-2-

Я захлопнула за собой дверь и провернула ключ три раза, чтобы наверняка. Не зажигая свет, вцепилась в пуговицы на куртке. Тугие петли никак не поддавались. Я обломала и без того короткие ногти, рванулась к столу. Под светом лампы вывернула на пол все ящики, бросилась к шкафу. Ножниц нигде не было.

В ночной тишине мне чудились то шаги в коридоре, то стук в дверь. Вся комната сверху донизу была набита потусторонними взглядами. Под курткой моя спина покрылась холодным потом. Наконец из последнего ящика на пол вывалился ржавый кухонный нож. Я подхватила его и сунула между пуговицей и тканью.

Лезвие соскользнуло и ударило меня по руке. От большого пальца к запястью потянулась тонкая красная ниточка. Я тяжело перевела дыхание. Так, спокойнее, Кролик, спокойнее. Я пока что не отчислена, жива и относительно здорова. Сюда никто не войдёт, время ещё есть, до утра целая вечность. Я просто избавлюсь от чужой одежды, проверну ключ ещё раз, и больше никогда не увижу эту кафедру. Всё получится.

Нитки не поддавались. Лезвие ножа пошло зазубринами и, в конце концов, выгнулось. Я в ярости швырнула его под стол, подхватила куртку за полы и потянула через голову. Эта гадость как будто приклеилась. Грубая ткань делалась мягкой, как пластилин, прилипала к коже или выскальзывала. Пальцы никак не могли подцепить даже край капюшона, я только исцарапала сама себя.

Я выдохлась и села на пол, упираясь спиной в резную дверцу шкафа. Слизала кровь с запястья. Я слышала историю об избранной, которая уничтожила чудовище и сама пропала, и потому могла себе представить, куда влипла в пылу погони. Угораздило же ногам вынести меня именно в этот коридор, к чужой открытой комнате. Нарочно не придумаешь.

Ладно. Не будет никакого преступления, если я уйду в чужой куртке. Всё равно их владелица давно погибла. Так что вряд ли она на меня обидится. Я вернула на место вывороченные ящики, задвинула стул. Взгляды из темноты всё ещё щекотали мне спину, но я выключила лампу, и комната погрузилась в темноту — они больше не могли меня видеть.

Поворот ключа отозвался длинным эхом. Дверь аккуратно приоткрылась, и я увидела, как в темноту за ней нырнул силуэт. Я застыла, как вор, которого поймали за руку.

— Как раз собирался постучать, — сказал Галка и вышел в пятно света. Походная сумка всё ещё висела у него на плече, но сомневаюсь, что он куда-нибудь ходил — не успел бы вернуться. — Хочешь прогуляться? Я покажу тебе новые переходы. У нас столько всего изменилось с тех пор, как ты…

Я вдохнула и обнаружила, что опять могу говорить, не задыхаясь от кашля.

— Вообще-то я занята сейчас. — От страха я сделалась резкой, как паровозный гудок, но даже это не подействовало.

— Понимаю, — улыбнулся Галка, не делая попытки отойти. Его улыбка нравилась мне всё меньше и меньше, уголки губ подрагивали. Он заложил руки за спину, и отчего-то я вообразила, что Галка прячет нож. Сейчас заведёт меня в дальний угол и порешит там. А нечего врываться на чужие кафедры. — У избранной как всегда много дел. И я даже могу предложить свою помощь. Идём-идём.

От него было не отвязаться, из его сухой узкой ладони — не вырвать свою, вспотевшую от страха. И в переходах, подсвеченных аварийными лампами, он всё время пытался заглянуть мне в лицо. Я отворачивалась и едва поспевала за его широкими шагами.

— Слушай, Туман, — выдал он, когда мы забрели уже достаточно далеко. — Я очень рад, что ты вернулась и всё такое. Только, знаешь ли, университет странные штуки творит в последнее время. Тебя долго не было, вот я и хочу ввести тебя в курс дела.

Дыхание сбилось, я всё-таки отстала, и Галке пришлось остановиться.

— Какие ещё штуки?

