Глава 5. Живые мысли

[Феликс]

Я был счастлив как дитя, когда застал Тину на месте. Одно её появление смело бы все тревоги и секреты, хоть это и было ложью от начала до конца.

— Тина! Я здесь!

Я чуть ли не бежал к ней навстречу. Старался не смотреть ей прямо в лицо, отвлекаясь на прохожих и блеск асфальта от недавнего дождя. Переведя дыхание, я поднял взгляд. Определённо, Тина смущена моим поведением. Я бы и сам обеспокоился, наблюдая за собой со стороны.

Это вопрос жизни и смерти.

— Что ж вы так бежали? Что-то ещё случилось?

А сначала её нужно подготовить.

— Не совсем. Но давай не здесь.

Я взял Тину за руку и повёл в кафе-бар. Это наше любимое с Евгением место встреч из всех, где мы любим собираться. Тем более что мы оба можем дойти до него пешком, а живём мы довольно близко. Решил, что и с Тиной переговорить здесь будет самое то.

Она косилась на меня, ждала объяснений. Я показал немой жест — подожди, ты скоро поймёшь.

Этим вечером уютный зал в бордовых тонах был полупустым. Как раз нам на руку, чем меньше лишних ушей, тем лучше. Я привёл Тину к угловому столу, и она, так же молча, села на ближний к окну стул. Я устроился на диване прямо напротив неё.

Теперь-то я очень хотел видеть её лицо. Юное лицо с совсем не юными глазами.

Удивительно, что в итоге двадцатилетняя девушка расскажет мне больше, чем известно мне самому.

— Тина, — начал я, — я знаю, что ты думаешь. Я странный и подозрительный. Но за эти несколько дней со мной произошло столько необъяснимых с житейской логики вещей, сколько у меня не было за все годы моей жизни.

«Взрослой жизни», хотелось бы добавить. Но для Тины это не столь важно.

— Феликс, я вовсе не считаю, что вы «подозрительный», — смущённо отозвалась она.

Мне бы не стоило ожидать от неё чего-то грандиозного. Между тем, я шёл по пути к разгадке, а Тина была моим проводником.

— Ладно, тебе, возможно, я не кажусь таким, но другим совершенно точно. Люди простые, не из вашего с Денисом круга, всегда считали и мои книги, и мою любовь к мистицизму чем-то не имеющим права на существование.

Меня прервала пришедшая на наши голоса официантка. Молодая блондинка с очаровательным личиком, которая, готов поспорить, уже обзавелась парнем. Мы заказали по чашке чая, после чего, когда она ушла, я решил закончить мысль:

— Я всегда знал, что не всё вокруг меня то, чем оно кажется. Однако я сам и не предполагал, что реальность бывает настолько сложной и фантастической. Я никогда не подозревал, что лично окажусь настолько близко к неведомому, что это станет частью меня самого. И я не могу принять эту правду, не зная, как устроена наша настоящая жизнь.

По спине пробежала знакомая дрожь. Как мне прекратить дрожать? Мои пальцы нервозно застучали по столешнице.

«Феликс, ну ты чего? Ведёшь себя как последняя размазня. Ты ж мужчина! Поувереннее с ней, поувереннее! Ты строишь из неё загадку, так и ты подай себя как загадку. Она этого и ждёт!»

Эстер, это уж слишком! Впрочем… допустим, это я после бега такой рассеянный.

— Так что вы хотите от меня? — спросила Тина.

Я налил себе чай, принесённый официанткой тогда, когда говорила Эстер, и сразу выпил половину чашки, невзирая на высокую температуру. Жар разлился по горлу, по груди и животу, изгоняя неотвязную скованность. Я провёл ладонью по волосам, пригладив их к затылку. Страха нет, только любопытство. Безобидное, почти детское любопытство.

Я был готов.

[Тина]

— Расскажи мне о призрачном мире.

Я отворачиваюсь, поперхнувшись чаем, и вовремя глотаю, прежде чем он выплеснулся из моего рта.

«Это ещё зачем? — думаю я. — Это всё из-за убийства, да? Поэтому-то ты позвал меня?»

Дотянувшись до салфеток, я вытираю губы и подбородок, по которому всё-таки потекла предательская слюна. Похоже, я заразилась неуклюжестью Эвелины. Стыд и позор, это просто ужас.

— Что-то не так?

— Э, нет, я, кхм, я в порядке, — отвечаю я и снова превращаюсь в заику. Стыд и позор. — Я думала, Денис вам давно уж рассказал о нём.

— Но он-то не видит его, а ты в нём почти живёшь, — говорит Феликс со снисходительной улыбкой. — Потому я спрашиваю именно тебя.

— Ясно. Я же полутень. Живой призрак со стажем всего в полтора года, а уже как ходячий артефакт.

Зря, наверное, я вскидываю штыки. Ворчу тут как на допросе, как если бы не мой любимый писатель сидел сейчас передо мной. Ну не люблю я эту тему. Но это же Феликс, как тут ему откажешь.

— Что поделать, сверхспособности обязывают, — он пожимает плечами, а лёгкая улыбка так и не сходит с его лица. — Так ты расскажешь?

