-3-

Вечером они собрались уходить, а я почти успокоилась. Ровно настолько, чтобы выйти в слабый свет коридорной лампы, и натянуто улыбнуться. На кафедре стояла суета. Аша была в лучшей футболке со стрекозой и, непривычно тихая, сидела в углу, бормоча по сотому разу доклад. Галка в другом углу стащил свой привычный свитер, хотя я думала, он к нему прирос. Но под свитером оказалась вполне сносная белая рубашка с уголком платка, торчащим из кармана.

Только Зелёная не пожелала прихорашиваться даже для такой высокой цели. Она показала мне язык, скользя мимо, и влетела прямиком под стол. Только скатерть закачалась ей вслед.

— А мы идём на конференцию! — прокричала она, высунувшись в дверь, и коридорное эхо подхватило её голос.

Вошёл Шеф — вместо повседневного серого костюм на нём снова был торжественный белый. Я посторонилась, пытаясь слиться со стеной, но меня и так никто особенно не замечал.

— Готовы?

Аша ещё сильнее вцепилась в исписанные листы.

— А можно будет немножко подсмотреть?

— Нельзя! — провизжала Зелёная, врубаясь между ними.

— Ну что за детский сад, — вздохнул Шеф. — Идёмте.

Я наблюдала, как они один за другим проходят мимо, и только Галка обернулся, чтобы махнуть мне рукой.

— Не безобразничай тут.

— Удачи вам, — пожелала я тихо, и, кажется, никто не услышал.

Как только шаги замерли в глубине коридоров, я поняла, что впервые осталась одна на всей кафедре. Я могла бы весь вечер сидеть в удобном кресле Галки, закинув ноги Аше на стол, и перечитывать любимые монографии. Я могла бы открыть верхнее отделение шкафа, достать оттуда припрятанную коробку с печеньем и умять все до крошки. Могла бы, но почему-то не хотела.

Вместо этого я погасила везде свет, тщательно заперла дверь и ушла к себе в коллекционную. Если со мной всё так плохо, может, стоит начать готовиться к следующей конференции прямо сейчас? Гладишь, и успею.

Я включила настольную лампу, сняла чехол с микроскопа. Препаровальные иглы заблестели идеально острыми кончиками. Я сунулась в шкаф и обнаружила, что в банке с щёлочью осталось чуть-чуть, на самом дне.

Искать в комнатах Аши и Галки я не могла — те двери наверняка заперты. На кафедре такие вещи мы не хранили во избежание эксцессов с Зелёной. Я спустилась на первый этаж. Горела алая аварийная лампа, и ни лучика света не пробивалось из-под закрытых дверей. Я пошла до поворота, однако дальше коридор потонул в темноте. Тухлый номер.

Мои шаги отзывались жутким эхом — я впервые услышала такое, хотя исходила весь университет сверху донизу. На третьем этаже было чуть светлее. Я нерешительно постояла на лестничном пролёте, но вдруг услышала, как тихонько скрипнула дверь.

— О, привет. — Архей сидел у себя в комнате в окружении раскрытых книг и птичьих чучел. Один глаз у ястреба-перепелятника злобно уставился на вошедшую меня. — Сочувствую, что тебя не взяли на конференцию.

Архей вообще-то был отходчивым и ни словом не напомнил мне о сцене в столовой, и о проверке, в отличие от Филина, который каждый раз фыркал, как только встречал мне в коридоре. Я сунула руки в карманы, чтобы случайно не зацепиться за чьи-нибудь шуршащие перья.

— А ты почему не пошёл?

— А я связки потянул. — В доказательство он вытащил из-под стола ногу, и я увидела плотную повязку из желтоватых бинтов. — Представляешь, с утра навернулся со стремянки, и теперь еле хожу! Так обидно.

Я нашла место, чтобы присесть, хотя для этого мне пришлось сдвинуть груду пыльных мешков.

— В университете так пусто.

— Ага. Вообще-то очень редко так бывает, что кого-нибудь не берут на конференцию. Ну только если совсем клинических идиотов! — Архей рассмеялся, но посмотрел на меня и резко замолчал. Он тут же уткнулся взглядом в пустой стол перед собой. — Извини. Ну, ты же много пропустила, и вообще. Так что не переживай.

Я поднялась.

— Эй, а ты чего приходила-то? — крикнул мне вслед Архей, но я была уже на лестнице.

