Глава 3.

На следующее утро я просыпаюсь с мыслью, что мне придётся провести в плену ещё не один день. Я поворачиваю голову влево и чуть взвизгиваю от неожиданности. Рядом со мной снова сидит тот странный дикарь. Боги, он всегда появляется так незаметно и ведёт себя ну очень тихо!

Увидев, что я проснулась, он с опаской подвигается ближе ко мне и протягивает чашу с водой. Ох, мне определённо нравится этот парень (естественно, я им не интересуюсь, как мужчиной, но он действительно добр ко мне и это радует). Я забываю о каких-либо приличиях и залпом выпиваю воду, громко причмокивая при этом. Да, теперь жизнь вновь приобрела смысл. Я протягиваю чашу дикарю, он забирает её, но не уходит, и я беспокоюсь, что он что-то потребует за предоставленную воду и вчерашнюю еду. Но он не пытается прикоснуться ко мне и лишь начинает что-то быстро тараторить, и естественно, я ничего не понимаю. Поняв, что я не осознала его грандиозной речи, он начинает бить себя по голой груди, повторяя одно и то же:

— Вэл. Вэл.

Сначала я не понимаю, что он хочет этим сказать, но вдруг до меня доходит, наверное, Вэл — это его имя. Я тоже решаю представиться.

— Я Маша, — я произношу это медленно и чётко, чтобы даже самый необразованный абориген понял.

— Ма…ща… — словно ребёнок, повторяет юноша, при этом вместо Ш, говорит Щ.

Я киваю и протягиваю ему руку.

«Надеешься научить этих дикарей манерам?» — хмыкает моё подсознание.

Вэл смотрит на мою руку, как на какой-то неопознанный объект. И, наконец, не выдерживая, я хватаю его за руку и крепко пожимаю. Ладони темнокожего парня оказались шершавыми и жёсткими, и это говорит о том, что он много ими работает. Я отпускаю его руку, испугавшись, что у Вэла случиться сердечный приступ.

— Это хорошо, — я жестами объясняю, что имею в виду.

Вэл долго что-то обдумывает, и я решаю его не отвлекать, наконец, он выдает:

— Маща.

Эм, ну хоть что-то усвоил.

— Пожалуйста, накорми моего друга, — прошу я, как идиот показывая эти слова на жестах.

Удивительно, но Вэл понял меня. Он гордо кивает головой, и я понимаю, что он уже это сделал. Молодец.

Но вдруг дверь открывается и в хижину входит тот самый мужчина с короной из пальмовых листьев, и юноша поспешно удаляется. Я ожидаю порки, наказания, мук, чего угодно, но только не того, что сделал этот дикарь. Мужчина садится передо мной и немного помолчав, спрашивает:

— Зачем вы здеся? — он говорит с огромным акцентом,…но чёрт, почему он вообще говорит на русском? Что за фигня? Нет, я, конечно, этому безумно рада, но просто не пойму, точно ли это необитаемый остров? Иначе где он научился русской речи?

Я молчу, пребывая в шоке. Похоже, мужчина понял, из-за чего я словно язык проглотила.

— Дева быть белокожей. Убиться тоже белокожими, — поясняет дикарь.

Ну, это хоть что-то объясняет. Я решаю позже расспросить темнокожего мужчину о его жене и отвечаю на заданный ранее вопрос:

— Мы разбились на вертолёте, упали рядом с вашим островом. Мы не хотели беспокоить вас. Поймите, мы пришли с миром, — я бы засмеялась от этой фразы, если бы на кому не стояла моя жизнь. — Поймите, мы очень хотим попасть домой, как можно это сделать? — я говорю нарочито медленно, чтобы точно донести суть.

С минуту мужчина думает.

— Я не знать, — наконец, отвечает он. — Если вы придти с миром, я могу оставить вас здеся.

Я застонала.

Навсегда остаться на этом необитаемом острове, где нет никакой цивилизации и вокруг лишь одни темнокожие дикари? Да я такое бы и врагу не пожелала!

— Это очень щедро с вашей стороны. Но нам нужно попасть домой, наши семьи ждут нас, они беспокоятся, — твёрдо отвечаю я.

Говоря это, я лгу. По крайней мере, о себе точно. Моя мать умерла при родах, а отцу совершенно всё равно, где я. После моего совершеннолетия, мне кажется, он забыл о моём существовании. Да и до него он всегда общался со мной холодно, будто я виновата в смерти мамы. На самом деле, я надеюсь выбраться отсюда, чтобы вернуть себе работу и потому что я не могу жить без цивилизации.

— Мне жаль, но других выход неть, — и с этими словами он выходит из лачуги.

Меня начинает знобить, хотя вокруг дикая жара. Я больше всего не хочу оставаться в этом диком мире, там, где мне не место. Я подбираю к себе колени и через какое-то время понимаю, что плачу, ощутив на губах солоноватый вкус слёз.