Глава 6. Старый враг

[Феликс]

Я не хотел домой. Я предвкушал будущую горечь, что придётся объясняться перед Алиной за всё безумие, произошедшее за сегодняшний день. И мне не отвертеться.

«Крепись, Создатель, твой звёздный час настал!»

Ты когда-нибудь замолчишь? Я и без того готов провалиться сквозь землю, а тут ты ещё!

«А то! Ты постоянно думаешь о ней. «Вот бы Алина не узнала»! «Как бы Алина ничего не заподозрила»! А ведь я никуда не уйду! Я навеки в твоей голове, пока ты, наконец, не осмелишься избавиться от меня. А с Алиной может произойти всё, что угодно, она не вечная, и ты...»

Только попробуй заикнуться, и я придумаю тебе самую жестокую смерть, какую смогу представить. Это же ты подкинула Уриэлю часть нашей тьмы, и из-за тебя он едва не погиб.

«А так бы ты часами пролежал на лестнице, один, посреди галлюцинаций как последний бродяга. Этих кошмаров было бы больше, не освободи я тебя от них!»

Ну ты и ведьма, Эстер. Да я готов заживо сгнить вместе с тобой, но не дать умереть ему! И, тем более, Алине!

«Считай меня, кем угодно, но это ты меня создал! Я всегда была твоим страхом, Феликс. Ты вложил в меня и мои истории всё то, чего ты сам боялся, чего ты никак не хотел видеть в себе. Я — твоя тайная сущность, я — твоя вторая половина. И это я берегу тебя от Тьмы, но ведь это ты приписал мне эту Тьму».

Потому что это ты любишь разрушения, не я. И не я положил начало этому кошмару.

«Не будь лицемером, Феликс, я озвучиваю то, в чём ты боишься признаться себе».

Я заглушил её и засунул ключ в замочную скважину. Пальцы дрогнули на миг, едва не уронив связку.

Скоро я войду домой. Алина, беспокойная и злая, потребует от меня разъяснений. И я спокойно и во всех деталях расскажу ей про убийство, про встречу с Тиной, про Женю и автобус. А если понадобится, то расскажу и о тебе, Эстер. Столько лет я скрывал тебя ото всех. А ты же у нас так хочешь быть настоящей, верно? Тише, Эстер, тише, не стучись в висках, она прекрасно всё поймёт. Она должна понять.

Я открыл дверь и вошёл в квартиру. И не поднимая головы, я знал, что она уже стояла в прихожей, выйдя на скрипучий звук ключа в ожидании моего возвращения. Но не успел я хотя бы прикрыть дверь за собой…

— Алина, я сейчас всё объяс… — как она набросилась на меня с объятиями, повиснув на шее. С нашей разницей в росте мне пришлось сгорбиться, так сильно она потянула меня.

— Феликс! Слава Богу! — руки Алины спустились к моей пояснице, и она крепко-накрепко обхватила мою талию. — Ты меня так напугал, я так боялась за тебя.

Я прикусил язык, стиснув в кулаке ключи, готовые подло ускользнуть сквозь пальцы. Как же мне чертовски стыдно перед ней! То, как она обняла меня, как положила голову на мою грудь, как всхлипнула на последней фразе и выпустила на волю слёзы — мой план был полностью провален. Пора бы мне запомнить, что далеко не всё идёт по моим сценариям.

Какой же я дурак.

— Тебе уже рассказали? — осторожно спросил я.

— Да конечно!.. От тебя ничего не добьёшься, мне уже Денис давно всё сообщил, а ты всё где-то ходишь!.. — часть слогов растворялось в растущем рыдании. — Где ты был, Феликс? Ты понимаешь, что я боялась за тебя? А вдруг бы тебя… тоже… убили? Я и думать об этом не желаю!

Она отпустила меня и убежала в ванную. Я, наконец, закрыл входную дверь и запер на три оборота. Вязкое ощущение, что нас подслушивали, прошло с шумом текущей из крана воды.

— Алина, я скажу прямо, — заговорил я максимально мягко, снимая пальто, — если бы меня хотели убить, то я бы уже был мёртв.

— Я не верю, — откликнулась Алина из ванной. — Вначале тебя помучают. Чтобы ты ощутил некую ответственность за то, что пишешь. Чтобы страдал, как твоя Эстер. А лишь потом убьют. Сам так поступаешь с персонажами, не так ли?

Кран закрылся, и Алина вышла ко мне с покрасневшим лицом и мокрыми прядками, прилипшими к вискам и щекам.

— Ты хотя бы подозреваешь кого-то? — шмыгнула она носом. — Кто может тебя так ненавидеть, что готов убивать?

— Ты спрашиваешь. Из моих знакомых никто бы на такое не пошёл.

— Тогда кто?

Точно, она же не знает ни про СМС, ни про надписи на стенах. Нет, одну из них она сама мне показала, но сообщение...

Я показал его Алине после того, как отвёл её в спальню, и мы вместе сели на кровать. Я рассказал ей всё, что произошло. Разве что о тебе не сказал, моя Эстер, как и о моём припадке — это к делу не относится. Важно то, что все линии последних происшествий сводятся ко мне, что убийца, вероятнее всего, сбежавший плод моего воображения. Он задумал свести меня в могилу при помощи чужих трагедий. Потому что, если я доберусь до него раньше, я оборву его жизнь как нить.

И потому что я умею творить.

— Чокнутый поклонник, здесь всё очевидно, — сказала Алина. — Наверное, у него случилось что-то такое, что совпало с каким-то из твоих романов. А теперь он мстит тебе с собственными инсценировками.

— Это не просто поклонник, Алина, это настоящая копия Тальквиста. Женя не видел, кто подорвал автобус, но он едва не был убит по методу «Чёрной зимы».

— Так, может, это Тина? Она твоя поклонница, и она бывает невидимой.

— Однозначно нет, она была со мной, когда подорвался автобус. Всё взаимосвязано. И убийство, и автобус — это всё один человек, не совпадение.

— Ну… если ты так считаешь, я верю тебе.

— Да, я так считаю, — настаивал я. — И да, опережая твой вопрос, с Тиной я встречался, чтобы лучше узнать про призрачный мир. Раз эта копия Тальквиста тоже стоит одной ногой в мире мёртвых, я должен понять, как это работает в реальности, не в моих книгах. Понимаешь? Мои книги — одно, а наша жизнь — другое. В конце концов, — я придвинулся ближе к ней, и наши плечи коснулись друг друга, — даже мне не предугадать его следующий шаг, а я так хотел бы стереть его из того сюжета, что он прописал себе на уме. Видишь?

Она видела. Она видела именно то, что я ей представил.

— Феликс, — Алина посмотрела на меня пристально, внимательно, сверкая большими совиными глазами, — Знаешь… Спасибо, что рассказал мне. Я снова чувствую себя частью твоего мира.

Как же мне хочется иногда взять и рвануть прочь отсюда, прочь от реальности, хоть на край света. Схватить Алину за руку и убежать далеко-далеко, мчась от невзгод под куполом звёздного неба.

Туда, где будем только мы.

Туда, где осталось детство.

Туда, где мы будем по-настоящему счастливы.

Но в мой мир ей пока нельзя. Мои кошмары по-прежнему живы, я должен уничтожить их, освободить от них мой разум — и, наконец, дать в него дорогу Алине, моему дражайшему совёнку. Пока он недостоин принять её.

