9. Солнце Мира

Они сидели на ступенях храма. Их разделял бескрайний океан времени, так решил Фабиус и тут же подумал: «А сколько, действительно минуло лет? Десять? По-моему, десять».

Он спросил у Сатха:

— Надолго ли?

— На три дня. — Взгляд Сатха скользнул по земле, будто он что-то потерял. — Учитель, я хочу провести обряд очищения.

— Три дня мало. Надо бы задержаться хотя бы на месяц, и то неизвестно как пройдет обряд. Иные мудрецы месяцами ждут очищения.

— Не могу, учитель. Мимо Острова Богов не раньше назначенного срока проплывет первый корабль с экспедицией, что когда-то отправилась за звенящим кедром. Я должен сесть на него.

— Я не слышал, что они возвращаются.

— Никто не слышал, кроме меня.

Фабиус промолчал. Он не стал задавать вопросов, только сосредоточено посмотрел вглубь себя, перепроверяя мысли и чувства. Неужели он не верил в избранность Сатха? Другим простительно. Другие слабы духом, другие пусть сомневаются, но вот же перед ним сын богов из плоти и крови человеческой. Само воплощение божественности, и Сатх не раз это доказал.

— Хорошо, — вымолвил Фабиус. — В твоем голосе я услышал твердость духа, поэтому расскажу, что от тебя требуется. Ты не раз слышал о ритуале, поэтому и объяснять подробно нет смысла. В начале пути мир сужается до размеров небольшого помещения, расположенного у поверхности земли, вход в него — окно — круглое отверстие, в которое ты спустишься по веревке. Через окно будет доставляться пища раз в день по утрам. Она не горькая и не соленая, не сладкая, не кислая и не острая. Еда пресная, чтобы своим вкусом не отвлекала тебя от медитации. Количество пищи достаточно, и ты не почувствуешь голода, ведь он отвлекает от нужных мыслей, но и сытости не будет, ибо она мешает концентрации сознания. Когда ты настроишь свой разум, то мир расширится до размеров вселенной, исчезнут стены комнаты, и покажется, что все течет сквозь тебя, сквозь твое сердце. А теперь пошли. Я покажу место очищения. Скажу братьям, чтоб приготовили еду и нашли веревку.

Немного минуло времени, и Сатх спустился в комнату и осмотрелся. Она оказалась большим каменным мешком. В высоту почти в три человеческих роста, в ширину и длину — пять шагов. Стены и пол обложены плитами, местами они прилегали неплотно — ладонь легко проходила в щели. Есть Сатх пока не хотел, поэтому блюдо поставил в угол. Сел под окном, подобрав под себя ноги, закрыл глаза и прислушался. Как ни странно, звуки природы доносились сюда, и порой чудилось, что они более отчетливы и очищены от бренности бытия, природа была воплощением вечности и гармонии. Там, наверху, шумел ветер, шелестела листва, стрекотали насекомые, тихо пели птицы. Сатх догадался, чем являются щели между плитами. Они — естественная вентиляция, и по ней звуки находили путь в каменный мешок. А вот насекомых и иных ползающих гадов не было.

Так мысль Сатха перетекала плавно от одной темы к другой, и он не заметил, как задремал. Домыслы об особенностях места отошли вглубь сознания, да и сами звуки природы поблекли. Сатх сосредоточился на дыхании. Выдох. Вдох. Выдох. Вдох. Медленно и глубоко. Мир совсем пропал, и неожиданно в затылок врезалась острая боль, как будто прижгли каленым железом. Он очнулся. Лежал на спине. Значит, уснул, завалился на спину и ударился головой.

Глаза привыкли к темноте, и прямо перед ним всплыл круглый лоскут ночного неба, усыпанный белыми искрами. «Разве прошло так много времени?» — удивился Сатх. Он лежал на спине и вглядывался в ночное небо, не веря в происходящее. Он будто переступил неведомую черту и оказался в ином мире. Это небо, этот застывший воздух — всё виделось ему другим.

Он осторожно на четвереньках прополз в том направлении, где оставил еду. Проглотил скудный ужин, сделал из стакана один глоток. Остатками влаги умыл лицо, протер веки. Глаза горели, словно в них насыпали раскаленного песка. Сатх вернулся на место. Лег на спину так, чтобы окно вверху оказалось напротив. Посмотрел на звезды еще раз и тяжело выдохнул. Он не почувствовал, как его сморило. Даже не заметил того момента, когда сознание, просящее об отдыхе, перешло в мир сна, не заметил, когда закрылись глаза, и мышцы расслабились. Исчезли неуютные ощущения, теперь спина не чувствовала твердых камней. Он лежал на невесомых облаках, что унесли ввысь, за небесные пределы. Тогда Сатх увидел иным зрением мир подобный звездной реке, что медленно текла, а он летел вдоль ее течения. Река? Млечный путь? Да, похоже, но светила выглядели непривычно. Или ближе они, или не звезды это вовсе, а бутоны цветов? Это были Духи Тысяч Солнц. Через некоторое время они исчезли.

