Глава 1. На краю

[15 октября 2017 года.

За несколько дней до гибели Алины.]

Вызов был принят. Не прошло и целого дня после данного согласия, как они уже ехали на внедорожнике к северной границе города.

Это был редкий случай, когда ради важного дела Агата Северская покидала Санкт-Петербург. Впрочем, подобные долгие поездки её только радовали. Пока Денис вёз её к нужному месту, она настраивала себя на ритуал, глядя в полутрансе на тоннель из проносящихся за стеклом деревьев и домиков. В это время Денис мог запросто рассказывать пассажирам забавные истории из своей жизни и магической практики, что, несомненно, помогало каждому из них обрести веру в наилучший исход этого дня.

Но на этот раз Агату никак не отпускала навязчивая тревога. Да и Денис молчал, напряжённо сжимая губы.

— Может, нам стоило позвать кого-то ещё? — проворчал он, пока они не успели далеко уехать. — Хоть позвала бы Даниила в группу поддержки!

— Только не начинай. Я справлюсь, — вздохнула Агата.

— Да видел я эту воронку! Это просто дыра. Нет, не дыра, а дырища! Одной тут сложно!..

— Я всё сделаю. Мне это не впервой. А если что, так ведь ты же со мной.

Её светлая улыбка в отражении верхнего зеркала убедила Дениса не продолжать эту тему. Однако он не удержался и добавил с долей иронией:

— Ну, и Илона, конечно, откроет нам портал в случае панического бегства.

— Несомненно, — сухо ответила женщина на заднем сидении.

Одна из многих знакомых Дениса, колдунья Воздушных рун, именно она обратилась за помощью к Агате как к обладательнице редчайшего дара — Небесного пламени. Разумеется, много кто пользовался её исключительностью, и даже магам часто требовалась её чистейшая белая сила. Агата всегда была рада прийти на помощь и не скупилась на доброту. В этом она и находила смысл своей жизни.

Часа через два с небольшим они прибыли к пункту назначения. Правда, для этого пришлось ехать сквозь лес по неровной ухабистой дороге, пока внедорожник не выехал на открытый берег озера Хопеаярви. Открывшийся вид на миг рассеял нервозное настроение. Это было довольно большое озеро, обрамлённое елями и соснами, по середине которого проходила граница с Финляндией. Финского берега, в свою очередь, практически не видно. Над поверхностью расстилался туман, а пасмурное небо казалось таким низким, что его облака будто спускались к озеру, возвращаясь к родной воде. А слева природным трамплином возвышался длинный песчано-каменный уступ, выраставший из глубин леса.

Посреди естественной серости этого места далеко не сразу бросалось в глаза подозрительное сияние, разрывающее пространство.

— Она там, — указала на него Илона.

Стоило всем троим вбежать по нему наверх, как картина действительности приняла обрамление нарастающего ужаса.

— Вот чёрт… — проронила Агата.

— Я же говорил. Дырища!

— Она может стать ещё больше, — сказала Илона, — если не поспешить.

Над уступом, пронизывая воздух светом и тенями, парил полупрозрачный портал. Огромный, диаметром в три человеческих роста. Проход между мирами Жизни и Смерти. Его границы плавали, предавая порталу то форму ровного овала, то форму растёкшегося по бумаге пятна акварели. Тот мир ласково шептал, манил к себе. Но зайдёшь в него хоть раз, живым не вернёшься.

— Поспешить тогда стоило неделю назад, — пробубнил Денис.

— Я пыталась самой его закрыть! — зарычала Илона. — Чтобы такого зануду, как ты, не беспокоить! Мне не впервой, он ведь был совсем ничтожным.

— Спокойно, — не оборачиваясь, Агата развела руки, прося их остановиться. — Я же уже здесь. Вот и всё. Сейчас мы всё уладим.

Уверенным шагом она направилась навстречу воронке. Портал учуял её присутствие, границы запульсировали. Резкий порыв ветра взвил её огненные волосы, пока она шла к нему на самый край утёса. Воронка оказалась чуть дальше, к ней уже не подступить. За следующим шагом простиралась свинцовая вода.

— Отойдите подальше, чтобы вас задело. Сейчас я начну.

Денис и Илона спустились к лесу. Оставшись на краю, наедине с собой и воронкой, Агата протянула руки. Портал отозвался на её немой зов. Извиваясь щупальцами, светотени сами потянулись к рукам Агаты, живым и жарким. Сам призрачный мир заговорил с ней — воронка выпрямилась, контуры расправились, шёпот стал ближе и громче.