Я допишу мой последний роман, запру в него всех своих монстров, глодающих рассудок.

И я отпущу тебя, Эстер. Когда-нибудь я сделаю это. Даже, если нам с тобой это не понравится. Впрочем, не этого ли ты жаждешь? Увы, будет больно. Столько лет ты была моей музой. Но любая история когда-то подходит к концу.

Я освобожу себя от твоих чар.

— Всё, что я хочу, это защитить твой собственный мир, мой совёнок.

Я прижал Алину к себе, и, выбросив из головы лишние мысли, прильнул к её губам. Она мечтательно закрыла глаза и поддалась моему порыву. Так долго я сторонился её, слишком долго, слишком! Все недомолвки, смятения, прятки казались такой микроскопической глупостью, такой мелочью по сравнению с тем, как мы соскучились друг по другу, по-настоящему соскучились.

В эту ночь я отрёкся от иллюзий, отдав себя моей единственной Алине.

Она потянула меня за ворот джемпера, и мы вместе растянулись на кровати. Мы растворились в собственной вселенной.

«Держи её крепче, пока она рядом. Не то не заметишь, как ускользнёт».

Я бы держал её так всю вечность. Лежал бы с ней в обнимку, укрывая от жестокости и боли, на ушко напевая наши любимые песни, не давая подкрасться Тьме. Я бы охранял её сон, жертвуя собственным, служил бы ей до самой смерти, пока не погибну в битве за её покой.

Увы, она не знает, что я на войне.

Я на войне с собственным воображением, готовым меня поработить. Кто бы мог подумать, что оно возьмёт себе в союзники далеко не вымышленного персонажа жизни.

Ещё не началось главное сражение, а я так устал. Я так устал, что не могу думать.

Какой ужасно длинный день…

[20 октября 2017 года]

Я ожидал, что этот сон окажется пустым, как и все прочие. Всего лишь вычеркнутые из памяти часы.

Эстер не спалось. Она выбралась из глубин сознания, куда я её загнал, и тихонько дотронулась до меня, чтобы не разбудить наше общее на двоих тело.

— Феликс? Тсс. Осторожно, не проснись.

Концы её правых, длинных прядей скользнули по моей щеке. И я увидел её — укутанная в клетчатый шарф, Эстер склонилась надо мной во всей красе. Платиновая блондинка в серой обтягивающей одежде, сияющим облаком вышедшая из переливающейся черноты. Я больше не злился на неё. Как и она на меня.

— Ты прости меня, Феликс. И психанула я, и нагрубила. И сравнивать себя с ней я тоже не смела. Каждый год в твоей голове растворяет меня. А молчать я не могу. Ты же мой кров, куда я без тебя.

— Ты тоже прости меня, — сказал я. — Может, тебе и не стоило передавать часть видений Уриэлю. Но как-никак, ты спасаешь мне жизнь.

— И каждый раз при этом теряю часть рассудка, — посетовала Эстер. — Надеюсь, на сей раз ты не сомневаешься в том, что я настоящая? Потому меня и хотят убить.

— Ты так думаешь?

— Конечно! Все те фразы на стенах взяты лишь из твоих книг обо мне, и все последние происшествия произошли только по книгам обо мне. Этот некто хочет добраться до меня и использует в этом тебя!

— Но в таком случае, думается мне, в конце убьют именно меня, а не тебя, — должен был отметить я.

— Ты так и не понял, Создатель, — покачала она головой. — Я часть тебя. Но нужна им я, не ты. Ты лишь мой носитель, моё сонное убежище… Закончи роман, Феликс. Отпусти меня, и сам будешь свободен.

Я грустно улыбнулся в своей манере. В широко раскрытых глазах Эстер, серых как полная луна, сверкнул ледяной ужас, и холод её дрожи донёсся до меня.

— Я закончу, Эстер. Ты освободишься. Но до конца отпустить тебя я не смогу никогда.

О да, Эстер, и никто другой тебя не получит. Ты принадлежишь лишь моему миру, и никакой другой тебя не примет.

— Ты не можешь… ты не… Освободи меня!

С невиданной ловкостью она накинулась на меня, что шарф соскользнул с её плеч. Я едва удержался на ногах, но этого было мало. Она обхватила мою голову, сдавив виски. Её острые ногти впились в кожу, отозвавшуюся на них певучей болью.

— Оставь меня, выпусти в реальный мир! Мне надоело прятаться среди твоих фантазий.

Слова ранили не меньше, чем руки. Внутри хрустально-прозрачной фигуры проявились чернила. Они брызнули из глаз Эстер, навернувшихся чернотой. Пульсирующая боль в висках нарастала. По моим щекам медленно потекло что-то густое — кровь или чернила? Не так уж и важно. Это тёмная кровь наших душ. Она пахла хвойным лесом. И озёрной водой.

— Прошу тебя, отпусти. Отпусти! Дай мне уйти из твоей головы!

Хватка Эстер теряла силу, пока она быстрее и быстрее превращалась в чёрного призрака.

— Оживи меня… чтобы я смогла умереть за тебя.

Плечи завздымались от плача, и она громко завыла, не в силах говорить. В ответ я отвёл от себя её руки и крепко обнял её за талию. Чернила испарились, словно вода, и к Эстер вернулись истинные краски. Слёзы чистыми кристаллами слетали с каждым взмахом её ресниц. Фигура Эстер засияла, а вместе с ней засияла и моя душа.

— Никому и ни за что я тебя не отдам. Мы пройдём через это вместе. Ты и я.

— Ты и я, — эхом отразила Эстер.

И я проснулся.

Глубокая ночь. Не было и четырёх утра, судя по часам на стене. Алина лежала со мной, приникнув к моему неприкрытому плечу и мирно посапывая. Эдгар, едва различимый в темноте, мирно дремал у неё в ногах.

Спать резко расхотелось. Я осторожно вылез из-под одеяла и на цыпочках вышел в прихожую. Виски запульсировали, когда я встал ровно по центру. Далёкий озёрный аромат прилил к моему носу, и меня закружило, ещё во власти отголосков сна.

Как там писал убийца-невидимка, мой тайный внешний враг? «Прекрати писать, иначе смерти продолжатся, или же закончи роман на свой страх и риск». Поначалу я, пленённый немой паникой, и в самом деле не понимал, что именно он от меня хочет. Я сам запутался в теориях, в своих и чужих, что есть правда, а что лишь вызванные страхом домыслы.

Но теперь я знаю. Это так очевидно!

Мы не виновны в смерти тех пассажиров, Эстер. Ты послала Уриэлю видения, но не он подстроил их, а наш убийца. Моя вина заключается лишь в том, что я существую, однако он хотел убить Уриэля мне в отместку. В отместку за то, что в ближайшем будущем я буду виновен в его собственном убийстве.

Мои фантазии привлекли к нам Тину. Она — наша условная «Эстер», твоя живая копия. Наш убийца — это условный «Тальквист», но не Тальквист сам по себе. И совсем скоро мы с тобой узнаем, какое его истинное имя.

В сторону страх. В сторону сомнения. Роман будет дописан, и ворота закроются. Всё плохое, что тяготит нас, будет заперто в нём на замок, а построенный мною мир разрастётся, прекратив теснить мои мысли на маленьком клочке разума.

