X

X

«…Он одевает тот облик чужой небрежно,

И прячет душу свою под полы.

Прекрасно зная цену жизни вечной,

Он прячет безумие от суеты.

Под масками всех найдет лицемеров,

С легкостью уничтожит капризного змея.

Всегда лучший со всех прохиндеев,

Свой лик, вечно пряча, показать, не смея.

Шагает по миру, бывало не смело,

Он кровью багряной окрасил тело.

Вся вечность уже у него за спиной,

Он танец последний станцует с тобой.

Огрызок багровый в окно постучится,

И что-то ужасное точно случится.

Он будет смотреть, на тебя унывая,

А ты, любовью своей изнывая.

Видишь во мраке его клыки.

Ваши шансы на встречу не велики.

Он проклят богами,

Раскаявшийся зверь.

Его не спасти, уже, теперь…

Поверить не сможешь, увидев обличья,

Испуг отразится на лице девичьем.

Глаза того зверя любовь уничтожат.

Покой его вечный, уже не тревожат.

Не знает никто, что под обликом зверя,

В его ранимое сердце, не веря…»

Баллада у костра.

Каждую клеточку его тела пронзала боль. Она единственная в этом мире, напоминала ему, что он еще жив. Что в его почти опустевшей оболочке, теплится нечто более значимое, чем сознание или душа. Отбившись от своих спутниц, Лео брел все дальше и дальше, ведомый древним, первозданным инстинктом.

Брук верной тенью следовала за магом. Из-под ее лапок белыми брызгами сыпались снежинки, которые лишь на миг задерживались в изнывающем от жары воздухе. Всеми силами пыталась остудить пламя боли, накатывающей на юношу.

Прошло много лет, с тех пор, как он в последний раз ощущал эту нестерпимую боль. Она раздирала внутренние органы, вырывала кости с суставов, ядовитой змейкой ползла по расширявшимся венам, цепляясь за их стенки, упорно ползла к сердцу. Чтоб пустить в нем свой ядовитый росток.

— Нужно…уйти… — задыхаясь, шепчет Лео.

— Иди вглубь пустыни, — командует Брук, — будет лучше, если твое сознание отключится, когда мы будем далеко от людей, я долго не сумею тебя удерживать, если ты ощутишь их присутствие.

Превращение никогда не проходит мгновенно. Только в сказках мальчик в прыжке может превратиться в зверя, и вновь скинув шкуру стать человеком. Правда, куда ужасней. Каждая клетка изменяется отдельно, раскаленными иголками вгрызаясь в живую плоть. И зверь выталкивал человека с собственного тела. Захлестнутый своими желаниями, неповинуемым порывом убивать.

Не бывает хороших монстров. Лишь в легендах их ужасные поступки могут приобретать какой-то смысл.

Знахари и жрецы такое явление называли ликантропией или звериным обликом. Оно настолько редко что стало частью древних легенд. Ген зверя может передаваться только по наследству и то лишь мужчинам. Пьянчужки у костров травили басни, что укус может превратить их в такое вот создание ночи, зависящее от лика луны. Только укус приносил одно — смерть.

Впервые он превратился в девять лет. Рядом не было никого, кто б сумел научить, успокоить или остановить его. Испуганный мальчик очнулся у озера. За ним длинным шлейфом тянулась чреда бесполезных убийств. В те времена еще были знахари, истинные целители и заклинатели, не современные шарлатаны которые пытаются нажиться на славе предков. Дрожащего мальчика нашел старик-знахарь, он выходил и рассказал Лео все что знал. А знал он много.

Пульсирующая боль пронзила его тело. Он зарылся в пылающий от солнца песок. Крошечные крупицы въедались в кожу, которая с каждым мгновеньем приобретала свой истинный лик.

Давно забытая паника поднялась с глубин памяти. Только не сейчас, не здесь. Когда он обрел людей, которых в будущем сможет назвать друзьями.

Три дня он блуждал под палящим солнцем, две ночи за его мучениями наблюдал безмолвный лик луны. Яд ненависти и злобы почти добрался до его сердцу.

— Слышите, вы, те, кто зовет себя моими родителями, я вас… — последнее слово потонуло в реве.

Ветер разнес его на много миль. От него вздрогнула Алекса. Он нес в себя погибель. И глаза зверя уставились на палящее солнце…

Брук неслась вперед. Из-под ее лап, которые едва касались песка, вылетали снопы белых искр. Перед ней на всей скорости погружаясь в песок, бежал Лео. На его длинном хвосте изредка вспыхивали алые огоньки.

Дикий и не укротимый, он, изредка припадая к земле, вынюхивал человеческий след. Поначалу Брук боялась Лео, но со временем привыкнув, стала щитом от внешнего мира, не подпускала близко людей и не позволяла ему хоть с кем-то сближаться.