«Будь осторожна, ради Бога» — зазвучал среди них голос Дениса.

«А как же ещё мне быть, — улыбнулась она мыслям. — Спасибо».

И зажглось первое пламя. Вырывающееся из ладоней, оно искало тьму, которую бы оно поглотило. Собрав силу в один огромный огненный шар, Агата бросила его в воронку, и её сияние утонуло в серебре облаков. Портал закричал от боли тысячами голосов, развернулся в круг, почернел, обдул Агату новым ветром.

Больно тебе, да? Значит, ещё живой. Но ничего, стоит закрыть тебя, и ты вернёшься — к призракам, домой, где боли нет, где вечный покой.

И Агаты отпускает на свободу внутреннее пламя. Вскинутые кверху руки пылали до локтей. Синева не жгла одежды. То, что она могла сжечь, было впереди.

Воронка задышала тьмой. Старалась засосать ту, что побеспокоила её, но боялась света пламени, слишком живое оно для мертвецов.

Агата плеснула в неё огнём. Корчась от жжения, воронка стала распадаться. Крича в предсмертной панике, она осыпала Агату осколками тьмы. Агата отшатнулась, а ветер едва не сбил с ног. Лицо защипало, запахло железом. Только опустив взгляд, она заметила несколько багровых пятен на когда-то белой блузе.

На её вскрик выбежал Денис. Ветер из чёрной дыры всклочивал подол его распахнутой мантии, обрызгивал песчинками с утёса, но тот всё бежал, закрываясь капюшоном.

— Не подходи! — закричала Агата и не заметила, как быстро и отчаянно она выплеснула из себя новое пламя, которое синей стеной перегородило ему путь.

Денис отвернулся, укрывшись мантией. И воронка разверзлась, усеяв обрыв чёрной ядовитой пылью. Агата по привычке вытерла лоб и зашипела от колючей боли — на тыльной стороне ладони вместе с пылью осталась кровь.

Почему ты такая упорная! Но ничего, в упорстве-то я тебя пересилю.

Ещё одно пламя. Воронка скулила, сужалась, почти бледнела на фоне туч, а закрываться не желала. Огонь истощался в воспалённых жилах, но и порталу жить уж недолго. Агата вобрала в ладони пылающий шар, сильно надеясь, что это был последний раз.

Он и оказался последним. Воронка проглотила и эту дозу, но сопротивляться яду сил не осталось.

Мощный поток хлестнул Агату по лицу, взлохматив волосы. Она подалась назад, едва не рухнув на спину, и ослабевший портал, прежде чем захлопнуться, окатил её раскалёнными обрывками тьмы. Осколки прорвали одежду, рассекли кожу. Кровь и гарь смешались в воздухе, пока призрачный вопль пронизывал слух, раскалывал душу.

Она ли победила? Или всё же воронка…

Агата пала наземь, держась за грудь. Под тканью горели раны. И их много. Слишком много.

Серебро неба начало темнеть. Тяжело дышать. Каждый вздох переходил в кашель.

Шарканье ботинок — к ней бежали. Уже можно, воронка их не тронет, её больше нет… Ведь так?

— Я её закрыла? Закрыла?..

— Лежи-лежи! Тихо.

— Скажи мне, что я закрыла… Скажи...

Она порывалась встать, но Денис держал её, прислоняя к земле, а она стонала, лихорадочно повторяя один и тот же вопрос.

— Да рисуй ты уже быстрее, мать твою! — выкрикнул Денис в сторону Илоны, которая спешно выводила в воздухе формулу рунического портала. — Не бойся, Агаточка. Всё будет в порядке. Скоро тебе помогут, потерпи чуть-чуть. Держись в сознании, только держись.

Денис ни на секунду не отпускал Агату, покачивая её истекающее тело. Его речь походила на обманчивую колыбельную. Но всякий раз, когда Агата закрывала глаза, он повышал голос и продолжал говорить. Когда голос перестал помогать, он мягко протянул к ней телепатическую нить, но и этого скоро стало мало.

Подбежала Илона. Портал был готов. Вдвоём подняв Агату на руки, они осторожно понесли её туда.

«Если она умрёт, буду корить себя всю оставшуюся жизнь».

