4

После ужина к бабушке Нур пришел какой-то человек, как бывало часто. Они потолковали о чем-то во дворе и вместе ушли. Тия к этому настолько привыкла, что даже внимания не обратила, а вот Змеелов удивился, куда старуха может уйти на ночь глядя. На его вопрос Тия только беспечно плечами пожала:

— Она почти каждый день вечером уходит. Что-то покупает для своих зелий, или же кому-то их продает.

«Вот оно что!» — подумалось Змеелову — «Старушка-то, получается, волшебница». И припомнилось, как мать в детстве рассказывала ему полузабытые легенды о людях с необычными способностями, которые канули в небытие вместе с древней верой. Оказывается, они не исчезли с лица земли, а все еще существуют в таких вот забытых всеми богами углах Великой Пустыни...

— Змеелов! — вдруг услышал он голос Тии. — А ты обещал мне рассказать, что делал тогда на стене.

Он очнулся от своих мыслей и заметил, что Тия уже примостилась на тюфяке у него в ногах и теперь с любопытством смотрела на наемника. Она явно ожидала необычной истории о том, что произошло. Придется ее разочаровать...

— Ну я же тебе уже сказал, что это долго рассказывать, и я скажу как-нибудь потом, — хитро прищурился Змеелов.

— Когда ты уходишь? — неожиданно спросила Тия.

— А маленькая Тия у нас, оказывается, радушная хозяйка, — по-мальчишески рассмеялся Змеелов. В этот момент он растерял всю свою степенность и стал похож на того, кем и был — юношу двадцати лет от роду. — Ждет не дождется, чтобы незваный гость убрался восвояси! — наемник осторожно потянулся и с удивлением отметил, что боль, до того терзавшая его, отступила. Однако Тия не заметила его замешательства, поглощенная любопытством.

— Эй, ты не ответил на мой вопрос! Я знаю. Ты скоро уйдешь, а мне так ничего и не расскажешь! — не по-детски серьезные глаза смотрели на него с укором.

— Ну если коротко, то я хотел встретиться с одним человеком, но мне это не удалось. Нам… эээ… помешали. — он, поморщившись, дотронулся до порозовевшего шрама на боку, где еще недавно зияла страшная рана, оставленная палашом стражника. А бабушка — то действительно волшебница. Иначе как объяснить, что он сейчас почти здоров?

— А зачем встретиться? — Тия сгорала от любопытства

— А зачем тебе знать? — поддразнил ее Змеелов

— Ну, должна же я понять чего ради мне пришлось тащить твою тушку через весь город? — обиженно выпятила губу она.

— Эй, тебе не пришлось меня тащить, маленькая лгунья! Я шел сам, — он встал с постели и неожиданно подхватил Тию на руки, так что та даже взвизгнула, и перевернул ее вниз головой.

— Пусти-пусти, Змееед! — извивалась она, словно юркая пустынная ящерка, пытаясь освободиться и стукнуть его ногой.

Однако Змеелов оказался на удивление силен, и ей это никак не удавалось. Кровь прилила Тии к голове, а лицо сморщилось, будто она вот-вот заплачет. Девчонка сдавленно пискнула, и Змеелов испугался, что сделал ей больно. Он тут же выпустил ее из рук. Тия, упав на соломенный тюфяк, вдруг весело рассмеялась и со всей силы боднула Змеелова в живот. Тот не ожидая от нее подвоха, потерял равновесие и упал на пол. Однако тут же поднялся и с криком: «Ах ты, плутовка!» попытался достать ее, но Тия резво отпрыгнула в сторону, и, сделав обманное движение, умудрилась проскользнуть мимо него к выходу и выбежать на улицу. «Ну, берегись, я до тебя доберусь!» — подумал Змеелов с веселой злостью, бросаясь ей вдогонку. Он настиг ее у колодца, поймал и стал щекотать.

— Змееедом меня обзываешь? Ну, держись, маленький песчаный дух, сейчас ты мне за все ответишь! — смеялся он, глядя на задыхающуюся от хохота Тию.

— Нет, нет, смелый наемник! Я не хотела, ты и впрямь самый храбрый, самый ловкий, самый настоящий Змеелов! Пощади меня, о достойный воин пустыни! — пищала она, тщетно пытаясь отбиться от него.

