-6-

Потом дверь открылась. Я лежала, уткнувшись лицом в стену, и даже не сделала попытки обернуться. Тот, кто возник на пороге, стоял чуть дольше, чем полагалось функции. Наверное, он мне снился. Грубоватым мужским голосом он сказал:

— Вставайте, за вами пришли.

Встать тоже получилось не сразу. Покачиваясь, я подошла к двери и зажмурилась от яркого света. Чтобы идти и не падать приходилось опираться рукой о стену.

Через мутную линзу слёз я увидела Шефа, и Галку с Ашей, замерших в углу комнаты со странными выражениями лиц.

— Туман, не плачь, всё уже кончилось, — произнёс Шеф чуть глуше, чем говорил обычно, и взял меня под руку, не давая упасть.

— У вас не будет листка бумаги и ручки? — попросила я. Слёзы стекали по лицу и капали на каменный пол, я не успевала подхватить их по дороге.

Шеф достал из внутреннего кармана пиджака ручку с позолоченным пером, Аша протянула мне блокнотик с помятыми углами, который всегда носила с собой. Я раскрыла его на первой же чистой странице и прижала к стене. Ручка для начала плюнула чернильным пятном, вторая цифра уже вышла ровнее, и третья получилась почти разборчивой.

Шеф замер у меня за плечом, спуская очки на кончик носа. Аша молча вцепилась мне в локоть.

— Туман, что с тобой? — испуганно прошептал Галка.

— Подождите секунду, пожалуйста, — всхлипнула я, вытирая с подбородка противные слёзы, — я пару ветвей эволюционного древа просчитала, пока сидела в темноте. Нужно записать, а то забуду.

Первой хрипло рассмеялась Аша.

— Ты вообще когда-нибудь бываешь нормальной?

Через тонкую ткань брюк я ощупала ключ с брелоком-ракушкой и пластиковую карточку пропуска, знакомую мне до последнего квадратного миллиметра. Я точно знала, что правый верхний угол у неё подрезан — однажды я неудачно обошлась с ножницами, и у левого края слои пластика чуть разошлись, я теребила их в кармане, если начинала нервничать.

— Вы что, всё ему рассказали?

На кафедре полагалось говорить только шёпотом, и то, если забиться в дальний угол. Если чуть ближе к дверям — подслушают сквозняки и разнесут по всему университету. Но я была рада сюда вернуться — как сумасшедшая проводила пальцами по рядам книг и по клеёнке-скатерти в потёртую клетку.

— Нет конечно! Мы же не идиоты, — вспыхнула Аша. Вот чей шёпот было слышно сразу на всех этажах.

— Тогда почему он меня забрал? — Я перебирала в кармане ключ и пропуск, и никак не могла успокоиться, сесть и поверить в то, что мне это всё не мерещится. — До выборов ещё два дня. Просто пожалел что ли?

Галка заметил, что я смотрю на него, и спрятал глаза.

— Видишь ли, прошлой ночью у тебя в коллекционной кое-что произошло.

— Что? — я с размаху влетела в вечно открытую дверцу шкафа и очнулась только на пороге. — Сложно было сразу сказать? Мои мухи!

— С твоими мухами всё в порядке. — Галка шустро преградил мне дорогу. — Мы успели. Слушай, только не переживай.

Тогда говорят «не переживай», становится ясно, что переживать есть за что. Я дёрнулась ещё раз, но уже — по инерции. Галка виновато улыбался, но держал крепко. Длины его тонких пальцев как раз хватало, чтобы целиком обхватить меня за запястье. В другой раз я могла бы затеять возню, но теперь слишком ослабла после изолятора, потому сдалась. Сползла по стенке и села прямо на пол.

Чудесное освобождение обожгло горло изнутри.

— Правильно, сядь. — Аша впихнула мне в руку кружку с водой. — Ты там уже ничем не поможешь. Мы их спасли. Почти всех. Честно! Да ты можешь не смотреть на меня так?

Я выпила воду, клацая зубами о край чашки, и собрала в себе остатки сил. Теперь мне не хотелось туда идти. Аша права, я опоздала как минимум на полдня. Теперь у меня в запасе куча времени, чтобы придумать оправдания и слова извинений.