Я подаюсь вперёд, положив подбородок на сложенные на столе руки. Глубокий вдох, и я начинаю:

— Видите ли, у меня есть подозрение, что вы никогда и не осознавали, что вся мистика ваших книг гораздо ближе к реальности, чем вы ожидали. Так вот, многое из того, что вы якобы выдумывали и принимали за фантазии, всегда было правдой и будет правдой до конца времён.

Я прикусываю нижнюю губу, пытаясь не смотреть на него так откровенно в упор.

Не могу, не получается. Его голубые глаза следили за моей речью с сияющей, поистине детской пытливостью, словно я хранительница историй, разных и одинаково чудесных. Только я, скорее, помолодевшая Баба-Яга, чем добрая тётя-фея.

Что ж, начинаю свой рассказ:

— Призрачный мир населён не только душами умерших, но и ангелами и демонами, а также духами, подобными им. Смейтесь или нет, но моя подруга-медиум Агата не раз встречала водяных. Вы знаете, водные духи, лесные, подземные и прочие. Да и сами души после смерти бывают разные. Сильные и слабые, светлые и тёмные. Приходящие к нам или, так сказать, застрявшие у нас. Самых слабых или тёмных из них мы часто зовём «тающими». Они склонны к потере рассудка. Причины разные. И призрачные способности у душ зачастую бывают разные, и это не зависит от того, был ли человек при жизни магом или сенсом, но напрямую зависит от силы его души. Смотрите, вы уже давно должны был убедиться! У нашего мира нет границ и пределов.

Феликс слушает меня, ни разу не перебив. А я должна выговориться. Сердце стучит как бешеное, отзываясь в висках. Энергия бьётся наружу — сиди под замком и не шевелись.

— Мир живых — всего лишь один из слоёв, а их гораздо больше, в том числе и тех, которые даже такие медиумы, как моя Агата, не могут рассмотреть, настолько они глубокие и закрытые для живых. Дилетантам, как говорит Денис, кажется, что магия делает жизнь проще, но нет. Всё куда сложнее, всё гораздо сложнее! Для одних магия — сплошной вымысел, пока их карма не покарает. Другие же настолько нетерпеливы, что готовы наизнанку вывернуться, чтобы самим стать магами. Так нельзя, она убьёт изнутри, допусти лишь ошибку. Она не терпит беспечности, уж я-то знаю. И меня Денис звал «дилетанткой». А теперь у меня душа вся в шрамах, и руки по локоть во тьме. Потому что полутень — не только благословение на вторую жизнь, но и огромное бремя, которое нести до самой бесконечности, пока не остановится сердце.

Чокер сдавил мне и без того сухое горло, и я жадно выпиваю оставшийся чай. Перевожу дух и хочу продолжить… Нет, хватит. Ему хватит.

А Феликс так и смотрит на меня с нескрываемым сочувствием. Из-за этого его глаза чуть потускнели, но не утратили блеска любопытства. И каким же образом он написал двенадцать мистических романов, если мой рассказ для него — необыкновенное откровение? Я чуть не прыснула со смеху, едва эта глупость возникает на уме.

А глаза у него не серые, как мне казалось. Они голубые. Голубые, как утреннее небо. О, да. Высокий голубоглазый брюнет. Чем не мечта для девочек?

Какой ужас. Что ни говори, порой возраст приходит один. У моей первой любви тоже были голубые глаза. Нет, даже не голубые — синие-синие, как пучина океана. Увы, он и был моей пучиной, в которой я едва не затонула, отдав в жертву свою жизнь ради… Собственно, чего ради я бы отдала свою жизнь? Он никогда не любил меня так, как любила его я. А я, глупая девчонка с большими амбициями, едва не убила себя ради него. О, да, я готова была умереть, если бы знала, что этим продлю его жизнь. В итоге, это он ушёл в тот самый призрачный мир, а я осталась здесь среди живых.

Оглядываясь на те дни сейчас, я уверена без сомнений, что он не стоил моих слёз. Но вот что забавно — что бы то ни было, но я ничуть не жалею о том, что для него сделала. И что пыталась делать. То самое послевкусие после разочарования в первой любви. И что бы ни произошло между нами, я так и не смогу оставить те эмоции, что я к нему питала.

Так, ладно, не надо об этом… Сколько я думала об этом?

А Феликс молчит. И я молчу. Говорить мне больше нечего.

Тогда Феликс откидывается на спинку дивана и, скрестив руки на груди, уходит в глубокие раздумья. Он прекрасно понимает, что я не вру, он сам был свидетелем моих бестелесных посещений. Обеспокоило ли его то, что реальность настолько сложна? Или же я сама чего-то не знаю?

— А так, куда ни глянь, обязательно найдёшь в толпе хотя бы одного такого «одарённого» магией или чем-то ещё, — решаю я развеять молчание и указываю на дальний угловой столик, за которым сидит молодая парочка, увлечённая беседой и пина коладой. — Видите ту девушку? Да это же лунное затмение, вот так редкость! Повезло вам за один день увидеть аж двух полутеней. А так и не скажешь, да?

— Как ты это определяешь, что она — полутень?

