2.

Солнце слабо освещало небольшую комнату – маленький уголок огромного замка. Большую часть ее занимал массивный письменный стол, заваленный бумагами и несколько книжных шкафов. Рядом со столом валялись сломанные перья.

Сидевший за столом то и дело придавливал их носком лакированного башмака. Это был мужчина лет тридцати или чуть старше. У него были правильные черты лица, темные волосы, волнами спадавшие на плечи, были ухожены и блестели. Его осанка, манера письма, взгляд больших глаз и еще что-то, что нельзя описать, но невозможно не почувствовать, выдавали в нем аристократа. Единственное, что выбивалось из этого образа – загоревшая на солнце, даже немного обветренная кожа лица и рук.

Мужчина писал. Вернее, занимался учетом доходов и расходов, и, хотя цифры показывали, что расходы его сильно меньше доходов, то и дело нервно принимался постукивать ногой по полу, морщась.

Он высоко поднял голову и потер рукой затылок. Устал. Шея затекла. Если когда-нибудь он и завидовал нищим, «вольным стрелкам» и мертвецам, то именно двадцать седьмого числа каждого месяца, когда, по заведенному еще его отцом порядку, приходилось садиться за накопившиеся бумаги и счета.

Ну почему так болит шея, почему так ломит спину и отчего кружится голова!? Какие-то бумажки! Он пошептал несколько французских ругательств невероятно грязного содержания, из тех, которые можно услышать в портовых городках, на самых их задворках, но которые дико звучали в устах джентльмена, каковым мужчина, безусловно, и являлся. Помогло. Чудодейственное лекарство, найденное несколько лет назад во время путешествия по Европе, помогло и на этот раз, даже шея стала болеть меньше!

Он подписал предпоследний счет и потянулся за последним. Но дверь в этот момент отворилась, и вошел слуга.

— Господин Кристофер!

Слугу его звали Джоном, он был абсолютно невозмутим, всегда аккуратен и пунктуален, и он пользовался безграничным доверием своего господина. Кроме того, они были знакомы так давно, что Джон все еще звал своего хозяина «господином Кристофером», как младшего в семье, хотя все старшие давно уже мирно спали в своих могилах.

— Да, Джон? – хозяин оторвался от бумаг, поставив свою подпись на счете из мясной лавки, с наслаждением потянулся и повернулся к слуге.

— Сэр, вас спрашивает этот человек. – Джон поджал губы. Господин Кристофер изобразил на лице потрясающую смесь презрения и отвращения и злости.

— Передай ему, Джон, чтобы он убирался и не смел больше приближаться к этому дому!

— Я сказал ему, сэр, но он настаивает на своем. Он угрожал сломать дверь и войти самостоятельно, если я не доложу вам о нем.

Джон нахмурился. Подобное поведение он классифицировал как НЕДОПУСТИМОЕ, и тот, кто хоть раз позволял себе подобное, записывался Джоном в НЕДЖЕНТЕЛЬМЕНЫ, то есть причислялся к самому низкому классу общества.

— Настаивает? – Кристофер встал с грацией хищника. – Скажи ему, что скоро полнолуние, Джон.

Джон кивнул и даже позволил себе некую тень улыбки.

— И еще… просвети его, что мне не нужна луна, чтобы разорвать его на части, и скажи, что я могу забыть о клятве, если он еще раз посмеет прийти сюда.