Потерять крёстную дочь было самым страшным для того, кто давно перестал чего-либо бояться.

***

[Тина]

— Всем с дороги, с дороги! В сторону всем! Для кого я тут ору, а?!

Каким-то неведомым чудом Агата не пострадала ещё хуже, пока её переносили сюда, в больницу святой Елены. Самым худшим было бы, если б рунический портал куда глубже вскрыл её раны. «Срезая путь через руны, срезаешь часть жизни», — так однажды сказала Илона. Но в этом плане нам сегодня повезло. Хотя, кто его знает.

Мы с Даней последними бежим по коридору, пока Денис, возглавляя экстренную процессию, разгоняет всех своим криком. Врачи, больные, посетители — все, кто стоит на ногах, послушно прижимаются к стенам.

Агату везут в операционную. Она лежит на каталке, лицо бледнее прежнего, на приоткрытом рте застыло какое-то слово. Догоняем каталку, и Даня хватает её безвольную руку. Так и хочется сказать ему — это не поможет, не старайся. Но, зная, какая между ними душевная связь, какую боль он от неё чувствует… Даже до меня доносится холод её души.

Значит, операционная. Другого выхода нет. Оперировать будет лично Илона. Вся надежда на неё и на местных врачей-целителей. Уж не могу вспомнить, с каких это пор больница святой Елены стала основным местом работы для лечащих магов, но отныне она наше идеальное пристанище, случись что плохое. Вот как сейчас.

Ну почему целители не могут вылечить и самих себя! Почему только других? Какого хрена! Меня на части рвёт от этой несправедливости.

Думаю о чём угодно, но не о том, что ждёт Агату. А что же ждёт Даню, если вдруг она...

Тотчас же сжигаю конец мысли, пока не проявилась. Агата для него всё. Его душа истлеет живьём, если она уйдёт. Их эмоциональная связь слишком сильна, чтобы один не радовался и не страдал вместе с другим. Я это уже видела.

Гляжу на него сейчас. Такой же бледный, губы искривлены от злости и печали, чернели мешки под глазами, из которых едва заметно просачиваются слёзы. Бедняга Даня. Казалось, он готовился вобрать в себя всю боль Агаты, так жадно он держит её руку… А ведь он может. Так и работает их связь.

Я одёргиваю его, и ладонь Агаты соскальзывает вниз. Мы задерживаемся. А каталка уезжает дальше.

— Тина, — Даня прожигает меня взглядом. Холод смерти уходит и сменяется жаром жизни.

— Я знаю, что ты хотел сделать. Забрать её боль? Чтобы на той каталке лежал ты? Да ни за что!

Оскалившись, он хочет что-то ответить. Передумал, хочет уйти. Делает один шаг — и я накидываюсь на него, завожу его руки за спину, приставляю к стене, как преступника. Пытается вырваться, за что я дёргаю его за связанные в хвост волосы и вздёргиваю его голову. Шипит на меня, опять вырывается, а безуспешно. Кроме силы его сейчас ничто не остановит.

— Ты не пойдёшь! Я не позволю тебе, слышишь! — кричу я, шумно вдыхая носом больничные запахи. Они отравляют меня, взывают к моей болезни, за их мишурой я чую кровь. Язык вспоминает вкус снотворного, я будто снова под его влиянием, столь незаметно стемнело вокруг меня. Мне душно, я теряюсь в знакомой горечи…

— Тина, хватит, пусти меня! Больно же!

Его голос мягко рассеивает нависший дурман. Болезнь отправляется домой, в моё разорванное мирами сердце. Руки дрожат, но так и держат кожаные складки. Зачем они это делают? Зачем я это делаю?

Мои окоченевшие пальцы ослабляют хватку, и Даня, поправив перекосившуюся куртку, устало опускается на ближайшую скамью.

Наверное, не стоило это делать столь сильно. Наверное, вообще не стоило на него нападать… Чёрт. Всё потому, что я не надела маятник… Слишком спешила к Агате и Дане, я должна была. Говорила я себе, лучше спать с ним, чем снимать на ночь, а потом забывать его надевать. Себе же хуже. Да и другим тоже.

— О Боже… — отхожу подальше на всякий случай, хоть и смысла не было, я уже всё сделала. — Прости меня, я, я не хотела п-пугать тебя, так в-вышло…

Я опять виновата. А хотела как лучше. Не могу больше говорить, горло иссушено, сглотнуть нечем. Не замечаю, как приваливаюсь к стене напротив Дани. Избегаю его взгляда, но любопытство изменяет мне.

