Лиара работала. Светились десятки экранов, непрерывным потоком шла информация. То и дело сотрудники приносили пачки ридеров. Всё надо было увидеть, во всё вникнуть, всё успеть понять, осознать, найти проблемы, нестыковки… Обычная работа информационного посредника, обычная догрузка информацией. Той самой информацией, которая, как и полагается, могла и вылечить, и убить. В зависимости от очень многих обстоятельств.
Лиара работала. Потому что без работы уже давным давно не мыслила себя. Да, теперь уже за стенами зала не гремели взрывы, не трещали выстрелы, не слышались крики или стоны разумных. За стенами зала была мирная жизнь. А здесь, на экранах и в строках ридеров часто жизнь проявлялась своей далеко не мирной стороной. И для того, чтобы разумные избежали ещё больших проблем, чтобы перед ними не засветилась Грань, Лиара действовала. Действовала, прикрывая, защищая, обеспечивая.
Лиара работала. Работала в полную силу, ощущая полноту своего существования, своей жизни. Ощущая каждой клеточкой своего тела, всем своим существом, всей своей душой. Она теперь — снова мужняя жена. Снова любима. Любима, боготворима, ценима тем человеком, перед которым она когда-то предстала самоуверенной азари-археологом. Любима тем человеком, который для неё стал всем ещё тогда на Теруме, когда она сама не отдавала себе в этом полного отчёта. Только со временем она поняла, что влюбилась. Влюбилась без памяти, без расчётов, без опоры на основные для любого разумного органика инстинкты. Влюбилась окончательно и бесповоротно. И этот человек раз за разом показывал ей, азари, способной прожить тысячу лет гарантированной жизни, сколько всего полезного, нужного, необходимого можно втиснуть в дни, месяцы, годы. Показывал ей, довольно снисходительно относившейся к тому, что люди вынуждены жить с таким напряжением, с таким накалом свой стадвадцатилетний срок гарантированной жизни. А ведь когда-то этот срок исчисляля сорока годами, восемьюдесятью годами. И люди привыкли жить в полную силу.
Конечно, не все люди. Далеко не все. Как и азари… Для многих азари их собственная жизнь была сориентирована на удовольствия, на ничегонеделание, на прожигание отпущенных им бесконечных дней. От таких вот соплеменниц Лиара и сбежала в археологические экспедиции. Потому что как никто хорошо понимала, чем могут обернуться подобные настроения в будущем. Сотни, тысячи раз она выкапывала из грунта кости, когда-то составлявшие скелеты разумных или полуразумных существ. Кости. Всё, что оставалось от тел, способных верить, надеяться, любить, давать жизнь. Всё, что оставалось от сосудов, наделённых природой, эволюцией, разумом. Выбором. Свободой поведения. Тысячи раз она сидела над такими костями и думала о том, какова же была жизнь у их обладателей. Она уже знала об этой жизни немало. Но никогда не верила в то, что знает достаточно. Они, эти носители разума, тоже всего о жизни не знали — ведь она настолько многообразна. Они просто жили. Жили так, как умели. Жили, составляя невероятно длинную и прочную цепочку поколений, продолжая себя в детях, сохраняя себя в потомках.
Да, эти разумные, случалось, воевали. Так в Галактике не было святых. Не было, не выживали они там. Жизнь была далеко не так однозначна. Потому и разумные старались блюсти срединность, не допускали ни излишней святости, ни излишней грешности в себе самих и подобных себе. Случалось, разумные воевали. Часто случалось. Не без этого. Сокращали себе срок жизни. Единственной жизни, дарованной им тем, что люди, земляне именовали Судьбой. Или Роком. Сокращали, потому что иначе было нельзя. Иначе терялась полнота, качество, важность и ценность их жизни и жизни тех, кто был этим разумным дорог. По-разному дорог.
Протеане стали для Лиары отдушиной. Она тогда поняла со всей определённостью, что прошлое ждёт своего исследователя. Своего мыслителя, того, кто не побоится затратить многие часы на чисто черновую, техническую работу, чтобы понять, осознать и, возможно, принять в свою суть, в свою память нечто очень важное. О чём, быть может, давно и надёжно забыли современники этого исследователя.
Кто-то из азари, как и Лиара, посвятил себя на заре своей собственной жизни тому, что обычные разумные предпочитают изучать на закате своей жизни. Прошлому. Не своему личному. Общему и предельно конкретному. Пусть и пропущенному через современное, новое восприятие, но сохранившему свой собственный аромат, свои собственные, легко узнаваемые черты. Свои собственные особенности. Несмешиваемому с современностью. С его суетой, мельтешением.