— Что с ними стало?

— Ночью твоя коллекционная загорелась. Мы учуяли запах дыма, прибежали и потушили так быстро, как только смогли. Ну, это понятно. Думаю, это всё проводка виновата. Она старая, а ты забыла выдернуть лампу из розетки. Так бывает, Туман, со всеми бывает.

— Я не забыла! Я не могла забыть! Я не сумасшедшая и читала все эти талмуды по технике безопасности. Вы что, думаете, я могла рисковать мухами?

Истерика, только-только схлынувшая благодаря Галкиным рукам и Ашиной воде, накатила с новой силой. Я стукнула кулаком по полу, чтобы они прекратили многозначительно переглядываться.

Это было глупо. Забыла я или нет, я ничего не докажу, они ни во что не поверят. И сгоревших мух уже не вернёшь. Всё это — пустое перемалывание воздуха. Опираясь рукой о стену, я поднялась. В голове загудело.

— Зачем ты так? Просто ты устала, вот и забыла. — Галка заботливо поддержал меня под локоть. — Говорю же, почти всё спасли. Две коробки только сгорело, ну остальные снаружи страшненько выглядят, а внутри ничего так, целые. А коробки новые можно на складе найти. Подклеить их чуток, и готово.

Я хотела зарыдать — ведь нужно было зарыдать на том месте с двумя погибшими коробками — но рыдать никак не получалось.

— И что теперь?

— Я думаю, ничего страшного. Ну, подумаешь, разбирательство. Да я этих разбирательств тысячу видела!

Я глянула на Ашу — она закрыла рот так резко, что щёлкнула зубами.

— За нарушение техники безопасности кафедру могут наказать, — в полтона, тихо и обстоятельно как всегда, произнёс Галка. Он погладил меня по предплечью, с явной целью схватить, если я вдруг кинусь бежать.

— Но ведь тебя не было в комнате, это все знают, так и не смогут ничего нам предъявить. Просто несчастный случай, — закончила Аша речитативом, чтобы договорить пока я не убежала.

Я не кидалась. Я стояла, привалившись к стене, и с трудом проталкивала воздух в грудь.

— Просто несчастный случай, — повторил Галка, словно я могла не расслышать.

— Несчастный, — подтвердила я, чтобы он, наконец, убрал свою предупредительную руку. Я не хотела мстить за то, что они сказали, так вышло само собой. Просто откровенность вскипела внутри и хлынула через край. Я не успела зажать рот руками. Я сказала это и закрыла глаза, кожей ощущая холодную тишину, повисшую на кафедре. — Вы это нарочно сделали, да?

— Что мы сделали? — из тишины возник Галка.

— Это не несчастный случай. Пока меня не было, вы решили избавиться от меня. Чтобы комиссия по технике безопасности закатала меня в паркет. Чтобы я вас всех не сдала, правильно? Какой спрос с такой преступницы, как я?

Я снова сползла по стене и закрыла голову руками. Воды мне больше никто не предложил.

— Ты серьёзно сейчас? — Ашин голос хрипел так, что я едва узнала его. Мне даже показалось — на кафедру явился кто-то четвёртый, и я в панике вскинула голову, чтобы увидеть, кто. И пришлось отвечать.

— Я три дня бродила по подвалам, искала чудовище. Ни следа. Ничего. Если бы я могла, я бы уничтожила его. Но что я могла сделать?

— Туман, ты ведь понимаешь, что чудовище может уничтожить университет? — Голос Аши раздался издалека, и шёл он как будто через вату. Так говорят с сумасшедшим, уговаривая его спуститься с табуретки и вынуть голову из петли. Без особой надежды на благополучный исход.

— Я понимаю. По-вашему, я недостаточно сильно старалась, да?

Чёрт его знает, чего я хотела от них. Чтобы Галка сел рядом и дружески похлопал меня по плечу? Чтобы Аша рассмеялась и сказала что-нибудь вроде: да ладно, Туман, да со всеми бывает. Подумаешь, не смогла убить чудовище. Не очень-то и хотелось. Ты что скисла тут, как будто паука проглотила? Вставай уже, а то весь проход загораживаешь.