Я влетел в рабочую комнату и на скорости сел на одноногий офисный стул, на котором я подъехал к привычно захламлённому столу и раскрыл ноутбук. Свет от экрана временно ослепил меня, но такой ли мелочи останавливать меня? Я нашёл файл, открыл его и прокрутил до конца, где значился лишь заголовок следующей главы. А дальше — белое неведение.

Связать себя с образом Тальквиста было главной ошибкой нашего убийцы. Ведь теперь и я смогу воздействовать на него. Как только я допишу роман, ему не достанется ни грамма моего страха, ни частички. Я заточу его тайную силу в этом же романе. Потому что без неё он превратится в ничто. Всего лишь в книжного героя.

Я склонился над клавиатурой и начал печатать.

Последние главы, Эстер. Последние главы, и ты будешь покоиться с миром.

Ты отомстишь всем, кто ранил тебя, кто сломал судьбы тех, кто тебе близок. Ты спасёшь их ценою своей жизни, но в этом и есть твоя миссия — защищать своих любимых до последней песчинки твоего времени.

Но убиваю я тебя не потому, что ненавижу.

«А потому что я сама хочу умереть».

А вот Тальквист не хочет. Потому и терзает меня. Но ему недолго осталось, поверь мне.

Ниспадающие со лба волосы навязчиво лезли в глаза. Дотянувшись до вазочки с ручками, что стояла на углу стола, я снял резинку с кончика одной из ручек и завязал на затылке небольшой пучок. Усмехнулся при лёгкой мысли, что Алина не раз смеялась надо мной, когда я завязываю волосы. Так надо, милая, сейчас так надо.

Я продолжил работу.

В моей голове играл воображаемый фильм. Бесстрашная Эстер на тропе войны. Пальцы сами стучали по клавиатуре, так легко я писал. Эстер бежала по сырым улицам Стокгольма, подхваченная растущей волной из строчных букв. Она мчалась всё быстрее и быстрее, стук её каблуков отзывался дробью клавиш ноутбука. Она бежала навстречу убийце. Она шла убивать.

«Так он для тебя не больше, чем кривая фантазия?»

После всего сотворённого им он давно не человек.

Ты лично отправишь душу Тальквиста на тот свет, и мир очистится от его безумия. И неважно, что в своей манере, так или иначе, но он любил тебя. Но такие, как мы с тобой, недолго задерживаются на Земле. Если даже умираем не мы сами, то значительная часть сознания уходит в небытие.

Что бы то ни было, я выдумал Тальквиста, я же его и уничтожу. Уничтожу, как только выйду на него. Или же он на меня. А если не я, то именно ты, моя Эстер, сделаешь это за меня. Ты с лёгкостью это сделаешь.

«Это, Создатель, у нас в крови».

От подобных размышлений меня было не оторвать. Некоторые из них находили место в абзацах, которые я срочно стирал, если я, глубоко задумавшись, случайно пропечатывал их на экране. Я не замечал ни холода, колющего голую спину, ни жжения в глазах, ни времени, которые перестало для меня существовать ровно с того момента, как я начал писать.

А в комнате светлело. Почему так рано?

Я не успевал. До финала ещё достаточно. Так много написал за ночь, а до финала ещё не скоро!

Слабость возвращалась. Жжение в глазах усилилось, веки отяжелели. Кажется, вот-вот меня вновь посетят страшные видения, против которых бастует моё тело, которые будто и не я выдумывал — но кто, если не я, выдумываю их себе?

Нет, приступ не случился. Однако слабые видения, которые я записывал, стали растворяться в одной непонятной размытой картинке. Постепенно мысли и вовсе ускользнули от меня. Любые мысли, совершенно.

Я боролся с навязчивой дремотой. Меня уже слегка пошатывало, а голова качалась болванчиком. Стул заёрзал подо мной, следуя случайным движениям.

Ещё один час, пожалуйста. Хотя бы час. Я должен продолжить, я не хочу бросать!.. Ещё столько всего… Терпеть нет больше сил...

Я опустил веки, и меня увлекло в темноту.

***

Илона вернулась домой. Место, ставшее много лет назад родным, поприветствовало её северным ветром и шелестом хвои. Ветер донёс до неё призрачный зов, идущий со стороны озера. Сердце забилось тревожно, как бьётся сердце матери за любимое дитя.

Оно мучилось, оно рыдало, подобно умирающему в преддверии смерти. Его ледяное дыхание сковывало, пробирало до мурашек. Хопеаярви звало на помощь.

Пробираясь сквозь ночь, Илона спешно вышла из леса на длинный каменистый уступ, величественно возвышающийся над беспокойной водой. Это волшебное озеро на перекрёстке миров никогда не знало покоя, даже в дни притворной тишины. И снова раскрылась старая рана, пропуская чёрный свет.

Воронка.

Она проявилась. Снова.

Илона предстала пред ней, бесстрашная, душой открытая, готовая абсолютно ко всему. Её шаль и подол тонкого платья расплёскивались за спиной чёрными красками в бесцветном воздухе. По-зимнему холодное дыхание обжигало кожу. Меняясь в цвете, то чёрный, то ослепительно белый, раскрытый проход испускал тёмную энергию, заражающую воздух невидимым ядом.

— Я сдерживала тебя и раньше. Сдержу ещё раз.

И она больше не позовёт на подмогу. Здесь чуть не погибла юная Агата. Из-за неё. И из-за воронки. Она сама закроет её, пусть и ценой собственной души. Никто не пострадает.

Вдохнув ночные запахи, Илона протянула руки и начала водить ими по воздуху, и незримые символы спустя секунды обретали магию, превращаясь в Воздушные руны. Плавая в сизой дымке, словно маленькая галактика, они были единственным источником света на берегах Хопеаярви.

Почуяв их, воронка сжалась и заскулила, слившись с затянутым чёрными облаками небом. Она знала энергию Илоны, и она боялась. Целый год Илона закрывала её, а она всё прорывалась в мир живых, с каждым разом разрастаясь всё шире и шире. Кто-то сбежал из глубин мира мёртвых. Кто-то, настолько сильный духом, что нарыв меж мирами столько месяцев никак не заживёт.

И на её памяти только одна душа могла вырваться из этой призрачной темницы. Только одна душа, которую много лет назад она самовольно заточила в междумирье на дне Хопеаярви.

Илона выпустила на свободу руны, и они слились с порталом колоссальной вспышкой. Крик отчаянья окатил морозным потоком, сорвав с головы шаль и унеся её к лесу. Вихрь света и тьмы пронёсся над водной гладью, осыпая всё вокруг иллюзорным снегом. Илона непоколебимо держалась на ногах, как бы ни пытался вихрь сбить её и выкинуть прочь.

Она нарисовала новые символы, выплеснув их силу. Магическая синева обволокла овраг, окутала уже сузившуюся воронку в плотный туман. Та кричала, не смолкая. Вот-вот начнёт плеваться. Илона быстро выцарапала на лбу защитные руны и бросилась навстречу чернеющему круговороту.

Воронка взорвалась на тысячи брызг. Салют тёмной энергии гасил свет парящих над землёй рунических снежинок. Обжигающие брызги въедались в кожу, но защита спасала Илону от их губительного яда.

И она запела. Громко, пронзительно, почти как раньше, когда годами напролёт жила у озера, выходила на берег и пела на радость природе.