— Ну, смотри! — он вдруг перестал ее щекотать и поставил на землю. — На первый раз поверю.

— Нет, правда, расскажи мне, что ты делаешь в Ферузе? Кто тебя ранил и почему? — отсмеявшись, стала допытываться Тия.

— Я же уже сказал тебе, что пришел сюда с караваном в качестве охранника. Мне в этот раз пообещали неплохой барыш за работу. Да и живет в Ферузе мой старый знакомый. Он мне кое-что должен. Я хотел с ним встретиться тем вечером, но дома его не оказалось, а вместо этого там сидела засада из солдат. Они… приняли меня за кого-то другого. — соврал Змеелов. Рассказывать всю правду малознакомой девчонке он не собирался, хоть и спасла она ему жизнь, но и врать почему-то не мог. Так что пришлось ограничиться полуправдой. Хорошо еще, что девчонка удовлетворилась и этим, и расспросы свои прекратила.

Ночь укутала Глотку Дэва плотным одеялом темноты, и обитатели убогой лачуги, что примостилась на самом краю городских трущоб, мирно спали, видя десятый сон. Однако Змеелову спалось плохо. Стоило только провалиться в полудрему, начинались кошмары. Он снова видел себя восьмилетним мальчишкой, который шел в предрассветной мгле вслед за своими родителями по Великой Пустыне в никуда, то и дело оглядываясь на стены города, откуда их семью накануне изгнали с позором. Отец шагал впереди, прямой и величавый, словно скала, ведя под уздцы единственного верблюда с небольшим бурдюком воды, что, издеваясь, дали им городские власти. Мать — чуть позади, то и дело тревожно оглядываясь на сына, который так и норовил отстать. Странно, ему казалось, что он до черточки помнил ее прекрасное лицо, но оно упорно ускользало, расплывалось, словно в тумане, и, наверное, оттого накатывала на него сейчас беспросветная горькая тоска, как и в ту проклятую ночь, когда они вынуждены были уйти из родного города, чтобы сгинуть в песках навсегда. Отец торопился: до того, как солнце войдет в зенит и Великая Пустыня превратиться в раскаленную печь, он хотел добраться до стоянки каравана, где можно было переждать полуденный зной, а, если повезет, то и прибиться к проходящим мимо торговцам. Вдруг, все заволокло душным багряным туманом, а когда туман рассеялся, Змеелов увидел, что он остался один среди бескрайних песков. В отчаянии, он звал родителей, но ответом ему был лишь шелест равнодушных бархан, да крик стервятника, что парил высоко в раскаленном добела небе, рассчитывая на скорую поживу...

Змеелов проснулся в холодном поту среди ночи и осознал, что больше сегодня не уснет. Стараясь не шуметь, он выбрался во двор, и опустился на землю рядом с тандыром и прислонился головой к холодным камням и уставился на равнодушные далекие звезды, что взирали свысока на подлунный мир. Здешние жители верили, что они — драгоценные камни, украшающие огромные Звездные Врата, которые отделяют небесную твердь от земли. А мама давным-давно рассказывала ему, что звезды — это души умерших людей. Они скучают по тем, кто остался на земле и по ночам смотрят вниз, на своих родственников. Интересно, а мать с отцом тоже сейчас его видят? Он этой мысли у него все сжалось внутри, словно дэв скомкал его душу в когтистой лапе.

Змеелов тряхнул головой, отгоняя непрошеные мысли, и подумал о человеке, с которым ему было просто необходимо встретиться, пока не ушел из Феруза его караван. Во-первых, он спрятал рядом с его домом свой меч, а во-вторых, они так и не поговорили...

Змеелов явился в Феруз с торговцами шелком семнадцать дней назад. Солнце уже повисло низко над горизонтом, словно огромный апельсин, и в воздухе повеяло прохладой, когда длинный караван, где он подвизался охранником, подошел к воротам города. Помнится, Змеелов тогда оглядел мощные крепостные стены без всяких эмоций, изнуренный долгим дневным переходом и мучимый навязчивой жаждой.