Он не винит меня. Никогда не винил. Он слишком добр ко мне. Я не достойна этого…

А они уже в операционной. Денис спешит к нам один. Уже знаю, что он скажет нам либо подождать, либо в последний раз повидать Агату… В последний ли?

Где мой камень? Точно, он в кармане джинсов. Вот его-то я не забыла взять. Как знала, что он пригодится. Не зря я его подготовила на чёрный день. Только я узнала, что Агата ранена, я захватила его с собой. Даня и Агата гостили у меня, когда за ней приехал Денис с Илоной, чтобы вместе поехать к той проклятой воронке. Типичный Денис — всегда появляется, когда не ждёшь его. Но Агата знала. А мы с Даней нет. Как будто чувствовала, что этот ритуал окажется для неё роковым. Не хотела, чтобы мы пострадали. А Даню она будто оставила со мной, чтобы не переживал лишний раз за неё.

Да только что теперь-то?! Она уйдёт за грань, а мы останемся?

Я не позволю ей уйти так просто, по такой глупой случайности. И если сейчас ничего не изменится, я этого себе никогда не прощу.

Вот мы бежим за Денисом. Вот он громко распахнул перед нами двери операционной, и мы проскальзываем через них, пока они не закрылись. Вот Илона в спешке надевает маску, а врачи готовят оборудование. Агата неподвижно лежит на столе под белой простынёй — с таким спокойным лицом, лишённым эмоций, как будто ей всё равно, что происходит.

А простыня белая, её любимый цвет… Господи, что мне только в голову лезет!

Даня склоняется над ней, целует в лобик, шепчет ей что-то. Но я ничего не слышу. Илона тоже что-то говорит, но я не слышу. Денис отводит Даню от стола, не даёт ему вновь взять Агату за руку, почти насильно тянет к двери, почти кричит, но я глуха к его словам. Я глуха ко всему на свете. Лишь биение сердца ведёт меня.

Это мой шанс. Даня сам не понимает, как помогает мне, пока противится в душе, пока не хочет уходить. В нём рыдает боль Агаты, которую он успел у неё забрать. Но он взял лишь часть её. Остальную заберу я.

Я достаю камень. Это всего лишь необработанный кварц, который легко умещается у меня в кулаке. Но в нём и есть ключ моей задумки.

Нужно отвлечь всех от меня и Агаты, хотя бы на миг. Я поднимаю свободную руку, и пальцы сверкают магией. Быстрыми штрихами рисую в воздухе, и ожившие руны рассыпаются в пыль, которые усеивают операционную клубами дыма.

— Тина! — слышу я Дениса. Он в ярости, заливается проклятиями… Ха, ну разумеется.

— Что ты делаешь! — чую движение, это Даня где-то рядом. Но я вовремя прячусь за густой стеной дыма и падаю на колени перед операционным столом.

Срываю покрывало. Нахожу руку Агаты и вкладываю в неё камень. Только бы сработало…

Краем глаза замечаю вспышку — наверняка Илона устраняет мой едкий туман. Ну и пусть. К тому моменту я закончу. Адреналин заполняет мою кровь, энергия клокочет в такт сердцу, мелодичный, но яростный. В голове невольно заиграла любимая песня. О нет, не сейчас, не об этом я должна думать, ну же!

Сжимаю в кулак руку Агаты и жду. Жду прилива, когда отзовётся её боль, яд мёртвой энергии, что начала расти в душе. А сердце стучит, стучит и пульс в сдавленных пальцах. Внешний мир остался позади, я живу лишь этим пульсом.

Вот и прилив. Я чувствую смерть. Боится меня, юлит как змея, попадёт в камень — попадёт в мою ловушку, растворится во мне, ибо я сильнее.

Я приму тебя вместо Агаты. Не она тебе принадлежит и не я тебе. Это ты будешь моей.

Я же правильно всё делаю? Я же права?..

Я же правильно написала руны…

Холод пронизывает насквозь. Пошла цепная реакция. Река боли потекла по венам моих рук, едва сквозь пальцы и складки ладоней засветился зачарованный кварц. Руны жгут кожу. Смерть ищет выход, вырываясь из моей клетки. А выход был один, и он был известен.

