Глава 26.

На моих глазах разворачивается настоящая революция. Я бы никому такого не пожелала.

— Отец, выслушай меня, — достаточно холодно, но вежливо просит Тэрон. Я стою рядом с ними, поэтому становлюсь свидетельницей этого важного разговора. Позади меня по неизвестной причине дерутся и кричат остальные мужчины племени, скорее всего, уже началось что-то вроде паники или напросто сработало стадное чувство, ведь изначально они боролись против вождя, а не против друг друга.

— Ты не поддержал меня, ты решил все сделать по своему, — качает головой Велис. Мне до сих пор не понятны их отношения, они слишком сложные.

— Да, потому что нам нужны перемены. Послушай меня, мы должны изменить некоторые порядки, ты ведь сам это понимаешь…— какой-то барьер между ними не позволяет Тэрону более мягко поговорить с отцом, они разговаривают как два деловых партнера, у которых только что сорвалась сделка.

— Эти порядки у нас уже давно. Нам нужны правила, иначе все рухнет. Сын мой, иногда приходится совершать жестокие поступки ради лучшей жизни, — вождь делает шаг навстречу к Шраму, но тот остается на месте.

Да какая к черту лучшая жизнь? Причем здесь убиение младенцев и его слова о благой цели? Но я решаю не вмешиваться, не сейчас.

— Я всегда беспрекословно слушал тебя, но я вырос. Теперь либо послушай меня, либо я сделаю все сам, — в словах Тэрона слышится угроза.

Но Велис лишь усмехается, он явно не воспринимает своего сына всерьез.

— Тебе не победить меня, — лениво и самоуверенно выговаривает вождь.

Я по выражению лица Тэрона вижу, что он еле себя сдерживает, чтобы не свернуть шею собственному отцу. Значит, у него хоть какие-то устои есть, и то радует. Его грудь вздымается все чаще, но лицо остается бесстрастным, лишь губы сжаты в тонкую линию.

— Предлагаю выяснить это. Если побеждаю я, то будет по-моему, ну а если ты, тогда правила не изменятся, — я пытаюсь уловить в словах Тэрона фальшь, но мне не удается. Неужели он действительно решил все поставить на кон?!

Похоже, кто-то еще из дикарей услышал эти слова, потому что вдруг все стихли и уставились на душераздирающую сцену. Сын против отца, один на один, и только смерть расставит все на свои места. Нет, я не могу смотреть на это.

— Тэрон, не нужно, — прошу я, подходя ближе к сыну вождя. — Не стоит.

Но он лишь мельком взглянул на меня своими хищными глазами.

— Забери дитя, — приказывает мне вождь.

Я забираю девочку из его рук, отхожу подальше, и стою с бешено колотящимся сердцем. Я не могу ничего сделать, я лишь стою и смотрю, как собираются драться на смерть отец с собственным сыном.

Тэрон поднимает с земли копье, которое бросил не так давно один из мужчин, а Велис решает использовать свое. Два дикаря смотрят друг на друга, стоя в нерешительности, и в их взгляде так много чувств. Злоба, надежда, страх, неуверенность, любовь, озлобленность, все это смешалось воедино. Все, что тревожит их в эту минуту, что так давно не давало им покоя. Им просто нужно поговорить, высказать свои обиды и выяснить недопонимая. Но они выбрали другой путь, неправильный. Пожалуй, они собираются совершить самую ужасную ошибку в их жизни, и я не могу этого допустить, я должна им помешать, сделать хоть что-то, но не стоять на месте. Я делаю пару неуверенных шагов, но вдруг меня кто-то останавливает, схватив за руку. Я поднимаю взгляд, и вижу рядом с собой Рому, он опечаленно смотрит мне в глаза.

— Нет, Маш. Это их бой, — он силой уводит меня назад, и ослабляет хватку, только когда я перестаю вырываться.

