Параграф 26. «Останки былой славы»

Дойдя в глубокой задумчивости от зловонного паркового пруда до Т-образного перекрёстка, я остановился. Встреча с таинственной блондинкой произвела на меня двоякий эффект: дала пробуждающего ментального «пинка» мыслительному процессу и стала причиной окончательного тотального замешательства. Подозрительная дамочка, в общем.

Дорога влево ведёт к пятому общежитию, вправо, если верить Юлии — к архиву. Туман уже полностью развеялся, предо мной в обе стороны «во всей красе» открывается картина запустения и разрухи. Почему здесь всех тянет на какие-то недосказанности? Зачем мне вообще искать этот рассадник пыли? Может, плюнуть на всё и пойти дальше отсыпаться или, наконец, позавтракать, если получится?

И всё же, вспомнив рекомендацию новой знакомой, мол, у сотрудников архива можно порасспрашивать по поводу машины, чтобы покинуть Сплавнинск, решаюсь навестить сие заведение. Что же до терзающих меня вопросов… Если кто-нибудь из тамошних действительно сможет внести хотя бы малую ясность в происходящее, это было бы весьма кстати.

К сожалению, ранее нехоженой мной дороге нечем особо похвастаться в плане пейзажа за исключением большего количества разрушенных двухэтажных «сталинок», поэтому сосредотачиваю внимание преимущественного себе под ноги, так как риск из-за слякоти оказаться лежащим на земле достаточно велик. Солнце хоть радует — постепенно входит в зенит, ласково пригревая лучами.

Спустя приблизительно десять-пятнадцать минут в отдалении отчётливо проявился силуэт домов, перегородивших дальнейший путь прямо, от чего дорога перпендикулярно расходится в стороны. И тут меня все-таки настигло удивление.

Судя по всему, неподалеку от перекрёстка стоит большое здание, окружённое забором. Подойдя через некоторое время ржавому, местами зияющему крупными дырами из-за недостающих элементов, штыревому забору, понимаю, что передо мной школа. Бывшая, разумеется.

Большое трёхэтажное кирпичное строение, окна которого выбиты практически без остатка, а гниющие входные двери, распахнутые настежь, кое-как висят на погнутых, чудом сохранившихся петлях, будто некогда живое существо, застыло в немом крике. Белая краска на стенах облупилась, над входом видны следы отпавших больших букв, в прошлом составлявших фразу: «ВАС ПРИВЕТСТВУЕТ МИР ЗНАНИЙ!»

Несмотря на все свои успехи в учёбе, я никогда не питал к школе тёплых чувств, однако от увиденного меня проняло. На мгновение воображение выстроило перед мысленным взором представление того, как могло выглядеть здание, будучи в пригодном для эксплуатации состоянии. Как по округе ходили, бегали, играли толпы детей. Как каждый год устраивались «первые» и «последние» звонки. Как выпускники с надеждой смотрели в будущее. А затем жестокая реальность развеяла мечтательное настроение, оставив лишь привкус горькой пыли.

Глубоко вздохнув, отворачиваюсь от останков «мира знаний», продолжаю движение прямо до перекрёстка, после чего сворачиваю направо. Несколько десятков метров меж одноэтажных покосившихся домиков, через дырявые крыши которых кое-где видны деревья, и дорога поворачивает влево.

Оказалось, вид заброшенной школы был всего лишь подготовкой к целой серии удивлений и откровенных потрясений, встретивших меня за поворотом.

Непродолжительное, испещрённое выбоинами, асфальтовое покрытие переходит смесь щебня, камней и земли, уводящую в дикий пустырь, в отдалении оканчивающийся лесом. По обе стороны этого резко обрывающегося пути стоят последние немногочисленные постройки. Среди них наиболее выделяются два, стоящих по соседству друг с другом, здания по правую руку от меня. Одно, судя по четырём колоннам перед входом, треугольной крыше и общей классической стилистике, напоминающей о древнегреческих храмах, было местным домом или «дворцом» культуры. Наверно, самым малым, из тех, что мне когда-либо доводилось видеть. Второе же — ещё меньшего размера двухэтажный с плоской крышей дом из белого силикатного кирпича, похожий на здоровенную спичечную коробку. Как ранее виденная школа, ограждены оба здания ржавым штыревым забором и пребывают в весьма плачевном состоянии, но с первым время обошлось жёстче.