Галка аккуратно поддел меня за шиворот и прижал в тёмном углу. Один взгляд через плечо — не наблюдает ли кто за нами. Но в пыльном необитаемом коридоре некому было наблюдать. Звать на помощь тоже не имело смысла. Вряд ли помогут мне, скорее уж — Галке.

Мне было тесно в клетке из его рук, я дёрнулась, попыталась сползти по стене, но куда там. Перед его несгибаемой уверенностью я была загнанным зайцем.

Уверена, избранная на моём месте просто двинула бы ему по наглой улыбке и сбежала. Но я не избранная, я не могла. Я и ростом меньше, и силы совсем не те.

— Тут история недавно случилась, — сказал Галка, глядя мне прямо в глаза. — У одного аспиранта то ли из физиков, то ли из географов, не помню уже, с научным руководителем не сложились отношения. И решил он, бедный, на другую кафедру пристроиться. А там ему и говорят: ты, мол, там не прижился, и здесь тоже вряд ли. Так что иди себе, никому ты теперь не нужен.

Я шмыгнула носом — к горлу уже подступили слёзы. Он знал, он всё понял ещё на кафедре. Он осуждающе сощурил глаза и поджал губы. Театральная пауза тянулась и тянулась. Ещё немного, и я буду сознаваться во всех своих грехах. Начиная с мерного цилиндра.

— За-зачем вы… ты мне это рассказываешь?

— Так я ещё не закончил, — прошипел Галка по-змеиному, приблизившись. Я ощутила шерстяной запах его свитера. Рукава задрались выше запястий. Его рука — в царапинах и мозолях — больно упёрлась мне в плечо. — Там в конце самое интересное было. Дело аспиранта хранилось в архиве, на самой верхней полке. А потолок протекал, и водичка капала. Кап-кап. Бумага старая, тонкая, документы и начали гнить потихоньку. Гнили-гнили и сгнили до конца. А документов нет — и человека тоже нету. Так и исчез тот аспирант. Никто его больше не видел. Странные штуки порой происходят в университете, Туман.

А поняла, что уже не дышу и от ужаса не могу даже закрыть глаза. Галка отодвинулся от меня, пригладил бородку. Одёрнул свитер и вернул себе человеческое обличье. Галка склонил голову вправо, потом влево — я снова отвернулась. Бежать всё равно не вышло бы — так тряслись коленки. Он сказал:

— Завтра вы с Шефом будете писать заявление. Это простая формальность, на всех факультетах кто-нибудь должен написать заявление, но выберут всё равно тебя. Дело, конечно, твоё, я просто хочу предупредить. Университет порой выкидывает странные штуки.

Я почувствовала, как под курткой по мне стекают капли холодного пота. На лицо Галке в полумраке легли тени, и я только потом сообразила, что он просто улыбается, а вовсе не скалит зубы, чтобы меня укусить.

— Запомнила? — прошептал он, приближаясь ко мне так, что в нос ударил запах сухой травы.

— Да, — крикнула я, лишь бы заглушить отчаянный стук собственного сердца. — Чего тебе надо? Чего ты вообще от меня хочешь?

Может, если бы он сказал прямо, уходи, мол, ты не та, за кого себя выдаёшь, я бы съёжилась и уползла в темноту. Это было бы правильно и логично. Но он молчал, и повисшая двусмысленность раздирала меня изнутри.

Галка теребил бородку, я царапала собственное горло, пытаясь вдохнуть. Он склонял голову и щурился, будто пытался различить на моём лице тайные знаки.

— Так что имей ввиду, если я узнаю… если ты… Не дай тебе великий Дарвин нас обмануть. Шеф такого не выдержит. Он так ждал Туман, что сейчас готов поверить во всё, что угодно. А я вот тебе не верю. Идём, — произнёс он наконец и снова вцепился мне в локоть, как будто тащил за собой несмышлёного ребёнка.

Всю дорогу до кафедры он шёл сзади. Не приближался слишком, и не терял меня из виду. Я могла бы рвануть в какой-нибудь из соседних коридоров, но не смела. Такой длинноногий — он меня обязательно догонит. Поймает и устроит товарищеский суд. Потому я покорно топала обратно в коллекционную и строила свои злые планы.

Ну ничего, ночь длинная, а Галка не будет вечно торчать под дверью.

