Глава 34.

Мое тело пробирает дрожь, стоит мне взглянуть на этих людей (если их можно так назвать), и я ничего не могу с собой поделать. Но вспомнив слова Оскара Уайльда: «Никогда не показывайте ни малейшего страха при встрече с врагом. Когда вы смело глядите ему в глаза, вы уже наполовину побеждаете его», я беру себя в руки и, переведя взгляд на одного из дикарей, с вызовом смотрю в его черные голодные глаза. Я замечаю, что почти у всех мужчин длинные волосы, которые грязными сосульками свисают с головы, будто их вымазали грязью. Также они не носят набедренных повязок, вместо них они используют непонятный желто-зеленый лист, в который словно ход-дог заворачивают свой пах, и, обвязав его тоненькой веревочкой, привязывают за шею, соорудив из второго конца веревки своеобразную петлю. А приземистые женщины, по-видимому, тоже решили не нагружать себя шитьем юбок или набедренных повязок, вместо них они используют плотный лист (возможно, такой же как у мужчин), накладывают его на пах, и продевая веревку между ног, обвязывают ее вокруг бедер и закрепляют на животе, создавая ощущение, что тело надрезано во многих местах. Эти жуткие «люди» угрожающе шипят и что-то злобно произносят на своем языке. Все они то и время бросают недоуменный взгляд на кого-то сбоку.…Да, если бы я не проследила за взглядом этих первобытных людей, то вряд ли бы его заметила, хотя, если подумать, то он довольно выделяется среди них. Вдруг этот низкорослый мужчина, стоявший чуть поодаль, начинает громко смеяться, его смех схож со скрежетом металла по стеклу, но, казалось бы, в беззаботном смехе явно слышится угроза. Голова дикаря полностью лысая и испещрена многочисленными шрамами, лицо же проколото не металлом, а отшлифованными костями. И что-то мне подсказывает, что они принадлежат не животному, а человеку. Не смотря на то, что его тело худощавое и немного обвисшее, оно выглядит крепким. Лицо же разукрашено также ярко, как и тело, на нем изображены толи глаза, или еще что-то.…У меня закрадывается подозрение, что это вождь. Уж больно он отличается от остальных. В мгновение ока его поддерживают все дикари, и вот уже все окружившее нас племя дружно смеется над нами самым мерзким голосом из всех, что я когда-либо слышала. Сомнений не остается — невысокий каннибал и есть главарь этого жестокого племени. Наконец, все стихли и он что-то небрежно произносит. В тоже мгновение круг смыкается, и уродливые людоеды нападают на нас. Прикрывая друг друга с тыла, мы отбиваемся, как можем, убивая всех, кто попадается нам на пути. Но дикарей слишком много, а наши силы на исходе, поэтому мы все-таки проигрываем этот бой. Отобрав все оружие, нам очень туго завязывают руки и ноги какой-то проволокой, так, что на коже проступает кровь. Один из каннибалов, наверное, безумно голодный, не может удержаться от того, чтобы не слизать кровь с моих запястьев. Как же мерзко чувствовать его влажный язык на своей коже, ощущать прикосновения железа, которым проколото его лицо, но я не могу помешать ему, и от этого я ощущаю себя еще более слабой. Затем нас силой усаживают к вбитому в землю толстому длинному колу, на верхушке которого висит не один череп. К тому времени обрадовавшиеся такой удаче дикари разводят огромный костер. Кто-то прыгает вокруг него, дрыгая всеми конечностями, словно ребенок или обезьяна, вождь сидит на своеобразном троне, который находится на почетном месте рядом с костром, другие же…ох, черт! Прямо на моих глазах один из людоедов резко взял сзади какую-то женщину. Переведя взгляд, я с ужасом замечаю, что их примеру последовали очень многие. Дикарки что-то кричат, страшные мужчины бьют их по заду, хриплым гортанным голосом что-то выговаривая на своем языке. Вдруг к моему горлу неожиданно подступает тошнота, но я не понимаю, с чем это связано, потому что я видела вещи намного ужаснее этих, и я бы никогда не подумала, что меня может затошнить от подобного рода зрелищ.…Наконец, вроде меня отпускает, и только я хочу что-то предпринять, как Тэрон произносит:

— Я освобожу нас.

— Я тоже по… — начинаю я, но не успеваю даже закончить фразу, как Шрам поднимается на ноги.

Все мгновенно затихают, даже совершающие половой акт дикари остановились на пару мгновений.

«Ох, это не приведет ни к чему хорошему» — нервничает подсознание.