Ну, а теперь-то куда? Юля говорила про городскую администрацию, мол, архив находится рядом. ДК на административную обитель явно не походит. К тому же, помнится, в моём родном городке именно в доме культуры располагалась большая городская библиотека. Может быть, какой-нибудь архив тоже там имеется? Только вот к Сплавнинску нормальная логика далеко не всегда применима. Впрочем, никакие иные ближайшие постройки местом хранения большого количества документации однозначно быть не могут.

Решив начать с посещения ДК, прохожу меж посеревших колонн к входу и стучу в закрытые деревянные двери. Тишина. Стучу ещё — снова безрезультатно. Да, сегодня суббота, но хоть сторож должен быть. Или нет… В третий раз размашисто стучу раскрытой ладонью, спугнув сидевших на крыше ворон.

— Молодой человек, Вы заблудились? — вдруг проговорил за моей спиной мужской старческий голос, тем самым несказанно меня обрадовав.

Однако радость моя столь же стремительно улетучилась, стоило мне развернуться к нему лицом. Помимо внимательных глаз невысокого сухонького дедули, упакованного в охотничий костюм зелёной камуфляжной расцветки, в мою грудь уставилось дуло двуствольного ружья.

Я прижался спиной к двери, будто пытаясь её продавить. В горле пересохло, дыхание почти замерло, единственная толковая мысль, пришедшая на ум — медленно поднять руки вверх.

Удерживая меня на прицеле и пошаркивая кирзовыми сапогами, дед подошёл чуть ближе.

— Целиться в законопослушных людей из огнестрела — преступление! — в запале кричу старику, не особо осознавая правильность своего поведения.

— О, какой горлопан. Давно вокруг себя глядел? Думаешь, тут кого ещё интересует закон? — черты великовозрастного лица скривились, выражая отвращение. — Ты не здешний, значит, наверняка, новенький из заводских. Чего надо?

— От Вас — ничего! Просто хотел посетить культурный цен…

— Мертва культура, как и сам проклятущий посёлок. А ты, небось — обыкновенный мародёр!

— Вы сами-то давно видели происходящее вокруг себя?! Да тут уже отмародёрствовано всё, что можно!

Мы замерли, не говоря ни слова, лишь злобно сверля друг друга взглядом. Наконец, немного совладав с клокочущим в груди страхом, делаю глубокий вдох и с максимально возможным для меня в таких обстоятельствах спокойствием обращаюсь к незнакомцу.

— Пожалуйста, опустите оружие. Никакой я не мародёр, а обыкновенный парень, ищущий помощи. Да, не здешний и да — новенький из заводских.

Мужик нехотя опустил ствол, но продолжает также неодобрительно меня рассматривать.

— Спасибо, — я медленно опустил руки, перестав вжиматься спиной в дверь. — Видите ли, мне о Сплавнинске практически ничего не известно, а некоторые… события вызывают множество вопросов. Вот одна знакомая и посоветовала обратиться в архив за историческим экскурсом. Именно она рассказала, как сюда пройти.

Кустистые седые брови приподнялись, уйдя за козырёк камуфляжной кепки, в тронутых катарактой глазах читается удивление.

— Знакомая девушка посоветовала тебе обратиться в архив и направила сюда? — переспросил дед с неприкрытым сомнением в голосе.

От его вопроса мне вдруг собственное объяснение показалось малоправдоподобным, только другого нет.

— Понимаю, странно звучит даже для меня. Увы, я с нею не так давно знаком. Кажется, из местных.

Судя по выражению лица старика, для него всё это звучит по меньшей степени бредово. Ну, хотя бы не направляет больше ружьё в мою сторону.

— Врёшь поди, — пожилой мужчина покачал головой, сплюнув на землю. — Лады, ступай за мной.

— М-м, куда?

