7. Десять лет спустя

Сатх и его друзья заканчивал учебу у Хайма Длаза. Жизнь ненавязчиво указывала на новый путь, подталкивая сделать первый шаг. Сатх еще колебался, но он уже понимал, что ждет его в будущем. Порой тихими ночами или в минуты уединения сознание озарял ясный образ. Картины грядущего виделись четче, и вся суета вокруг, всё бурление жизни ощущались как нечто второстепенное. Будет иначе, чем предполагают родители и учитель.

Торговое дело является только мгновением жизни, только осколком мозаики, притулившимся на краю разноцветного полотна. Удел осколка — пылиться в сознании.

Несмотря на то, что Сатх вместе с Ригзом хорошо изучил азы ведения хозяйства, всё уже решено. Сатх знал: это не его путь.

Как-то Ригз спросил:

— Что будешь делать дальше? Чем будешь заниматься?

— Не знаю, — ответил тот уклончиво. — Я понимаю, торговое дело не повредит, но ощущение, что это не моя стезя, никак меня не покидает.

— Уж поверь, торговля никому не мешала. Лишь людям, чуждым тонкостям этого дела, кажется, нет ничего проще: продавай, да получай прибыль.

— Кому что нравится, — вмешался в беседу Зарэт.

— А ты словно знаешь, что нравится Сатху? — колко заметил Ригз.

— Я так не говорил. Хотел только сказать о праве на выбор. Он есть у каждого. Не все определяют боги. Там, где может человек, туда боги не вмешиваются. Вот, например, хотя бы взять нас. Я пойду по стезе государственной. Ты, Ригз, и ты, Сатх, будете заниматься торговлей. А вот Пелепс… — Зарэт кивнул на идущего сзади стройного худого юношу. — …он влюблен в архитектуру. Из него, думаю, получится талантливый зодчий храмов. Астар. Астару нравится та часть праздников, посвященных Матери Мира и другим богам, где люди соперничают в ловкости и силе. Ясно, что за выбор сделает он.

— Эй вы, мечтатели! О нас забыли, — вмешалась Мирна.

— А я не знаю о вашей судьбе ничего. Ваши желания молчаливы. Вы — Мирна, Галея, Руи, и ты, Нея и Лавия — еще не раскрыли своих тайн.

— Зарэт, по-моему, ты лукавишь. Прекрасно же знаешь, чего мы хотим.

— Я будущий государственный муж, — в шутку произнес тот. — Поэтому учусь вести себя тактично. Нельзя напрямую говорить о своем знании, нужно подвести незаметно собеседника к этому. Государственного мужа никто не может заставить произнести ложь, но и также не сможет заставить выложить всей правды.

— Мы не дети, — возразила Галея. — Почему бы не сказать прямо.

— Я тебе не запрещаю, — удивился Зарэт. — Говори на здоровье.

— Я хочу сплести свою судьбу с судьбой Астара. И каждый из вас думает сейчас о будущем. И не надо смеяться над этим.

— Я лишь улыбнулся, — удивился Зарэт.

— Мы должны запомнить этот вечер, — сказала Нея. — На самом деле никто не знает, что нас ждет в грядущем. Мы можем лишь предполагать. Возможно, мы больше не свидимся.

— Какие будут предложения, чтобы лучше запомнить? — спросила Лавия.

— Нужен обряд, благословляющий наши узы, — вмешался Пелепс.

— Такого обряда не существует.

— Значит, будет, — уверенно произнес Пелепс. — Попросим богов, как бы ни петляли наши дороги, не разводить их далеко друг от друга. Если станет это невозможным, все равно попросить о встрече, если не в этой жизни, так в другой, если не на земле так в золотых далях — в мирах Матери Мира.

— Пелепс, я не хочу тебя обидеть, — осторожно заметила Галея, — но это наивно. Мы будем просить благословения у Матери Мира?

— Да. А ты не веришь в наш обряд?

— Во что искренне веришь, то и случится, — вмешался Сатх. — Человек живет так, как дышит его вера.

— Молодец. Дело говоришь, — поддержал Ригз.

— А теперь, Пелепс, — продолжил Сатх, — раз уж заикнулся, с тебя обряд.

— Тогда за мной. Пошли к морю. Найдем возвышенное место и разведем костер.

— Выдумщик! Костер? А это еще зачем? — удивилась Лавия.

— А ты что, в темноте будешь просить благословения у Матери Мира, — рассмеялся Пелепс.