Тэрон ждет, пока к нему подойдет вождь, но тот не торопится этого делать. Медленно, он сползает со своего седалища и направляется к нам. За ним небольшими шагами семенит маленький худощавый мальчик. Наконец, оказавшись почти вплотную к Тэрону, вождь что-то раздраженно шипит на своем языке.

— Господин спрашивает, чего вы хотите? Потому что иначе бы вы не встали, — пусть и не совсем правильно произнося некоторые слова, тем не менее, переводит мальчик.

Сказать, что у меня глаза на лоб полезли, это, пожалуй, ничего не сказать. Откуда он знает наш язык? И как понял, на каком языке с нами надо разговаривать? И сколько всего он их знает? А главное, как мог выучить, ведь у каждого племени (даже не представляю, сколько их всего) свой язык? Все еще полностью ошарашенная, я встаю сбоку от Шрама. Уж если умирать, то с достоинством.

— Если вы не отпустите нас, то я убью каждого, кто встанет на моем пути, не пожалев никого, даже женщин и детей, — угрожающе произносит Тэрон, смотря вождю прямо в глаза.

— Мы не одни, — громко и четко едва не крича, добавляю я. — За нами придут другие, и если вы причините нам хоть малейший вред, то вам уже не спастись — со злостью окидывая все племя взглядом, лгу я, хотя никто не знает, как сильно бьется от страха мое сердце.

Мальчик поспешно переводит наши слова, от которых главарь лишь еще сильнее начинает ухмыляться, выставляя напоказ желтые острые зубы.

— Господин говорит, что сейчас здесь никого нет, и он может отлично поесть. Он хочет устроить пир, в честь такой удачи, — неуверенно говорит мальчик, обращаясь к нам.

Гад!

— Ты понимаешь наш язык? — все-таки решаюсь спросить я у мальчика, чувствуя, как по перетянутым запястьям стекает кровь.

— Я понимаю язык всех, — неоднозначно отвечает ребенок, вгоняя меня своим высказыванием в еще больший ступор.

— В наших краях мы иногда устраиваем бои. Один боец против другого, кто выжил — тот и победил, и ему достается какая-то награда. Предлагаю устроить такой бой сейчас. Если я выигрываю, то ты отпускаешь нас, а если ты, то будет по-твоему, — сощуривая глаза, почти что шипит Шрам. И от его тона невольно становится жутко.

Мальчик поспешно передает эти слова вождю, и я наблюдаю за его реакцией.

Какое-то время главарь внимательно всматривается в лицо Шрама, изучая его своими хитрыми злобными глазами. Вдруг он отворачивается от нас и, раскинув в стороны руки, что-то громко спрашивает у своего народа. Тот в ответ восторженно выкрикивает какое-то одно слово.

— Что он говорит? — спрашиваю я у мальчика.

Сначала он делает вид, что не слышит меня, но на третий раз дикаренок все-таки отвечает.

— Он спрашивает у остальных, хотят ли они вдоволь посмеяться. А еще… — вдруг он замолкает.

— Говори! — рявкает на него Шрам.

— Он сказал, что позволит оседлать вас каждому, откусывая по куску мяса, пока вы не умрете от потери крови, боли и…разорванного зада, — переводит мальчуган, обращаясь ко мне, и я почти физически ощущаю его неловкость. Очень странно…этот чернокожий мальчик совершенно не похож на своих сородичей, он не походит на жестокого людоеда…