И она прорывается. Кожа рвётся — где-то на руках, где-то на лице, где-то ещё, — выпуская слабые бурые гейзеры. Кровь ударяет в нос. Холод бьётся о жар. Ещё чуть-чуть, и я утону в беспамятстве. Рано, ещё рано! Держаться, нужно держаться. Я выдержу…

Голова гудит, окутанная невидимой проволокой. Мёртвая энергия впивается в самые недра, сильнее и сильнее, а мозг противится, перебирая знакомую музыку, дабы заглушить ею боль. Но только музыка звучит во мне, как тотчас превращается в дребезжащую какофонию.

Я испью эту чашу до дна. Я приму тебя до конца.

Эта боль будет моей…

— Тина!

Что-то тянет меня за плечи. Руки ослабевают, и связь рвётся, ранив меня в последний раз. Последний раз — самый больной. За пределами глухоты разбился кварц. Звон его осколков возвращает ясность слуха, и на меня наваливается целый ком бессвязных звуков. Меня уносит от операционного стола и кидает на пол как безвольную куклу. Квадратный потолок пестреет перед глазами — мой туман снят. Всё болит, и тело, и душа, а запах крови вот-вот вывернет меня наизнанку.

Кто-то закатывает мои рукава. Судя по силе и грубости, это Денис. Он замечает их…

— Чтоб я сдох. Тина! Как ты посмела, Тина?!

Это всё неважно. Я сделала это. У меня получилось…

Очнувшись, я вижу над собой Даню, гладящего мой лоб. Страх в его стальных глазах мерцал слезами.

Новый холод окутывает моё тело. Оказывается, я лежу в какой-то палате в одном нижнем белье под лёгким хлопковым покрывалом. Шевелю пальцами. Ага, двигаться могу. Щупаю щёки — где-то я ощущала, как раскрываются раны, — но ничего не нахожу. Они хоть были? Гляжу на обнажённые руки. Ни крови, ни чернил, ни малейшего следа шрамов.

— Что со мной было… — шепчу я.

Даня собирается с духом, боится начать.

— Твои руки были все в шрамах, — объясняет он, тихо, порой сглатывая буквы, — они выглядели как те руны на кварце. Ты вся истекала кровью. А потом они исчезли… Больше так не делай!

И тут он просто сдавливает меня в объятьях, и по моей заледеневшей коже проходят тёплые мурашки. Навалившись на Даню, замечаю хмурого Дениса, сидящего на стуле рядом с койкой.

— Всё ради тебя, Даниэль, — пытаюсь смеяться, но из груди вырывается лишь хрип.

— И ради меня не делай, — тут он, кажется, даже всхлипывает. — Тем более, ради меня.

Денис громко вздыхает, демонстративно качая головой. Как чувствую, что он думает — какого дьявола я полезла не в своё дело! Я же дилетантка, до сих пор путаю Воздушные руны, даже Илона не вправила мне мозги, а уж она-то по рунам спец. Он делает вид, что ненавидит меня, но взгляд выдаёт его — ему не всё равно.

— Тина, чтоб тебя, ты могла умереть! Ты хоть понимаешь, что ты наделала!

— Понимаю, — спокойно говорю я. — Потому так и сделала.

— Господи, ты неисправима, — Денис закрывает лицо ладонью и отворачивается.

Обессилев, я падаю на подушку. Уже не холодно, что слегка радует. Боль покинула меня. Осталась пустота. Хочется исчезнуть, забыть обо всём, чтобы и меня забыли… Нельзя. Нельзя поддаваться.

— Как Агата? — спрашиваю я с трудом.

— Она в соседней палате, — слышу ответ Дениса. — Операция прошла успешно, теперь ей главное отоспаться.

— Уже?.. А сколько же я…

— Четыре часа, — опережает Даня мой вопрос. — Ты была без сознания четыре с лишним часа.

— И ты ещё легко отделалась! — в этот момент Денис встаёт и подходит ко мне. — Высосала из Агаты энергию смерти, поздравляю! Но теперь-то она в тебе. Раз ты говоришь, что всё у нас знаешь, то ты точно помнишь, что подобные ритуалы кончаются очень плачевно для тех, кто забирает её.

Я слабо улыбаюсь ему, помня ещё и то, как раздражает его моя дерзость.

— Только не для меня. Я никогда не умру.

— Не загадывай, — процеживает он. — Когда-нибудь смерть доберётся до тебя.