— Тебе в рифму ответить? Ты ж в архив хотел, аль уже передумал? — отвернувшись, дед пошёл к коробкообразному зданию по соседству.

От неожиданности заявления в моей голове пару мгновений царила пустота, поэтому ноги были вынуждены решать самостоятельно и машинально отправились в след за тем, кто недавно, вероятно, был готов пристрелить их хозяина.

Быстро догнав и почти поравнявшись со старичком предпринимаю попытку хоть что-то разъяснить для себя прямо сейчас.

— Я думал, архив находится в ДК. В моём родном городе там базируется основная библиотека, вот и…

— Нет здесь теперь ни того, ни другого, — прервал мои объяснения провожатый, начиная откровенно раздражать. — Думал, говоришь? Тогда пораскинь мозгами, сколько подобное сооружение может нормально существовать без должного ремонту?

Да уж, ну и характер. Такой реально выстрелит в человека, а после пожалуется на напрасную трату патронов. Остаток пути до белого здания шли молча. Бросив на меня ещё один полный недоверия взгляд, старый хрыч постучал в старую металлическую дверь.

— Эт ты, Борька? — послышался приглушённый голос.

— Да, отпирай давай. Я тут посетителя привёл.

Послышался звук отодвигаемого засова, дверь приоткрылась. Мы вошли внутрь. На входе нас встретил ещё один мужичок в преклонных летах. Угрожавший мне субъект подошёл к встречающему, и оба уставились на меня.

К собственному удивлению, приглядевшись, замечаю некую схожесть этих двоих. Приблизительно одинаково невысокий рост, короткие серовато-седые волосы, черты лица, словно родственные, особенно — крупные мясистые носы. Один, правда, выглядит старше, носит аккуратненькие немного подкрученные усы, неповоротлив, с явным излишком веса, в то время как другой — худой живчик, недавно целивший мне в грудь.

Также разительно у них отличается стиль в одежде. Толстенький дядька одет в коричневые брюки, белую рубашку с завязанным под воротником галстуком и вязаную серую безрукавку, обут в чёрные туфли, на переносице покоятся огромные круглые очки, напоминающие два увеличительных стекла.

— Очень интересно, — задумчиво произнёс дед покрупнее. — Стало быть — это наш посетитель?

— Мародёр, как пить дать, — снова завёл свою шарманку второй.

— Ой, Борь, умоляю, в последнее время они тебе везде мерещатся.

Борис насупился, отвернулся и прошёл вглубь до конца широкого, но короткого коридора, выкрашенного в голубой цвет, где на шершавых половых досках стоит старый стол, смахивающий на школьную парту, рядом с ним допотопная табуретка, позади — стена с единственной дверью. Усач проводил своего друга взглядом, затем подошёл ко мне, улыбнулся и протянул пухленькую правую руку.

— Лаврентий Павлович, — представился он.

— Константин, — представляюсь в ответ с крепким рукопожатием. — Простите, а фамилия у вас…

— Нет, не Берия, но да — родители дали имя в его честь, — улыбка на большом добром лице стала шире. — Того ворчуна, приведшего Вас, зовут Борис Павлович. Мой младший брат.

— Не сюсюкай с ним! Ты ж не знаешь, кто это! — донесся хрипловатый окрик Бориса Павловича, сидящего за столом и старательно делающего вид, будто читает книгу.

— А ты знаешь? К твоему сведенью, он тоже не знает, кто мы, так давай теперь будем друг другу грубить?

— Да ну тебя, делай как хошь, — отмахнулся младший брат, возвращаясь к чтению.

— Простите его, молодой человек. Старость и тяжёлые условия жизни зачастую довольно скверно влияют на человеческий характер. Итак, позвольте узнать, по какому делу Вы здесь?

— Честно сказать, сам плохо понимаю цель своих поисков. Я — новый сотрудник «Титана», в Сплавнинске меньше недели, однако, в силу определённых обстоятельств, у меня уже скопилось множество вопросов… крайне тревожащих вопросов. А сегодня, ко всему прочему, познакомился с таинственной особой, она посоветовала посетить архив, мол: «Там работают нормальные люди, помогут с ответами на некоторые вопросы». Назвалась Юлией.