Она залилась песней, словно сказочная птица, словно сирин, словно сама была этой песней. Её голос, полный душевной мощи, отражался от камней, деревьев, от беснующейся глади Хопеаярви. Пронизывал темень, подпитывал увядающее сияние. Её голос был везде.

И воронка сдалась. Чернота рассеялась, перестав вытекать. Воздух очистился, наполнившись целебной синевой. А Илона продолжала распевать заклинанье без слов. Чтобы наверняка, чтобы точно. Воронка сузилась до маленькой точки и растворилась в ночи.

Последняя нота — и тишина…

Успокоилось озеро, не шелестит сверкающими волнами. Спи спокойно, Хопеаярви, пока есть возможность, пока есть ещё время.

Но сколько тьмы успело вытечь, пока воронка была открыта? Сколько ещё тающих и одержимых душ покинуло своё пристанище? Их и не найти, не извести с этого света, пока сами не объявятся. А ежели объявятся, она легко с ними расправится.

Хотя бы ради себя. Но и ради Хопеаярви. И, конечно, ради него.

— Илона, — протяжно позвал мужской голос.

Она не обернулась. И не узнавая его, она догадывалась, кому он принадлежал. Илона гордо вскинула голову и съязвила:

— Да, это я. Что, не ожидал? Что я узнаю, что ты вылез из этой дыры… Эрнест.

Так и есть. Ни лицо, ни голос этого человека с бородой не были ей знакомы. Но призрачная аура, что просвечивалась из-под мешковатой куртки, с головой выдавала пришельца из воронки. Он стоял на подножии уступа, скрестив ноги, словно притворяясь стрункой, какой он был однажды. В чужой куртке, в чужой шапке. В чужом теле.

— А ты не изменилась, — заговорил он с фальшивой любезностью. — И не состарилась вовсе. Уж и не думал, что когда-то встречу тебя вновь.

— Поздравляю, — сказала она ядовито. — Лучше б мы с тобой и не виделись.

— Что верно, то верно. Я надеялся, что ты забудешь меня.

Меж её дрогнувшими пальцами сверкнула искра.

— Тогда я обрадую тебя. Я пыталась забыть. Я скиталась по всему северу, дабы затмить тебя в памяти! А затем решила — я обязана тебя помнить. Такое грешно забывать.

Ни одна мускула не дрогнула на лице «Эрнеста».

— Чтоб тебя пожрали демоны! Мерзавец! — она спустилась к нему, на ходу зажигая руническое пламя. — Тебе мало? Да чтоб сгорел ты к хренам!

Илона взмахнула над ним пылающим кулаком, готовая обрушить на него весь гнев, пожиравший её изнутри. Эрнест увернулся и грубо вытолкнул её ниже по склону, к границе леса. Её свет потух. Она повалилась на землю, усыпанную камнями и шишками, расцарапав себе лицо и ладони до самой крови. Брошенным зверем Илона зарычала от обиды и ненависти к одному единственному человеку, снова и снова разбивающему ей жизнь.

И этот человек сейчас зажался на левом краю уступа, поджав колени и спрятав ладони подмышками, преисполненный страхом перед тем, на что она способна.

— А ты всё ещё боишься меня, — сказала Илона, поднимаясь с земли. — Правильно, бойся. Бойся меня, я высосу из тебя столько энергии, что от тебя ничего не останется.

— Где она? — задрожал голос «Эрнеста», низкий, грудной, почти как собственный. — Просто скажи, где она, и я оставлю вас всех в покое.

— Лжец! Когда это ты оставлял всех в покое! От тебя постоянно одни беды, одни несчастья!

— Илона! — осмелев, Эрнест крепко схватил её за запястья и, подняв руки кверху, прижал к толстому сосновому стволу. — Илона, куда она делась? Где она прячется, где её душа?

— Пусти меня! Пусти! — попытка извертеться, вырваться, ускользнуть от него оказалась тщетной.

— Ты слышишь меня?! — закричал Эрнест, вдавливая её в дерево. — Мне нужна лишь она! Но я слишком долго держался без живой энергии. Ты всерьёз полагаешь, что мне так приятно убивать?

Какой же он идиот, раз до сих пор ничего не понял…

— Да! Да! Полагаю! От тебя всё можно ожидать, — выпалила Илона и ударила его коленом в живот.

На этот раз он увернуться не успел. Торжествуя, она толкнула его подошвой сапога в кучу сломанных веток и твёрдым каблуком придавила грудь к земле, ослабив его пыл. Поверженный Эрнест лежал безропотно и очень спокойно, ухмыляясь ей назло.

Он считал, что ему не грозит ничего, что, овладев чужим телом, он подставляет его хозяина, но отнюдь не себя.

Илона опустилась на колено перед носителем Эрнеста, не убирая ноги с его груди, и нежно провела пальцами по заляпанной грязью щеке. Душа хозяина спала непробудным сном, скованная под действием тёмного дурмана, и до сих пор ничто так и не ослабило его путы. Илона нацарапала ногтем пару рун, которые замерцали на щеке носителя, пустив струи света вглубь тканей и сосудов.

Сверкающая паутина поблёкла под кожей столь же быстро, как засияла. Эрнест улыбнулся и поднял брови, безмолвно ликуя от маленькой победы над лесной ведьмой.

— Как надёжно ты его одурманил. Похвально, — Илона отвела от него руки. — В деревне нашёл такого? Выбор-то здесь невелик. Жаль, что ему уже ничто не поможет.

Её изящные пальцы затанцевали в воздухе, сплетая растущий из-под них свет в рунические узоры. Они искрились, обжигали зрение, вселяли тревогу и непонимание. Голубая дымка повисла над головой Эрнеста, в глазах которого замаячили огни необъятного, настоящего страха.

Что ж, он сам выбрал это тело. Пусть помучается, ибо теперь ему не выйти из него. Пусть сидит там, пока не сдохнет, пока возмездие не покарает его и не отправит в Ад.

Но его слова, тихие и жаркие как пламя свечи, разметали колдовские мысли на бесполезную пыль:

— Что ты задумала?.. Опять накажешь меня? Я уже привык к боли, но как же хозяин тела?..

— Не тебе учить меня морали, Эрнест, — перебила Илона. — Я убила тебя однажды, убью ещё раз.

— Прекрасно. Убить меня хочешь? Так ты не меня убьёшь. Подумай, невинная жизнь у тебя на счету.

— Зря стараешься. Я не буду себя корить. Я испепелю тебя вместе с твоим носителем. Я сделаю это с каждым, в кого ты вселишься, до тех самых пор, пока обратно не загоню тебя туда, откуда ты явился.

Уставшее колено нервно задрожало, и, убрав ногу с груди, она села ему на живот. Никуда уж ему не деться, он у неё в плену. И вновь заиграли в воздухе невесомые сверкающие руны.

— А ведь я, дорогая, за тобой явился, — прокаркал Эрнест, заворожено наблюдая за их танцем, — чтобы ты не сумела меня выдать, хехе. Это совсем не означает, что я желаю тебе смерти. Просто, кхм-кхм, держись в стороне от происходящего. Не смей никому рассказывать, не порть красивые иллюзии.

Разозлённой кошкой Илона вцепилась в его горло, и её острые, мерцающие от магии ногти так впились в кожу, что местами потекла кровь. Воздушные руны рассыпались в потоке поднявшегося ветра.

