13

Гюрза прибыл в Хибу на рассвете третьего дня с тех пор, как они выехали из Феруза. Двое суток бешеной скачки под палящим солнцем и холодной пустынной ночью с короткими остановками полностью вымотали его. Наемник даже начал невольно уважать и гонцов и их необычайно выносливых лошадок. Любой конь на его далекой родине пал бы уже на третьем бархане, а эти, неприхотливые, словно верблюды, продолжали нести своих всадников сквозь пески к цели их путешествия. Правда, некоторое уважение не мешало ему, по-прежнему, держаться особняком от спутников. Он уже давно отвык заводить себе друзей и приятелей. Гюрза считал, что это только вредит делу, делая его уязвимым и чересчур доверчивым.

Первым от их небольшого отряда отделился гонец, что спешил в Адаб. Наемник провожал его взглядом, и думал, что у этих дикарей все не как у людей. Зачем было мучить коня и всадника почти недельным переходом через всю Великую Пустыню, если можно было послать голубя? Похоже, он имел неосторожность высказать это вслух, потому, что его товарищи, рассмеявшись, объяснили ему, что особо секретные документы голубиной почтой не посылаются. Гюрза выслушал объяснения молча, но впредь запретил себе быть настолько рассеянным.

Со вторым гонцом они расстались в двух парсангах* от Хибы, а сами свернули с последней стоянки на запад, и, проведя в пути еще около часа, наконец достигли цели.

Гонец подъехал к закрытым на ночь городским воротам и заколотил в них что есть силы. С другой стороны донеслась приглушенная ругань, и дежурный стражник выглянул со стеновой башни вниз:

— Кого принесло в такую рань? — довольно нелюбезно осведомился он, презрительно сплюнув вниз.

— Если ты, старый слепой шакал, не в состоянии разглядеть, что перед тобой царский гонец, то грош цена такому стражнику! — взъелся в ответ спутник Гюрзы. Гонор солдата мгновенно испарился, словно лужица воды под палящим солнцем. Он стремительно спустился вниз, распахнул ворота, и, поклонившись, подобострастно сказал:

— Прости, о крыло Царя. Не признал… Я распоряжусь, чтобы тебя и твоего спутника проводили до постоялого двора.

— Не стоит, со мной наемник — холодно и надменно отказался тот. — Вот моя печать… — с этими словами он достал из-под плаща нагрудный глиняный знак, что выдавался каждому гонцу. На нем было выдавлено имя и должность, и, насколько Гюрза знал, знак этот было положено предъявлять при въезде в города царства Дияла, дабы никто не чинил препятствий в доставке важных документов… Кстати о важных документах… Наемник вдруг подумал, что ему было бы очень нежелательно, чтобы портрет Змеелова завтра же был развешен на всех городских площадях. Он очень осторожен, и не станет рисковать понапрасну. А потому, скорее всего затаится и уйдет в неизвестном направлении, пока Гюрза рыщет по городу в его поисках. Это надо как-то предотвратить.

— Послушай, уважаемый! — заговорил наемник, когда они с гонцом отъехали от ворот на достаточное расстояние. — Меня, как ты знаешь, послал Правитель по делу государственной важности… Так вот, в интересах этого дела я хочу, чтобы портреты того преступника, что тебе поручено доставить в Хибу, появились на площадях не ранее, чем через пять дней.

— Хо! А с чего это я должен помогать тебе? — все так же надменно поинтересовался тот, чем вызвал в Гюрзе глухое бешенство.

Однако, наемник сдержался и холодновато ответил:

— С того, друг мой, что так хотел Правитель, с того, что этого хочу я, и потому, наконец, что это будет небезвозмездно. — с этими словами он достал кошель с золотом и покрутил им перед носом гонца. — Отдай мне всего лишь портреты того бродяги и я клянусь, что через пять дней они будут доставлены по назначению, но не раньше...

— Хорошо! — кивнул тот, сглотнув и жадно глядя на мешочек. — Я согласен!

*Парсанг— мера расстояния в Царстве Дияла, равная примерно 5 километрам

Гюрза, презрительно усмехнувшись про себя, отдал ему кошель. Люди везде одинаково жадны, и этот не исключение. Сколь хорошо бы не платили Царским гонцам, но денег много не бывает… Его спутник протянул наемнику тугой свиток пергаментных листов, перевитый бечевой и запечатанный смоляной печатью. Он склонил голову в знак благодарности, спрятал свиток за пазуху и, сухо попрощавшись, направил коня в сторону площади, где находились самые богатые чайханы. В конце концов, если Правитель щедро оплачивает все расходы, то почему Гюрза должен экономить?