— От неё идёт густое сияние цвета индиго. У простых призраков оно бледно-голубое, почти белое. Эх, вы бы это видели, она его совсем не прячет. Хм, такая яркая. Сердце так и пылает. За ручки ещё держатся… Ему совсем не холодно, что ли?

Впрочем, беспокоит меня больше не парень, а то, что сияние настолько замылило лицо девушки, что мне и не разглядеть его. Вдруг, она здесь не случайно?.. Вот я параноик. Каждого подозреваю в грехах.

— Холодно? — хмурится Феликс, лениво приподнявшись. — Это как?

— А, ну да. У меня же чокер, потому я тёплая. А будь у неё хоть какая защита, так бы не сияла. Либо не знает ничего про амулеты, либо слишком ветреная. А теперь… О, Боже, — фыркаю я, уличив за одним из пустых столиков не кого-нибудь, а Эвелину. Сидит себе, съёжившись, и по-щенячьи глядит на нас перламутровыми пуговками.

Замеченная мною Эви быстро встаёт и стыдливо прячется в ближайшей стене, при этом умудряясь по пути снести стул, на котором сидела, явно вспоминая старые телесные ощущения. И как ей только удаётся попадать во всякие казусы?

— «Ага, а я чем лучше?» — говорю я себе, нащупав у чашки мокрую салфетку. — Эй, Эвелина, куда ты? Выходи уж, присаживайся! Ты, кажется, хотела, чтобы я вас познакомила.

Эви послушно вылезает из укрытия и подлетает к нам. На сей раз обошлось без лишнего грохота. Она садится рядом со мной, и, как только в бледных зрачках сверкнул огонёк жизни, на щеках как от спички зажигается румянец — ох, этот её призрачно-пастельный румянец!

— О Божечки, неужели, о-ой, ты и правда хочешь?.. — роняет она дрожащим голосом.

— Да погоди ты, может быть, он… А вы сейчас слышали её?

Дымки отрешённости как будто бы и не было в этом ясно-голубом взгляде. И растерянный Феликс, не зная, куда деть его, с нелепо приоткрытым ртом глядел сейчас то на меня, то на «пустующее» рядом место. И откуда в нём эта наивная любознательность? Как ребёнок, в самом деле. А вроде бы — сколько ему, тридцать три? Удивительно.

— А я должен был её услышать?

— По идее, да, она у нас сильная, её при желании все живые могут услышать. Ах да! Я же не представила её, — и я хлопаю по плечу мою разгорячённую подругу. — Эвелина Рябова, ваша верная поклонница до гроба и после него. В общем, вот вам живой экземпляр из призрачного мира… Э, нет, не совсем живой.

Давно меня так не тянуло на шутки. Феликс тихо смеётся, склонив голову, а я лишний раз думаю, а точно ли я не заразилась от Эвелины этой весёлостью.

— Ох, видели бы вы её, она так улыбается, — отмечаю я.

— Тогда опиши её, — просит Феликс, сев на самый край дивана. — Я на неё хоть в воображении посмотрю.

— Пусть и не видит меня, мне так стыдно, — пищит Эви, типа, зачем это я её высмеиваю при её главнейшем кумире. А я и не высмеиваю. Просто мне вдруг стало очень хорошо, и беспричинная эйфория вытеснила накрученную мною грусть.

— В общем, вот, — начинаю я, — Ей было столько же, сколько мне, когда она… стала призраком, пусть это и было почти три года назад.

— «Стала призраком», пфф. Да умерла я, и всё тут, — насмешливо бубнит Эви, а я продолжаю:

— На ней чёрно-малиновый джемпер в полоску, кожаный жилет — а я смотрю, ты всё ещё меняешь образы? — короткая фетровая юбка, плотные колготы и высокие сапоги на шнуровке. И всё чёрное. Ухоженные волосы, опять же чёрные, не длинные, но и не короткие, местами есть красные пряди. Нет, у неё их поменьше будет, чем у меня зелёных. Глаза… Глаза серые, почти белые, как и её зрачки — а раньше какие были?

— Серо-синие, — говорит она.

— Серо-синие, — цитирую я. — Ну как? Представили её?

— И очень ярко представил, — Феликс вытягивается к нам через стол и достаёт рукой до плеча Эви. Проходит насквозь. Что вполне предсказуемо.

— Ой, щекотно, — вновь пищит Эвелина, а глаза её так и сверкают жизнью, так и горят. Никогда ещё она не была столь близка к человеку, которого могла восхвалять часами напролёт.

Феликс опять пожимает плечами в лёгком недоумении.

— А как тогда ты трогаешь её?

— Так я же полутень, — отвечаю я пустяковым тоном.

— А, конечно, — улыбается Феликс.

— У него волосы на лоб сбились, — добродушно вставляет Эви и тянется ему навстречу.

— Тебе-то чего его трогать! Возьми себя в руки, — шиплю я на неё и усаживаю обратно на стул, через который она почти проваливается. То, что он не видит и не слышит её, совсем не значит, что она должна вытворять всё, что вздумается её наивным мечтаниям.

— Так если я, скажем, протяну ему руку, он сможет её пожать, потому что я того захочу. Что ты меня отчитываешь! Ты лучше скажи ему, что я специально вернулась из Рая, чтобы прочитать его последний роман. Мне кажется, он самый психоделичный из всей серии, но такой гениальный и красивый!

