__6__

Господи, как умирать надоело.

 Мюнхгаузен.

После того, как реальность пропала, я оказалась в какой-то странной комнате. Она была совершенно не похожа на обычную комнату дома. Одна стена была больше другой, да при том ещё и кривая. Потолок был волнистым, и с него свисала какая-то странная штуковина, которая изредка вдруг дёргалась и издавала тонкий перезвон. В этой комнате не было мебели, только ковёр – большой, пушистый, лапы в нём просто тонули. А ещё он пах, как свежескошенная трава. Окон в этой комнате было четыре: по одному на каждой стене. И окна, как и стены, были кривыми, а ещё разноцветными.

Сказать, что я была удивлена – значит солгать. Нет, я не удивилась тому, что оказалась здесь. Я уже в который раз удивилась нереальности происходящего. Просто в конкретно этой комнате я была уже три раза. Этот – четвёртый. Почему? Думаю, догадаться не сложно.

Я уже умирала. И каждый раз я попадаю сюда. И каждый раз за разными окнами – разная погода. Сейчас то, что передо мной – наглухо закрыто и там бушует огромное озеро без краёв. То, что справа от меня – распахнуто настежь, и можно увидеть снежную долину и огромные каменные холмы, которые люди, кажется, называют горами. В то, что слева, падают яркие солнечные лучи, и можно услышать запах свежеиспечённого хлеба и цветущих яблонь. А вот сзади – я обернулась – окно закрыто, и по разноцветным стёклам расползся морозный узор, а ещё по ним лупит мелкий-мелкий льдистый снежок.

Ещё раз оглядевшись, я улеглась в центре комнаты, в лучах солнца, что падали из одного из окон, и, свернувшись клубком, прикрыла глаза, готовясь к неприятным ощущениям.

Я не знаю, у всех ли кошек так или нет, но у меня так. Когда я умираю, попадаю в это странное место, потом приходит боль – это тело восстанавливается. Обычно, когда я прихожу в себя уже в реальном мире, проходит около двух недель. Видимо, именно столько нужно, чтобы залечить смертельные раны. Да и то после этого приходится долго зализывать боевые ранения и хромать, иногда на все четыре лапы.

Но на этот раз неприятных ощущений не было. Было странное чувство двойственности. Я всё ещё лежала в странной комнате в лучах солнца, но при этом слышала то, что, как я подозреваю, происходило в реальности рядом с «мёртвой» мной.

Вот сбоку что-то протяжно взвыло по-собачьи и противный скрежет. Потом шаркающие шаги, грозный голос, кажется, хозяина. Потом тишина, пугающая и холодная, как вода зимой в реке. Затем тепло рук. Со мной что-то делали, отчего вся моя кошачья натура бесилась, видно, мыли в воде. Потом было больно – очень-очень больно, до такой степени, что хотелось действительно умереть, но ведь я уже мертва. Когда боль уходила, было холодно, потом резко поднималась температура. Похоже, меня лихорадило. А потом всё по кругу.

Боль, холод, жар.

Боль, холод, жар.

Свихнуться можно! Хотя, кошки, в отличие от всё тех же двуногих, этому мало подвержены, но всё же я готова была испытать на себе, каково это – потерять рассудок, лишь бы прекратить эту пытку. Ведь по сути, я ж уже умерла! Так какого пса недобитого?!..    

Но вот очередной приступ, когда меня колотило от холода, словно я сидела на зимнем морозе вся мокрая, прошёл. И он сменился не жаром, а простым теплом. И тепло это исходило от лежащего рядом кого-то. Этот кто-то размеренно дышал, жутко сопя, и изредка дёргался. Но всё равно, не было никакого дискомфорта. Только уютное тепло.

Жаль, правда, что это оказалось ложным ощущением. Нет, в беспамятство снова я не провалилась. Но стоило мне попытаться шевельнуться, как тело прострельнуло жуткой болью. Тут же заныла спина, бок, задняя лапа, а голова пригрозила развалиться на маленькие части. Хвоста я в принципе не чувствовала, что заставило меня, сжав зубы, открыть глаза и попытаться им пошевелить.

К сожалению, хвоста я так и не увидела, так как стоило мне чуть-чуть дёрнуться, как глаза заволокло туманом. Но что я успела разглядеть, заставило меня угомониться. А всё дело в том, что я лежала на кровати в комнате хозяина. Судя по тому, что из окна лился свет, был день. И ещё кое-что. Копошащееся под моим боком нечто оказалось никем иным, как тем самым белым щенком.

Что из этого всего следует?

А следует то, что этот щен спас мне жизнь!

Но каким образом он узнал, куда меня надо тащить?!

Раздумывая над этим вопросом, я незаметно для себя дёрнула задней лапой и зашипела от боли, а потом дёрнула хвостом. Позвоночник прошило болью, но я всё равно радостно взвыла, а то я уже было подумала, что мне хвост оттяпали, пока я была в бессознаннке. Ан нет! На месте, родимый мой!!!

Почувствовав шевеление под своим боком, щенок сонно открыл глаза, а потом радостно взвизгнул и принялся лизать мне морду шершавым тёплым языком. Я попыталась увернуться, но не получилось – щен был упрямым, и с завидным упорством продолжал меня слюнявить, изредка повизгивая и остервенело виляя хвостом.

— Да отстань ты от меня, наконец! – заорала я, уже в полную силу, что была, отбиваясь, не обращая внимания на боль в лапах и позвоночнике.

И тут щенок обиженно-громко взвизгнул и, шарахнувшись от меня в сторону, свалился с кровати. До меня же запоздало дошло, что я, кажется, ему по морде когтями заехала.

Нда…. Извиниться что ль?

Сжав зубы, я перевернулась на живот и с горем пополам доползла до края кровати, который неожиданно оказался слишком далеко – и как только щен умудрился свалиться, когда кровать просто огромная?

Свесив одну лапу вниз и уложив голову боком, я отдышалась и осмотрелась по сторонам. Щенок лежал под столом, опустив уши и хвост и глядя на меня огромными невинными глазами. Внутри у меня от этого его взгляда что-то шевельнулось, отчего я почувствовала себя жуткой сволочью, да ещё и пакостью неблагодарной. Вздохнув и удивившись про себя, я хрипло окликнула щенка:

— Собачка! – щен вскинул голову, подняв уши, похожие на лопухи. – Извини, нечаянно получилось. Иди назад! – и похлопала хвостом рядом с собой.

Щенок взвизгнул радостно и стрелой залетел на кровать, вновь принявшись меня лизать.

— И без слюней! – отпихивая его, но стараясь, чтоб не было когтей, прохрипела я.

На этот раз щенок отлип от меня быстрее и, лизнув напоследок в нос, завалился ко мне под бок, уложив голову на лапы. Я повозилась, утраиваясь удобнее, и прикрыла глаза, чувствуя, как успокаиваются потревоженные раны. От щенка шло приятное тепло, и я задремала, чувствуя, как громко бьётся его сердце.