Дверь. Замок. Темнота. Наконец-то. Я для виду прошагала от стены к стене и села на пол, слушая, как шаги Галки растворяются в коридорной тишине. Выждала ещё немного, чтобы уж наверняка, и поднялась.

Я не рискнула бежать главным кафедральным коридором — я уже давно заметила за деканатским поворотом чёрный лестничный провал. Как раз такими тёмными обычно никто не пользуется. Я по стене, чтобы не окунаться в лужицы жёлтого света, пробралась к дверному проёму и шагнула в него. Не скрипнула ни одна половица.

В нос ударил подвальный запах — никогда раньше я так не радовалась ему. Рука нащупала перила, мохнатые от пыли, нога чуть не сорвалась с первой сбитой ступеньки.

За пять шагов я вполне успела поверить в спасение, но тут в темноте запнулась обо что-то большое и мягкое. Раздался шорох и глухой вздох.

— Ты больная, да?

От неожиданности я отпрыгнула вверх на три ступеньки. Внизу возник белый кругляшок света. Он метнулся по моим коленкам, упорхнул вниз и замер. Девочка, которая стояла теперь на нижнем лестничном пролёте, посветила фонариком себе на лицо снизу вверх. Волосы у неё торчали во все стороны, как проволока.

Зелёная — так они её называли — скривилась.

— Думаешь, ты опять такая вся из себя избранная и можешь творить, что угодно, да?

Я пятилась и пятилась, пока не упёрлась спиной в стену.

— Победила чудовище, значит? — продолжила Зелёная, всё повышая и повышая тон. — Думаешь, что явишься и будешь только похвальные грамоты принимать?

— Подожди, я совсем не хотела про… — Кашель царапал горло изнутри, как будто там застряла колючая проволока. Нужные слова не говорились. Чем яростнее я пыталась их произнести, тем сильнее задыхалась. Пришлось опуститься на ступеньку, чтобы не упасть. Зелёная крикнула что-то ещё, но уже скорее по инерции и потрясённо замолчала.

— Ты как, жива? — спросила она, когда я стихла.

Я два раза жадно втянула воздух и кивнула. Коленки дрожали, так что я поднялась не сразу.

Девочка в десяти ступеньках ниже меня выключила фонарик.

— Ладно, ладно, чего ты так сразу, — буркнула она издали и потом, уже прямо у меня над ухом: — Можешь уже идти и геройствовать дальше. Никто не запрещает.

Она села на ступеньку под моими ногами, судя по шелесту страниц, раскрыла книгу. Опять зажёгся фонарик. Зелёная перегородила собой весь переход и выжидательно посмотрела на меня: когда уже я уйду, чтобы не мешала читать.

Пусть к бегству был перекрыт. Переступать через неё и уходить вот так показательно я боялась: тут же представилась снаряжённая погоня. Далеко я уйти не успею. В общем, как всегда, не хватило решительности.

Я пятилась до самого порога, а потом выскочила обратно в кафедральный коридор, оставив Зелёную по ту сторону пожаропрочной двери. У этой девочки был на редкость кусачий взгляд. Я чувствовала — ещё минута игры в гляделки с ней, и я просто напросто истеку кровью.

Придётся идти по главному коридору. Это куда опаснее, но сейчас ведь ночь, и все обитатели университета, как и положено, разошлись по своим делам.

Аварийные лампы горели не везде, и я пробиралась по сумраку — от пятна к пятну. Деканат остался за поворотом, ещё немного, и я потеряла из виду дверь коллекционной. Следующий коридор — и я увидела чёрную пасть перехода. Руки задрожали, желая ухватиться за пыльные перила.

Я уже представила, как сладко вздохну, когда окажусь подальше от этой ужасной кафедры. Как посмеюсь, вспоминая нелепую ошибку. Но пока что мне совсем не хотелось смеяться. У меня мурашки бегали по позвоночнику вверх и вниз, как только я представляла, что будет, если у меня не выйдет убежать.

Она стояла в дверном проёме, спиной привалившись к косяку, руки — в карманах толстовки.

— Ты, — сказала Аша, как будто ждала моего появления. — А я тут свежим воздухом дышу. Подходи, присоединяйся.

Ну конечно, дышишь ты. Совершенно случайно, посреди ночи, в заброшенном коридоре.