— Она говорит, что читала «Чёрную зиму», и он ей ужас как понравился, — передаю я.

— Надо же! Комплимент от призрака! — восклицает Феликс. — Такое на моей памяти впервые.

— Всё бывает в первый раз, — произносит Эви.

— И не говори, — отвечает Феликс, заправляя свисшую прядку за ухо, и его рука застывает на месте. — Мне не показалось?.. — смотрит он на меня с сомнением.

Так он всё-таки услышал!

Я тотчас переглядываюсь с Эви.

— Как ты это делаешь? — спрашиваю с усмешкой.

— Оно само, — брякает она, зажав рот ладонями. — Оно само как-то выходит, а я забыла, как оно работает.

И произошло то, о чём мне точно следовало догадаться. Феликс захохотал. Захохотал так громко, что не знал, куда деть себя, катаясь по спинке дивана, что аж слеза просочилась из-под век.

А как иначе! Перед ним занимаются дурью две чокнутые фанатки, причём одна из них мёртвая, а другая в почти предсмертном состоянии.

Я решаю не спрашивать, с какой именно фразы Феликс начал слышать Эви. Вместо этого мы втроём начинаем смеяться, и на наш дружный хохот является та самая симпатяшка-официантка.

— Что-нибудь ещё? — спрашивает она с улыбкой, поддерживая наше настроение.

— Тина? — намекает Феликс.

Тут-то я и понимаю, что мы оба давным-давно перешли грань приличия, чтобы стесняться друг друга.

— Ах, гори оно всё Небесным пламенем! — махаю я рукой. — Две пина колады, будьте добры.

Феликс довольно хмыкнул. Сыграл в ловеласа, молодец! Но я осознанно повелась на его обаяние. Как бы потом Алина его не заругала. Её муж в кафе-баре поздно вечером распивает напитки с молоденькой девушкой. Чем он это мотивировал, когда шёл ко мне навстречу? Хотя Алина, как я понимаю, вполне спокойная уравновешенная женщина. Она поймёт как-нибудь, а я всегда готова объясниться. Искренне верю, что Феликсу хватило его гениального ума, чтобы не жениться на какой-нибудь тупой ревнивой стерве.

— Не две, а три! — вдруг бросает Эви.

— Чего? — прихожу в себя от навалившихся раздумий. — А третью-то зачем?

— Ну как же? Для меня! В Раю нельзя напиваться, так хоть здесь оторвусь.

— Вот оно что. И таким образом ты споишь меня?

— Почему же. Сама выпью, я и так могу.

— Ой, ну тебя, — вздыхаю я. — Простите нас. Три, пожалуйста.

Официантка чуть косится на меня — и с кем же это я разговаривала? не едет ли у меня крыша? — и лёгкой походкой ускользает прочь.

А моя крыша медленно, но едет...

И вот мы вместе пьём поданный алкоголь. Всё, что угодно, лишь бы отвлечь Феликса от трагизма сегодняшнего дня. Думаю я, ему точно алкоголь да пригодился.

Эвелина потягивает свой коктейль, и жидкость на выходе из трубочки превращается в призрачные искры, разбегаясь по её побледневшему силуэту. Губы её отпускают трубочку, и цвет возвращается к силуэту. Несравнимая ни с чем магия загробного мира.

Продолжаем, Эви, продолжаем. Ты очень вовремя здесь появилась.

Мы обе продолжаем расхваливать его книги, не давая ему возможности думать о чём-то ином, помимо отзыва на наши дифирамбы. Я уж и забыла, насколько это, должно быть, серьёзный разговор для Феликса, раз он заговорил про призраков. Но разрядка нам всем нужна, не так ли? Я рада, что мы с Эви взяли и отвлекли его от мрачных размышлений.

Жаль, что ненадолго. Он снова хмурится, совершенно без настроения допивая бокал.

Вот-вот он спросит главное. Я жду.

[Феликс]

Мне вовсе не до игр. Мне нельзя обманываться!

Однако, всё ради её доверия. Сначала даём человеку высказаться первым, а потом сами возглавляем беседу. Подари ему момент, о котором он так мечтал, и только после показывай настоящего себя.

Да, я не смог устоять. И позволил забыться не только Тине, но и себе. Она милая девушка, глупо ругать её за открытые эмоции — как будто у меня эмоций нет. Только я не трус, я уверен в своих силах, и я не настолько потерянный, чтобы Тина переживала за меня столь же сильно, как Алина.

Ах да. Алина. Удивительно, что она ещё не позвонила мне и не написала, где это я замотался и как.

В пальто звякнул смартфон. Я вынул его и проверил сообщения. Так и есть — легка на помине:

«Привет. Когда будешь дома? Ждать к ужину?»

«Буду. Дождись меня» — написал я, и спустя несколько секунд:

«Ты ведь всё расскажешь, когда приедешь?»

«Конечно, расскажу! Ты ещё узнаешь обо всём»

Эстер насмешливо хмыкнула в глубине затылка — уж себе-то не ври. Так надо, Эстер, сама знаешь.