Он остановился на постоялом дворе «Райская Птица», отсчитав хозяину шесть томанов, потребовал стойло и овса для коня, а себе хамам, роскошный ужин из трех блюд и бутыль вирийского вина (уже, наверное, целую тысячу лет не пил, и забыл неповторимый аромат напитка, коим славилась его далекая родина). Чайхани подобострастно кивал, слушая его распоряжения. Затем, аккуратно пересчитав деньги, кликнул слугу. Тот подошел, поклонившись наемнику, и повел его в комнату. Гюрза расположился в «Райской Птице» с поистине царской роскошью: шелковые простыни и мягкие ковры с замысловатым рисунком, резная мебель из красного дерева и разноцветные витражи из радужной слюды...

Подали ужин, и наемник приступил к трапезе, попутно обдумывая, как бы ему вернее узнать, куда отправится Змеелов после прибытия в город. Память услужливо подсунула жалкое лицо стражника у ворот. Вот, пожалуй, тот, кто ему нужен! Продажная шкура, что следит за всеми вновь прибывшими… А это идея! Завтра же он разыщет того человека и заплатит ему за информацию о беглецах. Но пока… Гюрза медленно потягивал темно — красное вино с восхитительным ароматом спелого винограда и позволил себе больше не думать сегодня ни о чем. Вместо мыслей в усталом мозгу яркими картинами вспыхивали воспоминания о родной Вирии, ее мягком морском климате, ласковом солнце и красивых людях с удивительно правильными тонкими чертами лица и белой кожей. Здесь таких не встретишь… Особенно славились своей красотой жители его родной провинции Адалия… Говорят, что даже сам бывший Правитель Саргон женился на красавице-аристократке родом из этих земель, что пленяла здешних аборигенов восхитительными светлыми глазами и фарфоровой белизной кожи… На душе у Гюрзы, вдруг, стало погано. Пятнадцать проклятых лет он вынужден гнить в этой унылой пустыне, пятнадцать лет изнурительных тренировок и переходов через пески ради сокровенной мечты скопить достаточно денег и вернуться, наконец, в Адалию… Он страстно желал этого с того самого момента, как на торговое судно его отца, предприимчивого купца, напали в Срединном море пираты, перебив почти всех мужчин, которые были на корабле, а его, почему-то, еще с несколькими юношами оставили в живых, чтобы потом перепродать как скот какому-то племени бродячих дикарей… При воспоминании об этом у Гюрзы потемнело в глазах от злости. Так, что он даже схватился за меч, когда в дверь постучали и побледневший при виде клинка, приставленного к его груди, слуга объявил ему, что хамам готов. Наемник, расслабившись, опустил оружие и только кивнул в ответ...

На следующий же день он отправился к воротам и разыскал вчерашнего стражника, что уже успел смениться и теперь шел по направлению к казармам городской стражи, чтобы выспаться.

— Доброго дня, почтенный! — заступил ему дорогу Гюрза, уверенно глядя на него снизу вверх.

— И тебе, наемник, не хворать… — подозрительно покосился на того стражник. — Чего желаешь?

— Разговор есть, отойдем? — тихо и вкрадчиво спросил Гюрза.

— Я разговоры просто так не говорю — поморщился солдат, попытавшись отодвинуть настырного собеседника в сторону, но не получилось.

— А за вознаграждение? — хитро прищурился наемник, сделав жест, будто пересчитывает монеты.

— Ну это смотря какое вознаграждение — уже более дружелюбно посмотрел на него тот.

— За достойное, будь уверен, почтеннейший… Как тебя по имени?

— Тиду меня звать… Ну что ж, пойдем, раз такое дело — насупился стражник.

Они зашли за угол казармы и Гюрза, подкинув на ладони томан, спросил его:

— А не мог бы ты мне, Тиду, предоставить информацию о том, когда караван погонщика Бабума войдет в город?

— Бабум… — пошевелил губами Тиду, припоминая… — Караван еще не пришел.

— Конечно, не пришел — снисходительно согласился наемник. — Однако, через пару дней он здесь обязательно появится, и тогда мне нужно будет узнать, а не пришел ли с торговцами молодой мужчина с маленькой девочкой… — он всунул томан в руку стражнику. Тиду повертел его в руках, прищелкнул ногтем, попробовал на зуб...

— Будь уверен, это— настоящий полновесный золотой. То, что я тебе отдал — аванс. Получишь еще один, если вовремя дашь мне знать о тех двоих… Понятно?

— Понятно! — кивнул солдат.

— Тогда можешь идти… Я буду ждать вестей в чайхане «Райская Птица» — качнул головой Гюрза. — И помни, что молчанье — тоже золото, а длинный язык я могу и отрезать....

— Я не болтун — угрюмо пробурчал Тиду.

— Вот и славно! А теперь иди и отдыхай. — наемник проследил, как он уходит и подумал» Ну что ж, сети расставлены. Посмотрим, как быстро попадется добыча!».

И добыча не заставила себя долго ждать. Как и предполагал Гюрза, два дня спустя, Тиду оповестил его, что те, кого он так искал, уже в Хибе и остановились где-то неподалеку от городских стен.