Звучало это не очень дружелюбно, но я решила — как бы там ни было — будет подозрительно, если я ударюсь в панику. Туман бы так не поступила. Кролик — да, Туман — нет. И я встала напротив Аши, ощутив между лопаток деревянный выступ. Аша бросила на меня быстрый взгляд — словно только что заметила моё присутствие — и буркнула:

— Ты что это, убегать собралась?

— Нет. — Я расправила плечи, чтобы выглядело правдоподобнее.

Вдруг стало душно, так что захотелось расстегнуть верхнюю пуговицу на куртке, но она не поддалась. Вдобавок было ещё и темно, неяркий свет аварийной лампы скромно лежал у наших ног. Я закрыла глаза и тут же услышала шорох.

— Это хорошо. — Аша коснулась меня — словно нечаянно задела локтем. Она стояла в десятке шагов и мгновенно оказалась рядом. — А то я вдруг решила, ты испугаешься и убежишь. А, Туман?

Я торопливо помотала головой. Аша даже не подозревала, насколько права. Всю избранность на свете я бы обменяла на свою прежнюю жизнь. На то, чтобы снова оказаться в уютной лаборатории, рядом с кофеваркой и щёткой для мытья пробирок. В десятый раз перемывать чашки, и пусть никто меня не замечает.

Аша обошла меня по кругу и остановилась в лужице красного света. Она потёрла щёку кончиками пальцев в том месте, где её пересекал розовеющий шрам, и наконец-то взглянула на меня. И я под курткой покрылась мурашками, потому что поняла — она меня уже раскусила.

И Галка раскусил. И все они давно ощутили подмену, только почему-то не захотели говорить во всеуслышание. Каждый остался со своим открытием один на один.

— Видишь ли, — сказала Аша, глядя не на меня, а в темноту перехода. Паузы между словами гудели как университетские сквозняки. — По-моему, будет нечестно объявиться здесь и тут же сбежать. Шеф ведь понадеялся на тебя.

Она меня раскусила ещё тогда, на кафедре, узнала по рукам или по голосу, просто пожалела и не стала говорить во всеуслышание. Но сейчас она об этом скажет.

В эту же секунду.

— Он тебя так ждал. Он говорил нам, что ты вернёшься. Я уже думала, он совсем того. Ку-ку. Я однажды захожу без стука к нему в кабинет, а он с Туман заговаривает. Ты, говорит, найди мне в картотеке такого-то мёртвого автора. Булавки эти твои валяются повсюду. И сачок, представляешь? Сачок стоит у Шефа в кабинете, пылью покрылся весь, пожелтел. Я его сколько раз убирала, пока Шеф не видит. А на следующий день захожу — сачок опять на месте. Вот такое дела. Я это к чему рассказываю… Ты же не хочешь Шефа расстроить, правда?

Моё горло перехватило судорогой. Я пыталась выдать какое-нибудь оправдание, но шею опять сдавливала колючая проволока.

— Так и скажи сразу, что перепугалась и собралась бежать. — Аша рубанула воздух ребром ладони. — Только скажи прямо сейчас, чтобы не давать нам ещё одну пустую надежду. Так прямо и скажи мне в лицо, это будет по-честному. Или ты собралась дезертировать, как последний трус? Ну?

Судорога понемногу отпускала, и я выдавила жалкое:

— Пусти!

— Ну конечно. — Она ещё яростнее потёрла шрам. — Я один раз уже тебя пустила, и чем всё кончилось? Значит так, разворачивайся и шагом марш в коллекционную. Я не позволю тебе ещё раз так поступить с Шефом.

Я кивнула и попятилась.

И Кролик опять сдался.

Они меня окружили и отсекли все возможные пути. Я могла попытаться ещё раз, но была уже без сил. Остаток ночи я просидела в чужой комнате, ощущая на себе презрительные взгляды со всех сторон. Не раз и не два я пыталась стащить с себя эту куртку, но только впала в отчаяние.

А утром всё и случилось.

В моей руке была синяя ручка — пальцы в чернилах. Я выбрала её из целой россыпи разномастных ручек, фломастеров и карандашей, которые рассыпала передо мной на столе Аша. Но теперь в круге света я стояла одна. Слова толпились у меня в горле, подкатывали тошнотой, скреблись изнутри когтями, а сказать я их всё равно не могла.