Я замечаю, как Тэрон весь клокочет от ярости, его грудь высоко вздымается, и, кажется, сейчас он действительно готов переубивать все племя. Главарь каким-то образом это замечает, и молниеносно взяв мой неподалеку лежавший лук, мгновенно выстреливает единственной стрелой, которая у меня имеется, в плечо Тэрону. Я улавливаю едва слышимый стон, но уже через пару мгновений я чувствую исходившую от него животную ярость, на его скулах вздулись желваки, а глаза, наверное, стали чернее тучи, как это с ним бывает, когда Шрам поистине зол. Я рванула к нему, но сделав всего шаг, из-за завязанных ног смачно падаю на землю. Все племя заливается хохотом. Тэрон что-то спрашивает у меня, но я не слышу, потому что все мое внимание сконцентрировано лишь на неожиданно появившейся руке между моих ног. Обернувшись, я вижу страшного каннибала, который пытается вставить в меня свой грязный член. Хохот становится сильнее. Я вырываюсь, пытаюсь встать, чтобы сделать хоть что-то, но со связанными руками и ногами, я оказываюсь практически беззащитной перед навалившемся на меня каннибалом. Единственное, что мне удается сделать — это плюнуть в его уродливое лицо. Вдруг я слышу вопль, и в тоже мгновение рука исчезает. Я поспешно встаю, с трудом удерживая равновесие из-за перевязанных конечностей, и вижу, как труп того самого людоеда валяется чуть поодаль от меня. Тяжело дыша, Тэрон стоит над ним, но вдруг приподнимает набедренную повязку и мочится на мертвого дикаря, тем самым указывая на его ничтожность. Я замечаю, что стрела больше не протыкает его кровоточащее плечо, вместо этого она воткнута в голову каннибала, проткнув ее от шеи до самой макушки. Его ноги больше не связаны, зато они прорезаны едва ли не до кости. Скорее всего, Тэрон самостоятельно разорвал проволоку ногами. Пожалуй, это жутко больно и почти невозможно, но он сделал это… и я ни секунды не сомневаюсь, что он действительно убьет любого, кто хоть пальцем прикоснется ко мне. Это пугает, но в тоже время не может не восхищать.

— Ты не ранена? — подходя ближе ко мне, с сильным беспокойством спрашивает Шрам.

Я качаю головой. На что Тэрон делает еще один шаг ко мне и целует меня в лоб.

— Мы выберемся отсюда, — почти шепчет он, смотря мне в глаза.

— Я знаю, — едва заметно, устало улыбаюсь я.

Уже никто не смеется, лишь вождь, развернувшись к нам, что-то зло произносит своим скрипучим голосом.

— Господин проявляет к вам доброту и согласен проверить ваши силы. Он даст бойца из нашего племени, и если вы сможете победить его, то он освободит вас.

«Какое великодушие с его стороны» — язвительно фыркает внутренний голос.

Я не сомневаюсь в силе Тэрона, и прекрасно понимаю, что равного ему бойца очень сложно отыскать. Но ведь ему придется сражаться без оружия, с завязанными руками, разрезанными ногами и с по-прежнему кровоточащей раной, а я просто не понимаю, как возможно победить при таких неравных условиях. Но мои опасения превращаются в настоящую панику, когда из толпы выходит возвышающийся над всеми чернокожий гигант с чем-то, очень похожим на огромный меч. Черт, значит, они еще научились самостоятельно изготавливать настоящее оружие. Ох, все очень плохо…

— Вы не можете! — кричу я. — У них должен быть равный бой!

— Тише, мое пламя, — успокаивающим тоном обращается ко мне Тэрон.

«Пламя моего сердца» — всплывают в голове слова этого воинственного мужчины, и от этого воспоминания и его слов, пульс непроизвольно учащается.

— Повелитель просит вас помолчать и наслаждаться представлением, — опуская взгляд, достаточно робко произносит дикаренок, обращаясь ко мне. Да уж, он определенно не похож на людоеда. Может, это потому что он еще маленький? Тем не менее, этот мальчик мне просто показался запуганным ребенком, который по неизвестной причине знает намного больше остальных.