Лаврентий Павлович не проронил ни слова, но его глаза, словно сканеры с через лупу, впились в моё лицо острым изучающим взглядом. Мне стало не по себе.

— Хм-м-м… — мужчина тяжело выдохнул. — Не знаю, о каких ответах идёт речь, впрочем, это уже Ваше дело. Что ж, пойдёмте, провожу Вас к так называемому архиву, хе-хе.

Странно усмехнувшись, он направился к двери позади стола.

— На кой тебе нянчиться с ним? — буркнул Борис Павлович проходящему мимо старшему брату.

Вопрос остался без ответа — усач его просто проигнорировал, открыл дверь и вошёл внутрь. Я последовал за ним, прожигаемый взглядом ворчуна.

За дверью широкая лестница вверх разделила коридор надвое. Обстановка примечательна своей пустотой — голые стены местами без краски, скрипучий пол, горящие через одну-две лампочки без плафонов. Мы идём по правому «крылу» коридора почти до самого его конца мимо закрытых дверей по обеим сторонам от нас и останавливаемся напротив входа в предпоследний кабинет с еле различимым обозначением «№39».

— Пришли, — Лаврентий Павлович достал из кармана брюк увесистую связку ключей, пронумерованных канцелярским штрихом-корректором.

С минуту длился усердный поиск нужного ключа. Когда труды увенчались успехом, и давно нуждающийся в замене замок всё-таки щёлкнул запорным механизмом, перед нами предстало...

Небольшое помещение, чем-то наводящее на мысли то ли о бомбоубежище, то ли о тюрьме, заставлено полусгнившими деревянными стеллажами, искривившимися под тяжестью сваленных в кучу вязанок документации, картонных архивных коробов и небольших картотечных ящичков. По центру комнаты, едва не зажатый по бокам библиотечными полками, размещён настолько древний аудиторный стол, что экранная доска между его боковин дала трещину и практически разломана пополам весом бумаг и непонятного мусора, накиданных на его крышку. Затхлый воздух смердит плесенью. Большинство документов выглядит ужасающе, являясь, по сути, свалкой ни к чему не пригодной макулатуры.

— Добро пожаловать в архив рабочего посёлка Сплавнинск, — в наигранно торжественной манере произнёс седовласый «гид», видя моё полнейшее изумление. — Вернее, в то, что от него осталось.

— Я, конечно, не ожидал от него хорошей сохранности, но вот такое даже представлять страшно.

— Полностью согласен. Только видеть страшнее, — от торжественности в голосе мужчины не осталось и следа.

Я прошёл вглубь кабинета, всё ещё ошарашенно осматриваясь по сторонам. Из любопытства приоткрыл один из забитых бумагой коробов, от куда в тот же миг по поверхности отсыревших документов во все стороны разбежались мелкие многоножки, тараканы и какие-то другие насекомые. Рефлекторно отшатнувшись назад, натыкаюсь спиной на Лаврентия Павловича.

— Тихо-тихо, молодой человек, не съедят они Вас. Хоть, признаю, зрелище мерзкое.

— Да ведь это теперь просто мусор! Что здесь вообще произошло?

— Хах, Вам начать с развала СССР или ближе ко дню сегодняшнему? — хмыкнув, спросил собеседник.

— Лаврентий Павлович, пожалуйста, не томите.

Усач вздохнул.

— Весной полтора года назад у нас разразился сильнейший дождь, поливавший безостановочно почти двое суток. Мне подобного сроду видеть не доводилось за все шестьдесят с лишним лет. Ветер, кстати, тоже не отставал. Пока бушевала стихия, потолок на втором этаже не выдержал. Вода затопила несколько кабинетов, в том числе архивный отдел.

— И Вы с братом решили перенести намокшую документацию сюда?