Пальцы в чернилах, а на белом листе передо мной — ни буквы. Они смотрят на меня — на столе Шефа горит лампа с зелёным абажуром. Они меня видели, а я их — нет. Галку и Ашу скрывает темнота, а то, что за шкафом притаилась Зелёная, я поняла только по неясному шороху.

И может быть, они давно всё поняли. Может, они смеются и потирают руки, предвкушая такую остроумную шутку. И хотят наказать меня, отправляя на верную смерть. А что ещё ждёт меня за пределами университета, кроме смерти?

«Вы знаете, я бы очень хотела помочь, но у меня ничего не выйдет. Мало того, что я обманываю всех, притворяюсь кем-то другим, так я ещё к тому же глупый Кролик, который только и знает, что расколотить пару дефицитных колб».

Аша смотрела из темноты как исподлобья, словно ждала, что я откажусь.

«Ты же обещала», — говорила вся ещё поза. — «Ты что, обманула меня?».

А я ей в ответ:

«Я не умею убивать чудовищ, не умею спасать мир, наука давным-давно повернулась ко мне задом. Может, лучше наружу пойдёт кто-нибудь другой?»

— Заявление, — подсказал Галка первое слово. Вытянул шею, как будто мог что-то разглядеть на чистом листе. — Пиши: зая… С заглавной буквы.

Синяя ручка подкатилась к самому краю стола. Когда я схватила её, то вцепилась мёртвой хваткой, пальцы было уже не разжать, и я повисла на ней — как над пропастью. Я помнила о словах Галки, но выпустить уже не могла — не разжимались сведённые судорогой пальцы.

Выяснилось, что ручка к тому же плюётся чернилами.

— Возьми другую, — шёпотом подсказал Галка мне из-за спины.

Прекрасный путь к отступлению, но я не могла ничего поделать с собой. В заледеневшем рассудке остался только ужас перед будущим. Только ужас и ничего больше.

Я молчала, ведь чтобы отказаться требовалось много мужества, гораздо больше, чем покорно схватить ручку с кафедрального стола. Целая прорва мужества, чтобы отказаться и потом смотреть им в глаза. У несчастного Кролика столько нет.

Я села. Ручка выплюнула синий сгусток мне на пальцы. Я криво вывела первое слово. Потом рука уже не дрожала. Я утешала себя тем, что заявление само по себе — всего лишь бумажка. Это не клятва и не цепь. Я могу написать хоть тысячу заявлений и уйти. Никто меня не удержит.

— Подпись, — выдохнул Галка.

Он положил руку мне на плечо, не давая отступить, будто понял, что мне очень этого хотелось.

Я бросила взгляд на Шефа — смотрела и ждала от него чего-нибудь спасительного. Но его лицо в свете настольной лампы было спокойным и почти отрешённым. О, как бы мне хотелось, чтобы именно сейчас он понял и сказал, что я — это не она. Можно даже выгнать с позором — я была на всё согласна.

Но капюшон как будто врос в кожу — я не могла его снять. Мой голос тоже не особенно их заботил. Может, по глупому совпадению, у нас были очень похожие голоса и подписи, может, они просто успели забыть её голос и почерк.

Я закрыла рот, понимая, что их не переубедить. И вряд ли мне удастся придумать достаточно вескую причину, чтобы никуда не идти. Получается, у меня нет выхода.

Я взяла ручку из пальцев Галки, хотя у меня уже была одна, и вывела на бумаге дрожащую каракулю. В самом углу. Как будто оставляя каракуле шансы на побег. Мне шансов никто не оставил.

Галка напряжённо улыбался. Шеф поднял документ, взглянул на него через очки и кивнул.

— Хорошо, что мы успели. Сегодня — последний день, когда можно подать заявление, а завтра университет уже выберет героя. А теперь идите. Нам всем необходимо подготовиться.