Передвигаясь достаточно медленно, Тэрон выходит на пустырь и ожидает, пока к нему подойдет боец из племени. Рядом с его ногами уже образовалась небольшая кровяная лужа. Я вижу, что он очень тяжело дышит, но не думаю, что это заметил кто-то либо еще. Меня вновь по неизвестной причине начинает тошнить, но я никак не могу понять, в чем дело. Наконец, огромный людоед почти вплотную подходит к Шраму, и, смеясь, заносит меч, чтобы нанести удар. Судя по выражению лица чернокожего дикаря, он уверен, что победа будет даже слишком легкой. Но не все так просто, даже с завязанными руками и раненый, Тэрон уклоняется от удара, и каким-то способом умудряется сильно ударить ногой великана, из-за чего тот спотыкается и едва не падает. Но, к моему сожалению, быстро восстанавливает равновесие и наносит сильный удар Шраму, прорезав его грудь. Полилась кровь, и я в полной панике собираюсь побежать к нему, но вовремя вспомнив про завязанные ноги, жутко нервничая, остаюсь на меня. Я слышу, как Тэрон издает нечленораздельный звук, тихий вопль боли, но даже с такой глубокой раной, будто не обращая внимания на боль, он сумел выбить меч из ручищ людоеда. Разрезав острым лезвием веревки на запястьях, он уже более уверенно берет оружие в правую руку. Что-то яростно вопя на своем языке, огромный дикарь предпринимает новую попытку нападения на Тэрона. Но она заканчивается для него довольно плачевно. Шрам насквозь пронзает чернокожее тело дикаря, воткнув ему лезвие в живот. Изо рта великана потекла кровь, но совершенно неожиданно для всех нас он не падает на колени, а продолжает яростно наступать на Тэрона, кажется, даже не замечая торчащее из живота оружие. Шрам вынужден отступать. Мое сердце колотится так, будто сейчас выпрыгнет из груди. Я внимательно наблюдаю за происходящим, вздрагивая с каждым новым шагом людоеда. Но вдруг Тэрон меняет траекторию, и стремительными шагами начинает идти навстречу к дикарю. Он уворачивается от очередного удара, и ухватившись за рукоять меча, еще сильнее вгоняет его в живот каннибала, одновременно прокусывая ему шею, откусив немалый кусок плоти, тем самым разрывая большинство сосудов, из-за чего из чернокожей шеи хлынул сильный поток крови. Вот такого точно никто не ожидал…Дикарь с выпученными от шока или, возможно боли, глазами с грохотом падает на колени перед Тэроном, а тот выплевывает кусок его шеи прямо ему в лицо и победоносно смотрит, как чернокожий людоед мучительно умирает, задыхаясь в собственной крови. Когда булькающие звуки затихают, и великан животом падает на землю, воцаряется гробовая тишина. Племя во все глаза наблюдает за диким мужчиной, который убил, по всей видимости, их лучшего бойца, и не смеют даже слова сказать, когда Шрам подходит ко мне и разрубает веревки кровавым мечом, который вытащил из тела убитого дикаря.

— Кто еще хочет сразиться со мной? — ледяным тоном, громко спрашивает Тэрон, обращаясь к племени. — Ну же? Никто? — с неприкрытой яростью и отвращением спрашивает он.

Вперед выходит вождь. Рядом с ним поспешно перебирая ножками, идет мальчик, готовый перевести каждое наше слово.

— Господин просил передать, что вы очень жестоко убили его воина, и ему это понравилось. Он готов вас освободить, — переводит мальчуган.

— А меня? — выходя чуть вперед, спрашиваю я.

— Нет, — качает головой ребенок.

Главарь что-то говорит, и все хором смеются.

— Что он сказал? — голосом полным ненависти, спрашивает Тэрон.

— Господин сказал, что хоть она и костлявая, от нее будет польза, потому что повелитель считает, что ее череп будет отличным дополнением к его коллекции.

После таких слов Шрама уже невозможно сдержать, его потемневшие глаза полны злобы и отвращения. Он накидывается на вождя, но ему преграждают путь другие дикари из племени. Тогда он протыкает их чернокожие тела один за другим без малейшего сожаления. Я замечаю, как один из каннибалов прокусывает ему руку, но в туже секунду Тэрон отрубает ему голову. Я осознаю, что пока у меня нет оружия, я бесполезна, поэтому пользуясь тем, что все отвлечены, я стараюсь найти свой лук. Но вовремя вспоминаю, что у меня была всего одна стрела, и та теперь находится в голове одного из людоедов. Тогда я хватаю первое попавшееся оружие, что-то, похожее на кувалду, и бегу в самую гущу событий, убивая на своем пути каждого, кто преграждает мне путь. Проколотые лица, острые зубы, разукрашенные приземистые и кривоногие тела — все это смешивается воедино, и в конечном итоге я уже не обращаю внимания, кого именно убиваю — женщину или мужчину. Вот только оружие слишком массивное и тяжелое и даже моя достаточно сильная рука быстро устает от него. Кажется, мы с Тэроном переубивали уже половину племени, но, тем не менее, так и не добрались до вождя. Не знаю, сколько бы еще мы смогли отбиваться, потому что наши силы на исходе, но вдруг бой прерывает ужасно громкий возглас вождя. Это было похоже на что-то, вроде «Тихо!!!».

Я удивилась, как быстро от нас отошли дикари. Только вот мы с Тэроном не позволяем себе расслабляться, поэтому по-прежнему стоим спина к спине, держа в руке массивное оружие. Вся моя новая одежда, которую я позаимствовала из гардероба в бунгало, почти насквозь пропитана кровью. Я вижу, что Тэрону с каждой минутой все тяжелее стоять на ногах из-за значительной потери крови. И меня гложет, что сейчас я ничем не могу ему помочь. Я пытаюсь восстановить дыхание, но все тщетно, сердце по-прежнему бьется так, будто сейчас выскочит из груди. Пока вождь что-то говорит, я замечаю, что вокруг нас полно трупов. Разрубленные тела, кровь, органы — все это валяется вокруг нас и преет под палящим солнцем. Но я делаю вид, что не замечаю этого, и лишь с неприкрытым вызовом и отвращением оглядываю окружающих меня выживших каннибалов.