— Идея была не наша, мы лишь помогали несчастному, немного тронувшемуся умом, товарищу — последнему сотруднику администрации. У него была навязчивая мысль сохранить хоть малое наследие, если можно так выразиться, память о тех кто жил и работал в посёлке. Надеялся, что когда-нибудь Сплавнинск восстановят. Наивный дурачок… Как видите, бумаги спасти не удалось, а сам спасатель в скором времени помер от лихорадки. Говорили мы ему не мокнуть в холодной дождевой воде, да разве ж он послушал? — Лаврентий Павлович насупился, поджав пухлые губы.

— Простите, он был последним сотрудником администрации? Кто же тогда вы?

— Мы — сотрудники «Производственного объединения «Титан», твои коллеги в некотором роде.

Не иначе сегодня «день удивительных открытий».

— Здесь? Не далековато ли от завода?

— О да, весьма далековато. И, мягко говоря, странно, правда?

— Весьма странно.

— Лет пять назад мы тоже работали непосредственно на территории «Татана», однако начальство внезапно попросило нас сменить местонахождение рабочего места. Нас не уволили, хоть денежное довольствие и урезали. Завод с тех пор мы посещаем, лишь приходя за зарплатой.

— Кем же вы тут числитесь?

— Борис — охранник. Кстати, раньше стоял на проходной главного контрольно-пропускного пункта. Я работал в отделе сопровождения документооборота, сейчас же… сам не знаю. Слежу, чтоб брат со скуки не свихнулся.

— Неужели есть, от кого охранять? А главное, что охранять?

— Как ни смешно может звучать, в общих чертах нас отправили следить за сохранностью имущества администрации и дома культуры. От кого? От различных бродяг, авантюристов, любителей заброшенных городов и им подобных. Правда, за пять лет был только один нарушитель спокойствия — местный алкоголик, тоже ныне покойный, насколько мне известно. Думаю, от нас просто решили избавиться. Благо, увольнять не стали.

— И администрация не сказала ничего против?

— Ха! Реальная администрация давно прекратила своё существование. В основном для немногочисленных местных видимость функционирования административного корпуса опять-таки поддерживалась за счёт финансирования от «Титана». По крайней мере, пока от имени администрации было кому работать.

Мои в виски запульсировали, ознаменовав начало головной боли. Похоже, я теряю всякую надежду увязать всё услышанное в единую логическую картинку.

— Не понимаю, Юлия говорила, что архив и администрация в разных зданиях…

— Константин, это всегда было одно здание. По соседству от нас ДК, остальные постройки в округе жилые или были таковыми. Возможно, Ваша таинственная знакомая что-то перепутала. Скорее всего, сама она в этой части посёлка бывала очень давно, если вообще бывала.

Мы вышли из комнаты с гниющим историческим «наследием», вернулись к лестнице, где я сел на широкие пыльные ступени. Голова гудит, настроение паршивое. Бывший сотрудник отдела сопровождения документооборота сел рядом, громко вздохнув.

— Лаврентий Павлович, простите столь внезапный вопрос, но нет ли у Вас или у Бориса Павловича машины? Или, может, имеется у знакомых? Мог бы меня кто-нибудь отвезти до дороги, ведущей к районному центру?

Полненький мужчина с сожалением покачал головой из стороны в сторону.

— Увы, наш автомобиль своё отъездил. По словам Бори, нужно менять всю ходовую часть. Сказать по правде, я в машинах не разбираюсь.

Вот и всё. Провал. Ни ответов, ни транспорта. Надо было сразу возвращаться в общежитие, а не гоняться непонятно за чем.

— Да уж… Всё зря, — еле слышно бубню себе под нос.

— Не отчаивайтесь. По крайней мере, Вы можете попробовать задать интересующие вопросы мне, постараюсь ответить.

— Знать бы ещё самому, какие вопросы задавать.

— Может, стоит начать с истории самого посёлка? Как понять происходящее вокруг, если даже не знаешь, где находишься?

Устало свесив голову, смотрю в пол, размышляя, стоит ли продолжать терять время своего первого выходного дня, выслушивая рассказы о «былой славе» ныне всеми забытого места. Впрочем, почему бы послушать?

— Что ж, милости прошу, расскажите, каким был Сплавнинск в «молодые годы»?