Прошлое, настоящее давали то, что потом разумные назовут властью над будущим. Властью, близкой к абсолютной. Не находящейся в исключительном владении и пользовании всяких иерархов и чиновников. Властью, доступной каждому разумному. Властью определять своё и чужое будущее, свою и чужую судьбу. Властью, требующей от своего носителя часто не только понимания, но и самоотречения, огромной самодисциплины и глубокого, чёткого самооосознания. Властью, которая давала возможность понять, что и как нужно сделать сейчас, сегодня, в самое ближайшее время, чтобы в недалёком или в очень отдалённом будущем получить строго определённый, запланированный, запрограммированный результат.
Далеко не все разумные Галактики были готовы посвятить часы и дни подобной работе. Часто им требовалось почти полностью готовое решение. И они согласны были уплатить за это решение тому, кто возьмёт на себя труд просмотреть десятки, сотни, тысячи взаимосвязей, фактов, событий и определить веер вероятностей развития ситуации. Тому, кто всю жизнь посвятил этой работе, способной дарить величайшие разочарования и величайшие озарения. Тому, кто действительно имел власть, равную королевской, президентской, царской, но никогда не пользовался этой властью именно так, как это привыкли делать упомянутые титулованные разумные. Для кого прошлое, настоящее и будущее никогда не были сухой научной теорией, не были полигоном для игр, не были чем-то малозначащим и неважным.
Работа с огромными массивами информации внешне не выглядела какой-то особой и какой-то трудной. Обычная рутина. Обычная технология. И только те, кто действительно утверждался в этой сфере, не теоретически утверждался, а практически, собираясь пробыть, продействовать, просуществовать, прожить в этой сфере достаточно долго, знали, насколько большого напряжения всех сил, телесных и душевных требует такая внешне совершенно ничем не выдающаяся работа. Да, сейчас очень многое решала техника, компьютеры, ИИ, ВИ. Но всегда важным остаётся восприятие, мышление, память того, кто действительно обрабатывает эту информацию, обрабатывает, пропуская через свой разум, через своё восприятие, а часто — и через свою суть.
Это обычному разумному можно было в любой момент сослаться на усталость, на нежелание продолжать работать с прежней интенсивностью, на то, что он вроде как не подписался терпеть такие ограничения и такие лишения. А тому, кто действительно стал своим для информационной Ниагары, так поступать было просто невозможно. И Лиара знала это. Знала, потому что часто, когда «шла» информация, она забывала даже поесть и поспать, забывала подышать воздухом. Если она тогда и двигалась — то только от пульта к пульту, от клавиатуры к клавиатуре, от экрана к экрану. Часто — не ногами, не стоя, а сидя на стуле с колёсиками на ножке. Потому что быстрее надо было воспользоваться моментом. Тем самым моментом, который когда-то определил её выбор в пользу Информационного пространства, увёл от археологии к реальной жизни, от прошлого к настоящему и к будущему, подарил ответственность, несопоставимую с ответственностью археолога. Ответственность, сравнимую с ответственностью врача и воина, способных как дарить и спасать жизнь, так и калечить и отбирать её. Соединявших в себе несоединимое.
И Лиара работала. Часто — не покидая по нескольку суток офис Серого Посредника, офис своей фирмы, наплевав на то, что она вроде бы как руководитель и владелица этой самой фирмы, что она — только одна из немногих заместителей Серого Посредника Галактики Млечный Путь. Она работала на износ, работала, получая ни с чем не сравнимое… нет, не удовольствие, а удовлетворение именно в такие минуты, ловя, что называется, волну, вставая на её гребень и получая возможность с высоты оглядеть огромные пространства, заглянуть дальше, глубже, увидеть, понять, осознать, соединиться с чем-то большим, чем могло изначально крыться в строках рутинного задания, оказавшегося на поверку, столь интересным, глубоким, важным и ценным. Работала, потому что знала — это то, о чём она будет вспоминать на закате своей собственной жизни, когда у неё будет предостаточно времени предаваться воспоминаниям. Телесная немощь тогда будет надёжным средством обратиться к прошлому. О многом подумать. А сейчас она работает. Действует. Живёт так, как считает она сама, как планирует она сама. Как хочет она сама. Никто не командует ею, никто не говорит, что ей делать и как.
Да, она не одинока в этой работе. Рядом с ней работают другие разумные, многих, почти всех рас, населяющих ныне послевоенную Галактику. И никто из них, работающих в сфере информации, не считает, что может делать в этой сфере всё, что заблагорассудится. Информация таких наказывает быстро и точно. Жестоко и больно. Тому, кому много даётся — с того много и спрашивается — это Лиара Т'Сони знала хорошо. Без этого знания в сфере информационного бизнеса было делать нечего. Рыпаться без этого знания куда-то в этой сфере было изначально смертельно опасно.