Она как умела, разделяла с ним его боль. Изредка беря слишком много на себя. В такие вот мгновение Лео оставался один на один со своим безумием. Лишь одним богам известно, что он творил тогда…

Спустя века он остался единственным кто нес такое проклятие. Единственный ликантроп, которому не поделится своей болью ни с кем, кроме ее. В далекие времена, люди деревнями охотились на них. Их процессии выглядели ужасающе прекрасными. Она любовалась на огоньки их зажженных факелов, когда те приближались к месту, где они прятались.

Всегда такие облавы заканчивались плохо. Но были и те смельчаки, кто проливал кровь Лео, даже если они выживали, гибель приходила к ним через год. Яд, который тек по венам ликантропа — убивал, медленно и без каких видимых проявлений.

Лео взвыв, остановился, его фамильяр застыв, вслушалась. Люди, она бросилась наперерез и вовремя заслонила путь огромному зверю. Он нехотя, подавляя клекот в груди, бросился прочь.

Отвергнутый всем миром. Проклятый богами за поступки своих родителей. Даже не так, за поступок одного родителя — матери, которая оставив его, погрузилась в мир безумия. Если б спустя века, она чудесным образом возникла перед ними, никто с обеих сторон не возрадовался.

Ликантроп, в пару прыжков преодолел несколько километров. На его пути возник оазис, зверь наклонился к воде, что-то недовольно ворча. Вот только звуки, издаваемые им не были похожи на человечьи.

Он провел большой, покрытой немного рыжеватой шерстью, лапой по водяной глади. Та, пойдя рябью, исказила его звериный оскал. Лишь налитые кровью глаза, смотрели с глубины, будто принадлежали невиданному монстру, прячущемуся под слоем воды. Вот только монстр стоял перед Брук, скаля пожелтевшие клыки.

Взвыв ликантроп, помчался прочь. Мчался, поднимая клубы песка, под знойным солнцем пустыни выискивал жертву.

Ледяная кошка, бесшумной, верной тенью следовала за ним. Ей не хотелось, чтоб он еще кого-то убил. Ведь однажды он стер целое селение, не оставив в живых никого, шел, по опустевшей деревне оставляя за собой шлейф с крови и огня.

Когда Лео очнулся от звериного облика, увидел свое окровавленное тело. Брук не могла ему сказать, что упустила тот момент, когда ее друг, сойдя с ума, впервые за пару сотен лет убил невинных. Она, неловко улыбаясь, солгала.

Ликантроп лениво зевнул. Людей поблизости не было. Он явно скучал. Но все, же пусть изнывает от скуки, нежели…

Он сам несет тяжелую ношу бессмертия, и может поговорить об этой вековой боли лишь с ней. Заложник в собственном теле, который страдает за грех своих родителей. А те, забыв о едином ребенке, решают глобальные дела. Кто-то охраняет мир от зла, а кто-то захлестнутый этим злом, мечтает стереть человечество с лица земли.

Мальчик брел по опустевшей улочке. Его глаза смотрели без чувств и эмоций на этот, отвергший его мир. Ночью умер его наставник, старик, долго мучаясь, скрывал болезнь, которая съедала его изнутри. Молчал, лишь бы мальчик не волновался, продолжал свое обучение.

Ему только исполнилось пятнадцать, он не знал, что такое бессмертие и только познавал мир, от которого его так тщательно прятала мать. Лицо которой почти стерлось с памяти.

Брук родилась месяц назад. Устав познавать мир она свернулась калачиком в потрепанной дорожной сумке. Разбудил ее шум и крики. Высунув мордочку наружу, фамильяр увидела, толпу мальчишек. Они оборванцы с улиц, одногодки или немного старше Лео. Улыбались жуткими, не хорошими улыбками. В их руках были камни различной величины.

— Что вам нужно? — как-то совсем тихо интересовался Лео.

— Монстр, убирайся с этой деревни, — выйдя вперед, зло шипит низкорослый мальчишка.

— Что я вам сделал? — жалобно спрашивает Лео.

— Ты, родился монстр, — просвистел мальчишка, бросая в них первый камень.

Брук выпрыгнула с сумки, становясь между толпой и Лео. Ее белый хвост воинственно подрагивал. Зашипев, она выгнула спину, намериваясь в любой момент, бросится в бой. Но, Лео подхватив ее, побежал. За его спиной послышалось улюлюканье, и на них обрушился шквал камней.

Дети бываю очень жестоки, и не всегда принимают тех, кто отличается от них. Даже если это отличие спрятано где-то в самых потаенных уголках сознания. Дети бывают хуже взрослых…

Маленькая комнатка, над ними склонилась девушка, ее синие глаза в обрамлении пышных ресниц смотрят с грустью. Она что-то тихо напевает, накладывая повязки на Лео. К Брук едва уловимо доносится запах супа и свежего хлеба.

Девушка поет одну из легенд о матери-богине, ее чистый, звонкий голос, будто свет, проникает в душу.

Образы, силуэты, столетия мелькали перед глазами у Брук, которая медленно брела за ликантропом. Бедный маленький мальчик. Вот кем она его всегда считала. Зверь подняв голову тихо завыл.