— Не-ет, сделаем иначе. Ведь это лучше увидеть! — сделав ударение на последнем слове, Лаврентий Павлович заговорщицки подмигнул. — Подождите чуть-чуть, пожалуйста, скоро вернусь.

Пожилой собеседник встал и направился в левое «крыло» коридора, оставив меня в замешательстве хлопать глазами. Его не было минут пять. По возвращении же он крепко сжимал в руках средней толщины картонную папку с завязками. На титульном листе папки большими красивыми буквами написано: «Сплавнинская Хроника».

Заметив мой вопросительный взгляд в отношении папки, усач улыбнулся.

— Удивлены? Видите ли, большинство людей нашего с Борисом возраста сентиментальны, мучимы ностальгией, склонны часто вспоминать дни молодости. Вот это, — он бережно передал папку мне, — мой личный архив, память об ушедшем.

Первоначально, к идее всё это просматривать я отнёсся скептически. Однако стоило развязать небольшие папочные верёвки, как история во множестве фотографий, газетных вырезок и копий документов, рассказывающих о другом, энергичном, бурлящем жизнью рабочем посёлке, будто утянула меня в параллельную вселенную.

Всё началось в апреле тысяча девятьсот шестьдесят шестого года, когда благодаря постановлению Совета Министров СССР рядом с небольшим поселением Сплавунки стартовало строительство «Сплавниского химико-фармакологического завода», завершившееся в сентябре шестьдесят девятого. Первоначально в производстве химической продукции участвовало полторы тысячи человек, в дальнейшем количество сотрудников постепенно росло, так как расширялся спектр производства. Естественно, поселение разрослось и трансформировалось в рабочий посёлок, получив новое имя — Сплавнинск. Вслед за градообразующим предприятием строились другие, например, хлебозавод, несколько лесопилок, птицефабрика. Вскоре открылась школа, затем детский сад. Появилась газета «Сплав Знамён», активно освещавшая цели, задачи, успехи и новости хозяйственной сферы. Через десять лет в честь дня основания завода состоялось торжественное открытие парка. Начали печататься статьи с описанием возможных планов строительства на месте посёлка полноценного города с указанием сроков середины девяностых годов.

Внезапно среди всего массива информации о развитии Сплавнинска целый разворот заняли характеристика и интервью тысяча девятьсот восемьдесят девятого года с неким Кириллом Романовичем Гореводовым — молодым двадцатишестилетним сотрудником завода, которого, судя по описанию, иначе как «крайне перспективным» не охарактеризовать. Красивое мужественное лицо на прилагающейся чёрно-белой фотографии кажется мне знакомым, да только вспомнить, где мог его видеть, никак не получается.

— Кто это?

— О-о-о, Кирилл Гореводов — местная полулегендарная личность, самородок! Человек способный, вполне вероятно, в своё время стать новым светилом химико-фармакологического отрасли производства, да и химической науки в целом. С отличием окончил химический факультет МГУ, в тридцать один год, если не ошибаюсь, стал кандидатом химических наук. Замечательный человек, семьянин, друг, коллега и, конечно же, учёный. Ему прочили великое будущее. До последнего выступал против приватизации завода, боролся против начавшихся сокращений. Пока его самого в скором времени не уволили…

— А где он теперь?

— Не знаю. Последнее, что о нём слышал, было связано с трагедией в его семье. Ходил слух, будто в Москве во время какой-то крупной бандитской разборки случайно застрелили его жену. На следующий день после того, как он защитил кандидатскую.

— Ужасно, — только смог выдавить я поражённо.

— Не то слово. С ним осталась маленькая дочка. Мы-то их семью лично знали, дружили даже… Середина девяностых — кошмар, тут нечего добавить.