— Она взяла ту самую синюю ручку! — Галка так приложился плечом к двери, что я клацнула зубами и отпрыгнула в сторону. Я стояла по ту сторону кафедральной двери, в полумраке и не смела зайти. А теперь было поздно — они бы поняли, что я подслушала. — И коллекционная сама открыла перед ней двери. На самом деле никто из нас их не открывал. Я же тебе говорил. Говорил или нет?

— Отстань, — глухо сказала Аша из другого конца комнаты. Там скрипнули дверцы шкафа, и что-то с грохотом высыпалось на пол.

Воспользовавшись моментом, когда половицы под их ногами и так скрипели слишком сильно, я просочилась в угол коридора, к запертой музейной двери. Отсюда меня никто бы не вытащил, даже если бы тянули вчетвером, как репку. Но и теперь я слышала их голоса.

— Это ты виноват! Он, видите ли, слышал, как хлопнула дверь, — выкрикнула Аша. Следом за этим в стену ударилось что-то тяжёлое, университет коротко охнул. Я вздрогнула и обхватила себя за плечи. — Да лучше бы ты вообще оглох!

— И что, если бы оглох, она бы сама собой рассосалась? — Спокойствия в голосе Галки хватило бы на небольшое стадо слонов. — Не смеши. Она пришла, значит, пришла. Теперь надо не ругаться, а решать, что делать дальше.

Она как будто ничего не услышала — молча бродила по кафедре. Судя по однообразному скрипу половиц — кругами. Она стучала дверцами шкафов и выдвигала ящики. Она брала что-то оттуда, бросала на место, брала, говорила: «Ага», выкладывала на стол, брала и снова прятала, шуршала бумагой и полиэтиленом. Закипел и сам собой отключился чайник. Мои чувства обострились от страха, я ощутила даже тонкий незнакомый запах, сладковатый и страшный.

— Она взяла ту самую ручку, — повторил Галка. — И коллекционная открыла двери.

Над кафедрой зависло мутное молчание — только Зелёная по-шпионски откусила печенье, а хруст вышел, как раскат грома. В полумраке за стеной я уставилась на свои пальцы, испачканные чернилами. Вот же угораздило опять нарушить какие-то их правила.

Но Аша рассыпала передо мной целую гору разноцветных ручек, я выбрала одну единственную, которая подкатилась к самому краю стола.

— Ручка Туман, — сказала Аша без прежней злости. Скрипнул стул. Я расслышала судорожный вздох, как бывает после долгих рыданий. — Вы так смотрите на меня, как будто я чудовище хаоса. Да я сильнее всех хочу, чтобы Туман вернулась. Но вы серьёзно думаете, что это существо её заменит? Серьёзно? Да вы все как будто ослепли.

Я закрывала глаза и видела, как Галка успокаивающе опускает руку ей на плечо и поджимает губы. И не знает, что сказать, чтобы утешить. Он сам не верит ни во что хорошее. Он сам прошлой ночью злился, держал меня за плечо и сыпал бессильными угрозами.

— Но Шеф же…

— Да, Шеф! — зло выкрикнула Аша. — Ему что-то там примерещилось, а когда к нам на кафедру притащилась какая-то бродяга, мы все кинулись ей в ноги. И как безумные ищем знаки: она взяла ту самую ручку, она открыла двери! Да ты ещё скажи, что звёзды сошлись особым образом. Бред, какой же бред.

Опять заговорил Галка, и его голос зашуршал успокаивающе, как ветер в траве.

— Мы должны верить ему. Аспирант, который не доверяет научному руководителю, подобен слепому канатоходцу. Шеф знает, что делать.

Мне хотелось слиться с холодной стеной, раствориться в ней и никогда больше не существовать. И чтобы утро не наступало. Я не понимала, почему до сих пор сижу под дверью и ловлю каждое их слово. Почему я до сих пор не убегаю.

Мне ведь нет никакого дела до их ручек, дверей, чудовищ и заявлений.

— Он просто того уже…

Я как в живую видела — Аша крутит пальцем у виска.

— Мы все здесь того. Ку-ку.

Я поднялась и отряхнула чужие брюки от несуществующей пыли. Я обнаружила, что у меня есть тело, и есть голос, который так и желает прорваться наружу. И если стукнуть в дверь кафедры — негромко и всего раз — то их голоса разом смолкают. Я обнаружила, как легко повернуть заедающую ручку, если ты всё уже решил.

