему больно… Ведь заклинатель старался для него… Для них обоих.

— Хватит! — выдохнул едва слышно Майк, и Рэми тотчас выпустил его запястье. И едва Майк успел поставить щиты, как вокруг все взвихрилось, взлетело, завыло бурей...

— Довольно, — закричал он, чувствуя, что еще немного и щиты не выдержат. — Довольно, Рэми, остановись!

И все вокруг замерло.

Когда Майк очнулся, воды уже не было. Вернее, она была — на деревьях, на траве, на тропинке. Стекала обратно в реку ручейками, капала с ветвей крупными каплями, кружила на волнах ошметки моста. Рэми был рядом. Смотрел на то, что натворил, и в глазах его мучительно вихрилось синее пламя.

Майк знал этот ошеломленный взгляд. Видел его у другого мага, знал, чем это может закончиться — выплеском силы, вихрем, что снесет все вокруг, и безумием. Бежать бы! Использовать остатки подаренных сил и бежать, но Майк почему-то не мог. Вместо этого опустился рядом с рожанином на корточки и прохрипел:

— Рэми… все хорошо, все закончилось, успокойся...

И осекся, когда маг поднял пустой невидящий взгляд, и вдруг выдохнул мучительно:

— Я не позволю, Аши… Не сейчас.

Аши? И только сейчас Майк начал бояться. Не безумия Рэми, нет, его стремительно меняющегося взгляда. Он стал острым, чуть усмехающимся и каким-то… злым, наверное, незнакомым. Пугающим. Рэми поднялся, не обращая уже внимания на Майка, легко взлетел на берег и склонился над умирающим у основания моста рожанином:

— Я знал, что ты особенный, — булькая кровью выдавил мужчина. — Знал, потому и хотел, чтобы ты был моим зятем. Так зачем же ты… против своих же?

— А ты разве мой? — спросил Рэми, и голос его резанул по душе холодом. — Для тебя жизнь людей, что навоз под ногами.

— А для тебя нет? — едва слышно засмеялся умирающий. — Разве нет?

— Так я не человек, — так же спокойно усмехнулся Рэми, и Майк поверил. В одно мгновение. А Рэми продолжил вдруг:

— Когда-то мне сказали, что я многому должен научиться у людей. Смотрю я на вас и удивляюсь. Чему мне учиться? Тому, как вы друг друга предаете? Тому, как вы грызетесь ради власти, золота, красивых женщин? Тому, как вы «умеете» жить? Мой отец никогда не ошибается, но ошибся в тот миг, когда посчитал, что вы стоите самого дорогого дара в этом мире — жизни.

— А тот другой… — выдохнул мужчина… — он так не думает. Он любит… людей…

— И я ему удивляюсь. Столько, сколько вы ему сделали, а он вас еще любит? Вот ты… ты же дочь под всех подкладывал, а за него хотел выдать. Ты же его убить жаждал, а он внутри меня оплакивает твою смерть. Потому что… он не умеет убивать, но я умею, а он и помнить не будет.

— Не тронь его! — выкрикнул Майк.

— А кто ты такой, чтобы мне приказывать? — тихо ответил Рэми. — Всего лишь столичный дознаватель? Не-е-е-е-е… Человечишка.

— Это ты убил его дочь?

— Ты так думаешь? Нет, люди, вы все же забавные создания, — ответил Рэми, выпрямляясь и поворачиваясь к Майку. — И что ты мне сделаешь, дознаватель? Сдашь Арману? Отведешь к повелителю?

— Скажи зачем? Зачем жрецам Шерена люди, наделенные магией?

Этот знает. Этот все знает! Майк по его глазам видел. И не мог не воспользоваться.

Было так тихо… что в тишине слышался перестук капель, срывающихся с туники Рэми.

— Ты такой умный, а не понял? — усмехнулся еще шире заклинатель. — Не маги им нужны, а их сила. Когда жрец убивал, сила жертвы шла к демону.

— Убивал? — переспросил Майк, забыв об умирающем рожанине. Что ему колдун? Рэми был гораздо интереснее. Вот такой Рэми, холодно-безумный. — Вы и теперь убиваете. Да еще хотите добраться до наследного принца и до Армана.

— Вы? — усмехнулся Рэми. — Ты так ничего и не понял, Майк.