Парочка страниц после разворота с Гореводовым сохраняли оптимистичный настрой хроники, пока летоисчисление не перешагнуло на тысяча девятьсот девяностый год. С этого момента в личном архиве Лаврентия Павловча основной массив составляют газетные вырезки. Несколько новостей с постоянно возрастающей тревожностью в отношении политической повестки в стране оканчиваются двадцать седьмого декабря девяносто первого с громадным полным гнева заголовком: «ОНИ РАСТЕРЗАЛИ НАШУ СТРАНУ!». Под заголовком приводится текст декларации Верховного Совета СССР от двадцать шестого числа о прекращении существования Советского Союза с крайними агрессивными комментариями автора статьи. Новогодний выпуск газеты сообщал о прощании с читателями ушедшего в отставку руководства издания, приветствии руководства нового, молодого и прогрессивного.

Следующие два выпуска оказались наполнены объявлениями о купле-продаже, юмористическими колонками с анекдотами кране низкого пошиба, политическими сводками и скандальными событиями.

Видимо, Лаврентию Павловичу новый формат пришёлся явно не по душе, так как хроника внезапно перескочила в конец девяносто третьего года на выпуск с заголовком о приватизации «Сплавниского химико-фармакологического завода» и переименовании его в «Производственное объединение «Титан». Далее начались массовые сокращения и забастовки, где неизменным лидером-транслятором коллективного недовольства выступал повзрослевший Кирилл Романович Гореводов. К сожалению, итог всегда был плачевным — увольнения продолжались, в том числе сократили самого народного заступника. Попутно проходила приватизация прочих некогда государственных предприятий.

— А другие фабрики и заводы ещё работают?

— Распроданы, выжаты, закрыты. Все в разное время, но до конца девяностых дотянула пара-тройка производств. Сейчас не осталось ни одного. Да чего уж там, даже школа шесть лет как закрыта.

Последние несколько статей дают краткую информацию о массовом оттоке населения, в шутку прозванном газетчиками «Великим Сплавнинским переселением». Завершающей страницей хроники оказалось объявление о закрытии газеты «Сплав Знамён» в связи с нерентабельностью.

— Это всё? Никакого продолжения до «наших дней»?

Лаврентий Павлович усмехнулся.

— Какое тут может быть продолжение? Вы его видите сейчас своими глазами, — мужчина развёл руками, поводя взглядом из стороны в сторону.

Аккуратно сложив внутрь папки содержимое «Сплавнинской Хроники» и завязав скрепляющие верёвки в узелок, передаю её обратно в руки создателя.

— Спасибо Вам большое, Лаврентий Павлович. Честно говоря, не ожидал настолько интересной истории… К сожалению, трагичной. Мне жаль.

— Мне тоже, Константин. Мне тоже...

Мы вернулись в помещение, где, сидя за стареньким столом, громко похрапывал уснувший Борис Павлович. В руке спящего крепко сжат оружейный ремень от рядом лежащего на полу ружья.

— Предлагаю его не будить, — прошептал старший брат.

Молча пройдя к двери, мы вышли на улицу. Печально взглянув на окрестности, пожилой мужчина снял очки и потёр глаза.

— Знаете, лет тринадцать назад на «Титане» поменялось руководство. Завод вроде как перекупил некий А. Д. Тазанкеев. Его команда неожиданно резво принялась расширять производство. Затеяли небольшую стройку, затем переоборудование. С тех пор у нас чего только не производят, дошло даже до химии промышленной. Начали приезжать новые люди, местные приободрились, появилась надежда на возрождение посёлка. Однако потом поползли дурные слухи, мол, в отдельных подразделениях предприятия занимаются несертифицированным изготовлением психотропных препаратов. Шептались о распространении наркотиков… А спустя семь лет народ на заводе вовсе начал меняться.

Волосы на моих руках встали дыбом.

— В каком смысле?

— Тяжело объяснить. В общих чертах, словно некоторые сотрудники сами стали принимать наркотики или психотропы. И количество таковых росло. Сначала это касалось только приезжих, потом перекинулось на местных. Нас с Борей к тому времени уже перевели сюда, потому всего происходящего мы не видели. Теперь людей, с которыми можно просто побеседовать там осталось совсем мало. Даже старых знакомых будто подменили.

Пока Лаврентий Павлович говорил о произошедших переменах в сотрудниках «Титана», моя память пыталась яростно вспомнить нечто важное. От ощутимо возрастающего напряжения безуспешных попыток мне захотелось дотянуться рукой до мозга, чтобы его почесать. Лоб покрылся мелкой испариной.