Они молчали, и я тоже не сказала ничего. Просто прошла наискосок большой комнаты, брошенной в беспорядке, и села на свободное место за столом. И чтобы не встать и не уйти, сжала под столом уголок скатерти.

Аша, которая оказалась напротив меня, тяжело поднялась.

— Вот, — гордо сказала она, — я сохранила твой сачок. Почти как новый, сама посмотри.

На конце шеста болтался мешок из белой, кое-где залатанной ткани. Я едва увернулась от него и в тающем облаке пыли поймала тяжёлый взгляд Аши. Я вообще сачок никогда в руках не держала. Едва-едва представляла, за какой конец его брать.

— Я не слышу бурных благодарностей, Туман. Держи, — тоном, не терпящим никаких возражений, заявила она и вложила сачок в мою безвольную руку. — Завтра ты выходишь из университета. Всё никак не доходит?

Я шевелилась, как во сне. Поднялась на ноги, позволила закатать повыше рукава куртки. В карман брюк Аша вложила мне коробочку чуть больше спичечной, сказала:

— Твои булавки. Мы их заточили. Так удобно будет?

Зачем мне булавки и кого ловить сачком, я решительно не понимала. Они замолчали, а я потихоньку сползла по дверце шкафа обратно. И пожалела, что не могу, как Зелёная, забраться под стол и спрятаться за скатертью.

Галка осторожно нажал на ручку и выглянул в коридор: не видит ли Шеф. В мире остался только один звук — гудела лампа между колоннами у деканата. Уже у дверей кафедры мы остановились.

— Ты неправильно держишь. Что ты держишь его двумя пальцами, как будто боишься? — Зелёная с ногами забралась на стул, чтобы быть повыше и закричать на нас сверху вниз.

Аша толкнула её в бок, так что субтильная Зелёная отлетела к шкафу.

— Она и без тебя знает, что делать. Она, между прочим, проректора убила и чудовище. Будет тут ещё всякая мелочь советы давать.

Я в очередной раз съёжилась под курткой, пожелала исчезнуть, раствориться в темноте, сделать так, чтобы меня не было, и никто бы меня не помнил. Такое простое и такое невыполнимое желание. За моей спиной возник Галка и аккуратно вынул сачок у меня из пальцев.

— Давай я помогу закрепить. Вот и превосходно.

Сачок повис, закреплённый у меня за спиной, тяжёлый, инородный. Я то и дело ловила себя на том, что нервно повожу плечами, как будто пытаюсь его сбросить.

Они оглядели меня с ног до головы и все трое разом кивнули. Как будто не они за закрытой дверью ломали копья и кричали, срывая голоса.

Я закрыла за собой дверь, вдохнула полную грудь пыли и сказала:

— Я никуда не пойду, и не мечтай.

Было темно, университет ещё спал. Аша с Галкой ушли к себе, а я говорила ни с кем. Я говорила с пустотой, но точно знала, что разговор должен состояться. Из темноты меня опять сверлил сердитый взгляд.

— Я никуда не пойду, — повторила я громче и свалилась в сумрак между столом и шкафом. Забьюсь в какую-нибудь щель, пусть попробуют вытащить меня отсюда.

— Я никуда не пойду, — повторила я для пущей убедительности и всхлипнула.

— Конечно ты пойдёшь, — отчётливо произнёс голос в моей голове.

Через секунду в темноте возник странный ритмичный звук. Я успела похолодеть от испуга, прежде чем поняла, что это стучат мои собственные зубы. Не смея шевельнуться, я лихорадочно перебирала в голове фразы для ответа. Но комната опять стояла пыльная и пустая, так что и не подумаешь, будто в ней есть кто-нибудь кроме меня.

Я поднялась, стараясь не касаться ничего вокруг. Но куртка отчётливо зашуршала по стене, нога зацепилась за ножку стула, на пол с шорохом посыпались листы бумаги. Я замерла, вжав голову в плечи. Сейчас меня схватят за плечо. Отчего-то я точно знала — это будут холодные сильные пальцы. Сейчас.