Но они молчали, и как будто даже отступили на шаг, за невидимую грань. Я не выдержала:

— Да чёрт его знает, было ли это чудовище вообще! Может, нам всем почудилось.

— Не впутывай меня в это.

Галка вскинул руки, готовый отразить любое злое заклинение. Но я не знала таких заклинаний, которые бы помогли.

Моя радость от освобождения слишком быстро рассеялась. Раз — и ключ превратился из желанного сокровища в обычную железку. Я выпустила его и вынула руку из кармана. Руке без ключа стало холодно и пусто.

— Тогда, значит, всё напрасно? Значит, я напрасно тащилась через весь город, напрасно терпела потом…

Аша отозвалась уже из-за шкафа, как будто именно в этот момент ей было жизненно важно переставить определители на полке.

— Ну не знаю. Может, никто не догадается, что это сделала ты. Может, они и пожар в коллекционной тебе простят, — буркнула она с интонацией: «может, небо сейчас упадёт на землю, но вряд ли».

— Нужно поговорить, — решил Галка и, не глядя, взял Ашину руку и убрал от её лица, потому что Аша слишком сильно сжимала собственную переносицу. Так, что на коже остались красные пятна.

Я закрыла лицо руками — выяснилось вдруг, что свет невыносимо режет глаза. Уже в пыльной темноте — другой темноты не бывает в университете — Галка взял второй рукой мою ладонь.

— Послушай, Туман. Только не злись. Я ведь всегда был на твоей стороне, помнишь? Но теперь всё это очень сложно. И я просто хочу убедиться. Ты точно знаешь, что не было чудовища? Я имею в виду, всё это так по-дурацки вышло. Пыль, полумрак, и ты устала.

Примерно такого вопроса я и ждала — за два дня до выборов нового ректора. Я осторожно сняла пальцы Галки со своего запястья. Его пальцы — холодные от волнения, мои пальцы — влажные от тревоги.

— Что ещё за ерунда? Я тут не в первый раз чудовище убиваю вообще-то.

Аша хмыкнула из темноты, и я до крови прикусила губу. Во рту опять появился знакомый привкус крови. Мы замолчали, потому что — даже не услышали — а ощутили фантом поскрипывания половиц.

— Туман, почему ты на полу? — Шеф обернулся на Ашу, которая памятником застыла возле книжного шкафа. Галка только и смог, что отвернуться, и теперь внимательно изучал стену. На этот раз у нас не хватило сил даже притвориться, что всё в порядке.

Цепляясь за стены, я поднялась.

— Нас с Туман вызывают на разбирательство в отдел по охране труда, — сухо произнёс Шеф. Теперь я заметила, что на нём был парадный белый костюм, а очки блестели по-особому. — Если кто-то из вас хочет мне что-нибудь сказать, теперь — самое время. Дерзайте, через минуту будет поздно.

Я облизнула пересохшие губы, Аша задвинулась ещё дальше за шкаф, так что оттуда торчал только локоть в сиреневом рукаве. Галка подёргал себя за острую бородку.

— Я хочу сказать.

Если у университета в стенах были не только уши, но и глаза, то все они вытаращились на Галку. Из-за плеча Шефа я поймала быстрый Галкин взгляд и сжала кулаки, в которых вдруг появилась сила.

— Шеф, пока вы не ушли, я хочу, чтобы вы знали…

То, что ногти у меня были всё больше короткие и обломанные, не помешало мне вцепиться Галке в лицо. От неожиданности он попятился, врезался в тумбу с пустым аквариумом. Аквариум опасно покачнулся и завалился назад, на книжный шкаф, за которым пряталась Аша.

— Я тебя убью, — захрипела я, сама себя не слыша за грохотом падающих книг. — Ещё слово, и я тебя убью, мне терять нечего.

— Туман!