«Ладно, — новое сообщение. — Обещай тогда, что не потеряешься  »

Что за комментарий такой? На что она намекает? Не на то ли, что я частенько «теряюсь в мыслях»?

«Обещаю  » — настрочил в ответ.

Отложив смартфон, я, наконец, задаю ключевой вопрос, от которого Тине уже не уйти:

— Тина, скажи мне, пожалуйста. Эвелина ведь пришла по своей воле, как я понял. А что, если я хочу сам кого-то позвать, кто уже мёртв? Как мне быть?

Она во второй раз поперхнулась и, отвернувшись, надрывно закашляла.

— Тина, ну чего ты? — уловил я голос Эвелины, а слышал я её отчётливо, как живую. — Понимаете, вызывать призраков одно, а дожидаться их — совсем другое. Вообще нет гарантий, что кто-то придёт на зов, это зависит от призраков, хотят они явиться или нет.

— Да мне неважно, — воскликнул я, — главное, как я могу сделать это, если могу?

— Только особенные люди могут звать, у кого сильные души и сильные желания, но опять же!..

Как будто с тобой разговариваю, Эстер. Ты вроде как есть, но на самом деле тебя нет.

«Как это — меня нет? Я ещё как есть! Я реальнее, чем всякий призрак!..»

И она замолчала под натиском пронзительного взгляда Тины.

Только бы она не услышала Эстер, как я Эвелину. Это же невозможно.

— Так кого вы хотите позвать? — хрипло спросила она. — Не Латунина, случайно?

И я ответил:

— Не его, нет. Моего отца.

В тишину ворвался звонок смартфона, поющий голосом Алины. Это был Евгений, но хитрый рингтон лишний раз напомнил мне — ты разбрасываешься словами перед всеми подряд, но не перед Алиной, женщиной, которая больше всех на свете нуждалась в правде, от которой же её и бережёшь.

Я вырубил звук, проведя пальцем по экрану.

— Алло?

— Феликс? — шум толпы и проезжавших машин заглушали его крик.

— Женя, я не слышу тебя.

— Феликс!.. «Чёрная зима», автобус, помнишь? Оно случилось. Я чудом каким-то уцелел!

Я вскочил на ноги. Проклятье! Почему это происходит!

— Женя, где ты? Я приду за тобой!

— Я где-то… — шумы мешали нам, вставая преградой, — так быстро… не приезжай, я сам...

— Я покажу тебе «сам»! Ещё раз, где ты?

Но Женя оборвал звонок.

Вместе с ним оборвалась часть моей души.

[Тина]

Мы просто обязаны найти его, во что бы то ни стало!

Эвелина решается помочь нам — как призрак, она гораздо быстрее нас, при желании она может быть почти везде.

И она находит его. И мы спешим на помощь.

— Сюда! Сюда, скорее! — кричит Эвелина, вылетев откуда-то из-за гущи рыжих деревьев.

Я веду Феликса вдоль по проспекту, куда привела нас Эви. Слепой к миру мёртвых, он бежит рядом со мной, стараясь не отставать и не потерять меня из виду. Убедившись, что мы на верном пути, Эви вновь ныряет в освещаемую фонарями ночь. Да нам уже и так ясно, куда бежать.

Прямо на тротуаре дымится коммерческий автобус, возле которого копошатся свидетели-прохожие, а также, по-видимому, напуганные случившимся пассажиры. А что именно случилось?

— Уриэль! — зову я во всё горло. — Ури! Где ты, Ури?

Я так и научусь называть его по настоящему имени…

— Женя! — Феликс бросается в толпу и, раздвигая людей как шторы, огибает автобус.

Я спешу за ним. Валящий из окон дым окатывает пылью и смрадом. Я начинаю кашлять. На языке оседает привкус горечи, но почему-то с примесью чего-то солёного. Очень странный дым. А там, в автобусе, там, должно быть, трупы или хотя бы раненые...

К чёрту. Мне всё равно, что случилось, как всё произошло и что с другими. Мне важно найти Уриэля.

— Ури!

А вот и он. Господи, спасибо! Я машу ему и ускоряю бег.

Он стоит вдали ото всех белым силуэтом, сгорбившись, в обнимку с маленьким бежевым чемоданчиком, который он порой называет «рабочим кейсом». Крайне редко я видела его без него. Этот чемоданчик, набитый бумагами, карандашами и маркерами, постоянно висит на его плече. Как он говорил: на всякий случай, где бы ни застало вдохновение.

— Женя, что стряслось? Что там было? — выпаливает Феликс сквозь одышку.

Уриэль так и держит чемоданчик, сильно удивлённый нашим появлением. При ближайшем рассмотрении я замечаю, что между чемоданчиком и пальто торчит краешек бумаги. Он что, рисовал в дороге?

— Как вы узнали, что я здесь?

— Моя призрачная подруга отыскала тебя, — говорю я. — Так что у меня связи.

Ури улыбается. А за его спиной на ветвях дерева качается Эвелина и посылает воздушный поцелуй. Я подмигиваю в ответ. Это точно, без неё я бы ничего сейчас не сделала.

— Связи, говоришь? Ну-ну, я это запомню, — улыбка спадает с губ Уриэля, едва он обращает взгляд на Феликса. — Слушай, Феликс, это переходит все границы.