Огромные ворота медленно открылись, и погонщик Бабум, небольшой пузатый человечек, вышел вперед, чтобы столковаться с начальником стражи, который должен был выдать им разрешение на въезд в город. Навстречу погонщику из-за ворот вышел здоровенный детина в форме городских стражников. Ему пришлось даже нагнуться пониже, чтобы лучше понимать Бабума, плохо говорившего на языке народа Дияла. Они о чем-то оживленно заспорили, потом детина пересчитал верблюдов и повозки, прицокнул языком, покачал головой. Бабум начал было снова горячиться, но затем, будто что-то вспомнив, достал из-за пазухи тугой кошель, развязал его и отсыпал стражнику на ладонь несколько золотых томанов. Тот попробовал монеты на зуб, затем, удостоверившись в их подлинности, вороватым движением ссыпал деньги в карман, стараясь, чтобы этого никто больше не заметил. Потом отошел и приглашающе махнул рукой в сторону городских улиц.

Длинный караван тронулся с места и нескончаемой вереницей вошел в город. Ревели верблюды, гремели повозки, поднимая на сонных городских улочках клубы пыли, громко ругались на разных языках люди… Местные жители взирали на весь этот гвалт с поистине философским спокойствием, уже привычные к подобного рода представлениям. Бабум, не дожидаясь, пока все торговцы окажутся по эту сторону ворот, отправился договариваться о ночлеге для людей в ближайшие постоялые дворы и захватил с собой Змеелова, которому доверял больше остальных наемников. Они обошли несколько чайхан и караван-сараев, но все было занято по случаю наплыва торговцев.

Ежеминутно поминая всех дэвов подземного мира на всех известных ему языках, Бабум в сопровождении уже порядком уставшего Змеелова, наконец, сторговался с двумя постоялыми дворами на самой окраине Среднего города по цене, вдвое превышавшей обычную.

— Раздери этот мошенник пустынный лев! — громко жаловался он Змеелову на обратной дороге. — Они содрать с меня большой бакшиш за эта крысиная нора! Куда я помещать свои повозка и верблюдь? Где спать мои люди? Это самый настоящий обкрадаловка...

Змеелов же, раздобыв на постоялом дворе бурдюк с водой и вдоволь напившись, пребывал в благодушном настроении. Его клонило в сон и совсем не хотелось слушать речи разгневанного погонщика. Но обижать добродушного Бабума тоже не стоило, все-таки они давно друг друга знали и почти сдружились: погонщик уже не раз пользовался его услугами. А потому наемник счел за благо промолчать, лишь посмеиваясь про себя.

В ту ночь он, наконец, как следует, выспался, предварительно смыв с себя всю грязь двухмесячного путешествия (все-таки так и сидела в нем укоренившаяся с детства привычка к чистоте). А на следующее утро объявил удивленному Бабуму, что в городе у него есть срочные дела, и что он должен пропасть на несколько дней, но обязательно вернется к их отходу обратно в Хибу.

— Ну ты как желай, но смотри не опаздуй. — нехотя отпустил его погонщик. — Мы здесь восемнадцать дня, а потом утром на заре уходить обратно.

— Я помню! — кивнул Змеелов, уже прикидывая в уме, что он будет делать в первую очередь.

Ему предстояла сложная задача: найти в огромном многолюдном городе человека, которого он никогда не видел и знал лишь его имя, да место где тот жил двенадцать лет назад. Немного для того, чтобы найти его сразу. Отец перед смертью строго-настрого наказывал ему во что бы то ни стало отыскать Аггу — привратника и показать ему медальон в виде серебристого диска, который Змеелов носил не снимая все это время.

Он вышел с постоялого двора и уверенным шагом отправился через базарную площадь вглубь Среднего города, туда, где начинался Высокий Дом — квартал знати, что также был обнесен стеной, будто боялись тамошние обитатели собственного народа. Какое-то время Змеелов просто шел вдоль нее, припоминая выученный наизусть маршрут: от ворот квартала знати влево пятьсот шагов, затем на развилке направо, первый дом от поворота.

Он нашел жилище Агги довольно быстро. Это был маленький аккуратный домик с желтыми стенами и плоской крышей, каких в Среднем городе огромное множество. Домик окружала целая рощица гранатовых деревьев — немалое богатство для жителя Великой Пустыни, даже не смотря на то, что местный источник был достаточно большим, чтобы каждый житель Феруза мог иметь вдоволь воды.