И они нашли такое место и развели костер.

— Все взяли по сухой ветке, — деловито скомандовал Пелепс.

Он сразу оживился. Его молчаливость и задумчивость куда-то делись.

— А это обязательно?

— Слушайся жреца во всем, — нарочито серьезным тоном сказал Пелепс. — Так вот, дети мои, у всех ветки в руках? Хорошо. Что вы видите над головами?

— Небо.

— Звезды.

— Вот именно, звезды, но это вам кажется. Всё, что лежит на поверхности — иллюзия. Она скрывает суть вещей. За любым явлением в мире прячется дыхание иной вселенной. Поэтому не звезды над головами, а смотрят сверху вниз Духи Тысяч Солнц. Пройдет время, даже не заметите, как пройдет, канет в безвестность и этот вечер. Вечер теплый, с бархатом неба и ночными светилами. Лишь Духи Тысяч Солнц вечны. Они запомнят нас, собравшихся у костра. В их памяти навсегда сохранится обряд дружбы, что мы сейчас совершим. Весть о нем они принесут к дому Матери Мира, она же благословит на всю оставшуюся жизнь нашу дружбу на земле. Память о ней будет храниться тысячелетиями в нас, в иных мирах и в иных временах. Итак… — Пелепс поднял над головой сухую ветку. — Каждый положит в огонь свою ветвь. Эта ветвь символизирует древо жизни. Пламя очистит его от злого умысла и дурных мыслей. Дружба не сгорит, а станет крепче. Ветви в костре и превратятся в угли, золу и дым, но это не значит, что то же будет с нами, и не останется от нас в мире ни следа. Дым от каждой ветки сплетется в единый поток. Судьба каждого из нас сольется в одну судьбу. А угли и золу мы закопаем в землю. Она сохранит их. И кто знает, возможно, прорастет то место новым деревом, и на нем будут новые ветви. Так, наверно, и мы когда-нибудь возродимся из пепла. Ветви — это мы. Огонь — биение иного мира, что очистит нас. Угли — тела наши. Дым — душа единая наша. Великая Матерь Мира, верим в тебя, в твое могущество, величие и доброту. Просим, благословить дружбу и любовь между нами. Пусть Духи Тысяч Солнц станут свидетелями.

Пелепс бросил ветку в костер. Все последовали его примеру.

— Вот и все. Подождем, пока догорит костер, — закончил Пелепс.

И странное оцепенение прошло. То ли они поверили, что говорил их друг, то ли сам вечер был пропитан ожиданием чуда, не известно. Ясно одно: этот вечер — порог в новую жизнь. За ним последует ночь, которая навсегда закроет дверь в мир детства и юношества, но откроет новую — во взрослую жизнь.

Ритуал вечной дружбы случился перед концом учебы у Хайма Длаза.

Затем Ригза и Сатха перевели к преподавателю торгового дела.

В один из дней, еще до начала занятий, когда учеников не было, преподавателя посетил вельможа.

— Куратору Гондваны, мое почтение, — произнес учитель, поклонившись. — Чем я обязан? Что-то беспокоит властителя в ранний час?

— Мир тебе. Я слежу за тем, на должном ли уровне ведется образование, иногда посещая некоторые школы, — не спеша, сказал куратор, заняв предложенное место.

— Могу заверить, обучение идет хорошо. Особой нужды школа не испытывает, как в материальных средствах, так и в людях.

— Да? — удивленно подняв бровь, вымолвил вельможа. — Что ж, садись и расскажи.

Преподаватель торгового дела забеспокоился. Он стал судорожно перебирать в памяти всё, что касалось школы в надежде выискать досадный промах в работе. Он ничего не нашел и это вызвало еще большую тревогу.

Куратор посмотрел на учителя безразлично-ленивым взглядом, будто домашнее животное, которое насытилось и с отвращение смотрит на следующую миску с едой.

— Сегодня, например, будет рассказано о переизбытке товаров.

— Ах, да. Помню, помню, — произнес куратор.

Он не отказался от предложенного вина. Взял сосуд из рук преподавателя, немного отпил и поставил на стол. Все движения вельможи были меланхоличными и спокойными.