Он вдруг в один миг оказался рядом, опустился на корточки, коснулся ладонью щеки Майка и мягкой волной выпустил свою силу. И Майк на миг задохнулся. Сила этого рожанина была ошеломляющей, сметающей на пути все сомнения, все страхи… и опять же, до боли знакомой. Будто Майк уже где-то это чувствовал. Но никак не мог понять где.

— А когда поймешь, — будто прочитал его мысли Рэми, — не сможешь меня выдать.

— Ты убил.

— Возможно, и не раз. Но я и спас. Тоже не раз. Сегодня спас тебя.

— Это не повод…

— …меня щадить? У тебя будет много других поводов, дознаватель.

Какие же у него глаза! Говорящие. И вовсе в них не злость, нет, скорее, печаль. И тоска по чему-то. А еще понимание. Столь глубокое и столь страшное, что голова шла кругом.

— Уже начинаешь меня жалеть? — спросил Рэми. — А мы ведь еще и не начинали совместного пути, дознаватель.

— Ты говорил, что ты не человек, — вспомнил вдруг Майк, а Рэми лишь улыбнулся мягко и ничего не ответил. — Ты говорил, что люди не стоят того, чтобы жить. Я — тоже? Тогда зачем ты меня спас?

— Ты опять ничего не понял, дознаватель. Не я тебя спас. И не ради тебя я спас Лиина.

— Лиина? — переспросил Майк, но Рэми вдруг вздрогнул, изошел дрожью, и посмотрел на дознавателя так же, как и совсем недавно — опустошенно и с ужасом. Но тут же раздались шаги, вбежал на берег, без размышления прыгнул в русло реки Занкл, склонился к Рэми и прошептал:

— Ну же, мальчик, приди в себя, слышишь?

— Я убил? — тихо спросил заклинатель, и по щекам его покатились крупные слезы. — Я опять убил?

Опять? Майк и вмешаться не успел, как Занкл посмотрел на него зло, заставил Рэми встать на ноги и потащил куда-то, кидая по пути приказы:

— Уберите все вокруг. А ты, дознаватель, возвращайся к Арману. Лиин очнулся. И телохранитель повелителя создал для вас новый проход. Но прежде, чем кому-то рассказывать, что тут произошло, поговори с Арманом. Слышишь? Поклянись, что поговоришь с Арманом!

— Клянусь!

— А дальше на все воля богов, — выдохнул Занкл, с помощью дозорного вытаскивая Рэми на берег. И на миг Майку показалось, что Рэми вновь посмотрел на него тем насмешливым взглядом.

Ну поговорит Майк с Арманом, и что?

Что это изменит?

Ивы качались по обе стороны быстро наполняющегося водой русла, и шипела, оживала река, а на берегу презрительно глянул на умирающего колдуна виссавийский целитель:

— Я не буду ему помогать, зачем вы меня позвали?

Колдунья умерла сразу. Все же Рэми убил…

Майк, который тем временем выбрался на берег, пожал плечами, посмотрев на умирающего, уже не понимающего, где он и зачем. Жаль. Наверное, он мог бы многое рассказать. Впрочем, жреца Шерена Майк и так нашел.

Так почему же чудится в глубине сада знакомый смех и кажется, что взлетают высоко над тонкой фигурой черные крылья?

Это просто звенящая жара. И духота. И опустошившая душу усталость.

Его сегодня дважды пытались убить.

— Как Рэми? — сам не зная зачем, спросил Майк стоявшего за его спиной Закнла.

— Спит.

— Смотри, как бы он не сбежал. Я за ним вернусь.

— Не вернешься. Побоишься.

Первое — глупость, второе — увы, правда.

Но Майк не возразил. Сейчас наскоро сменить этот испорченный наряд и в столицу. К Арману!

В столице тоже шумела гроза. Бесились за окнами молнии, шелестел по листьям ливень, и в округлой зале царил полумрак, то и дело рассеиваемый яркими вспышками. Едва вылетев из арки прохода, Майк спросил дозорного:

— Где Арман?

— У себя, где еще? — пожал плечами мужчина. — Ты какой-то дивный, Майк. Слышал, что вас сильно помяло в той деревне. Нашел хоть что-то?