Спустя несколько мучительных минут, начинается драка. Мастерство отца и сына одинаково, они дерутся на копьях как два искусных бойца. Вот только это не шуточный бой между родственниками, здесь и сейчас решается судьба всего племени, и меня, в частности. Вдруг Велис сильно ранит своего сына, рассекая острием копья темнокожую грудь. Полилась кровь, но в туже минуту Шрам дает отпор, воткнув в ногу вождя свое копье. Но он резким движением вытыкает его и вновь занимает боевую позицию. Кажется, это может продолжаться бесконечно, но вдруг Велис оступается и Тэрон использует это в свою пользу. Он мгновенно реагирует и пробивает защиту вождя, подставляя ему острие копья к горлу. Дикарь нажимает чуть сильнее, достаточно, чтобы отец почувствовал острие, но не достаточно, чтобы проткнуть кожу. Я непроизвольно задерживаю дыхание, уж не знаю, почему именно испугался Рома, но он забрал ребенка себе, возможно, и к лучшему. В этот раз дикари не кричат, не подбадривают кого-то из дерущихся, все с замиранием сердца наблюдают за происходящим. Наверное, в глубине души они за кого-то болеют, но вслух не высказывают.

Тэрон уже несколько минут удерживает острие копья у шеи собственного отца. Он прерывисто дышит, но не произносит, ни звука. Что произойдет дальше, известно, пожалуй, только Богам, если они существуют.

— Я учил тебя никогда не колебаться, — с придыханием произносит Велис, ему неудобно говорить в таком положении.

Что-то изменилось в лице Шрама. Наружу прорвалась то ли боль, то ли обида, или просто нерешительность, я не могу точно сказать, но в его глазах появилось нечто неизвестное мне, чего я не наблюдала прежде.

— Ты мой отец, плоть от плоти…— тихо говорит Тэрон. — …Я не могу…— и опускает копье.

Вождь нерешительно распрямляется и в упор смотрит на своего сына, будто раньше никогда его не видел.

— Ты слаб, — с непонятной интонацией утверждает Велис. — Но ты прав, мы одна кровь, поэтому, сегодня я уступлю тебе. — На этих словах вождь разворачивается и уходит, оставив в смешанных чувствах нас всех.

Никто не решается воскликнуть «Ура, победа!» или что-то вроде того. Все наблюдают за реакцией Тэрона. А он, в свою очередь, выглядит, словно загнанный в ловушку дикий зверь. Нет, по-прежнему сильный, озлобленный, но какой-то опустошенный. Вдруг мне неожиданно хочется прижать его к себе, как-то успокоить, но я не успеваю этого сделать, потому что со словами:

— Шоу окончено, — Тэрон уходит прочь.

Мое сердце бьется в бешеном ритме, я хочу пойти за ним, хоть и дала себе слово держаться от него на расстоянии после той ночи. Но обязанности не дают мне этого сделать, ведь девочка у нас с Ромой, а значит, нужно доставить ее к матери. Я узнала у оставшихся дикарей кто мать этого ребенка и где она живет, и отправилась именно туда.

По дороге к хижине женщины у меня в голове прокручивается множество мыслей. Изменилось ли навсегда правило, или вождь все равно возьмет свое? Найдет ли он другой способ избавиться от меня и Ромы или к тому времени мы успеем уплыть отсюда? Что будет, когда нас с Ромой здесь не будет? И смогут ли когда-нибудь нормально общаться Тэрон с Велисом? Что скрывается за их общим безразличием, какие давние обиды и страхи связывают этих двоих? Похоже, я слишком углубилась в свои переживания, потому что мой друг одернул мою руку.

— Маш, мы пришли.

Передо мной стоит такая же хижина, как и у всех. Небольшая, сделанная из природных материалов, без каких-либо удобств. Я решаю не оттягивать момент встречи и, постучавшись, вхожу внутрь. Перед моим взором возникает сидящая на полу темнокожая женщина, которая подобрала под себя колени и тихо всхлипывает. Раньше я видела ее несколько раз, по-моему, она шьет юбки. Она даже не заметила нас. Я неуверенно кашлянула, чтобы привлечь ее внимание.