Утро разбудило Тию косыми солнечными лучами, что пробираясь сквозь слюдяное окно, озорно щекотали ее лицо, и возней Мушил на подушке. Обезьянка уже давно проснулась и теперь занималась тем, что вылизывала шерстку, которая после вчерашней ванны топорщилась во все стороны. Маленькая воровка громко чихнула и проснулась окончательно.

— Доброе утро, Мушил! — почесала она подбородок своей любимице. — Хорошо тебе спалось на царской постели? Мне — так замечательно! — она нехотя поднялась с кровати, потянулась и побрела одеваться. После ароматной ванны и свежих простыней натягивать на себя пропыленные курту и шалвары очень не хотелось, но другого выхода не было.

— И почему я вчера не догадалась постирать одежду? — досадливо спросила она сама себя. Теперь, вот, снова чувствую себя так, будто и не мылась вовсе… Пригладив непослушные каштановые волосы и накинув дупатту, она открыла дверь. — Пошли вниз, Мушил, думаю, нам с тобой пора позавтракать.

Когда они спустились, Змеелов уже сидел за одним из столиков. Пред ним стояла миска с пловом и пиала с зеленым чаем. Запах, что исходил от еды, заставил желудок Тии недовольно заурчать. Она подсела к наемнику и вопросительно уставилась на стол.

— А можно и мне немного плова?

— И тебе доброе утро! — рассмеялся тот. Тия потупилась.

— Доброе утро… Так что там насчет поесть? — все еще улыбаясь, он жестом подозвал слугу и попросил:

— Любезный, нам миску плова, зеленый чай и сушеных бананов для обезьянки...

— Слушаю! — кивнул тот и исчез в двери, что вела на кухню.

— Какие у нас сегодня планы? — проследила за ним взглядом Тия, отвернувшись от стола.

— Ну, прежде всего, купим одной вредной девчонке приличную одежду и сапожки, чтобы ходить по песку, потом вернемся на постоялый двор. Ты останешься здесь, а мне надо будет отойти по одному делу...

— А меня с собой ты взять не хочешь? Почему? — выпятила губу Тия.

— Однажды ты уже за мной увязалась! — покачал головой Змеелов. — Я не хочу бежать без оглядки еще и из Хибы. Ты, кстати, ведь понимаешь, что воровать теперь нет совершенно никакой необходимости? — под пристальным взглядом наемника Тия густо покраснела и опустила голову.

— А ты думаешь, я ворую ради удовольствия, да? — еле слышно прошептала она. И тут настала очередь устыдиться Змеелову.

— Прости, я по утрам плохо соображаю! — пробормотал он. — Но чтобы искупить свой грех, я обещаю тебе, что у Тии сегодня же будут самые красивые и удобные шалвары и курта, которые мы только сможем найти в Хибе...

— Спасибо! — кивнула она, по-прежнему не поднимая глаз.

Слуга принес плов и за столом повисло неловкое молчание, прерываемое, разве что, только довольным урчанием Мушил, которая уплетала угощение с увлечением. Наконец, Тия робко подняла глаза на наемника и спросила:

— А как мне вылить воду из лохани?

— Никак — покачал головой он, радуясь, что его неосторожные слова девочку не обидели — Слуги будут убирать твою комнату и выльют. Ты лучше подумай, что бы еще хотела купить.

— Мне ничего больше не надо, вот разве что одежду...

— Хорошо! — кивнул наемник. — Вижу, ты уже доела? Тогда пойдем...

Они шли по ремесленным рядам и Тия, беспрестанно вертя по сторонам головой, думала, что ошиблась насчет Хибы. Если здесь и было меньше людей, чем в Ферузе, то совсем не намного. Живой поток гудел, словно потревоженный улей, и во всеобщем шуме трудно было вычленить отдельные фразы. Пропетляв среди торговцев еще минут десять, они, наконец, нашли лавку портного, маленького старичка, что почему-то напомнил Тии паучка— пустынника, который так же внезапно перебегал с места на место. Он оглядел Тию со все сторон, потом порылся у себя в сундуках и достал оттуда широкие бежевые шалвары из тонкого льняного полотна и голубовато-зеленую курту до колен, расшитую по вороту серебристыми нитями. Змеелов удовлетворенно кивнул, глядя на товар, Тии стало неловко. Однако, примерив одежду на себя, она забыла обо всем, глядя в бронзовую пластину, что служила зеркалом. Несмотря на то, что и шалвары, и курата были ей немного велики, смотрелась она в нем просто замечательно. Старый портной, крякнув, тут же заколол лишнее иголками и обещал им перешить одежду в течение часа. Наемник согласился, и, прикупив ей еще пару шалвар и курт, потащил Тию к обувщику, где они заказали ей сапожки.

После удачных покупок уставшие и довольные, путники отправились к своей чайхане, совершенно не замечая, как из толпы людей за ними наблюдала пара карих глаз...