— Да помню, — вновь произнес он. — Есть такая задачка, довольно простая в решении. В западной Гондване есть переизбыток товаров, и они дешевы, в восточной половине страны те же товары являются очень редкими. Их стоимость велика. Проблема заключается в том, чтобы устранить перекос в ценах. Для этого торговцы закупают дешевые товары на западе и продают их на востоке чуть дороже, но в сравнении с ценами на востоке новое предложение для покупателей выгоднее, ибо цены ниже. Так относительно дешевый товар заполняет восточные рынки, и переизбыток их на западе устраняется, да и перекос в ценах исчезает. — Куратор сделала паузу. — Меня интересуют твои ученики.

— Их двое. Ригз и Сатх, и… — Преподаватель осекся. Он догадался об истинной причине прихода высокого вельможи. — Но, как я понимаю, господина куратора интересует только один ученик. Сатх Ной. Верно?

— Ты не ошибся, — куратор улыбнулся одними губами. — Что ты можешь сказать о Ное?

— Голоса гондванцев о нем за десять лет немого поутихли. Вы помните ту историю, произошедшую на Острове Богов. Сатх, тогда еще мальчиком, нашел рукопись «Книги Начал» и останки Милета Атиллы. Если вас интересует богоизбранность Ноя, то тут я посмею высказать сомнение. Десять лет минуло, и он никак себя не проявил. В торговом же деле ученик Сатх весьма способен. Не хочу сказать о высоком таланте, но трудолюбием и упорством он не только сохранит свое положение в касте, но и упрочит. Нет, он не мудрец. Я не вижу в нем этого. Он не экзальтирован, не азартен, что на руку ему. В торговом деле нужен холодный расчет.

— Если ты говоришь о расчетливости, сие и беспокоит. Сатх Ной укрепится в касте настолько, что будет способен перейти в другую. Законом не запрещено. — Куратор поднялся с места. — Лишь одна просьба. Я хочу, чтобы ты следил за его успехами. Понимаешь?

— Да, господин.

— Примечай всё. Даже несущественные детали. Когда я буду приходить к тебе, просто рассказывай мне, а уж выводы… — Вельможа сосредоточено посмотрел на полупустой кубок, стоящий на учительском столе. — Выводы делать буду я.

Преподаватель учтиво поклонился.

— Вот и славно. Не провожай меня.

Учитель посмотрел в спину уходящему вельможе и, когда тот покинул школу, вышел на улицу. Мысль, не спеша, поплыла привычным руслом: «Господин не желает, чтобы Сатх Ной перешел в касту государственных чиновников. И ясно почему. Если бы Ной смог это сделать, то связать ему свою жизнь с Мирной — дочерью куратора — ничего бы не стоило. Да и Мирна неравнодушна к Сатху. А вот Сатх? Не известно. Куратор не желает этих уз и…». Мысль оборвалась. Преподаватель постарался спрятать ее в ворохе других размышлений, ибо заметил вдалеке знакомые фигуры учеников.

Во время занятий преподаватель уделял больше времени Сатху, и этого не мог не заметить Ригз. Вот только не ясно, почему учитель глядел на ученика с осторожностью, с той внимательностью, которую Ригз никогда не замечал, разве, что на первых занятиях, но тогда это объяснялось желанием найти общий язык.

— Тебе не кажется, преподаватель сегодня более внимателен к тебе? — спросил Ригз, когда они покинули школу.

— Я заметил, — ответил Сатх. — Будто кто-то рассказал ему обо мне нечто новое.

— Интересно что? Я искоса пару раз бросил короткий взгляд. Странное у него выражение лица, словно увидел тебя впервые. Смотрел как на чудо.

— Может быть, и как на чудо. Но это мне не понравилось. Неужели он вспомнил ту историю?

— Послушай, — произнес Ригз. — Думаю, он искал в тебе божественность.

— Не смеши. Что за глупые слова? — отмахнулся Сатх.

— Я серьезно. Вот ты сам, как к этому относишься?

— Ни как.

Сатх задумался. Его взгляд скользнул вниз, он посмотрел себе под ноги и заметил существо, ползущее от ног наискосок вправо. Это была его тень, будто призрак прошлого. Сатх вспомнил Остров Богов и произнес:

— То, что случилось со мной десять лет назад, видится прекрасным и волшебным сном, случившимся наяву. Хочется спросить у Матери Мира: в чем смысл произошедшего? Неужели в том, что я сын богов? И что дальше?

Ригз рассмеялся:

— Ну, ты даешь! Представь себе любое божество, которое усомнилось бы в своей божественности. Но если это так, зачем оно нужно, это божество? Если ты есть сын богов, обязательно докажешь это.