Полноватая дикарка поднимает на нас взгляд своих опухших красных глаз, она хочет что-то сказать, но слова так и обрываются с ее губ недосказанным звуком, когда она замечает ребенка. Шок, удивление, безумная любовь и радость, все это молниеносно проскальзывает на ее лице, когда она со всех ног несется к нам. К тому времени ребенок снова у меня в руках, но женщина не торопится забирать его, вначале она смотрит на нас Ромой, словно на Богов, которые сделали невозможное, и лишь после этого аккуратно, до сих пор не веря в происходящее, будто маленькое чудо, забирает ребенка в свои объятия. Она плачет, и ее слезы капают маленькой девочке на лицо и тело, от чего она вновь просыпается и недовольно хмурится. Я не могу сдержать улыбку, все внутри меня ликует. Даже если бы я изначально знала о своем смертном приговоре, и у меня не было бы возможности избежать его, я бы все равно сделала это еще и еще раз, потому что знала бы, что погибла не зря, а во имя действительно высшей цели. Во имя семьи и любви, которой как таковой у меня никогда не было. Я уже было собралась уходить, но вдруг женщина останавливает меня с Ромой. Я смотрю в ее темно-карие глаза, ожидая, что она что-то скажет. Но этого не происходит, возможно, у нее пропал дар речи, а может, в этом племени не все дикари знают слово «спасибо». Чуть позже я понимаю, что она молчит именно по второй причине.

— Я вам очень благодарна, — всхлипывает женщина, наконец, поняв, как заменить «спасибо». Когда она смотрит на нас, ее глаза светятся счастьем.

— Это не только наша заслуга, — улыбаюсь я, и по неизвестной причине на мои глаза наворачиваются слезы. Я поспешно отвожу взгляд, чтобы немного успокоиться. Мне всегда не хватало мамы, и в этот момент, смотря, как дикарка нежно прижимает к своей груди дитя, я острее прежнего это почувствовала.

— Теперь все будет хорошо, — успокаивает женщину Рома, но я слышу в его голосе неуверенность. И это не удивительно, потому что уже ни в чем нельзя быть уверенным.

— Благослови вас Боги, — преклоняя перед нами колени, произносит женщина. Я быстро поднимаю ее обратно, еще не хватало, чтобы к нам относились с такими почестями.

«Хм…не знала, что они верят хоть в каких-то Богов» — хмыкает внутренний голос.

— Не стоит, — дотрагиваясь, до почти черной руки говорю я. — Теперь ни у кого не будут отнимать детей, — уверяю я ее, хотя тоже в этом не уверена, но сейчас мне как никогда прежде хочется верить в лучшее.

Когда мы закрываем за собой дверь и оказываемся на свежем воздухе, я слышу немного истеричный смех, который прерывают всхлипывания. Но она счастлива. Дикарка что-то нежно говорит своей дочке, но я уже не прислушиваюсь, а иду дальше с моим другом под руку. Слова сейчас кажутся лишними, на наших лицах немного дурацкие улыбки, а внутри будто порхают бабочки. Мы сделали это, мы добились своего, и от осознования этого на душе становится очень ясно. В эти минуты даже переживания вылетели из головы, их заместила радость. Но одна бы я не справилась, это я знаю точно. Ничего бы не получилось без помощи мужчин из племени, и за это я им всегда буду благодарна. Конечно, по-прежнему есть садистский ритуал становления охотником, но все сразу изменить невозможно. Может быть, до нашего «отъезда» мы сможем еще чем-то помочь племени. Хотелось бы верить. Но как бы мне не хотелось этого признавать, я стала ближе с этим странным народом, полу людьми полу аборигенами. Да, у них свои проблемы, обычаи, но они также умеют любить, знают цену семье и верности,…возможно, они даже чем-то лучше обычных людей. На прощание мы обнялись с Ромой, и каждый пошел к себе. Я знаю, он также будет ворочаться до утра не в силах заснуть, потому что уж слишком много мыслей не дают нам покоя в эти минуты. Но я, посидев немного на соломе, решаю отыскать Тэрона. Не знаю, чтобы выведать про их отношения с отцом, или узнать как он себя чувствует, или просто-напросто мне хочется увидеть его, точно сказать не могу, но решаю, что лучше вовсе об этом не задумываться.

На удивление, я застаю его в хижине. Как ни странно, я ожидала увидеть его на пляже, в зарослях у купальни, или на другом конце острова у тигра, но нет, он оказался у себя. Я неуверенно прохожу внутрь, наблюдая за его реакцией. Но Шрам лишь кратко взглянул на меня и вновь углубился в свои мысли. Ну, уж нет, от меня так просто не избавишься. Я подхожу ближе и сажусь на землю рядом с ним, не прерывая молчания. На самом деле, я и не знаю, что обычно говорят в таких ситуациях.