— Ах ты сука, Эрнест. Иллюзии, видите ли, я порчу. Вот когда сгинем все, там мы найдём свои иллюзии.

— Отпусти меня, кхе-кхе. Разбудишь носителя, — захрипел он, вцепившись в её рукав.

— А не пойти ли тебе нахрен? — перешла она на визгливый крик. — «Держись-ка ты в стороне», ха! А я и так двадцать лет была в стороне. И ты бы сидел себе в водах Хопеаярви, что приспичило-то тебе?

— Я пришёл вернуть мою девочку! — Эрнест дерзко притянул Илону к себе и насилу прижал к груди. — Мне нужна она, Илона, а ты прячешь её от меня и всего призрачного мира. А она опасна, дорогая, и мир живых окончательно сведёт её с ума, если уже не свёл.

— Я тебе не дорогая, — она отлипла от него и быстро поднялась, одёрнув юбку платья. — И ты её не достоин. Забудь о ней, слышишь? Слышишь меня?!

Обозлённый Эрнест вскочил следом. Высохшие ветки в агонии захрустели под ботинками. Он вот-вот набросился бы на Илону, как вдруг застыл в двух шагах от неё с растерянным выражением лица. Глаза остеклели, резко потемнели, превратившись из мертвенно-серых в болотно-карие.

Носитель очнулся!

Он пошатнулся чуть-чуть, осмотрел незнакомый ему лесок и стоящую перед ним женщину в возрасте, одетую в лёгкое закрытое платье.

— Что это… что это было? Кто вы?!

Но Эрнест всё ещё сидел внутри бедняги.

— Убирайся из него!

— Чего? — только и сказал носитель, когда Эрнест перехватил контроль над телом и прижал его к ближайшему дереву.

Ветер усиливался. Сорванные с ветвей иголки цеплялись за одежду. Мотающаяся по земле шаль, угодив в попутный поток, прилетела прямо к ногам Илоны. Подобрав её, Илона жгутом накинула шаль на шею носителя и уронила обратно вниз. Он закричал, схватившись за голову, сорвал шапку, порывался встать и постоянно падал.

Магии Илоне хватит только на одно заклинание. Столько рун она потратила зря.

А носитель кричал, разрываясь в панике. Но прежде, чем он поднялся окончательно, Илона в страхе обратила взгляд на Хопеаярви.

Ветер шёл оттуда. Вместе с ним неслись и гулкие голоса, едва различимые из-за грани миров. На неспокойных волнах зажглись точечные серебряные огни, и с каждым зажёгшимся огоньком нескончаемым эхом нарастал отклик призрачного мира.

Души и духи озера. Они услышали её. Они спасут этого человека и унесут за собой Эрнеста.

Ей можно уходить. И чем скорее, тем лучше.

— Стой, Илона. Стой! Не оставляй меня здесь!

Она нырнула глубже в леса, глубже в хвойную обитель. Ещё не зажившие ранки на щеках и ладонях заново разрывались от хлёстких еловых лап. Платье и шаль болтались разорванными лохмотьями. Гул озёрных духов таял у неё за спиной, но нисколько не утихало мёртвое дыхание преследователя.

Портал. Срочно рисовать рунический портал. И вернуться в Петербург. Это единственное, на что её хватит.

— Ило-о-она! — прорезался голос Эрнеста. Его истинный, низкий, берущий за душу голос.

Она не обернулась. Продолжала бежать, куда несли её ноющие ноги.

Едва выбежав на просторную опушку, она вытянула вперёд руку. Пальцы беспорядочно зашевелились на весу. Раз руна, два руна, три. Горящая формула пролила свет, растянувшись в искрящийся узкий проход. Илона без лишних сомнений окунулась в его белизну…

Ладони вновь разодраны до крови — она приземлилась на сырой асфальт. Какой-то старый двор, в котором она бывала когда-то в прошлом, и который по чистой случайности возник у неё на уме. Встав на четвереньки, Илона пробралась к мусорным контейнерам и спряталась за ними в узкую щель, дабы хоть как-то прийти в себя. Внутри одна пустота и въедливая безнадёжность.

Эта ночь высосала из неё магию без единого остатка. А без неё она просто ничтожна. Страх мешал восстановлению. Ничто пока не кончено. Эрнест мог легко прилететь сюда же, если вход портала задержался в лесу.

— Ну что, Илона, сбежала от меня? Напрасно! Как я и говорил, я не собираюсь тебя убивать. Так что не бойся, выходи. Ну же!

А вот и он. И совсем рядом! Только бы он не почуял её.

Илона растянулась на асфальте и вжалась в зелёный бак, стягивая в груди остатки энергии. Сердце пропускало удар за ударом, замедляясь из секунды в секунду. Она сделала глубокий вдох и стала ждать.

— Не хочешь, как хочешь. Вынуждать не стану. Но если я ещё раз увижу, как ты проявляешь инициативу, то ты не оставишь мне выбора. А ты, надеюсь, помнишь, что я принципиален? Так что учти!

Илона не подала и вида своего присутствия. Эрнест замолчал, и она с облегчением решила, что, наконец-то, он ушёл. И всё же интуиция подсказывала, что пока нельзя покидать укрытие.

И она оказалась права.

— Лучше поздно, чем никогда, Илона, но — когда-то и я практически любил тебя. Но что поделать, я считал себя не вправе бросать законную жену. Поэтому прошу тебя. Не заставляй меня делать тебе больно.

Илона стиснула зубы и пустила немую слезу. Сердце не выдержало и застучало как бешеное.

Прошло две минуты, и только после этого она вылезла из-за баков, грязная и подавленная, как кладбищенская ворона.

— Чего ради ты сказал это? — залепетала она. — За что, за что ты так с нами?.. Как же я тебя ненавижу!

Но её некому было послушать.

Сплошная пустота.

Илона уронила с плеч разодранную шаль и завыла сквозь боль. И назад ничего не вернуть, не исправить… Впрочем, ещё многое можно предотвратить. Что ей остаётся.

Она тоже принципиальная.

— Мы ещё проверим, кто кого убьёт.

[Феликс]

Меня разбудила Алина. В бежевой ночной сорочке она пришла ко мне в комнату и затормошила за плечо. Я заставил себя поднять веки и обнаружил, что экран ноутбука погас, а я сам нахожусь в таком странном положении, что при любом неловком движении готов упасть на пол.

Оказалось, под самое утро я заснул прямо за рабочим столом.

— Опять вдохновение? — угадала она.

Я продрал глаза и откровенно зевнул. Стул на колёсиках подло заёрзал подо мной, стоило мне выпрямить спину.

— Не смог дождаться утра. Эти картинки у меня в голове, они были такие яркие и свежие. Я просто был обязан их записать, на утро я бы их забыл.

В дёрнувшемся уголке её губ я уловил тонкий намёк на улыбку. Увы, не настоящей. Она уже не рада моим ночным бдениям.

— И опять этот пучок? — Алина щёлкнула пальцами по хвосту на моём затылке.

А про него-то я забыл начисто. Алина зацепилась за резинку и выпустила на волю мои спутанные волосы.

— Тоже мне, принцесса. Ой, я не могу, — похихикала она и выкинула резинку на стол. — Ну, и сколько же ты написал?

— Двадцать тысяч знаков.