— Господин впечатлен, — говорит мальчик, обращаясь к нам. Но судя по его тону, он что-то недоговаривает.

«Ха, представляю, мы перебили половину его людей. Вряд ли этот главарь просто похвалил нас» — усмехается внутренний голос.

— Вы показали, что жестоки. Но этого недостаточно, чтобы доказать свою силу. Он, — мальчик показывает на Тэрона и тот мгновенно напрягается, — достойный боец, а значит, готов пополнить наши ряды. Но не вы, — чернокожим пальцем мальчишка указывает на меня.

Черт, они по-прежнему хотят меня убить. Да уж, такая перспектива не особо привлекает…

— И что мне нужно сделать? — прерывистым голосом спрашиваю я, потому что до сих пор не восстановила дыхание.

Прожигая меня насквозь взглядом своих колючих глаз, главарь медленно, почти лениво отвечает, а мальчик поспешно переводит.

— Продать душу Повелителю.

Черт, от его слов мне становится не по себе, но я стараюсь не показывать свои эмоции, эле сдерживаясь, чтобы с криком не побежать куда-нибудь.

— Она не будет этого делать, — категорично отвечает Шрам. Но вождь ждет именно моего ответа.

Я осознаю, что, пожалуй, это единственный способ быть не съеденной. Через пару минут, я, наконец, гордо поднимая подбородок, с бешено колотящимся сердцем громко отвечаю:

— Я согласна.

Все взгляды, как один, устремлены на меня.

***

Я полностью обнаженная стою на коленях на возвышении, усыпанными костями, которое находится посередине пустыря. Тэрон стоит внизу, рядом с вождем и с замиранием сердца и жутким беспокойством в глазах наблюдает за мной. К этому времени его раны уже не так сильно кровоточат, но думаю, что все равно жутко болят. Да и удерживаться на ногах ему с каждой минутой все тяжелее. Я изо всех сил стараюсь делать вид, что меня совершенно не смущает и не пугает то, чем я сейчас буду заниматься. На самом деле, наверняка я не знаю, что тут будет происходить, мне лишь сказали, что этот обряд скрепляется кровью. Наконец, вождю подносят оружие, что-то, похожее на изогнутый меч, и молниеносно, совершенно неожиданно главарь одним взмахом руки отрубает голову дикаря, который ближе всего стоял к нему. Я никак не показываю свой шок, меня могут выдать лишь сильно округлившиеся глаза. Все остальные восторженно закричали и запрыгали на местах, подобные диким обезьянам. Возвышение обступили дикари с какими-то самодельными барабанами, а на много метров вперед зажглись костры. Женщины, мужчины и дети, все стали что-то выкрикивать, и в конечном итоге все смешалось воедино и превратилось в неизвестную мне песню, вот только от ее звучания становится крайне жутко. У меня создается впечатление, что я сейчас действительно буду продавать свою душу, вот только не вождю, а Дьяволу…