— Спасибо, что помог мне, — наконец, нахожусь я. Но мои слова звучат чуть приглушенно, я намеренно не говорю громко.

— Это давно нужно было сделать, — вздыхает Тэрон, вновь надевая маску безразличия.

Он наполовину разворачивается ко мне, делая вид, что ему все равно на происходящее. Но я-то видела, что мысли не дают ему покоя, я видела его поникшую голову, когда заходила сюда, он не может скрыть от меня все свои переживания, как бы этого не хотел. Какое-то время мы молчим, не знаю, почему он не решается заговорить, но вот я собираюсь с духом, чтобы спросить о том, что уже давно не дает мне покоя.

— Расскажи мне о своей семье.

Меня бросает то в жар, то в холод пока я ожидаю его ответа. Я жутко нервничаю, у меня даже ладони вспотели. В тоже время я с ужасом наблюдаю за его новой раной, которая по-прежнему кровоточит, но, кажется, дикарь даже не замечает ее. Выражение лица и глаз Тэрона меняется почти ежесекундно. То вдруг на его лице появляется решимость, то вновь угасает. Но я понимаю его, ведь для чего действительно нужна смелость, так это для искренности.

— Моего отца ты и так знаешь, — холодно отвечает Тэрон.

— Я не про него, — по-прежнему тихо произношу я, едва заметно касаясь смуглой руки дикаря, от чего по коже побежали мурашки, но я не отдергиваю руку, хоть мои странные ощущения отвлекают меня.

— В этом нет необходимости, — с непонятной интонацией говорит Шрам, но в его глазах я замечаю боль. Что-то ужасное случилось очень давно, и, судя по всему, все эти годы Тэрон держит это в себе, не давая эмоциям выплеснуться наружу. Не удивительно, что они разрывают его изнутри. Но ему необходимо с кем-то поделиться и я понимаю это.

— Пойми, что язык может скрыть истину, но глаза — никогда. Тебе это нужно, — настаиваю я.

И в это мгновение я понимаю, что хотя бы половина его барьера рухнула. Это видно по его глазам. Я понимаю, что иду в правильном направлении, но только я хочу еще что-то сказать, как он перебивает меня.

— У меня была настоящая семья. Мать, отец и младшая сестра, — мои глаза непроизвольно округляются, когда я слышу это. Ведь понятно, что его мама и маленькая сестренка погибли. Но почему? Пока неизвестно. — Мать была белокожей. Ее история появления здесь чем-то похожа на твою. Она оказалось у нас с другими белокожими, думая, что это обычная поездка. Но у них была другая цель, я не знаю какая, но для нее требовалось зачем-то убить все наше племя, — вроде бы твердым тоном рассказывает Тэрон, но я слышу по его голосу, что ему больно говорить об этом. Тем не менее, он продолжает. — Племя потеряло очень многих, когда началась бойня. Но они убили всех…кроме нее. Она долгое время была в плену, пока отец не влюбился в нее. Это была странная любовь…— на этих словах Тэрон замолкает, но я чувствую, что еще много недосказанного осталось.

— Но как она погибла? И…твоя сестра, — сердце сжимается от моего вопроса.

Похоже, Шрам понял, что раз начал рассказывать, придется закончить. Потому что неожиданно для меня он продолжает.

— Через несколько лет после моего рождения и появления на свет Марайки белокожие вновь атаковали нас. Мать говорила, что этот остров таит в себе много тайн, — он вновь замолкает, погрузившись в воспоминания. Его медного оттенка глаза, не смотря на боль, также излучают тепло и мягкость, когда он вспоминает о своей семье. Мне странно и непривычно видеть его таким. Мое воображение рисует неизвестный мне образ Марайки и его мамы, которых он больше никогда не увидит.

Я кашлянула, чтобы вернуть его в реальность. Тэрон поднимает на меня взор своих грустных медных глаз, сейчас он не выглядит сильным и озлобленным предводителем племени, он, наконец-то престал передо мной обычным человеком, способным на чувства и переживания.