— Двадцать тысяч! Ну хоть часть того, что ты пишешь, ты мне покажешь? Уже полгода ты ничего мне не даёшь, — она опустилась ко мне на колени и сложила руки на моих. — Ну хотя бы частично! Ну пожалуйста!

Наивным птенчиком она ластилась ко мне с улыбкой маленькой девочки, словно выпрашивая любимые конфеты. Впрочем, так оно и есть. Она любит мои книги, она по-настоящему любит их, и некоторые из них она перечитывает, и не раз.

Она соскучилась по мне как по мужчине, как по писателю. Ей меня недостаёт, я признаю это. И я сам, к глубокому сожалению, отдаляю её от себя. Так надо, мой совёнок. Если б ты понимала, от чего я берегу тебя.

— Понимаешь, Алина, пока что я тебе ничего показать не могу. Как я говорил тебе, это последняя книга про Эстер. Я бы хотел, чтобы она вызвала у тебя чистые эмоции, без примеси знания сюжета, которым я мог бы с тобой поделиться.

Алину ранили мои слова. Она сникла на моих коленях, провела указательным пальцем по их коже и грустно сказала:

— То же самое ты говорил и про «Чёрную зиму».

— Я знаю, — вздохнул я. — Прости. Я не смог остановиться. Я…

Запнувшись, я сквозь дверной проём разглядел в неосвещённой прихожей силуэт моей героини. Немая мольба о помощи читалась на её лице, блёклом и застывшем как посмертная маска. И я честно вымолвил:

— Я не нашёл в себе сил убить Эстер.

Янтарные глаза Алины с укором обратили на меня свой взор. Они говорили об обиде, об обманутых надеждах, о нехватке близости, которая была как жажда, и на которую я её обрекал.

Алина молча встала и собралась к двери. Я вскочил вслед за ней, и стул шумно откатился к батарее под окном. Я дотянулся до её худых плеч прежде, чем она шагнула за порог. И, поддавшись, Алина замерла и прижалась спиной ко мне.

— Выходит, Эстер для тебя важнее меня? Ты любишь её больше меня?

— Что значит «важнее»? Что значит «больше тебя»?! — опешил я. — Вас нельзя сравнивать! Потому что ты здесь, живая, настоящая! А Эстер… она всего лишь в моём воображении.

Алина отстранилась и сказала в пол-оборота:

— Вот именно. Она в твоём воображении. А вот меня там нет, Феликс. И вряд ли когда буду.

Я словно потерял дар речи. Зрение помутнело на миг, и я поневоле испугался, что вот-вот повторится вчерашний приступ. Я бы и оправдался перед ней как угодно, однако...

Алина вышла из комнаты и свернула в спальню, так не дав мне шанс на ответ.

Вскоре оттуда заиграла музыка из динамиков её смартфона. Её маленький утренний ритуал. Включив любимую музыку, она причёсывается и одевается в ежедневную одежду, порой пританцовывая возле кровати и покачивая в ритм головой.

Этим утром заиграла печальная баллада. Без лишних пояснений, Алина на меня в обиде.

«You said to me it won't be long now / You'll leave the world and you will join me here».

Вернув укативший к окну стул, я опустился на него и облокотился на стол. Мне бы пойти за Алиной в спальню, пусть хотя бы для того, чтобы одеться, а то всё тело озябло от активной ночи. Я же сидел и вслушивался в доносящиеся до меня певучие слова:

«I clawed and I clawed but I couldn't find you there. / You wouldn't wake, I couldn't sleep for years».*

Эх, чёрт возьми. В который раз я провинился.

Ты свидетель, Эстер, я не смею ей пока сказать что-либо! Она и без того подозревает меня в помешательстве. Недалеко и до разрыва… Нет-нет, невозможно! Если нас что и разлучит, то только смерть. Ни я не уйду от неё, ни её я не отпущу.

«Тогда соображай, многожанровый писатель! Как ты убедишь её в своей преданности, если ты не готов объясняться?»

Писатель, говоришь? Кажется, я тебя понял.

«Ты о чём это?»

Спасибо, Эстер. Спасибо, что напомнила о том, на что я ещё способен.

Я выхватил со стола первый попавшийся лист бумаги и начал быстро записывать:

«Это моя вина, она была во всём, в настоящем и прошлом. Я выстроил стену между нами, в которую она отчаянно билась, разрывая свои крылья. В конце концов, она улетела от меня, но я остался ждать её у стены, неустанно веря, что она вернётся.

Вскоре она появилась вновь, но лишь для того, чтобы пройти мимо меня, словно и нет ни меня, ни стены, ничего.

Как только она прошла, хрупкая как ангел, гордая как птица, маленький синий мотылёк опустился на её плечо. Он сверкал от скрытых мечтаний и несказанных признаний. Она протянула руку, но он не улетел. Она дотронулась до его лепестков, и он лишь встрепенулся. Мотылёк сел на кончик пальца, и его сияние коснулось её души, растопив лёд непонимания и печали.

И тогда она вернулась ко мне. И её глаза светились от тайного знания — я никогда не перестану любить её. Никогда, чтобы я ни делал. Никогда».

Когда-то давно Алина любила подобные очерки, которые я иногда сочинял по вечерам и рассказывал ей как самой верной и любящей слушательнице. Она в целом любит, как я читаю. Это началось ещё тогда, когда я записывал аудиоспектакли для радио. Алина до сих пор хранит их файлы. Славное было время.

А затем очнулась ото сна моя тайная тьма...

«Причём тут мотылёк, Создатель? Не слишком ли сюрреалистично?»

Это будет моим сокровенным знаком. То, что невозможно повторить по случайности. Только так я узнаю, что поступаю правильно. Так я узнаю, что желания мои умеют обретать форму.

Я сложил черновик пополам и прижал его крышкой ноутбука.

«Ну хорошо. Сейчас ты написал вещь. Что дальше? Ты же не будешь тупо сидеть здесь весь день!»

Не буду, разумеется, о чём ты говоришь. Я сейчас приду в спальню и, пока Алина не вышла, попробую с ней договориться. Не знаю, правда, что скажу ей. Но я придумаю что-нибудь. Как приду, сразу соображу, что делать. Для начала накину джемпер в качестве предлога, почему зашёл, а затем...

А затем все следующие размышления оказались бесполезны.

— Феликс!

На пороге появилась взволнованная Алина, переодетая в бежевую футболку и лёгкие светлые брюки. Я не сразу разглядел главное, так внезапно она возникла перед моим взором. В два шага я оказался рядом с ней, светлой фантазией, которую боялся упустить. И замер недвижно, когда Алина заговорила с трепетом:

— Феликс, ты посмотри. Откуда он? Просто чудо.

На её плече сидел маленький синий мотылёк.

Я протянул палец к его лапкам. Храбрый мотылёк уловил мою силу и запрыгнул на самый кончик. Дивная энергия обожгла на миг, ударив подобием тока. По всей ладони прошло слабое покалывание, растопив тепло, которое растеклось по всему телу.

Эстер ахнула в затылке, узнав моё ожившее видение.

— И правда чудо, — проронил я. Наше маленькое осеннее чудо.

И я еле устоял на ногах, чуть не сложившись на полу — как от новой волны помутнения, так и от того, как резко и крепко обняла меня Алина.

— Прости меня, Феликс. Не знаю, что и нашло на меня. Я постоянно забываю, что, когда ты пишешь, ты не можешь принадлежать мне. Прости.