— Ригз, Ригз, — грустно улыбнулся Сатх. — Я знаю о своих способностях. Они более чем скромные.

— Я тебя не понимаю, — отрезал, разгорячившись, Ригз. — Например, боги совершают чудеса для того, чтобы укрепить веру людей. Нужно совершить чудо или какой-то поступок, чтобы в тебя поверили.

— Люди будут верить в чудеса, а не в меня. Пойми, первична вера, а чудо вторично. Волшебство есть плод обоих сторон: человека и божества. Если среди них нет взаимной веры, то чудо разрушит все связи. Человек будет ждать и надеется на чудо, ведь хочется получить толику готового пирога, не прилагая усилий.

— Это верно. — Ригз задумался. — Но верно только в отношениях между людьми. Знаешь, тебе надо посетить Остров Богов. Если там не найдешь ответов на вопросы, что мучают тебя, сам догадываешься, что делать дальше.

— Конечно, догадываюсь. Буду жить как простой человек.

Они попрощались, и Сатх, возвращаясь знакомой дорогой, встретил Мирну. Она предложила сходить к Пелепсу, узнать, как у него дела. Ведь столько времени прошло, а он стал реже появляться, говоря, что занят.

Они увидели друга недалеко от его дома. Пелепс стоял задумчиво, опустив взгляд на плоский камень, на котором лежала то ли грязно-желтая материя, то ли свиток. Сатх и Мирна остановились, не доходя нескольких шагов, но Пелепс будто и не заметил их, продолжая сосредоточено изучать рисунок на небольшом полотне, погруженный в мир сврих мыслей. Молчаливая сцена продолжалась недолго, но Сатх и Мирна успели разглядеть чертеж какого-то строения. Видно было, что он сделан от руки: линии неровные, различались лишь крупные детали, а архитектурные изыски оказались нечеткими и местами затертыми.

— А, привет, друзья, — очнулся от задумчивости Пелепс. — Вы не думайте, я вас заметил, только не хотел отвлекаться.

— Привет. Что у тебя? — спросила Мирна.

— Да вот… — Пелепс небрежно махнул рукой. — Здание.

— Странное. Подобных сооружений в Гондване не встречала. Откуда рисунок?

— Это мой рисунок. Хотел начертить нечто новое. — Пелепс бросил короткий взгляд на чертеж. — А ты представь, что один и тот же тип экстерьера встречается на каждом шагу. Одинаковые фасады, одинаковые окна с перекрестьем рам. Это же скучно. То же самое, как если бы одна скульптура множила себя: одна поза, одни жесты, одно выражение лица. Так что, какой смысл придумывать то, что ты встретишь в Гондване?

— Это понятно. Но что это? — вмешался Сатх.

— Пока не знаю, — смущенно произнес Пелепс. — Я мечтал о храме Мироздания. Тут все символично. Например, фундамент — ось вселенной. Первый уровень — человечество. Этажи выше обозначают разных богов, и самая верхняя надстройка — Матерь Мира. Похоже на многоступенчатую пирамиду, но, к сожалению, всё это блоки, а деталей не вижу.

— Знаешь, чего не хватает?

— Чего? — насторожился Пелепс.

— Хаоса.

— Ему тут не место. Я сначала решил отвести господину небытия подземные ярусы. Получилось бы красиво. Под землей та же пирамида, только вершиной вниз, словно вывернутый наизнанку мир, но вспомнил — архитектура является порядком, гармонией, а Хаос отвергает любую гармонию. Он, наоборот, стремиться к разрушению.

— Давай так, — вдруг предложила Мирна, — первый уровень — человечество и дальше вверх: животное царство, мир растений, водные стихии, воздушные. Всё, огненное стихии.

— А где она будет?

— Под землей.

— Точно. Ведь огонь извергается из земли. Вулканы. Мне нравится! — воодушевился юный архитектор. — Погодите, вы, верно, пришли по какому-то делу, а я тут размечтался.

— Да нет, мы просто решили встретиться с тобой. Ты вечно где-то пропадаешь.

— Да куда я денусь.

— Храм Мироздания? Это задание преподавателя?

— Нет, я сам вызвался. — Пелепс свернул чертеж и заткнул его за пояс. — Пойдем к Астару. Он недавно хвалился новыми упражнениями в гимнастике, которые сам придумал и освоил. Заодно Зарэта надо увидить. Тоже где-то пропадает.