Параграф 14. «Коротко о «вечных вопросах»

Пробуждение под звуки будильника в полседьмого утра после насыщенного дня, а затем вечера, плавно перешедшего в ночь, дало мне понять, что от подобных посиделок среди недели я уже порядком отвык, снова привыкнуть вряд ли получится, да и не особо хочется привыкать.

Медленно приходя в сознание, я поплёлся умываться, чтобы хоть как-то взбодрить себя холоднющей водой. Отчасти мне это удалось: по крайней мере, глаза больше не зависают в полуприкрытом состоянии. Хочется помыть голову, но после умывания инстинкт самосохранения безапелляционно наложил своё вето на все желания, хоть немного связанные с холодной водой. Пожалуй, постараюсь просто получше расчесаться.

Вернувшись в комнату, осознаю, что вид ещё теплой расправленной постели причиняет мне почти физические страдания, поэтому, дабы отсечь все «пути к отступлению», в спешке её заправляю и одеваюсь.

Внезапно, издавая звуки похожие на жужжание маленько заводного моторчика от игрушечной машинки, подал «голос» проснувшийся желудок. Мне даже показалась, что в жужжании можно разобрать вполне отчётливые слова на подобии: «Мож-ж-жет, вчер-ра еда осталась?». И пусть вероятность этого весьма сомнительна, но надежда умирает последней.

Вопреки недолго мучившейся надежде, в холодильнике из съестного на завтрак от вчерашнего застолья осталось лишь несколько кусочков хлеба. Ещё обнаружилось самая малость воды в практически пустой баклажке на полу. Завтрак получился, мягко говоря, аскетичным.

Закончив все свои дела и будучи готов к выходу на работу уже в семь утра, стучу в дверь своего соседа. К моему удивлению, за дверью не раздаётся ни шороха. Гена же собирался в двадцать минут восьмого выходить, неужели уже ушёл и даже не предупредил? На всякий случай стучу снова, но теперь гораздо громче.

— И-и-иду-у! — протяжно пророкотал за дверью недовольный немного хриплый голос.

Послышался грохот, будто упало нечто твёрдое, возможно, стул, непонятные скрипы, бурчание ещё более недовольного голоса и спешное шарканье.

Когда дверь распахнулась, на меня уставился заспанный взгляд сонного Геннадия. Волосы на его голове растрёпаны, щурящиеся глаза приобрели какие-то азиатские черты, на лице виднеется оставленный подушкой отпечаток, одет он в то же, в чём был на вчерашних посиделках.

— М-мх. Что случилось, Кость? — простой вопрос без тени иронии демонстрирует искреннее непонимание коллеги относительно того, зачем его разбудили.

— Ген, ты чего? Уже семь часов утра, на работу вообще собираешься? Договорились же выходить в семь двадцать…

— Ну да, всё правильно. Так зачем ты меня сейчас-то разбудил? У меня будильник заведён на десять минут восьмого, мне ещё десять минут можно было дрыхнуть, — в голосе Геннадия слышна явная досада.

Моему удивлению не было предела, и из-за этого я даже не сразу нашёлся, что ответить.

— Ладно уж, думаю, ты хотел, как лучше. Но выходить раньше мы всё равно не будем. Тем более, Лена всё равно будет нас ждать на проходной лишь в двадцать минут.

Эта новость тоже оказалась немного неожиданной, хотя против компании рыжеволосой девушки, я, конечно же, ничего против не имею.

— Тогда, может, хотя бы стол свой заберёшь?

— Ну-у, давай лучше вечером. Теперь прости, мне нужно переодеться.

Дверь передо мной закрылась. Несколько секунд я стоял перед ней, тупо глядя на облупившуюся поверхность дерева. Удивил же Геннадий…

Наконец, сполна насмотревшись на закрытую дверь, возвращаюсь к себе в комнату, где на протяжении почти пятнадцати минут стою возле окна, размышляя непонятно о чём. Наверно, о желании снова лечь спать и никуда не идти.

Однако можно отдать Гене должное — зашёл он за мной ровно в двадцать минут восьмого. Точен, как швейцарские часы, блин.

Мы дошли первого этажа, на проходной которого нас уже ждала Елена.