Мотылёк вспорхнул с моей руки и уселся на косматой макушке Алины, озарив её прядки мимолётным сиянием.

— Когда я пишу, я и себе не принадлежу, — ответил я и прильнул губами к её разгорячённому лбу.

Неужели всё разрешилось? Вот так просто? Я верил и не верил этому.

Алина поцеловала меня в ответ и улыбнулась.

— Тогда оставь мечтания хотя бы на время завтрака. Одевайся и приходи на кухню.

— Непременно, — сказал я и по праву ощутил себя самым счастливым на свете. Одна минута маленькой радости, а стоила больше, чем все часы тьмы, в которую я бывал погружён.

Напоследок Алина заправила мне за ухо одну из сбившихся прядей и, окрылённая проблеском надежды, унеслась из комнаты.

Я метнулся к столу и выхватил спрятанный под крышкой ноутбука лист. Мой черновик, мой почерк, моё видение. Я вёл по бумаге пальцами и сам себе не верил. Ничто не исчезло, ничто не пригрезилось. Я написал желание, и оно сбылось.

«Ты самый настоящий маг, Создатель. На этот раз мы с тобой убедились».

Тогда как же быть теперь? Помимо этого сбывается и то, что я сдерживаю всеми силами от утечки из вымысла.

Постой, моя Эстер, не говори ничего. Кажется, я понял. Роман пока не заперт. Пока в нём отсутствует эпилог, я не смею судить, насколько плотно сжаты там наши тени. Наша с тобой вселенная слишком обширная, чтобы ужиться в одной моей голове. Вот она и пускает ядовитые корни в общую реальность.

Роман должен быть написан, каким бы образом не угрожал бы мне Тальквист.

Но для этого мне нужно убежище, чтобы он ни в коем случае не узнал, на что я решился.

«И кто же нам в этом поможет?»

Ответ очевиден.

Войдя в спальню, я первым делом натянул на себя джемпер, укутавший меня в желанную теплоту. Лишь после, продумав план беседы, нашёл смартфон и спешно набрал номер Дениса Сафонова.

Ответил он быстро, что сразу меня порадовало.

— Денис, привет.

— Привет, чудик!

Отличное начало разговора.

— Я к тебе по серьёзному делу, ты не занят?

— Да неужели! Нет, пока не занят, но хотел бы быть занятым, а что?

— Итак, во-первых. Сначала хочу спросить тебя, — подготовил я его, — мы можем с тобой встретиться где-нибудь, потому что эта тема не для телефонного разговора?

А ещё потому, что я безумно хочу, чтобы ты видел меня, а не только слышал.

— Всё настолько серьёзно? — Денис сбавил шуточный тон.

— Крайне серьёзно. Так ты согласен?

— Пригоню через полчаса.

— Отлично! И во-вторых!.. Ты же привязан к Василеостровскому району. Какого чёрта ты делал в Петроградском?

Фактически Денис Сафонов никакой не полицейский. Он всего лишь частный консультант на Васильевском острове, который, однако, настолько оброс связями и возможностями, что его постоянно приглашают принять участие в официальных расследованиях. Тем более что он телепат, человек крайне редкой способности. По крайней мере, у нас в городе — по крайней мере, он так сам утверждает.

Потому мне особенно любопытно узнать, что в первую очередь его принесло на квартиру Латунина в Петроградском районе, когда он только на месте должен был догадаться, что Латунин — мой коллега.

— Так это Илона меня позвала, — ответил Денис.

— Илона?

— Илона Сельстрём. Ну, та дама в чёрной шали, о которую ты вечно спотыкался.

Увы, её имя не говорило мне ровным счётом ничего, как я ни старался вспомнить его из прошлых лет.

— Она-то как раз вспомогательная ведьма на Петроградской стороне. То есть, почти как я на Васильевском. Она раньше работала в больнице святой Елены, уволилась года три назад, теперь хочет восстановиться, а так она уже известный человек в наших кругах. И вот она-то по делу приехала, а потом позвала меня на помощь.

— Потому что ты меня знаешь?

— Скорее, потому что она тебя знает. А ты её знаешь?

— Если я её и знал, то уже забыл, — сознался я.

— Значит, она ещё одна твоя фанатка. Слышал бы ты её, как она… Ой, да хрен с ним! На месте продолжим, не трать мне трафик!

И громкий гудок ударил по моему слуху.

Давай, Денис. Ещё продолжим. Мы ещё как продолжим.

Я с трудом осмелился покинуть дом и оставить одну Алину. Встреча с Денисом не должна была её коснуться. Разумеется, Алина не хотела отпускать меня, пусть и понимала, что я ничего не делаю просто так, на всё у меня есть причины, и неважно, что я о них умалчиваю. Я убедил Алину, что её страх за мою жизнь лишь глупости и предубеждения, и с тяжёлыми мыслями вышел во двор.

Времени прошло достаточно, чтобы Денис ко мне приехал. Он уже здесь, я был уверен в этом. Я зашагал к арке меж двором и улицей. Я ничего не ожидал там найти, потому что ничего там уже и не было — ни одной из проклятых надписей, ни её следов. Я погладил стену, втайне надеясь, что угольные буквы прячутся где-то под невидимой материей.

«Тебе это не поможет, Создатель. Если этот Тальквист и задумал кого-то ещё убить, то он это сделает. А затем он придёт за мной».

 Он не придёт за тобой, Эстер. Для него условная «Эстер Естедей» — это я сам, но это не совсем так. Никому на свете не известно, насколько ты сильна во мне, насколько ты реальна для меня. Ты не просто героиня. Ты моя половина. И он дотянется до тебя только через мой труп. А пока тянется, ты сумеешь бежать. Так же, как он, так же, как все мои иллюзии.

Я спустился из-под арки на улицу и заприметил угловатый джип Дениса на высоких колёсах, когда...

— А, вот и ты!

Сам Денис так резко возник передо мной, что я передёрнулся всем телом, а Эстер в глубине затылка отпустила грубое ругательство.

— Ну давай, рассказывай, — он ловко подхватил меня под руку и повёл вдоль улицы, — зачем я тебе так понадобился?

Мне пришлось основательно сгорбиться, пока он держался за меня подобным образом.

— Я… — и я вмиг запнулся, выбирая, с чего начать. — Я бы о многом с тобой поговорил. Я бы столько разъяснений из тебя вытянул!..

— Но ты пока не об этом, — подловил Денис. — Слушай, давай, соображай быстрее, наша прогулка должна сопутствовать этому.

— Чтоб тебя, — прыснул я, и Денис громко засмеялся, отпустив мою руку, которая успела слегка занеметь. — Я-то о серьёзном хотел поговорить, о том, чего не понимаю, о том, что...

Со мной происходит то, чего происходить не должно, и в жестоких видениях я вижу то, чего никогда не было, но грозиться быть. А, может, оно и произошло когда-то очень и очень давно, но когда? И где? И причём здесь я? Мою память окутывала едкая дымка, не пропускающая чистоту. Она нависала над ней как огромная занавеска на распахнутом окне. Как та траурная шаль, плещущаяся на ветру...

— Илона Сельстрём… Это же шведское имя?

— Ну-у, да, — Денис удивился смене темы. — Она утверждает, что родилась в Швеции, а потом переехала в Россию, так здесь и осела.

— Любопытно! — я грустно усмехнулся. — На моей памяти чаще, наоборот, в Швецию из России едут. Когда я упустил смену тенденций?