— О, нет, — настаиваю я, — только я выбираю, когда мне умереть.

И это не сегодня.

Даня и Денис приняли решение ночевать в больнице, наблюдать за Агатой.

Я же не хочу здесь оставаться. Не хочу больше, чтоб на меня смотрели так, будто это я — причина несчастия. Потом ещё проверим, насколько ей стало лучше после моей жертвы. Ещё благодарить будут.

Ухожу в слезах. Затянулись раны лишь на теле, а в душе они остались. Ну и пусть! Пусть Денис считает меня врагом, пусть Даня считает меня больной. Я такая, какая есть.

Я просто несчастная душа.

Давно стемнело. Слабоосвещённый двор больницы, окружённый запущенным парком, невольно пугает темнотой, но мне на это наплевать. Дохожу до мопеда, поздно вспомнив, что забыла забрать шлем… Чёрт с ним. Всё равно без него езжу, а шлем я давала Дане.

Домой не хочется. Я еду в центр.

Мне не хочется ничего, кроме как посидеть где-нибудь на набережной Невы, одной, слушая, как бьётся сердце города, дабы не слышать моего. Раствориться бы в его голосах и музыке, коснуться воды его артерии, не ощущая стужи. Этой ночью я никому не нужна. Так и мне никто не нужен.

Так, где это я? Ах да, сворачиваю на Большой проспект. С моими мыслями я и забыла, как проехала по Большой Зелениной.

Что-то мне мешает. Я вроде бы еду, всё в порядке, гляжу на сверкающую каплями дорогу. А что-то не так. Будто не я сейчас на мопеде, а некто внутри меня.

Кажется, понимаю, что это. Как не вовремя, только не это. Только не снова, не сейчас! Чёрт возьми, ну почему я не надела маятник.

Руки начинают дрожать, едва контролирую их, чтобы держали руль. Замелькали чёрные точки, затмевающие свет фонарей. Я держусь, всё хорошо, я еду, я слышу город, он со мной, я доберусь.

А тело уж лихорадило. Потушенная боль возвращается, бьёт как током по сердцу. Узнаю её — похищенная мною смерть Агаты. Призрачная желчь рвётся наружу.… Хватит, надо остановиться где-то, найти бы место, не прямо же в потоке.

А что, если Денис был прав?..

Нет-нет! Не позволю. Только мне решать!..

Вне моей воли рука дёргает за руль. Мопед подпрыгивает на скорости. Теряю управление. Меня несёт на тротуар.

Но там люди! Немного, но есть. Только бы не в них, только не в эту пару!..

Клонит на бок. Сейчас врежусь в стену. Не в людей…

…и уйду я одна…

***

[Феликс]

— …Конечно, мне понравилось! Главное, покричали, как следует.

Этого она, разумеется, и хотела больше всего — покричать на стадионе во время хоккейного матча. А после посидеть тихо в сквере, неспешно поедая мороженое.

Я тоже скучал по этому. Чтобы вечер принадлежал лишь нам, чтобы были только мы вдвоём. Я и Алина. Никто нас не торопил, и мы гуляли в своё удовольствие, наслаждаясь каждым мигом. Для нас опять настал 2010 год. Я так и сказал ей, когда мы уходили из дома: «Давай вернёмся в прошлое».

А она сказала: «К самым истокам нашего времени».

Как жаль, что мои книги отбирают это время, которое я бы мог подарить Алине. Сегодня мы это исправили, хоть и частично. Я изменюсь для неё. Закончу серию про Эстер — и окончательно буду свободен.

Мы гуляли, не спеша, по Большому проспекту. Эта осень оказалась на удивление тёплой. Я держал её под руку, а она шла рядом, прижавшись к моему плечу. Ниже меня на голову, хрупкая и мягкая, она улыбалась мне, а меня так и тянуло укрыть её собой и спрятаться в нашем общем мире, чтобы чужие проплывали мимо нас как далёкие планеты.

— А помнишь нашу старую игру? — спросила она.

— Какую? А, ты про «Поводыря»? Как я мог забыть.

— Закрой глаза, я поведу тебя.

— Конечно, мой совёнок.

И она повела меня. Сквозь темноту и шум, в которых я ловил её смех. Теперь она держала меня под руку. Она была моим поводырём, и этот путь был только наш. Сквозь темноту и шум я шёл за её невидимым светом.

— Усложним задачу? Не подглядывай!