Собеседник заметил моё напряжение, однако не проронил ни слова.

— Простите, Лаврентий Павлович, что-то сегодня нездоровится. Думаю, пора вернуться в общежитие и отдохнуть.

— Понимаю. В любом случае, приятно с Вами познакомиться, Константин. Данное учреждение никто не посещает, поэтому навещайте нас при желании, будем рады новой встрече. Работаем все дни, кроме воскресенья.

— Ваш брат не разозлится?

— Ха! Он тем более обрадуется! Ему нужно общаться с другими людьми, иначе рискует скоро схлопотать паранойю.

— Тогда обязательно встретимся, спасибо за приглашение.

Крепкое рукопожатие завершило нашу встречу.

Моя обратная дорога к общежитию сопровождается нарастанием нервного напряжения, от которого жутко чешется голова и руки. Память продолжает биться в припадке, пытаясь докопаться до своих глубин. Сейчас окатить бы себя той ледяной водой в душе, глядишь, полегчало б.

Неожиданно рядом со школьным забором замечаю сгорбленную человеческую фигуру. Старенькая бабушка стоит и смотрит на здание школы, словно чего-то ожидая. Разумеется, это не моё дело, но я всё-таки решаюсь подойти.

— Добрый день! Простите, можно узнать, что это за здание? — конечно, на очевидный вопрос будет очевидный ответ, зато, вероятно, появится возможность завязать разговор.

Вот только никакой реакции не последовало. Может, старушка глуховата?

— Добрый день! — на этот раз моё обращение напоминает окрик.

Бабушка даже не моргнула, застыв, как статуя.

Подхожу сбоку на расстояние вытянутой руки. Вблизи маленькая престарелая женщина оказывается ростом на уровне моего живота. Одета в старое потёртое серое пальтецо, на голове светлый выцветший платок, на ногах побитые чёрные башмаки. Стоит недвижно, ни на что не обращает внимания кроме школы.

Ладно, попробуем иначе. Медленно поднимаю руку, и моя ладонь оказывается преградой на пути целеустремлённого взгляда старушки. Старое невероятно сонное морщинистое лицо неторопливо повернулось, обратив на меня взор одного полностью слепого и одного зрячего карего глаза.

— Фдгавфтвуйте, — с беззубой и абсолютно безумной улыбкой прошамкала старушка. — Шдетё фваево малыша?

— В смысле? Какого малыша?

— Я тоше шду. У моего внука по фгедам угоки до тгёх. В шештом клаффе учеча. Шейчаш уше факончат и пойдём ко мне пить чай с баганками.

Затем она счастливая также неспешно повернула голову обратно в сторону разрушенной школы, ожидая внука.

Меня связала оторопь. Внутренний голос вкрадчиво и аккуратно, будто успокаивая, напомнил мне: «Сегодня суббота, а школа уже шесть лет не работает. Пора бы возвращаться домой».

Поборов-таки одеревенение, я на цыпочках отхожу от, по-видимому, сумасшедшей женщины, желая лишь быстрее закрыться у себя в комнате. Отдалившись от бабули на пару шагов, срываюсь на бег, подгоняемый поистине животным страхом. В этот момент память, наконец, откопала напрочь позабытое заявление Семёна, произнесённое им при нашем последнем телефонном разговоре в день его смерти: «Мы здесь — подопытные крысы. Или нечто хуже. Большинство людей, которых ты видишь, такими раньше не были. Их изменили».

Каждое слово в моей голове звучит, как набат, отдаваясь импульсами боли в затылке и развивая страх до настоящей паники. Следующие десять минут моей жизни были посвящены безостановочному бегу.

Когда же на излёте всех физических и психологических сил я на полном ходу ворвался в общежитие, то так перепугал вахтершу, стоявшую по ту сторону ограды, что ей пришлось ухватиться за балки, дабы устоять на ногах. Моё же тело бесцеремонно растянулось на полу, пытаясь продолжать хотя бы одно единственное дело — дышать.