Змеелов постучался в дверь, но ответа не было. Подождав немного и не получив никакого отклика, собрался было уходить, но тут из соседнего дома выглянул сухонький старичок. Он подошел к самой ограде, и какое-то время пристально наблюдал за молодым наемником с дорогим мечом, обвязанным накрепко в ножнах бечёвкой с восковой печатью городской стражи на конце, который висел у него за спиной. Змеелов не обращал на него никакого внимания и уже собрался, было, уйти восвояси, как старичок заговорил скрипучим голосом:

— Доброго дня, уважаемый. Если пришел ты к Агге-привратнику, то дома его не застанешь до вечера. Он сейчас во дворце Правителя, да продлит Великая Мать его мудрое правление… — любезно проговорил он. Змеелову вовсе не хотелось, чтобы его лишний раз видели рядом с домом Агги, но раз уж попался… Он мысленно чертыхнулся, но обратился к старику:

— А давно ли он ушел, почтеннейший? — наемник вдруг подумал, что сможет догнать привратника на полпути, и хотя бы с глазу на глаз столковаться о месте и времени встречи. Но тут же отмел эту мысль. В лицо он Аггу не знал, так что рассчитывать на это было глупо.

— Он ушел с рассветом, так что найдешь ты его только во дворце… — старик явно был настроен поговорить, но тут из соседнего дома раздался зычный требовательный женский голос:

— Анбу, старый ишак, долго ли ты будешь чесать языком с первым встречным, вместо того, чтобы помочь мне?!

— Прошу простить, о наемник, моя жена… — затравленно вздохнул старик.

Змеелов только сочувствующе улыбнулся в ответ. Он дождался, пока навязчивый его собеседник поспешно скроется за дверью и оглянулся по сторонам. Ему, вдруг, пришло в голову, что меч его уж больно приметен в Ферузе. Не приведи Великая Мать, еще признает кто-нибудь из местных старинную чеканку на клинке из звенящей стали, секрет изготовления которой в царстве Дияла был утрачен вместе с древними знаниями, да и рукоять уж слишком необычная… А потому лучше будет спрятать меч среди раскидистых старых гранатовых деревьев, а там, поздним вечером, забрать. Все-таки, разгуливать по городу с семейной реликвией, бросавшейся в глаза каждому встречному, было неразумно. А вот оставить его во дворе, куда он через несколько все равно часов вернется, вдруг показалось ему вполне разумным.

Змеелов приметил в углу двора самое старое дерево с густой кроной и уверенно направился к нему. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что любопытный сосед не следит за ним, он снял со спины ножны, несколько секунд подержал в руках, а потом, будто решившись, привязал к самой толстой и раскидистой ветке так, чтобы снаружи меча не было видно, а потом решительным шагом направился прочь. Жалко было ему расставаться с отцовским мечом, что чудом удалось им забрать тогда с собой, спрятав у матери под одеждой, где никто бы не отважился искать. С тех пор, как отец умер, Змеелов всегда носил его с собой, и порой начинало казаться, что старинное оружие стало ему чем-то вроде продолжения правой руки...

Тем же вечером, как только ночь опустилась на кривые узкие улочки Феруза, он вернулся к дому Агги. Но вместо хозяина его там ожидал неприятный сюрприз. Старикашка-сосед донес в городскую стражу о подозрительном наемнике, что ошивался рядом с домом привратника все утро, не иначе, худое замыслил. А вдруг он шпион, подосланный вынюхивать информацию? Так что Дед был очень горд собой, когда указал сухонькой ручкой в сторону появившегося в свете масляного фонарика Змеелова и крикнул: «Вот он, вот! Хватайте!». Стражники не заставили себя долго упрашивать, а Змеелову тогда пришлось напрячь все силы, чтобы целых два часа бегать по всему городу, уходя от погони. Наконец, он неудачно спрыгнул с одной из оград прямо в грязь, и расшиб себе лоб у самого квартала бедняков, замешкался, и его зацепил палашом стражник, после чего ему едва удалось укрыться на крепостной стене...