— Я был ребенком, когда это случилось. Всех женщин и детей спрятали в одном месте, а всем мальчикам дали копье, независимо от возраста, потому что мужчин было мало. Тогда я и держал первый раз в своей жизни копье. Я слышал крики, кровь и мертвые собратья были повсюду. У белокожих было другое оружие, на него нажимаешь и оно убивает, но у нас такого не было. Я пошел в бой, но в последний момент испугался и убежал,…оставил всех и просто убежал…— мое сердце разрывается на части от тона Тэрона. Его злоба, стыд и горечь ощущаются буквально физически. Я кусаю губы от волнения и заламываю пальцы, слушая его душераздирающий рассказ. — Мужчины и другие мальчики смогли убить всех белокожих,…но потери были очень ощутимые. А мать и Марайку…убили.…Понимаешь, ее убили ее же собратья, такие же белокожие! Они не пожалели никого, кто встал на их пути…ты называла нас дикарями, но кто вы? Ваша раса чудовища, убивающая своих же людей, — его голос дрогнул на последнем слове. Я поняла, что исповедь закончена, он рассказал мне все про тот день. Я не знаю, что сказать ему, как утешить, потому что даже представить не могу, насколько ему тяжело.

— Тэрон…просто есть люди, которых мы никогда не забудем, — говоря это, я беру его за руку, потому что не могу придумать ничего лучше. Как бы я хотела отдать ему часть своей теплоты и энергии, так как в ней он сейчас очень нуждается.

— Вот только если бы я мог перестать думать, мне стало бы легче. Мысли — вот от чего особенно тяжко…Они еще хуже, чем плоть. Тянутся, тянутся без конца, оставляя какой-то странный привкус, — будто в каком-то странном припадке произносит Тэрон, смотря перед собой.

— Ты не можешь бесконечно винить себя в произошедшем, — сильнее сжимая его шершавую ладонь, утверждаю я. — В их смерти нет твоей вины. Ты был ребенком, и если бы ты не убежал тогда, то, скорее всего бы погиб.

— Да, я жив, но какой в этом смысл, если мне даже не для кого жить? — слабо ухмыляется Шрам, на самом деле, это движение губ даже на ухмылку не похоже, скорее, это что-то вроде гримасы грусти.

— Тэрон, у тебя есть тигр! — возможно, громче, чем следовало, восклицаю я. — Он твое воплощение человечности, твоя опора. Он нуждается в тебе, и если тебе кажется, что твоя жизнь не имеет смысла, подумай о нем, — как же мне хочется, чтобы Тэрон проникся моим энтузиазмом.

— Возможно, — лишь произносит он.

— Больно, когда память сильнее воли, — через несколько минут на выдохе говорит Тэрон. Я поворачиваюсь к нему, не в силах больше наблюдать за его терзаниями. Он хмурится и тоже разворачивается ко мне, кровь с его раны стекает по животу, постепенно останавливаясь и засыхая. Дикарь не знает, что я собираюсь сделать, и это настораживает его. Люди всегда боятся неизвестного.

Но я не собираюсь делать ничего такого, я просто отпускаю его руку и через пару мгновений подношу свою ладонь к его лицу. Аккуратно, еле дотрагиваясь, я провожу по его шрамам на щеке кончиками пальцев.

— Что ты…— он хочет перехватить мою руку и хмурится еще сильнее, когда я не даю ему этого сделать.

Наконец, моя мозолистая ладонь ложится ему на щеку. Дикарь непроизвольно наклоняется к ней, словно маленький ребенок, соскучившийся по ласке. Другой рукой я сжимаю его ладонь.

— Есть люди и моменты жизни, которые не нужно забывать. Все это часть тебя, какой бы она ни была, — смотря в медные глаза, говорю я. — Но ты должен жить настоящим, не застревая в прошлом, и не заглядывая в будущее. Важно только то, что происходит здесь и сейчас.

Так много чувств я замечаю в глазах Тэрона после моих слов, будто в какой-то степени меняется его мировоззрение, будто он понимает, что пришло время отпустить прошлое. И если это действительно так, то это к лучшему, потому что ему это необходимо.

Сегодня была первая ночь, когда мы заснули вместе с Тэроном. В этом нет ничего магического или интимного, но это показатель доверия друг другу. Мы просто спали, лежа на прохладной земле, но именно в этот момент я почувствовала себя почти счастливой.