— Подожди!..

Рука соскользнула. Я потерял её. Пришлось и дальше жмуриться.

Подождал, когда услышу «Иди на мой голос!».

Она позвала меня. Вот и дождался. Я пошёл навстречу, вслепую, рисуя в голове её образ, образ беззаботно порхающей птицы. Обтягивающая футболка, узкие серые джинсы, лёгкие ботинки. С каждым её шагом кожаная бахрома с рукавов светло-бежевой куртки разметались за ней как крылья. Короткие русые волосы перьями шевелились на неприкрытой голове. Потрепать бы их ещё.

Я скоро догоню тебя. Ускоряю шаг и протягиваю руку. Ты уже ближе. Ты выступишь из темноты закрытых век, ветер твоих движений прогонит её, ты бросишься мне на шею, сверкая счастьем, а потом…

— Феликс! — Алина вскрикнула, и я упёрся в кого-то, едва не упав с ним наземь.

Я открыл глаза. Это и была Алина. Она держалась за меня, не пуская вперёд, вцепившись мне в плечи.

И мой слух пропустил ещё один крик. На крайне высокой скорости с дороги на тротуар выехал мопед, который врезался в стену дома прямо перед нами. Девушка, управлявшая им, обмякла на асфальте, и из-под её головы потекла тёмная лужа. Перед мопеда разбит в хлам.

Почему она без шлема? Почему вовсе никакой защиты? Почему…

— Господи! — Алина зажала себе рот и сильно затряслась, согнувшись в коленях.

Её страх застучал и во мне, но не такой, как у неё. Я боялся другого. Чего-то тихого, опасного, что ещё грядёт, крадётся ко мне как тигр к своей добыче. Я задавил этот страх, но он не уходил. Он уйдёт лишь, когда я пойму, к чему он.

— Подожди здесь, — сказал я и отпустил затихшую Алину.

— Скорую, скорую! — кто-то крикнул из собирающейся толпы, которую постепенно заражал вирус паники.

Не хочу ничего слышать.

Я поспешил к несчастной девушке. Одна нога закинута на сидение. Голова определённо проломлена. Волосы размётаны недвижными змеями — и мне не показалось, они были зелёными. Жива ли? Даже, если и жива, то вряд ли проживёт долго.

Я склонился над ней, смутно жалея рвущуюся как нить жизнь. Не знаю, что движет мною — жестокое любопытство, тайная жажда тёмного вдохновения или что-то иное? Но всё же, бедная девушка, сколько могла пережить, если бы…

Её грудь приподнялась. Живая! Губы дрогнули, и она заскулила. Пальцы рук слегка шевельнулись, и меня проняло ледяным током, прежде чем понял, что её большие глаза распахнуты, и смотрела она прямо на меня. Прямо в мою душу.

Как она может быть ещё живой?!

— Ох… это… это вы?

Девушка, она заговорила? С проломленным черепом? Как она ещё в сознании?

— Простите, что… вот так вот… Сердце… Моё сердце...

Да с ним-то ничего не случилось, но голова!.. Она слегка подняла её и тотчас же уронила. Даже не вскрикнула. Больше крови растеклось по асфальту, ещё грязнее стали волосы. Пальцы бегали по асфальту в поисках несуществующей вещи.

Я еле сдерживал дрожь. Одёрнул бы взгляд, но продолжал смотреть, как всякий любопытный заглядывает в источник страха. И эти глаза выжимали из меня соки.

«А ещё писатель триллеров! И тебе страшно?»

Тебя здесь не хватало. Эстер, здесь девушка умирает, а тебе всё равно?

— Оно бьётся… Живое… — бормотала девушка. — Вы видите меня?.. Видите… Я не призрак?

— Вижу я, вижу! — мой голос вдруг вырвался из горла непривычным нервным криком.

— Хорошо… Хорошо… Я буду жить.

Успокоившись, она слабо улыбнулась и потеряла сознание.

И тогда я окончательно решил, что не оставлю её. Не хватит духа уехать домой, так и не узнав, чему я только что стал свидетелем. Я дождусь скорой и узнаю, что с ней станет дальше. Эта упрямая улыбка будет долго меня преследовать.

Я оглянулся на Алину. Она молча кивнула — она одобрила моё немое решение.

«Не похоже ли это на одну из наших книг?»

Слишком похоже. И это мне совсем не нравится.

Но бросить её я уже не мог.