Кто-то крепко схватил меня за локоть, я вывернулась с отчаянием приговорённого. А Галка не смел сопротивляться: то ли не мог ударить женщину, то ли вообще никого не смог бы ударить. Я трясла его, как яблоню, чувствуя, как кожа поддаётся под моими короткими ногтями, как выступает кровь.

— Туман, хватит. Оставь его. — Шеф — это был он — оттащил меня в сторону. Я подчинилась его власти, как всегда. Прежде, чем успела понять, как, выпустила Галку, и тот шарахнулся в другой угол кафедры

Я дёрнулась ещё раз, больше по инерции, но Шеф теперь был сильнее. Под его руками я осела на пол и только там разрыдалась. Я надеялась, что за такими рыданиями, даже если Галка захочет что-нибудь сказать, Шеф всё равно не расслышит. Но все молчали.

— Аша, принеси воды, — попросил Шеф.

Прямо там, сидя на полу с трясущейся в руках кружкой, я увидела конец своего пути — как музейную дверь в конце коридора. Музей это будет, внешний мир, изолятор или что другое, мне было уже всё равно. Главное — я знала — после такой сцены невозможно оставаться на кафедре ни секунды.

Сил, чтобы громко и долго рыдать, у меня тоже не осталось. Судя по звукам, Шеф подвинул стул поближе и сел. Его пальцы зарылись в волосы на моём затылке.

— Ну что, давай я лягу рядом и будем плакать хором. Поможет?

Это помогло — я резко замолчала и уставилась в пол перед собой. В щели между паркетными досками, забитые пылью. От бессильной злости хотелось разрезать на куски саму себя, но единственное, что я посмела — сжать кулаки так, что ногтями проткнула кожу. Шеф выпустил меня и тяжело поднялся на ноги.

— Ну, если все живы и показательных выступлений больше не намечается, идите и умойтесь. Туман, ты можешь не умываться, нас ждёт комиссия. Там, как говорится, чем хуже — тем лучше. Иди так, можешь ещё пожаловаться, что я третирую всю кафедру. Еду у вас отбираю, книжки выдаю только по праздникам. Может, они тебя пожалеют.

Единственное, чего я боялась — отстать и заблудиться в переплетении едва знакомых коридоров. Шеф ни разу не обернулся, и я сочла это за плохой знак. Пятый этаж, яркие лампы отражались в мраморной облицовке стен, я отворачивалась, чтобы не видеть своего отражения в них.

«Ты идиот», — мысленно повторяла я Галке. — «Если Шеф обо всём узнает, он будет обязан выдать меня. А когда выдаст, сам же превратится в виновного. Потому что он отвечает за все мои действия».

Это не помогало. Мысленный Галка всё отворачивался, презрительно кривил губы и не хотел меня понимать. Мысленная Аша готовила мне страшную месть в виде бойкота и выбрасывания всех моих вещей с кафедры.

Мы остановились перед дверью с большой золотистой табличкой: «Отдел охраны труда». Шеф повернул ручку и вошёл первым, я, как на казнь, шагнула следом.

Дверь щёлкнула замком, и мы оказались на ярко освещённом пятачке, окружённые с трёх сторон столами. Лиц сидящих я не могла разглядеть: так ярко бил в глаза свет прожекторов. Поднялся один из присутствующих — тот, что сидел в самом центре.

— Заведующий двенадцатой кафедрой, аспирант номер двенадцать — пятьдесят два. Вы обвиняетесь в нарушении правил техники безопасности и причинении вреда имуществу университета. Документы стороны обвинения представлены чуть более чем полностью. Заседания по выяснению обстоятельств объявляется открытым. Вам предоставляется первое слово.

Голос был не мужской и не женский. Мне захотелось зажмуриться, чтобы больше не принимать в этом участия, или спрятаться за спину Шефа, хотя я и так стояла, практически скрытая за его плечом.

— Уважаемый председатель, уважаемая комиссия, — произнёс Шеф спокойно, сверкнули стёкла очков. — Заведующий двенадцатой кафедрой и аспирант номер двенадцать — пятьдесят два прибыли на заседание добровольно. С обвинениями ознакомлены и согласны принять участие в разбирательствах.