— Доброе утро, — поприветствовал я девушку.

Молчаливый Геннадий вяло помахал ей рукой.

— И вам доброго утра, ребят. Предлагаю идти быстро, а то мы вчера с Геной чуть не опоздали.

Наша троица вышла на улицу и бодро зашагала по разбитой дороге.

— Почему тогда сегодня раньше чуть не вышли?

— Да вот спроси у этого зевающего субъекта, — девушка кивнула в сторону моего соседа по блоку.

— Что пад-э-ать, ефли я зпать хочшу, — протянул Гена, громко зевая.

— Это уже только Ваши проблемы, уважаемый. Вдобавок, вовсе не повод для опоздания на работу, — полуофициальным тоном ответила Лена.

— Вот так всегда… «Жаворонкам» чуждо сострадания по отношению к «совам» — никакой социальной эмпатии!

Похоже, Гена, более-менее проснулся, раз уже шуткует помаленьку.

На улице на удивление тепло и уже достаточно рассвело, но снова туманно. Видимо, шофёр старенького авто не преувеличивал, охарактеризовав здешнюю туманность «не таким уж редким явлением». Идём мы быстро, преимущественно молча.

По пути я в очередной раз поражаюсь, как быстро всё заполоняет разруха, если человеческое общество практически полностью покидает недавний «ареал обитания». Вскоре мы вступили на территорию парка.

— Красиво тут, — неожиданно промолвила Лена. — Находясь в этом парке трудно себе представить, что с одной стороны он заканчивается полупризрачным посёлком, а с другой — безжизненным полем, сплошь покрытым пеплом, который раскидывает местный промышленник…

— Мне казалось, подобное можно увидеть лишь в фильмах про постапокалипсис, ядерную зиму и прочее подобное, — признался я.

— Ну, судя состоянию Сплавнинска, местный апокалипсис уже благополучно свершился, — включился в беседу Гена.

Затем он начал что-то рассказывать про знаменитые города, оставшиеся без жителей, заброшенные заводы, да «законсервированные» предприятия. Честно сказать, эта тема мне не шибко интересна, потому я рассматриваю опадающую листву и очертания мелькающего среди деревьев пруда.

Странно, сам не понимаю почему, но меня необъяснимо тянет развернуться и пойти к водоёму… Должно быть, просто настолько сильно не хочется идти на работу.

Неожиданно взгляд выцепил одиноко стоящую неподалёку от пруда человеческую, судя по всему женскую, фигуру с копной развевающихся светлых волос цвета молодой пшеницы. Созерцание фигуры длилось несколько мгновений, и прервалось серией постоянно мелькающих перед глазами деревьев. Теперь, при всём желании, никак не удаётся разглядеть её вновь.

— Кость, ты кого там высматриваешь? — озадаченно обратилась ко мне Лена.

Тут уже моё внимание окончательно сдалось, прекратив попытки увидеть незнакомку.

— М-м-м, да собственно никого. Наверно, показалось, — ответил я, всё ещё немножко косясь в сторону водоёма.

Естественно, никого там заметить так и не удалось.

— Хей, смотрите-ка! — воскликнул вдруг Гена. — Не наши ли впереди топают?

Действительно, впереди, метрах в пятидесяти от нас, среди небольшой группы вяло идущих сонных людей можно заметить двух девушек. Одна одета во всё чёрное, а вторая, похоже, предпочитает короткую стрижку. Однако наиболее отличительной особенностью этой пары от окружающего люда является то, что они явно идут вместе, а не порознь. Я огляделся по сторонам — все, кроме нашей и их компании, идут поодиночке.

— Я-я-яна-а! Марго-о-о! — мой окрик эхом разлетелся по парку.

Они оглянулись. Вопреки моим ожиданиям и в какой-то степени надеждам, на мой голос оглянулись только они, больше никто. Удивительное отсутствие хотя бы капельки любопытства…

Девушки остановились, Яна приветственно помахала нам рукой.

— Утро, товарищи! Работа не спит! Работа не ждёт! Так будем бодрее, советский народ! — поприветствовала нас бывшая кандидат в мастера спорта по кикбоксингу стихотворным экспромтом, когда мы к ним подошли.