В тупиковом ответвлении коридора я опустилась на пол. Сюда почти не добирался свет из холла, а ещё мраморные плиты пола на пятом этаже были холодными, и сидеть на них — куда неудобнее, чем на наших деревянных половицах. Я раскрыла на коленях блокнот, но сосредоточиться никак не могла.

В коридорах пятого этажа было непривычно тихо, здесь даже сквозняки выть стеснялись, и я боялась разрушить скрипом карандаша свою глупую надежду. Я ещё могла уйти, могла сбежать, пряча взгляд, пока не стало слишком поздно, пока не закончилась конференция, пока не услышала в глубине коридора знакомые шаги.

Шаги затихли у двери ректорского кабинета. Я зажмурилась, а шаги зазвучали снова — теперь ещё ближе. Ректор остановился рядом, прислонившись плечом к стене коридорного обрубка, и я увидела, как он улыбается, глядя на меня сверху вниз.

— А я всё думал, почему тебя нет не конференции? Ты решила прочитать свой доклад лично мне? Это очень приятно. Ну, проходи, я угощу тебя чаем.

Я поднялась, покачиваясь от волнения.

Мы прошли насквозь тёмную комнату, где сами собой стучали клавиши печатной машинки, и оказались во второй — чуть менее мраморной и сверкающей. В камине тлел огонь. Ректор включил настольную лампу, но прежде, чем он успел присесть, я сделала шаг вперёд.

— Вот. Я возвращаю вам.

Золотистая карточка легла на край стола, скромно, на самый краешек. Я зачем-то подтолкнула её пальцем. Ректор посмотрел на меня, склонив голову к плечу.

— Почему, Туман?

— Вы ведь не раздаёте пропуска на пятый этаж направо и налево. А я не хочу быть исключением из правил.

— Это значит, ты больше ко мне не придёшь?

Я ощутила, как горячая волна поднимается вверх по шее, заливает краской щёки и заставляет отступить в полумрак.

— Я запишусь в приёмной, если потребуется. Как все.

— И я узнаю о твоей записи где-нибудь через полгода. — Он усмехнулся, обошёл вокруг стола и поднял с серебристого подноса чашку. Пока я боролась с замешательством, что-то неуловимо переменилось в его тоне. Что-то возникло в нём такое, может, злость? Разочарование? Мне захотелось повернуть время назад, не приходить сюда, не класть пропуск на стол, ничего не говорить. — Так что случилось? Я обидел тебя?

Он вложил чашку в мои неподатливые пальцы. Фарфоровые бока были приятно тёплыми, но даже если бы на меня плеснули крутым кипятком, я бы ничего не ощутила. Я только помотала головой.

— Твой Шеф? Он узнал о пропуске и распорядился вернуть?

— Шеф никогда бы… — запинаясь, пробормотала я.

— Сядь.

Привычка повиноваться оказалась стремительнее геройского упрямства. Я опустилась на край дивана, всё так же пряча глаза и боясь отпить из чашки, хотя в горле смертельно пересохло.

— Если не Шеф, тогда кто? Твои так называемые друзья?

Он упёрся ладонью в подлокотник дивана, так близко, что мне пришлось убрать руку, чтобы невзначай не коснуться его. Я дёрнулась в сторону.

— Послушай. Я знаю одну девушку, которая так ненавидит своё отражение, что готова бить зеркала. Которая насколько мало ценит себя, что согласна даже оказаться в изоляторе, а потом пропустить конференцию. Которая с лёгкостью отказывается от того, что ей важно, чтобы угодить людям, которые ни во что её не ставят.

Дверь была в шаговой доступности, и если я не вскочила и рвалась к ней, как бешеная, то исключительно по собственной воле. Нельзя было приходить, но теперь уже поздно. Я уже влипла в его паутину, как глупая муха. Буду дёргаться — запутаюсь окончательно.

Ректор опустился на диван рядом со мной, едва ли не касаясь дыханием.

— Расскажи мне, как ты победила чудовище.

Я запрокинула голову, боясь захлебнуться смесью из своих невысказанных чувств и остывающего чая. Вот оно — чудовище, о котором все уже забыли. Ведь конференция и проверка куда реальнее и, значит, страшнее, чем эфемерный монстр в подвалах далёкого Северного корпуса. Даже я сама убедила себя, что мне померещилось, а всё, что было после — бред больного сознания.