— Ну что, всякое бывает! А у неё до сих пор есть домик рядом с границей Финляндии, мы там были недавно. Ну да хрен с этим! Ты-то чего хочешь от меня? Тебя не Илона интересует, признайся.

Да, не Илона, не лично она. Она лишь предлог, чтобы понять эту бескрайнюю систему миров, в которой мы все родились, понять собственную природу и смысл существования. Одно звено — наличие другого.

Каким образом я писал о сверхъестественном столь правдоподобно, столь точно и подробно, когда до последних дней я никогда не имел дело с истинной мистикой?

Из-за плеча Дениса выглянула фигурка озабоченной Эстер. Она временно вышла за пределы разума, дабы Денис вдруг не услышал её. «Осторожно выбирай слова, — шевелились её губы. — Ты не настолько чокнут, как кажешься».

— Так ты не веришь, что мои романы сбываются, — сказал я.

— Ты просто накручиваешь себя!

— Вот-вот! Я тоже убеждал себя в этом, и всё же я прав. Кто бы ни был помешанный на мне убийца, а я тоже человек с секретами. Я могу творить — нет, не только книги, саму жизнь!

— Да ты гонишь… — протянул Денис.

— Я не шучу! То, что я пишу, умеет сбываться! Другой вопрос, я не научился этим управлять. И поэтому!.. — нагнулся я над его ухом. — Мне нужно убежище, Денис. Какое-нибудь место, где бы я залёг на дно до тех пор, пока не допишу свой последний роман, и где бы мне никто не нашёл, и откуда бы моя магия не утекла в реальность.

Мы встали. Денис озадаченно почесал подбородок, а я несколько раз пожалел, что раскрыл ему один из моих секретов.

— Оно тебе надо? — ответил он. — И так допишешь его, а тебе ещё переться куда-то.

— А как же убийца! Он угрожает жизням, мне и Алине. А она у меня ничего не знает, на что мы способны!

— Вот это другой разговор, вот это я понимаю! А не то, что ты там сказал про «утечку твоей магии», бла-бла-бла. Какая, блин, магия, Феликс? Ты что несёшь?

Ухмылялся, сомневался во мне. Считал, что фантазирую и капаю ему на мозг. Не я здесь телепат, но я читал его как книгу. Что же не проверит он меня на правоту?

— Тебе нужны доказательства? — я хитро улыбнулся.

— Какого рода? Прямо сейчас напишешь волшебный рассказ?

— А давай!

И я вынул из сумки огромный блокнот на кольцах, который я использовал как раз для таких неожиданных ситуаций. Я загорелся мальчишеской жаждой показать себя с лучшей стороны, доказать, на что способен, чтобы все убедились, что я не вру. И щёлкнула ручка в моих пальцах.

«Да, Создатель, да! Уделай его! Пусть убедится в твоей мощи!»

 Я раскрыл блокнот на случайной пустой странице.

— И что же ты хочешь? Чтобы сейчас пошёл дождь? Чтобы у тебя поседели волосы? Чтобы столкнулись машины на наших глазах?

— Ну, это уже ты совсем радикально, — надулся Денис.

— А что заставит тебя поверить? Нет, погоди, я придумал, что. Сейчас увидишь.

И шарик ручки сам заскользил по бумаге, заплетая в символы возникшие на уме картинки. Слова заполняли верх листа, украшали чернилами бледные клетки. Я разучился дышать, я писал на одном дыхании, на одной волне.

«Из праха омертвевших листьев родились маленькие, серые как пепел мотыльки, вестники перемен. Они подлетели к Герою, облепляя застывшие в движении руки. Одни садились и вмиг взмывали, другие забирались в широкие рукава, третьи кружили перед лицом, ловя на себе его взгляд. Невозможно, думал он, такое под силу лишь духам природы. А мотыльки словно потешались над ним, дразня хаотичным полётом.

Но только им было известно, что предстояло впереди. Они разлетелись по округе, рассыпались серыми бусинами по прозрачному воздуху. И когда они слились с ним, загремел металл. Земля разверзлась, и из её недр поднялся высокий фонтан, чьи кристальные капли мелкими звёздами осыпали асфальт. Водяная башня взмывала всё выше, поражая и взывая к страху, затаившемуся в груди Героя. Это был знак. Начало начал. Пора действовать».

— Возьми, — протянул я Денису блокнот. — А теперь проверь, что бросается в глаза.

— Так-так-так, — он принялся за чтение. — Серые мотыльки! Ага, узнаю твой стиль. Так… Они повсюду разлетелись и — поднялся фонтан? Ты чё, совсем? Сам угрохать всё решил?! А кто рядом будет, им же хана!

— Тогда отдай, сейчас исправлю, — и дописал ниже. — «Никого рядом не было, никто не пострадал. Но это никак не уменьшало страха Героя перед неизвестной мощью, с которой столкнулся». Вот. Ты счастлив?

— Феликс, твою мать! Ты что, реально хочешь подорвать трубу, чтобы залило всё кипятком?

— Но ты же сейчас поверил, что я прав, — заметил я.

— Не лыбайся мне тут! — погрозил он пальцем. — Он ещё лыбится. Здесь не вопрос моей веры, а твоей кукушки! Ты ведёшь себя настолько подозрительно, что, не знай я библиотеку твоих соображений, я бы смело сплавил тебя куда-нибудь в изолятор! Но самое главное — так это то, что ты...

На противоположной стороне улицы с грохотом взмывает массивный люк, из-под которого пробился огромный водяной столб. Люди поблизости засуетились в панике. Ни дома, ни прохожих, разумеется, большая вода не задела — потому что это я так написал.

В то время как нас с Денисом окружил рой маленьких пыльных мотыльков.

«Сработало! Оно сработало! Ничего себе!»

Не радуйся так сильно, моя Эстер. А если это не единственное, что мы способны сотворить? Лишь бы наши желания не повлияли на нечто куда более масштабное, чем это.

Они были везде — в каплях воды, в запахе сырой земли, в пыльце мотыльков, щекочущих кожу. Я вдохнул аромат скрытых слов. Лёгкая хвоя, отзвуки озёрной глади — запахи моих снов, запахи детства. Эхо моей магии.

Денис отогнал от себя назойливых мотыльков и в сердцах выпалил:

— И это просто рассказ? Да даже колдуны на такое не способны, это под силу лишь!..

«Духам природы», — договорила за него Эстер, когда тот запнулся, осознав, что повторяет мой сценарий. А мотыльки так и сновали над нами, напоминая о правде случившегося.

В итоге поражённый Денис не нашёл ничего лучше, кроме как сказать:

— Феликс, ты просто псих.

— Кто б поспорил, — ответил я с коронной улыбкой. — Но смотри у меня! Только заикнись об этом при Алине. То, что ты видел, строго между нами.

Денис склонил голову к плечу, внимательный и совсем серьёзный.

— Убежище, говоришь? Есть на примете такое место. Такое знатное убежище, что ни один призрак туда не просочится. Тебе понравится.

_______________

(*) «Ты сказал мне, что это будет недолго. Ты покинул мир, чтобы присоединиться ко мне». «Я цеплялась и цеплялась, но не могла найти тебя здесь. Ты никак не просыпался, а я годами не могла заснуть». (Chelsea Wolfe — The Waves Have Come)