— О чём ты? — тот отходит на шаг назад.

— Как «о чём»! О том, что твои слова сбываются! Я-то думал, убийцу интересуешь только ты. Тогда причём тут я? Я ему зачем?

Я не выдерживаю и цепляюсь за краешек зажатого на его груди рисунка. Уриэль запротестовать не успевает — рисунок у меня.

— Ох ты ж… — выдыхаю я.

— Что там? — Феликс подходит ко мне и заглядывает в листок. — О, Боже.

Два ряда сидений, много быстрых штрихов, рваные очертания пассажиров и жирный графитный взрыв, символизирующий фонтан тёмной энергии, возникший из противоречивых переживаний Эстер Естедей.

Вот, что было в том автобусе.

Вот, что было в «Чёрной зиме».

[Уриэль. Некоторое время назад]

Уже стемнело. В набитом битком автобусе горит тусклый свет. Впрочем, это не мешает мне достать из «рабочего кейса» свежий лист бумаги. Почирикать бы по нему карандашом, совсем бездумно.

Жмусь в самом конце автобуса, подобрав ноги. Чемоданчик у меня на коленях. На нём как на столешнице — набросок иллюстрации. Рядом со мной пустеет единственное свободное место.

До дома ещё далеко, и я смело отдаю это время вольным мыслям. И музыке. Достаю из пальто наушники и подключаю к телефону. Так, вот эта песня. Самое то. Батареи мало, но до дома дотяну.

«То ли было, то ли нет — это дело предрассветных туч.

Бесполезный лунный свет будет прятать в них свой сонный луч».*

Песня не мешает мне и дальше быть безмолвным наблюдателем рутины. Мне не обязательно её слышать. Мне достаточно снующих меж сидений образов.

До сих пор беспокойно из-за утра. Зло таится везде. В каком обличии оно придёт к нам ещё?

На меня поглядывают. Любопытно им, что же я здесь рисую. На их месте я бы тоже смотрел на себя.

Не получается. Вот хотел же что-то нарисовать… Не выходит. Фигуры кривые, угловатые, не люди, а каракули какие-то. Всё не то!

Сердито стираю неудачный эскиз. Стряхиваю ластиковую шелуху на пол под свободным креслом. Не пошла у меня эта сцена. Досада! Видно, рано её рисовать. Попробую другую набросать.

Я переворачиваю лист бумаги чистой стороной… Ловлю себя на мысли, что хочу нарисовать Феликса.

Бедняга Феликс. Какой это для него удар.

Я и сам едва не слетел с катушек, когда часть моих картин оказались визуальным предсказанием будущего. Когда я нарисовал сцену нападения бандитов, и потом напали на меня самого. Когда запечатлел на память девушку из яркого сна, и она стала Тиной.

Если я нарисую Феликса, улыбающегося, радующегося маленькому мгновению, сбудется ли это? Уйдут ли проблемы после моего последнего штриха? Будет ли он счастлив?

Конечно, не так всё просто. Нужны детали. Нужно что-то ещё, какие-то мелочи, которые шестерёнками заработают в моём механизме.

Я приставляю кончик карандаша к бумаге.

Представить бы себе, какой хаос сейчас творится в душе Феликса...

Автобус резко тормозит на светофоре, и я бьюсь затылком о твёрдую спинку кресла. Оглушающая боль прорезается вглубь меня. В глазах темнеет. Кажись, вырублюсь.

Белеющий передо мной лист такой далёкий, недосягаемый. Тянусь к нему немеющими пальцами — вот он, я касаюсь его, провожу грифелем тонкую линию. Но это не мои пальцы, не мой карандаш, моё тело больше не принадлежит мне! Как я ещё в сознании… Что происходит?

Автобус дёргается вперёд. От скачка линия съезжает вниз по бумаге. Мой карандаш стремительно рисует сам собой. Смутное знаменье пробивается через дымку, пока борюсь я с мороком. А рука уж вырисовывает расшифровку. Полные ряды сидящих людей, перекладины, рекламки на стенах — я рисую собственный автобус. Но глаз я не поднимаю, мне не нужно напоминать, как он выглядит. Как я только помню, кто где сидит? А я помню. И кончик следует за краткими вспышками, перенося картинку из головы на посеревший носитель.

А это ещё зачем? Меж нарисованными рядами зарождается грифельный взрыв. И он всё больше и больше разрастается чёрной опухолью по моему рисунку.

«Эстер не желала ждать. В душе она горела от отчаяния. Гоняясь за Тальквистом, она уже успела потерять часть себя. А теперь он посягнул на жизнь Оливера. Того, кто столько раз вытаскивал её из бездны всех её безумств, кто подарил ей дом и смысл жизни — Оливера!.. Она кипела изнутри. Ей хотелось кричать. Будь здесь эта гнида, она бы непременно сожгла её дотла одним желанием её убить, одним лишь криком...»

Вдруг я понимаю, что я рисую… Нет-нет! Не остановиться. Не могу бросить!

Вобрав в себя волю, я выбрасываю карандаш к задней двери, и он со звонким деревянным треском катится по ступеням. Пальцы наполняются тёплой кровью. Я возвращаю себе ясность мыслей. Наконец-то.