— Зачем вам? Это чрезвычайно длинная и нудная история. Год мы с ним сидели друг напротив друга, кто кого переглядит. Но у чудовища не было глаз, потому оно проиграло, обиделось и умерло от расстройства. Ну а я вернулась в университет и тут же получила подзатыльник от Шефа. За то, что прогуляла кучу отчётов.

— Мне определённо импонирует твоё чувство юмора.

Я внезапно поняла, что мне не так уж плохо здесь, в полумраке, сдобренном оранжевой лампой, только вот стрелки на часах скакали слишком быстро. Норовили перепрыгнуть через половину циферблата, стоило мне на секунду отвернуться. Я с тревогой подумала о том, что скажет Шеф, если придёт ко мне в коллекционную и не застанет меня там. Что подумают Галка с Ашей, когда вернутся с конференции.

Когда я шла сюда, я не считала времени, я верила, что визит к Ректору займёт не больше минуты. Наивная.

Теперь мы не говорили друг другу ни слова. Ректор сидел рядом, на расстоянии вытянутой руки, и молча наблюдал, как будто хотел рассмотреть меня до последнего чернильного пятна на пальцах, до последней застаревшей царапины.

— А как ты победила старого проректора?

Я не выдержала и улыбнулась в сторону, а потом строго поджала губы.

— Я утопила его в формалине.

— И сколько же понадобилось формалина?

— О, много. Но у нас его большой запас. Биологи вообще опасные люди. Мы могли бы утопить в формалине весь университет, но не будем. Гораздо веселее, если по коридорам разгуливает столько свежего биологического материала.

Я потянулась, чтобы вернуть чашку на стол, подхватила свою куртку и попыталась надеть. Но руки дрожали, и попасть в рукав никак не получалось. Куртка вывалилась из рук, распластавшись по полу, из кармана посыпались блокнотные листки и обломки карандашей.

Под внимательным взглядом Ректора я подбирала все свои листки и складывала их аккуратной стопкой, а из карандашей сооружала поленницу, но сколько ни старалась, кончик какого-нибудь всё равно торчал и портил всю картину. Я хотела уйти и не могла себя заставить. Я мысленно умоляла, чтобы он остановил меня, хотя и представить себе не могла, чтобы Ректор запросто схватил меня за руку как Галка и уговорил снова сесть.

— Туман, ты уйдёшь со мной в Северный корпус?

Он расстегнул верхнюю пуговицу на чёрной рубашке, привычным жестом, как если бы погладил старого пса. Взял мою скульптуру из карандашей и перенёс на край стола. Точно так же — очень осторожно — подобрал и переложил ровную стопку блокнотных листов.

— Скажите прямо, зачем всё это нужно? — Я ещё не до конца стряхнула с себя шутливый тон, но уже не рассчитала и ухнула в голос слишком много громкости.

— Скажи прямо, ты ведь сюда пришла не просто отдать пропуск. — Ректор упёрся ладонями в колени, подглядывая поверх очков за тем, как я кусаю губы. — Ты всё знаешь, и я всё понял. Так давай решим всё раз и навсегда, зачем мучить друг друга?

Я сама себя толкнула к большой катастрофе. Сама пришла, сама села, сама приняла из его рук чашку с чаем. Наступило время признаваться, хотя бы себе самой. Нельзя уцепиться за оба мира сразу, нужно выбрать какой-нибудь один.

Нужно перешагивать черту или разворачиваться и бежать, пока ещё не перекрыты все пути. Но я стояла и стояла на эфемерном пороге, и не решалась шевельнуться.

Я забралась с ногами на диван, рассыпала вокруг вырванные из блокнота листки и цветные карандаши и перестала следить за временем. Я бы могла не приходить сегодня и не прийти через неделю, но тогда узел страха и неизвестности затягивался на моей шее туже с каждым днём, с каждым косым взглядом Аши, с каждым разочарованием Шефа. Вряд ли я могла бы продержаться долго.

— Если я уйду, дороги назад уже не будет, так?

С пустыми руками я ощутила себя маленькой и глупой, и нечем было закрыться от его взгляда, так что я искала причины одну глупее другой. Он протянул руку и одним пальцем коснулся бретельки на моём плече. Тонкой, донельзя потёртой бретельки. И тогда я сдала последний бастион.

— Дальше Северного рубежа всё равно ничего нет, — сказал он. — Куда тебе бежать?

— Мне нужно…

Ректор понимающе кивнул.

— Подумать? Хорошо. — Ректор всегда слишком легко соглашался со мной.