— Может и так… — задумчиво ответил Майк, метнувшись вон из залы. Без стука распахнул двери в покои Армана и ошеломленно застыл: вспышка молнии выхватила из полумрака картину за спиной Армана и широко раскрытые, темные глаза нарисованного мальчика.

— Кто это? — тихо спросил Майк.

— Мой умерший брат, — ответил Арман, не отрываясь от чтения какой-то бумаги. — Я нашел картину на чердаке и приказал принести сюда.

Майк отшатнулся. Все вокруг поплыло, грудь стиснуло, стало тошно. А с картины смеялись добро, ласково лучистые глаза мальчишки.

У тебя будет много других поводов, дознаватель.

И неожиданно ярко вспыхнул на груди Армана амулет. И знакомая сила стрелой прошила сердце. Майк покачнулся, прошептал что-то, сам не зная, что, и, не слыша окрика Армана, опрометью вылетел из кабинета старшого.

Он понял. Он все понял. Вбежал в спальню, сполз по стенке, спрятал лицо в ладонях.

— Брат Армана — жрец Шерена.

И показалось, что где-то вдалеке прорвался через шум грозы горький смех.

— Мое дело найти того, кто покушается на Мираниса и Армана, — тихо прошептал Майк, сам себя успокаивая. — Только это — не более… а Армана он не тронет… не может тронуть, если уже пару раз помогал. Может, не тронет и Мираниса.

И тихий смех вдалеке стал еще более горьким.

Майк бы тоже хотел засмеяться, но не мог.

Вновь вспыхнула молния, совсем близко. Загрохотал безумно гром, и душу прошил дикий страх. Кого бы выбрал Арман? Принца или младшего брата? Майк сейчас не знал… он мучительно выбирал между Миранисом и Арманом. И выбрал Армана.

— Если я услышу еще хоть об одном убийстве в тех лесах, я тебя выдам, кем бы ты не был, — сказал Майк и знал, что его услышали.

Но смеха больше не было.

Арман приходил, чтобы поговорить, но хариб Майка мягко объяснил, что ничего срочного Майк не привел и просто устал. И что завтра он придет отчитаться, с самого утра. Гроза хлестала всю ночь. И всю ночь Майк сидел на полу, глядя как по высокому потолку гуляют тени, искаженные каплями дождя. Дверь в его покои бесшумно открылась, и внутрь скользнул все еще бледный после болезни Лиин. Маг сел рядом, обхватил колени руками и добро улыбнулся, глядя в залитое дождем окно.

— Тебя я сейчас меньше всего хочу видеть, — сказал Майк.

— Знаю, — пожал плечами Лиин. — Но он приказал прийти. Сказал, что тебе больно...

Больно? Неужто пожалел? Или хотел убедиться, что Майк его не выдаст?

— Он убил.

— Он не мог убить.

— Все харибы так говорят.

Лиин вновь улыбнулся, повторил слово «хариб», будто смакуя его на губах, и сказал вдруг:

— Салия казнили только что. Его хариб приходил… просил у твоего… и у меня прощения, в том числе за то, что упырей деревне подарил. Убивать они не убивали, боялись, а силы у деревенских потихоньку тянули частенько. Завтра хариб взойдет на погребальный костер, чтобы догнать своего архана у грани. Ты зря думаешь, что мы ничего не видим. И что мы всегда их оправдываем… когда они ошибаются, нам тоже больно. Мой архан не ошибался никогда.

— Он впустил в себя Аши, — выдавил Майк и сразу же понял, что сморозил глупость. Аши нельзя впустить… но Лиин не возразил, вновь улыбнулся и сказал:

— Правильно. Он. Впустил.

Майку бы его слепую уверенность. Но он был уверен в другом… В том, что Аши служит Шерену. Интересно, выберет он брата носителя или своего господина?

— Ты ведь хочешь быть сейчас там, а не здесь, — сказал Майк.

— Хочу, — так же тихо ответил Лиин, и на запястье его мелькнул тонкий ободок браслета. — Но мне приказано ждать.

Ждать?

Чего?

Майк бы очень хотел осмотреть получше браслет Лиина, но не осмелился. Браслет, как и Лиин, как и его архан, притягивали и отталкивали, и Майк чувствовал, как его засасывает в вихрь чужой судьбы. Их всех засасывает.

Надо придумать, что завтра сказать Арману.