И вновь звездное кружение белым фонтаном ударило в глаза, очаровав. Сатх зажмурился от неожиданности, боясь ослепнуть, но светила не причинили вреда. Они, неподвластные мертвой букве закона, двигались сквозь пространства, ведомые своей волей. Если представить существо, живущее на человеческом теле, которое могло сказать, что человек согнул руку, потому как сократились такие-то и такие-то мышцы. Но оно, существо, и помыслить не смогло бы, отчего вдруг случилось это. Оно бы, зная всё о механике процесса, не поверило, что человек просто так захотел. Так и космос, окруживший сейчас Сатха, пока он спал, играл с ним по воли собственного разума, а не следовал слепо физическим законам. Он просто так хотел, он колдовал над ним.

Сатх вновь заметил не звезды, а светящиеся бутоны цветов. Он стал мысленно отгибать лепестки, и они нежно и трепетно зазвенели хрусталем. Странная и неземная мелодия. Такой музыки он не слышал ни разу. Каждый лепесток оказался отдельным миром. Сатх решил разглядеть хоть один из них. Он увидел множество маленьких искр, блуждающих внутри мира. Это души. Они были хрупкими, светились разными цветами и различались яркостью, испуская тонкие нити, что сплетались в ручей. Ручей проливался в завязь цветка, как в чашу, и дальше по стеблю соединялся с соседними стеблями, и тогда единый поток, словно водопад, бесшумно падал в светящееся лоно — в Солнце Мира — нечто неправильной круглой формы напомнило Сатху земное солнце. Он повторил про себя: «Земное солнце». И значение сказанной фразы обрело другой смысл. Сатх ощутил себя одиноким, где-то далеко от дома, не в чужом городе или на Острове Богов, а в ином мире.

Сатх очнулся.

Солнце. Действительно, сквозь круглое отверстие вверху пробивались его лучи. Яркие и слепящие. Там дышал день теплотой и радостью юга. Это не раннее утро. Это день, подсказала интуиция.

Сатх проспал долго, но не почувствовал усталости, ни душевной, ни физической, хоть и пролежал столько времени на каменном полу. А, действительно, сколько прошло времени? Сатх, сделав козырьком ладонь, посмотрел наверх в круглое окно. Глаза, отвыкшие от яркого света, заслезились. Он, сморгнув набежавшие слезы, прищурился и бросил вновь короткий взгляд. Там — синее небо без единого облака.

В окне появилось лицо юноши. Он пришел к Сатху поменять блюдо с едой. Сатх не узнал его. Видимо не встречался с ним на Острове Богов. Это был, конечно, не мудрец — слишком молод. Скорее всего, ученик. Он молча сбросил веревку, ожидая, когда Сатх привяжет блюдо. Разговаривать было запрещено. Человеческая речь не должна мешать медитации. И даже в такие короткие минуты, она не имеет права, будто нож, разрезать на куски достигнутое состояние сознания. Важно сохранить единство ощущений.

Сатх, привязав блюдо, стал от нечего делать следить за движениями юноши. Когда же он спустил на пол каменного мешка блюдо с едой, Сатх поставил его в угол — решил поесть чуть позже.

Юноша исчез в оконном проеме, и на его месте, словно синяя монетка, засиял кусок неба. Оно почему-то воскресило недавнее видение. Сатх сосредоточился. Припомнил сон: цветы мироздания, нити судьбы, связывающие всех живых существ. Символика понятна, но Сатха смутило следующее. В самом конце видения он, будто паря в пространстве, созерцал Солнце Мира — так он назвал увиденное, но это лишь человеческое сознание, приучившееся мерить вселенную знакомыми понятиями, обозначило его.

Солнце Мира переливалось всеми цветами радуги, сопровождая игру света тихой музыкой. Или это само свечение рождало звуковые гармонии? Порой Сатху казалось, что кроме семи цветов и их оттенков, различались еще какие-то краски, каких не существует на земле. И самое важное: Сатх четко ощутил мужскую природу явления. Значит, это была не Матерь Мира. Тогда кто? Все знают, невидимые человеческому глазу покрывала Великой Матери пронизывают вселенную. Она излучает добро. Но в видении, кроме волн женственности, были ласковые волны мужского начала. Сильные и в тоже время нежные.