— Мне нужно, — голос ещё плохо подчинялся, но я собрала волю в кулак и сказала твёрдо, как только могла, — забрать на кафедре кое-какие вещи.

***

В отчётный день часы над деканатом пробили положенное время. Шеф, как будто не верил им, глянул на наручные. Но все часы в университете шли в унисон. Её не было.

— Туман не должна уходить. — Аша смотрела в стол.

Он развёл руками.

— Я ведь не свяжу её.

Он сидел за преподавательским столом, и отчётные журналы валялись в углу стола, никому не нужные.

— Уйдёт, уйдёт, она последнее время только и делает, что пропадает на пятом этаже, — запричитала Зелёная и вдруг в голос разревелась, уткнувшись в скрещенные руки. Никто не потянулся к ней, чтобы успокоить. Аша уцепилась за край парты и приподнялась.

— Но вы можете ей запретить. Вы же имеете абсолютную власть над аспирантами!

— Видишь ли, моя власть заканчивается там, где начинается власть ректора.

Все замерли, глядя на дверь. Всхлипы Зелёной сделались тише и совсем растворились в тиканье часов. Галка, подперев голову рукой, наблюдал в дверную щёлку за темнотой в коридоре.

Такого не случалось, чтобы Туман опаздывала. К утреннему отчёту она приходила самой первой, в темноте, опускалась на пол у двери и ждала остальных, перебирая исписанные листы. К отчёту у неё болели глаза, были искусаны губы, но готов доклад.

Шаги раздались в коридоре и сложились в простенькую мелодию половиц. Зелёная всхлипнула последний раз и подняла голову. Шаги замерли у двери, и в тёмной щели показался светлый силуэт.

— Простите за опоздание, — сказала Туман, бледная до синевы. — Можно мне войти? Я была в библиотеке, срочно хотела перепроверить одну вещь по каталогу реликтовых видов, а там у терминалов…

Не дослушав, Шеф кивнул. Туман бесшумно скользнула за первую парту и зашуршала блокнотом. Шеф развернул журнал на чистой странице. Зелёная легла на парту и обе ладони прижала к спине Туман, так что та испуганно дёрнулась и обернулась.

— Я в тебя больше книжками кидаться не буду, — сказала Аша шёпотом на всю аудиторию. — И красную ручку отдам. Помнишь, ты потеряла? Я её спрятала в свой ящик.

— Спасибо, — пробормотала Туман и слабо улыбнулась.

Я осталась одна в аудитории, глупо таращась в листок с расчетами. Я так волновалась, что кое-где ручка дырявила бумагу. Шеф поднялся со своего места за преподавательским столом и сел рядом. Непривычно близко, почти касаясь локтем моего локтя.

— В чём загвоздка, Туман?

Я ткнула кончиком ручки в разветвление древа.

— Вот здесь не сходится почему-то.

Он придвинул к себе таблицу с расчетами: облака единиц и нулей, и клякс-исправлений, за которые мне мгновенно сделалось стыдно. Я закрыла лицо руками, размазывая чернила ещё и по лбу.

— Вот здесь нет щетинки на заднем тазике.

— А! Правда. Это моя ошибка. — Я взялась исправлять, но под его взглядом застыла.

— Туман, я говорил не про дерево.

Рука совершенно отказалась повиноваться. Недорисованная единица торчала вверх куцей галочкой. Я посмотрела, как катиться по столу поцарапанная ручка и замирает у дальнего края парты, как у обрыва. Прыгать или нет.

— Ты хочешь уйти?

Я молчала.

— Если ты хочешь, — сказал Шеф, делаясь ещё ближе, так что я ощутила знакомый запах книжной пыли. Такого не было больше ни у кого. — Я не буду тебе препятствовать.

Он встал. Моего ответа не требовалось, но он вдруг возник. Сам собой, назло молчаливым и безучастным ночам, когда я так ждала нужных слов, а они всё не приходили.

— Я хотела спросить. Я вам нужна? Ну хоть немного. Мне нужно знать.

Шеф остановился в дверном проёме, взялся за дужку очков, но тут же отдёрнул руку.

— Туман.

Он шумно выдохнул и развернулся. Секунду спустя я услышала, как поскрипывают половицы у его кабинета, а потом хлопнула дверь.

Я моргнула. Недорисованная единица расползалась бледным чернильным пятном и следом за ней чернильные ложноножки потянули две другие единицы.