Каннибалы начали руками стучать по барабанам, другие зажигать факелы, а все остальные продолжали запевать эту устрашающую песню. С возвышения я вижу, как вождь самостоятельно разделывает молодого парня, которого недавно убил. Несколько мисок он заполняет кровью, в другую кладет органы, а в еще одну, самую большую, выкладывает мозг. Ох, такое ощущение, что сейчас меня точно вырвет. Но я не могу себе этого позволить, потому что должна делать вид, что мне совершенно все равно и даже, возможно, нравится происходящее. Я сглатываю подступивший к горлу комок и стараюсь отстраниться от происходящего. Через неизвестное количество времени, двое дикарей с мисками крови встают вплотную к возвышению и одновременно выплескивают на меня содержимое. Этого я никак не ожидала. Кровь попала мне на лицо, на светлые волосы, окрасила в алый цвет почти все тело. После боя мое тело и так испещряют кровоточащие раны, но теперь, кажется, совершенно невозможно найти участок моего тела, который не был бы в крови. Примерно спустя минуту кто-то из дикарей подносит мне мозг в миске и ставит ее передо мной. Судя по выражению лиц дикарей, я должна съесть его. Но только от одной мысли об этом меня выворачивает наизнанку. Я взглядом ищу в толпе Тэрона и неуверенно смотрю ему в глаза. В ответ он медленно кивает мне, и я воспринимаю это как призыв к действию. Вождь с удовлетворением наблюдает, как я беру в руки скользкий кровяной мозг. Он хищно облизывает губы, наблюдая за мной. На второй план отходит все — то, что я стою голая, что все мое тело пропитала кровь одного из людоедов, все это становится не важно, когда я осознаю, что мне придется съесть мозг человека. Не прерывая взгляда с Тэроном, который стоит в первых рядах, я откусываю первый кусок и с отвращением медленно проглатываю его. Мозг будто обтянут какой-то прозрачной пленкой, которая лопается, когда ее кусаешь. А после в рот попадает густая вонючая жижа, которая невыносимо отвратительна на вкус. Кроме того, кровь от лопающихся капилляр, попадает на лицо, что еще сильнее вызывает отвращение. Определенно, омерзительнее я ничего в жизни не пробовала. На вкус, словно омерзительное протухшее желе, смешанное с помоями, вот только в тысячу раз хуже. Но я заставляю себя откусывать склизкие куски мозга раз за разом, думая только о взгляде Тэрона, о том, как это важно для нас обоих. Я не замечаю никого, даже будто все звуки вокруг отключились, и смотрю только на него…

Когда я кое-как расправилась с половиной, тошнота становится просто невыносимой, у меня уже даже через силу не получается глотать новые куски. По моим рукам стекает кровь, но на это я уже не обращаю внимания, все мои мысли лишь о том, как мне засунуть в свой рот вторую половину мозга. Взгляд Шрама становится более напряженным, кажется, он еле удерживается на месте, чтобы не рвануть ко мне. Простояв на коленях с минуту и кое-как утихомирив тошноту, я вновь принимаюсь за «трапезу». Определенно, ничего более мерзкого я никогда в жизни не делала. Не знаю, сколько прошло времени с тех пор, когда у меня в руках остался последний небольшой кусочек. К тому времени весь мой рот в крови, и, пожалуй, сейчас я выгляжу хуже любого из этих каннибалов. Складка между бровей Тэрона стала глубокой, как никогда, он чуть поддался вперед, будто стараясь передать мне свою силу на расстоянии. Смотря на любимого мужчину, я медленно засовываю последний скользкий кусок себе в рот, и пытаясь не жевать, собираюсь проглотить, но вдруг тошнота резко подступает к горлу и у меня не получается сдержать рвотный рефлекс. Я склоняюсь вниз, одной рукой схватившись за живот, потому что его безумно свело, а другой прикрываю рот, чувствуя, как на нее вместе с рвотой выпадает кусок мозга, который мне так и не удалось проглотить. Я замечаю, как все вокруг стихло и дикари с интересом наблюдают, что будет дальше. Я изо всех сил стараюсь справиться с обуревающим меня рвотным рефлексом, но он наступает с новой силой. Наконец, собрав в кулак всю свою внутреннюю силу, я засовываю себе обратно в рот все содержимое в руке, и, выпрямляясь, медленно глотаю и преисполненная гордости, сверху вниз смотрю на все племя. Дикари вновь зашумели. Оглушающие звуки барабанов, костры и жуткая песня теперь не пугают меня. Кажется, после того, что я сделала, меня больше ничего не может испугать. Оказывается, все это время вождь был в трансе и что-то говорил, потому что он перестал раскачиваться и бубнить что-то на своем языке только примерно через минуту после того, как я обратила на него внимания. Обряд закончен, и когда вождь поднимает на меня свой взгляд, все мгновенно затихают. Я поднимаюсь с колен, всем своим видом показывая свою силу. Но вдруг Тэрон, не обращая ни на кого внимания, медленно идет к возвышению, на котором я стою и аккуратно снимает меня с него. И та неприкрытая гордость, с которой он смотрит на меня…да, мои мучения определенно этого стоили. Я вся в крови, наверное, с ужасным запахом изо рта, но, кажется, ему все равно. Шрам бережно опускает меня на землю, и только хочет что-то сказать, как замечает приближающегося к нам вождя. Измученный, он все равно молниеносно загораживает меня собой. Но я пододвигаю его и выхожу вперед, стараясь выглядеть как можно выше. Когда же, наконец, вождь подходит почти вплотную к нам, он берет прядь моих окровавленных волос в руку, и, проведя по ней пальцами, смотря мне в глаза, что-то хищно произносит.

— Теперь твоя душа принадлежит мне, — переводит мальчик.