Параграф 23. «Сон и явь»

Уже минут десять я просто сижу на холодном полу санузла, устланном небольшими квадратами светло-коричневой плитки. Ощущение, будто сейчас все части тела живут своей жизнью отдельно друг от друга. Желудок полностью опустошён, издаёт урчащие звуки; периодически изнутри чувствуется острая колющая боль. Мозг блуждает в мутном тумане бессмыслия, не в силах хоть на чём-то сконцентрироваться. Глаза вроде бы смотрят на дверь и белые стены напротив меня, но в то же время словно сквозь них в эфемерное никуда. Мышцы рук и ноги изредка произвольно сокращаются, как при судороге.

Не знаю, сколько ещё так просидел бы, если б не чьё-то желание посетить туалет.

«Это они!» — первая же мысль с момента моего посещения «белого кабинета» едва не обернулась тотальной паникой.

Однако человеком за дверью было предпринято лишь две попытки проникнуть внутрь обычным методом поворачивания ручки, закончившиеся провалом. Послышалось шарканье удаляющихся шагов. Наконец, сосредоточившийся на реальном мире мозг немного успокоился.

Нужно отсюда выбираться… Не из туалета и административного корпуса, а из «Титана» и Сплавнинска в целом! Тут, наверно, даже полиции нет! Впрочем, в отсутствии других необходимых социальных служб тоже сомневаться не приходится.

Голова по-прежнему идёт кругом — стены расплываются, тело наполняет слабость, мыслями снова постепенно овладевает липкий страх.

В стремлении привести себя в чувство встаю с пола и, шатаясь, подхожу умывальнику, находящемуся чуть ближе к двери, чем унитаз. Вода из крана оказалась невероятно холодной, как зимой в проруби. Расстегнув несколько верхних пуговиц рубашки, начинаю умываться.

Это не сон… И не галлюцинации. И мне точно не привиделось! Что это за завод такой, где людям среди бела дня в глотку щёлочь заливают? Семён. За что?

Перед глазами вновь всплывают картины произошедшего безумия, от чего в руках и ногах возникает очередная трясучка, а в горле моментально встаёт ком.

Перекрыв воду, заставляю себя отойти от раковины, попутно хватаясь за ручку входной двери в санузел. Кое-как усилием воли прекращаю дрожь в конечностях. Глубокий вдох. Ещё один. Задерживаю дыхание.

Пора сваливать!

К моей великой радости, в коридоре безлюдно и, так как ноги всё ещё ватные, я могу спокойно опираться на стену без привлечения излишнего внимания. Рядом с кабинетом Маргариты возникает мысль сообщить ей о случившемся с Семёном. Заодно можно обратиться за психологической поддержкой — она всё-таки психолог.

Нет. Нельзя. Не сейчас. Без каких-либо доказательств моя история будет звучать, как выдумки поехавшего крышей. Особенно в нынешнем моём состоянии.

Спустившись по лестнице на первый этаж, приходится отлипнуть от стены, ставшей такой притягательной. Наконец, несколько шатающейся походкой выхожу на улицу.

Первый же глубокий вдох свежего прохладного воздуха помогает почувствовать себя лучше. Должно быть, это и есть «второе дыхание». Неспешно, но теперь гораздо более твёрдо иду по заводским переулкам в сторону здания второй испытательной лаборатории. Вот только…

Имеет ли смысл туда идти? Вернее, стоит ли? По территории предприятия спокойно разгуливает как минимум один настоящий убийца-психопат. К тому же, он явно не из простых работяг и мелких начальничков. Ещё у него есть брат, который, судя по всему, тоже далеко не прост. И у них есть подручные. Проклятье! А вдруг это лишь верхушка айсберга?

Мне вспомнились истории о «лихих девяностых». Сам-то я ещё был на тот момент мелким мальчишкой, потому моих воспоминаний совсем мало, зато историй родственников всегда хватало. Особенно историй дяди, пробовавшего тогда заниматься бизнесом. «Успешными становились те, в ком жажда наживы, кровожадность и отсутствие совести находились в нужной пропорции с мозгами. И живучестью», — одна из его характеристик тех времён.

Как бы там ни было, пока мой разум блуждал в пространных размышлениях вперемешку с тщетными попытками понять, как действовать дальше, ноги сами привели меня к зданию второй лаборатории.

«Меня никто не видел. Во всяком случае, я на это надеюсь. Значит, до тех пор, пока не решу, что делать дальше, безопаснее вести себя так, будто ничего не произошло», — уняв такими измышлениями метущееся сознание, направляюсь в свой отдел.

За время моего отсутствия, похоже, ничего не произошло и, в который раз, внимание на меня обратили лишь двое коллег. Во взгляде обоих коллег читается один вопрос, однако в ответ они получили лишь неопределённое пожатие моих плеч.

Жест, видимо, вполне удовлетворил Гену, возвратившегося к раскладыванию пасьянса на компьютере. Лена несколько секунд ожидала чего-то более информативного, но в итоге ей тоже пришлось сдаться.