Я пришла глубокой ночью, когда двери были заперты даже в комнатах самых повёрнутых экологов. Я специально ждала, когда часы над деканатом покажут мёртвое время, и погаснут все лампы, кроме аварийных алых над дверными пролётами, чтобы прийти.

Я поняла, что прогадала, когда увидела в дальнем углу кафедры бледный огонёк настольной Ашиной лампы. Она сама сидела в углу за столом, завернувшись в клетчатый плед. Сделав ещё шаг, я увидела и Галку. Прикрыв рукой глаза, он замер и затылком упирался в шкаф. С краю обеденного стола подозрительно шевельнулся край скатерти. Но отступать было уже поздно, и я прошла к своему столу.

Аша выбралась из-за одеяла, Галка открыл глаза, и они втроём с Зелёной наблюдали за тем, как я выдвигаю ящики своего стола, собирая карандаши и обрывки блокнотных листьев. Руки немели от их внимания, и я ждала, кто же заговорит первым.

— Туман, зачем тебе это? — произнёс Галка. — Ты ведь должна понимать.

Как только тишина прорвалась его шёпотом, я испытала облегчение и высыпала пригоршню карандашей на стол, и они покатились, кто куда. Теперь уже не найти на полу, в пыльных щелях между половиц.

— Я не знаю, конечно, что Ректор тебе наговорил, но он тебя обманывает, — заглушила тихий Галкин голос Аша. — Ты глупая, да? Уши развесила. Он же прекрасно знает, что ты избранная и можешь убить чудовище. Он тебя заведёт в дальний корпус и там порешит, а потом выпустит чудовище, чтобы оно сожрало весь университет.

Я всё-таки села — ноги бы не выдержали такого разговора, да и уйти, гордо хлопнув дверью, уже не выйдет.

— Никто даже твоего трупа не найдёт, Туман! — подхватил Галка. — Была аспирантка, и нет аспирантки.

Может, они целую ночь напролёт писали эту речь, а потом ещё целую ночь репетировали, чтобы подхватывать друг за другом. Скатерть зашуршала, и Зелёная выбралась на открытое пространство между столами. Она подобралась совсем близко и села на пол, глада на меня исподлобья.

— Не ходи, — попросила Аша охрипшим голосом. — Зачем ты идёшь? Неужели ты сама не видишь, что вся эта ложь шита белыми нитками?

— Я вижу, — мой голос охрип точно так же, как её. Судорожно сжатые пальцы оставляли кровоподтёки на коленях, но я никак не могла их разжать. — Я всё прекрасно вижу, как и вы. И прекрасно знаю, что всего этого не бывает взаправду.

Галка подался ко мне с надеждой в глазах. У меня тягучей болью сводило скулы, но я всё равно сказала, глядя, как улыбка медленно сползает с его лица.

— Но я готова притворяться, что верю. Это обман, но я буду жить в обмане и делать вид, что верю. Я ведь… ведь я имею право на счастье. Хоть немного. Даже если после этого всё кончится. Я же не функция для убийства чудовищ. Понимаете? Я человек.

Аша скривила губы и отвернулась к Галке.

— Да что ты с ней разговариваешь. Неужели не видно, она и раньше-то особенно нормальной не была, а теперь совсем того… Может, он её и напоил какой-нибудь дрянью, от которой мозги отшибает.

Я встала. Я уже знала, что пожалею о сказанном, но ещё больше пожалею, если уйду молча, а они останутся обсуждать, какая я мерзкая предательница.

— Всё правильно. Это ведь так удобно. Туман, ты не могла бы убить проректора, а то он всех достал? Туман, тут у нас чудовище завелось, разделайся с ним, тебе ведь не трудно. Слушай, ещё до Северного рубежа сбегать надо. Может, ты загнёшься где-нибудь по дорогое, но нам не жалко. Устроить диверсию против нового ректора? Туман, конечно, а кто же ещё. Её же не очень сильно накажут. А мы пока что будем жить в своё удовольствие. Ой, а на конференцию ты не попадёшь. И на новогодний бал тоже не выйдет, прости. Ну что вы замолчали, давайте, пинайте меня дальше.

Я не поднимала головы, чтобы не видеть выражения их лиц. Под дружное молчание я собрала все карандаши, которые остались на столе, сложила вдвое исписанные листы и сунула их в задний карман джинсов. Ключ от коллекционной топорщился в соседнем кармане и больно врезался в бедро. Я достала его и опустила на край стола. И пока я уходила, кафедра молчала мне в спину, до самого лестничного пролёта.