При словах о бодрости Гена снова громко протяжно зевнул.

— У-у-у, да у нас тут деморализующий сонный элемент! С таким отношением коммунизм нам не построить, даже пятилетку в четыре года не успеть.

В ответ Геннадий зазевал ещё громче.

Уже впятером, обмениваясь шуточками и «поучительными наставлениями» в духе «воспитания достойного члена советского общества», наша объединённая компашка продолжила свой путь на работу.

Вскоре парковая зона закончилась, и мы вышли на дорогу, пролегающею посреди пепельного поля.

— Знаете, это как-то всё слишком противоестественно, — внезапно сказала Маргарита. — Я имею в виду вот это всё.

Взглядом девушка ясно даёт понять, под «этим всем» подразумевается химический «снег» устилающий безжизненную землю.

— И не говори, Маргарит… Немного перефразирую любимый мультик детства: «Человек — царь природы, только природа об этом знает — она неграмотная». Но и человечество пока как-то разумом не блещет. Особенно человеческая безграмотность заметна, когда видишь подобное зрелище, — голос Лены выражает крайнее недовольство.

— Ну, девчат, а как вы хотели? Не разбив пары яиц, яичницу не приготовить, — неожиданно приняла сторону человечества Яна. — Плата за прогресс и блага цивилизации. Если мы хотим достичь чего-то большего, новых ступеней прогресса, то без таких явлений никуда. Необходимое зло в некотором роде.

— Ты в самом деле так думаешь, Ян? — спросила сторонницу прогресса удивлённая Елена.

— Сама посуди, Лен: численность человечества растёт, а запасы «ресурсной базы» убывают. Рано или поздно, если, конечно, к тому времени человечество само себя со свету не изведёт, запасы Земли иссякнут. Пока люди не научатся создавать предметы «из воздуха», они будут залезать в «кладовку планеты», вытаскивая оттуда всё необходимое. А чтобы мы всё-таки хоть как-то продолжали развиваться и учиться, нам нужна самая разноплановая промышленность, которой ещё ой как далеко до безотходного производства.

— Только то, что сейчас в массовом порядке производят, отнюдь не является необходимостью, скорее наоборот — сплошное излишество. Мода на потребление. А развитие и учение… Много ли тех, кто в этом действительно заинтересован?

— Ну, знаешь ли, у каждого своя жизнь и свои интересы. Да, кто-то видит смысл своей жизни в развлечениях, покупке шмоток, путешествиях и прочем подобном. Однако кто-то отдаёт свою жизнь науке, служению обществу, саморазвитию. Кто на что горазд. Это вопрос приоритетов. Одному нравится мнить себя интеллектуалом, взирающим на всё свысока; другой жаждет власти, почёта, богатой жизни; а третьему по душе быть последним мурлом и пропивать свою жизнь в стенах пустой обшарпанной квартиры. «Стиль жизни», так сказать.

От этих слов Лена нахмурилась. Похоже, с услышанным она в корне не согласна. Впрочем, беседу девушкам продолжить не удалось — мы прошли через контрольно-пропускной пункт, за которым наши пути с Яной и Маргаритой расходятся.

— Ладно, ребят, спасибо за компанию. Лена, тебе спасибо утренний диспут, люблю обсуждать «вечные вопросы», — Яна улыбнулась, сделав жест скаутского приветствия, после чего пошла в сторону своего лабораторного комплекса.

Маргарита молча помахала нам рукой, давая понять, что ей тоже с нами не по пути.

— Что ж, мальчики, предлагаю поспешить — до начала рабочего дня осталось пять минут, — голос Лена пытается выражать энтузиазм, только в глазах всё равно заметно напряжение.

Не произнеся больше ни слова, наша троица быстро добралась до здания лаборатории. На входе чувствую, как напряжением Елены «заражаюсь» и я. Особенно этому способствует Никодим Аркадьевич Варвиков, собравший за собой целую толпу людей, пока сам он погряз в безуспешных поисках пропускной карты в утробе своей старой коричневой сумки.

Интересно, это нормально, что уже на второй день накатывает тоска и желание скорейшего завершения рабочего времени? А ещё мне стало крайне любопытно, во сколько сейчас выходят на пенсию…