Да, Лиара, как руководитель своей собственной информационно-посреднической фирмы, как одна из заместителей Серого Посредника, закономерно специализировалась на сложнейших и труднейших задачах, но и в этих задачах, в процессе их решения необходимо было заниматься очень подолгу черновой, технической, рутинной работой. Без этого невозможно было достичь значимого результата. Вообще ценного результата невозможно было достичь. И потому она, Лиара Т'Сони никогда не гнушалась, не чуралась, не избегала черновой работы. Зная — за уважение, за понимание необходимости качественного выполнения такой работы ей будет воздано. Может быть, не прямо сейчас, а потом, в будущем. Ради которого она, в том числе, и работала. Ради нормативного будущего. Будущего своей расы, будущего любой расы разумных, населявших Галактику, оправлявшуюся от огня и боли минувшей войны с Жнецами.
Работая, Лиара часто забывала об окружающем мире. Немногое смогло бы пробиться в кокон изоляции извне. Очень немногое смогло бы её отвлечь от работы. И сейчас она работала в полную силу. Работала, зная, что в комнате она уже давным-давно не одна. У дверей комнаты стоит Шепард. Джон Шепард, которому она присягнула на верность не только как подруга и хорошая знакомая, а прежде всего — как законная супруга, как жена.
Джон стоит тихо, даже не смотрит на неё, давая ей возможность не рисоваться, не делать вид, а просто действовать так, как ей удобнее, как она привыкла, так действовать, как только она посчитает за лучшее. Он смотрит, окидывая взглядом всё пространство комнаты, смотрит, как работает Лиара, не вникая в то, что проносится сотнями строк по более чем пяти десяткам экранов. Это — мир и жизнь Лиары. Азари, которую он давно глубоко и нежно любит.
Так любит, что Лиара просто терялась, ощущая эту любовь, тонула в ней и никогда не думала ей сопротивляться. Может быть, судьба подарила ей полное единение с Шепардом как награду за её работу. За работу одиночки-археолога, за работу информационного посредника, за работу воина-защитника? Может быть. Почему не может быть? Шепард любил Лиару, никогда не посягая на её право выбирать свой собственный путь. Он был рядом с ней в самые критические моменты, но никогда не надоедал своим присутствием — физическим или духовным.
Научный Центр Тессии стал для Лиары одним из самых привычных мест. Здесь она могла работать и над информационными и над научными вопросами и проблемами. Здесь она ощущала полноту жизни. Полноту жизни разумного существа, мыслящего существа, не зацикленного на собственной судьбе и собственных мелких интересах и проблемах.
Шепард стоял у входа, недвижимый как статуя. Ничем не отвлекавший её, Лиару, от работы. Безмолвный и в то же время удивительно тёплый. Азари чувствовала идущее от него к ней душевное тепло. Чувствовала и была благодарна Джону за это тепло. И за многое другое. За право жить так, как хочет только она. За возможность жить именно так. За свободу и независимость от него, легендарного Джона Шепарда даже тогда, когда он не только духовно, но и физически рядом, когда он молчит и даже не смотрит в её сторону. За то, что он никогда не считал необходимым ограничить мир Лиары рамками кухни, дома, узких хозяйственных интересов замужней азари.
Наконец в решении проблемы наметился перелом. Вся подготовительная, вся рутинная работа, выполненная до этого, позволила Лиаре быстро завершить работу, написать решение проблемы в файле, приложить ссылки на основные общедоступные материалы и, притушив экраны, встать с кресла. И сразу попасть в объятия стремительно и тихо подошедшего Джона. Своего Джона, которому она на самом деле присягнула на верность давным-давно, ещё на Теруме. Присягнула неосознанно, может быть — по-детски, но ведь, как говорят люди, «устами младенца часто глаголет истина». Присягнула, поверив, просто полюбив столь необычного землянина.
Присягнула, поверив, что он не видит в ней только самку, только прекрасное, столь близкое к человеческому женское тело. А видит в ней личность, видит в ней разумное существо, имеющее абсолютное право на собственную свободу.