— Вы в порядке? — обращается ко мне полноватая дама в пуховике, сидящая впереди.

Приподнимаюсь с опаской. Встаю во весь рост, прижав к груди кейс. Мне скоро выходить. Ещё две остановки, а колени так затекли, что нереально терпеть.

— Да, спасибо. Я в порядке.

Женщина пожимает плечами и отворачивается к окну.

А я неловко пробираюсь к середине автобуса.

Натыкаюсь на какого-то человека во всём чёрном. Поза вальяжная. Лица не видно под капюшоном. Мужчина или женщина?

— Поберегись фантазий своих, не то мир перевернётся. Хехе.

Чего? Обкуренный, что ли?

Я передумал. Выйду прямо на следующей. Пешком пойду. Выйду, нафиг разорву этот эскиз и…

Пол уходит из-под моих ног. Меня мощно откидывает на спину. Вокруг закричали пассажиры. Кто-то хватает меня за плечи и тащит в конец, пока я сжимаю в руках свой кейс, так его и не выронив.

Что произошло? Звук был настолько громким, что заложило перепонки, а разглядеть я не успел, что же прогремело. Поднимаюсь на ноги и подбираю с пола выроненный эскиз, когда…

Огромный выброс густой черноты поражает пространство точно там же, где я стоял секундами ранее. Едкие всплески от этого взрыва вонзаются в сидящих рядом людей. Автобус подскакивает и летит на тротуар. Все, кто сейчас вскочил с мест, рухнули вниз. И я вновь на полу. И огни салона вмиг застилаются непроницаемым дымом. Всё в дыму. Всё во тьме. Не видно ничего.

Я задыхаюсь…

«Тебе лучше уехать», — так я сказал Феликсу. И похлопал по плечу на прощание. Он так посмотрел на меня, словно отправлялся на каторгу. Наверное, так оно и есть. Меня аж передёрнуло, когда я его коснулся. Точно догадывался я, что не переживём мы это тяжёлое время врозь...

А ну поднимайся, промокашка!

Я кричу во всё горло, и чёрные разводы расходятся надо мной. Дышится легче. Заиграла свобода.

Отползаю на спине головой назад. Руки не разжать, так вцепились они в кейс и проклятый рисунок. Кое-как, но я поднимаюсь, а мимо меня к распахнутой задней двери пробегают две испуганные девушки.

— На выход! На выход, живо! — следует за ними какой-то парень.

— Пожарных, полицию, скорую, всех вызывайте! — кричат спереди.

— А ну валите все, отравитесь нафиг!..

— Они мертвы! Они мертвы-ы-ы!..

Но я ничего не вижу из-за плотного завеса. Ни света, ни человеческих очертаний. Панические голоса, грохот, чей-то надрывный плач сливаются в единую какофонию. Этот дым живой, он просит жертв, тех, что он забрал, ему явно мало. Его рёв заглушает мой внутренний голос, вот-вот опять задохнусь.

А где же этот странный тип в чёрном? Он же — или «она» — он же был со мной. Его тоже должно было задеть!..

— Что же вы стоите, молодой человек! Идёмте! — та самая женщина в пуховике тянет меня за рукав. Не она ли меня оттащила от взрыва?

— Спасибо вам. Идите без меня, я догоню...

— Не задерживайтесь! — и она растворилась в сизых клубах.

Всего минуту назад я предсказал немыслимую трагедию. Или же воплотил придуманное? Я вспоминаю эскиз. Чёрный фонтан из ничего.

И вспоминаю одну из последних идей. «Представить бы себе, какой хаос творится в душе Феликса».

Именно такой хаос и живёт в бескрайней душе Феликса.

А я представил его… И воплотил? Как он — через свои книги? Да не может быть! Я же только предсказываю, не воплощаю! А я даже думать начал, как он!

К такому я совершенно не был готов. Что же делать, что же теперь делать!

Соберись, промокашка. Срочно звонить Феликсу. С этим что-то да нужно делать! Я только что поневоле убил несколько человек! Он вообще знает, как с этим бороться? Хотя, если судить по его реакции на смерть Латунина, то нет.

А если это не я? Я всего лишь предсказываю, а не воплощаю? Я заражаюсь его паранойей. Спокойно, спокойно, мы справимся с этим, мы справимся.

Ну, а если это тот самый убийца Латунина устроил взрыв?

А вдруг это тот тип в чёрном? Куда же он делся…

Обессиленный, я вываливаюсь из задымлённого автобуса. Болтающиеся позади наушники хлестнули по ногам. Всё ещё под действием яда делаю глубокий вдох. Голова кружится, но надо собраться и позвонить Феликсу. Батарея на исходе, но на один звонок хватит. Меня хватит на один звонок...

***

Она сидела в ванне, скрестив ноги, покачиваясь на волнах беспокойных мыслей. Вода барабанила по шее и спине. Стоило отклониться чуть назад, и водопад заструился с волос по плечам, а там и всему телу. Через шум пробивались звуки шкатулки, которую Алина завела и поставила на стиральную машину до того, как, сбросив надоевшую одежду, она залезла в этот фаянсовый саркофаг и включила душ.