Нет, всё было тихо. Чудом проскользнув мимо шкафами, я рванула к двери. С хрустом прокрутился замок. Я выдохнула, только когда оказалась на лестнице. Лампа у деканата высвечивала большой круг потёртого паркета. Я пробралась к лестнице, стараясь не наступать на подсвеченные доски.

Тяжёлая дверь притворилась за спиной, оставив мне, для разнообразия, тонкий лучик света на ступеньках вниз. Я вдохнула, выдохнула, проверила, жива ли ещё. За мной точно никто не шёл: не было шагов и скрипов, и по лестнице гулял только сквозняк. Он скользнул у моих ног, обдав запахом подвала, зацепил пыльным хвостом.

— И долго ты ещё будешь бегать? — отчётливо раздалось в голове. — Собирайся, надо идти. Скоро утро.

В коллекционной я долго не просидела — спустилась в холл университета раньше всех и считала минуты до того момента, когда большие часы в холле покажут семь тридцать и везде появятся люди. Казалось, что при посторонних голос в моей голове должен бы замолчать. Но пока что везде было пусто, только изредка мимо меня проходила функция, толкая перед собой половую щётку.

Холл, пустой и освещённый только аварийными лампами, казался огромным. Тускло поблёскивал мрамор колонн, стены уходили вверх, в темноту, как в беззвёздное небо. Я подошла к пропускным терминалам.

В центре зала стояла лаково блестящая тумба с гербом университета на каждой из сторон. Я обошла её по кругу, однако подходить слишком близко не стала. Двери были ещё закрыты — они откроются, только когда университет примет моё заявление.

Краешком души я всё ещё надеялась, что случится чудо — и он не примет. Но надежды было мало, совсем на донышке.

— Туман.

Я резко обернулась. На последних ступеньках лестницы стояла Аша. Она кусала губу и смотрела мимо.

— Боишься? — сказала Аша таким голосом, будто слова приходилось выталкивать с силой, как тяжелые камни. — Я бы тоже боялась.

Тихий университет ловил её слова и полушёпотом повторял их снова и снова. Я молчала. Я так хотела рассказать Аше, что произошла страшная ошибка. Что я вовсе не избранная. Вряд ли от этого что-нибудь изменится, но, по крайней мере, мне сделается легче. Как только я вдыхала, горло царапали признания.

Но я не могла, и мы молча постояли друг напротив друга. Я следила за выражением её губ, и наконец они дрогнули.

— Извини, что я не верю в тебя. Просто мы думали, ты уже не вернёшься. Тебя не было целый год.

Мы сели на предпоследнюю ступеньку с краю, возле перил, и она развернула на коленях трескучую карту. Бумага совершенно вытерлась на сгибах и из цветной сделалась грязно-серой, но Аша дорисовала карандашом ниточки дорог и синими чернилами дописала буквы названий.

Громада университета была в центре — я сразу догадалась, что это — самое большое здание в форме буквы «п», хотя никогда не видела его снаружи. Вокруг простирался мёртвый город, а дальше тянулись белые пятна, редко-редко разбавленные какой-нибудь пометкой, символом или словом. Дороги там прерывались или сплетали в завитки причудливой формы.

— На севере от нас есть ещё один корпус университета, — объяснила Аша, указав на дальний прямоугольник посреди мёртвого леса. — Он далеко, и ещё неизвестно, что стало с дорогами. Но там — тоже была система защиты. Там большие склады, своя библиотека, и потому обитатели тоже могли выжить. Если ты сумеешь туда добраться, считай, победила.

Я коснулась карты — краешек рассыпался пылью.

— Осторожнее, — буркнула Аша и сдёрнула карту с моих коленей. Под её пальцами умерло ещё две дороги. Она складывала карту, а я молча следила. Серая бумага послушно легла в картонный футляр.

Она толкнула меня локтем в бок, вышибив короткую усмешку.

— Ну, давай представим, что ты — это действительно она. Тогда ты найдёшь северный корпус, вернёшься, убьёшь ещё пару чудовищ, и наша кафедра точно выиграет научную сессию.

Она заложила руки на голову и опрокинулась на ступеньки, мечтательно глядя в потолок университета. Я тоже посмотрела вверх, но ничего любопытного там не увидела. Под высокими сводами ещё царил полумрак, хотя почти все лампы в холле уже включились.