И Джон действительно всё это видел в Лиаре. Она это не просто знала — она это ощущала и чувствовала все эти месяцы, все эти годы. Предвоенное время, когда она взрослела и лежала пластом на койке, изрезанная клинками Ленга, выкарабкивалась с колеи-дороги, увлекавшей её к инвалидности, к полусуществованию, к полужизни, все годы войны чувствовала, когда месяцами довольствовалась скупыми весточками даже не о Джоне, а о том, что ещё сделал легендарный без всяких натяжек Отряд. Который возглавляли Джон и Светлана. Два человека-землянина, два офицера. Два воина. Две личности, нашедшие себя не только как сослуживцы и как командиры-партнёры, но и как люди, как обычные люди, для которых обычная жизнь неотделима от любви. Полной, светлой, глубокой, безжалостной и прекрасной.
Шепард обнимал Лиару. Обнимал крепко и нежно, как и положено мужчине. Давал ей возможность обнять себя, ощутить его силу и надёжность, приклонить свою голову к его плечу. Как же всё же удобно, что он на целую голову, ну почти на целую голову выше её. Она может без помех прислониться головой к его плечу, может спрятать лицо у него на широкой и мощной груди, может ощутить себя в безопасности, под защитой, под охраной, может расслабиться, может поплакать, может просто помолчать, подумать о чём-то своём. Он поймёт. Он не будет настаивать ни на чём. Для него важно спокойствие и безопасность её, Лиары, её настроение, её состояние — физическое и духовное.
Они просто молчали, обнимая друг друга. И Лиара ощущала, что это молчание — едва ли не самое ценное в их взаимоотношениях. Да, они говорили вслух. Много говорили, даже спорили. Остро спорили, безжалостно, часто — не стесняясь в выражениях. Продолжая верить друг другу, любить друг друга, понимать, что разногласия уйдут в прошлое, а им предстоит обоим жить в настоящем и в будущем. Жить рядом и вместе. И потому нельзя переходить определённую границу. За которой — душевная боль. Личностная боль. Утрата спокойствия и стабильности.
Шепард пришёл к ней, как только освободился ненадолго от вала неотложных и первоочередных проблем. Пришёл, зная, как полно может отдаваться своей работе его любимая, его жена. Пришёл, чтобы своим появлением, чтобы своим присутствием поддержать её. И напомнить, что кроме работы есть ещё и другая жизнь. Просто напомнить. Своим присутствием напомнить.
— Ли, прошу тебя… Не истощай себя работой. — тихо сказал Джон, не размыкая объятий. Сказал только эти две фразы, а Лиара растаяла. Он не приказывал, не распоряжался, он — просил. Просил, понимая, что для неё её работа составляет важную часть её собственной жизни, в немалой степени определяет её суть. Она важна для Лиары, но он не хочет допустить, чтобы важная и нужная работа навредила его Лиаре. Его любимой, его подруге, его жене.
Т'Сони чувствовала, что он заглянул к ней на несколько десятков минут, ощущала, что внизу у входа в офис стоит командирский челнок и водитель ждёт, держа машину в положении готовности к немедленному взлёту. Он просто заглянул к ней на эти минуты, сказал эти две фразы и всё, а Лиаре почудилось, что она отдохнула на берегу Океана Тессии. Отдохнула. Потому что у неё появились силы, появилось желание дальше работать. Ведь Джон дал ей эти силы, дал, обнимая её, молча обнимая и не претендуя ни на что большее.
Такие встречи были нередкими. Редкими были как раз встречи, длившиеся несколько суток, несколько декад. А вот такие встречи — были даже частыми. Джон всегда был рядом с Лиарой, даже находясь в дальнем разведполёте на своей «Нормандии». Даже месяцами не появляясь перед ней вживую или на экранах дальней космической связи. Даже не проявляясь всего лишь голосом в сеансах аудиосвязи. Даже не проявляясь строками текстовых сообщений. Джон был всегда рядом с Лиарой. И никогда не давил на неё, никогда не пытался переделать её по своему желанию, по своему хотению, по своим лекалам и образцам со стандартами. И Лиара знала — он просто меняет её, меняет незаметно, ненасильственно именно тем, что не давит на неё. Просто бывает и всегда остаётся рядом.
Шепард с сожалением разомкнул объятия. Отступил на шаг. Поцеловал ей тыльные стороны обоих запястий — у людей так принято. Молча поцеловал, склонившись перед ней в поклоне, свидетельствуя ей, своей жене, своё почтение и уважение. Не улыбнувшись, понимая, что улыбка сейчас неуместна, он тихо повернулся и быстрым шагом вышел в открывшийся проём. Вышел, провожаемый её взглядом. Вышел, чтобы в очередной раз вернуться от неё, Лиары Т'Сони к своему кораблю и экипажу, к своей обычной работе. К тому, что для мужчины является высшим смыслом жизни.
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.