Я сел за своё рабочее место, изо всех сил стараясь вести себя естественно. Оказавшись в кресле, моё тело моментально отяжелело, в том числе веки, под них сейчас хоть спички ставь — не поможет.

«Да пошло оно всё!» — мысленный посыл окружающему миру, словно опущенный рубильник электрогенератора, перекрыл подачу энергии в мозг, после чего спало всё накопившееся напряжение. Пришла необычайная лёгкость, затем в глазах потемнело.

— Просыпайся, Кость, — донёсся до моего слуха голос, будто из-под воды.

— Вставай, соня, нам домой пора.

Я открыл глаза.

— Проснулся, наконец?

Надо мной стоят Геннадий и Елена. Во взгляде девушки беспокойство. Впрочем, даже мой сосед выглядит встревоженным.

— Ты как? — спросила Лена.

— А? Д-да, — отвечаю абсолютно невпопад едва очухавшись.

— Что «да»? Она спрашивает про твоё самочувствие, — как для тупого пояснил Гена.

— В норме я. Задремал немного.

— Ничего себе «задремал». Мы тебя тормошим уже минуты три, — в интонации соседа слышен упрёк из разряда: «Я и то себе подобного не позволяю!»

— Подумать только! Какой ужас! Мне та-ак стыдно! Прошу прощения, — зло огрызнулся я.

Неожиданно в кабинет вошёл невысокий, полненький, седовласый человек в белом халате. Варвиков! Пусть мы дожидались его всё утро, сейчас его появление стало для нас сюрпризом.

Однако теперь в нём чувствуется нечто странное.

— Никодим Аркадьевич! — оживилась рыжеволосая коллега. — Мы трое закончили читать должностные инструкции, просим Вас выдать нам полноценные рабочие задачи.

Хоть голос девушки звучит бодро и уверенно, в чертах её лица улавливается напряжение. Что-то не так.

Варвиков обратил на нас внимание. Тут до меня дошло, что именно смущает в облике начальника. Глаза. Они выглядят остекленевшими. Раньше недосып был отчётливо заметен, но на этот раз… Никодим Аркадьевич словно спит, не смыкая век, движения его заторможены, создаётся впечатление, что даже мыслительные процессы претерпели далеко не лучшие изменения, а добродушное лицо сейчас напоминает недовольную резиновую маску с пугающими тёмными синяками под глазами.

— Никодим Аркадьевич? С Вами всё хорошо? — уверенность в голосе Елены сменилась тревогой, судя по внешнему виду нашего начальника, ответ, как говорится, «на лице написан».

Варвиков несколько секунда молча смотрит на нас, будто вспоминая либо слова, либо нас. Или всё вместе.

— Да. Стажёры. Рабочие задачи будут. Ожидайте. Вас оповестят, когда вы понадобитесь. Когда будете готовы, — фразы отрывистые, голос глух, холоден, без эмоций, без интонаций, без жизни, как у робота.

По манере поведения мужчина перед нами практически не отличается от всех тех вечно сонных бедолаг, которые встречались мне на заводе ранее — в том числе наших неразговорчивых коллег по отделу. Зато он разительно отличается от привычного нам Варвикова. Человека словно подменили.

— В смысле? И чем нам заниматься до тех пор?

Впервые вижу, как Лена сердится. Похоже, бездействие на ней сказывается сильнее, чем мне казалось.

— Читайте должностные инструкции, — не изменившись ни в голосе, ни в выражении лица, ответил начальник.

— Опять?! Но ведь в них даже не прописан порядок работы отдела!

Варвиков никак не отреагировал, просто взял со своего стола какие-то бумаги и направился к выходу из кабинета.

— Никодим Аркадьевич! — рыжеволосая девушка пыталась окриком привлечь внимание мужчины, её проигнорировали.

— Здорово у них тут работа построена, и задачи интересные, — прокомментировал указание Геннадий, когда дверь за начальником закрылась.

Всё ещё взвинченная Лена моментально развернулась к блондинчику, желая, видимо, что-то ему высказать, однако сдержалась, ограничившись глубоким вдохом и покачиванием головы.

— Пойдёмте уже домой, — не дожидаясь реакции с нашей стороны, Елена, взяв пакет со своим контейнером, вышла из помещения отдела в коридор.

Естественно, мы сразу последовали её примеру.

Погода на улице снова быстро портится и, кажется, готовится к очередному грозовому заходу. Возле КПП ни Яна, ни Маргарита, ни Анфиса нам не повстречались. Впрочем, неудивительно — мы всё-таки задержались, а ветер меж тем временем подгоняет к нам новые тёмно-серые эшелоны туч. С другой стороны, сами тугодумы — записать номера телефонов друг друга не догадались. Да, дела с сотовой связью в Сплавнинске, говоря по факту, никак, но на территории «Титана» сигнал каким-то образом проходит. Единственным, кто предусмотрительно предложил обменяться номерами, был Семён. Теперь он мёртв.