На задних рядах загомонили и зашушукались неодобрительно. Шеф не сказал ничего особенного, но бьющий в нас свет сделался чуть менее ярким.

— Итак, судя по материалам дела, вы халатно отнеслись к технике безопасности и допустили возгорание в комнате, которая является хранилищем объектов изучения. Что вы можете на это ответить?

В этом месте я бы скромно промолчала, потому что ведь правда — халатно отнеслась и допустила. Какая разница, что спрятано за канцелярскими фразами, если погибли мои мухи.

— Уважаемый председатель, я могу ответить, что это невозможно. В то время, когда произошло возгорание, аспирант двенадцать — пятьдесят два находилась в изоляторе уже вторые сутки. Даже если возгорание произошло по её вине, эффект нелинеен и трудно предсказуем.

Комиссия зашушукалась ещё громче. Теперь я вычленяла отдельные слова, но каждое било с силой кожаной плётки. «Фальсификация», «отчислить», «подожгла».

— Чем вы можете доказать данное утверждение?

В руке Шефа появилось уже знакомое мне заявление — оно поизмялось, пройдя ни один университетский рубеж, исчёрканное нужными подписями и посиневшее от печатей. Тот, чья фигура выросла в ярком свете прожекторов, принял бумагу у Шефа.

— Это выглядит по меньшей мере странно. Так вовремя появилась бумага. Я не обвиняю вас во лжи, но вы должны понимать, таковы правила. Мы отправляем её на экспертизу. Какова причина заключения в изолятор?

Я прикусила губу так, что сама вздрогнула, спрятала трясущиеся руки за спину. Мне быть хоть каплю спокойствия Шефа, но лучше бы всё это закончилось. Без разницы, с каким именно итогом для меня.

— Невыполнение учебного плана.

Заявление исчезло где-то в переплетении аморфных рук и вспышках света.

— Всё ясно. Заведующий кафедрой, вы можете быть свободны. Мы будем говорить с аспирантом.

Шеф походя коснулся меня, сделать что-нибудь ещё, сказать или хотя бы поднять глаза не позволил яркий свет. Я осталась одна и ощутила, как стекают по телу под одеждой капли пота.

— Аспирант номер двенадцать — пятьдесят два, согласно протоколу, мы должны задать вам вопрос. Имелись ли у вас причины намеренно причинять вред университетскому имуществу?

Я поняла, что под пронизывающим светом всё равно не смогла бы соврать, даже если бы очень захотела.

— Нет, никогда. Я никогда бы не сделала зла своим мушкам. Я бы сама лучше сгорела. — Это было чистой правдой.

— Будьте любезны отвечать по форме.

Я кивнула, снова пряча слезящиеся глаза. Я почти различила их лица — хмурые в первом ряду, по обе стороны от председателя, задумчивые и безразличные в мареве, разлитом по огромной комнате.

— Считаете ли вы справедливым указание заведующего кафедрой о заключении вас в изолятор за невыполнение учебного плана?

Очень хотелось поднять руки к лицу и закрыться. Свернуться в позе эмбриона на мраморном полу. Очень хотелось скрыться от всех этих взглядов, но я не могла даже опустить судорожно расправленные плечи, как будто в позвоночник воткнули металлический стержень.

— Скажите пожалуйста, а как это относится к пожару?

— Будьте любезны отвечать по форме.

— Да, я считаю справедливым. — Я с шипением выдохнула и поняла, что опять сказала правду. Хотя по ночам кусала губы от обиды на Шефа, и была уверена, что сержусь.

По углам зашуршало и зашепталось. Председатель опустился на своё место, и груз чужих взглядов ссыпался с меня, как прошлогодние листья. Я осталась на пятачке тусклого света, больше никому не нужная.

Я ответила неправильно? Я нарушила хрупкий баланс слов, сказанных Шефом? Минуту назад я истекала потом, а теперь меня мороз продрал по коже. Что теперь будет?

Они про меня просто забыли, а потом кто-то сердобольный с голосом другим, чем у председателя, негромко сообщим мне:

— Идите. Мы известим вас о результатах разбирательства.