В который раз перед мысленным взором память подсунула последние минуты жизни хакера. Меня вновь начинает неконтролируемо сотрясать дрожь.

— Ты чего, Кость? — к моему удивлению, спросил Гена, идущий рядом со мной позади ушедшей вперёд Лены. — Трясёшься, как лист на ветру.

— Немног-г з-замёрз, — язык слушается паршиво, хотя сейчас так даже лучше — правдоподобнее выглядит.

Ответный взгляд соседа выражает нечто вроде: «Немного? Да тебя колотит, словно из морозильника только вышел», — однако дальше расспрашивать парень не стал, вдобавок температура воздуха действительно снизилась.

Через парк мы идём быстро, но осторожно — листва всё ещё мокрая и скользкая. Общаться никто не настроен, потому я всё больше погружаюсь в размышления об участи хакера. Знал ли уже он, что ему грозит опасность, когда я приходил к нему после посиделок за знакомство? Помнится, псих в противогазе спрашивал, кому Семён сливал информацию. Неужели, хакер и тут занимался промышленным шпионажем? Это как нужно вляпаться, чтоб с тобой так обошлись?!

Дрожь более-менее унялась, зато на смену ей пришёл гнев, смешанный со страхом и невыразимой усталостью. Конечно, по возвращении в отдел я успел на пару часов отключиться, да только организм, по-видимому, об этом успел забыть. Скорей бы добраться до постели! Остаток пути через парк, а затем через заброшенные улочки посёлка стараюсь ни о чём не думать. Кроме, пожалуй, очередного осторожного шага по покрытому сырой грязью подобию дороги.

Вскоре мы добрались до общежития и разошлись по комнатам, не сказав друг другу ни слова. Оно и к лучшему. Уверен, попытки проговаривать осмысленные связанные по смыслу слова обернулись бы для меня настоящей головной болью.

Уже в своей комнате я кое-как разделся, доковылял до кровати, после чего рухнул на неё сродни подрубленному дереву. Наконец, глаза с блаженством закрылись.

И открылись.

— Не вздумай засыпать! Давай! Взгляни на меня, дружок! — от знакомой издевательски-приказной манеры речи волосы на моих руках и голове зашевелились.

Я стою на последнем лестничном пролёте перед десятым этажом административного корпуса! На стенах вокруг кровавые отпечатки ладоней, на полу — следы ботинок, лестницу внизу заволокло густым туманом, в воздухе витает мерзкий тошнотворный запах сладкой гнили.

— Чего ты там копаешься? Как же вы меня раздражаете, никчёмности без роду и племени! — разносящийся эхом голос невозможно ни с кем спутать — психопат со щёлочью.

В несколько быстрых движений забегаю по ступеням и захожу в коридор десятого этажа. В центре коридора человек в противогазе стоит над лежащим на полу… мной!

— В герои заделался? — голос убийцы звучит раскатисто, гулко и исходит от стен. — Посмотри-ка сюда, дружок, у меня для тебя сюрприз.

После этих слов тип в противогазе повернул ко мне голову, поднял руку и выставил в мою сторону указательный палец. Я, лежащий на полу с окровавленным лицом, тоже посмотрел в указанную сторону. Обе фигуры, вроде бы, смотрят на меня, но то ли сквозь… То ли мне за спину.

Оборачиваюсь.

Передо мной на расстоянии вытянутой руки стоит мёртвый хакер. Капилляры в его глазах полопались, из-за чего зрачки окружены уродливыми красными пятнами; волосы на голове слиплись; кожа пожелтела; рот и горло обожжены; толстовка заляпана кровавой рвотой.

— ПОМО… х-х-х! — едва вырвавшийся из моего рта крик, прервался хрипом — Семён схватил меня руками за горло.

— Заткхнись! Кху-кху-кху… — мертвец закашлялся, и мне в лицо полетели брызги кровавой слюны, выжигающей места своего падения.

— Последний совет, дружок: постарайся сдержать рвотные позывы, — донёсся со всех сторон голос психопата.

Моё тело забилось в отчаянных конвульсиях — начинаю задыхаться.

Внезапно стена справа резко в меня врезается, и… я просыпаюсь.

За окном ночь, комнату освещает свет полной луны. Только что я грохнулся с кровати, отбитый правый бок неприятно немеет, в руках сжата подушка, ноги запутались в одеяле. В довесок ко всему, подступает тошнота.

Выпутавшись из одеяла, сонно шатаясь, бреду в санузел — надеюсь, умывание холодной водой поможет оклематься.

Однако прежде чем пустить воду, кран издал глухое урчание, выпуская воздух, а затем произвёл мощный «плевок», ударив отрикошетившими каплями ледяной воды прямо по моим глазам. Потирая их пальцами, я взглянул в зеркало. И зеркало взглянуло на меня.

— Здравствуй, Кость, — поздоровалось со мной отражение Семёна.