Струи застилали лицо. Вода забивалась в нос, тяжело дышать. Она смывала слёзы, так долго таившиеся под глазами, и войди вдруг сюда Феликс, он бы ни за что не заметил подвоха. Да он никогда ничего не замечает, пока ему пальцем не укажешь.

— Perkele… ** — просипела Алина. — «Везде должны быть своя загадка», ага. Или же «Ты ещё узнаешь обо всём». Почему мне нельзя просто сказать правду? Зачем строить из жизни роман?

Она шлёпнула по колену, вместе с брызгами выпустив досаду и отчаянье.

Это правда, вода стирает слёзы. Но далеко не скоро вода сотрёт настоящую печаль, облепившую её душу.

— Да катись оно всё к чертям...

Закончив душ, Алина обмоталась полотенцем и заново завела шкатулку, взяв её в руки. Прекрасный стеклянный шар на миниатюрной деревянной подставке, которая и была настоящей шкатулкой. Внутри шара, среди вечной пурги и музыки, застыла фигурка совы, расправившая серебристые крылья.

Подарок Феликса на их свадьбу. Шкатулка играет ту самую музыку, которую написали на её стихи Микко и Петри, её финские друзья детства. Но шкатулка со снежным шаром была собственной идеей Феликса.

Это символ их любви. Любви, которая была однажды столь сильной, что затмевала реальность. Они сами воссоединились в собственную вселенную, со своим временем, пространством, окружением…

От этой вселенной осталась лишь тень.

Но никто из них так и не осознал, когда именно между ними прошла трещина.

Алина прошла на кухню, где поставила на стол шкатулку и села у окна, сложив руки на подоконнике. Рядом чёрной подушкой лежал остроухий Эдгар, поглядывающий на Алину через прищур.

— Чего глядишь, хитрая морда? — она потрепала Эдгара за щёку, и его гипнотические жёлтые глаза обеспокоенно осмотрели хозяйку. — Ты точно видишь больше, чем я. Ты же кот, тебе доступно скрытое, видишь то, чего мы не замечаем.

В подтверждение Эдгар встал и потёрся о подбородок Алины.

— Если бы ты мог рассказать мне, — прошептала она и обняла доброго котейку. — Если бы ты рассказал мне, каким ты видишь без меня Феликса… Я бы всё отдала, чтобы узнать, что с ним не так, почему он стал таким… далёким.

Кот снова потёрся о её лицо и грустно мяукнул, разделяя её тоску.

— О да, я бы на всё пошла, чтобы понять его. Но стоит ли оно того? Скоро он совсем забудет меня… Я давно не нужна ему…

Разрыдавшись, Алина уткнулась в густую шёрстку Эдгара. Тот вновь мяукнул и вылез из-под объятий, как только влага слёз коснулась кожи.

— Прости меня, прости, я не хотела, — через силу улыбнулась Алина, протирая опухшие веки. — И сидеть, сложа руки, я больше не собираюсь.

По-быстрому приведя себя в порядок, одевшись и причесавшись перед зеркалом спальни, она схватила с полки шкафа телефон и набрала номер Феликса. Раз гудок, два, три, четыре…

— Ну же, ответь. Тебе ж не сложно.

Пять, шесть, семь, восемь…

— Да что ж такое. Где ты, Феликс?

На этот раз она разговорит его. А если нет, придумает что-то ещё. Но она не останется в стороне, как бы ни пытался Феликс её огораживать.

[Уриэль]

— В таком случае, — говорит Феликс, — я считаю себя в праве это сделать.

— Ты про что? — выдавливаю я.

Феликс выхватывает мой рисунок у Тины, показательно разрывает его на множество мелких кусочков и развеивает их по ветру. Бумажные лепестки разлетаются над землёй, улетая всё дальше от принесённых ими горестей.

Не успеваю опомниться, а Феликс уж выдёргивает кейс из моих жалких объятий, который тотчас свисает на длинном ремне.

— Не бойся, Женя. Твоей вины здесь нет. Считай, что я это сделал.

Без лишних объяснений он хлопает меня по плечу. И разворачивается к автобусу.

— Куда вы, Феликс? — Тина реагирует быстрее и мчится вслед за ним. А он уже завернул за угол погибающей машины.

Мы вдвоём нехотя проходим сквозь столпотворение. Люди неизменно пребывают в панике и не обращают должного внимания на поднимающегося в автобус человека.

— Феликс, стой!

Невзирая на мои вопли, он ныряет в рвущиеся из дверей клубы.

— Феликс, там же...

— Не иди за мной! — откликается он, и мне ненадолго удаётся разглядеть, как он отгораживается от меня ладонью.

Мы с Тиной заглядываем в одно из разбитых окон. Всё по-прежнему в дыму. Сплошной слой серости. Феликса не видать. Противный запах проникает в лёгкие. Я тотчас отстраняюсь.

Терпение. Мы спокойно стоим. Незачем паниковать.

А на панику так и тянет. Вот почему я остался? К чёрту запах. Надо было пойти за ним.

Но мы стоим, ждём, стоим и ждём...

Я-то думал, он просто заглянет. Если понадобится, конечно, я буду ждать его целую вечность. Однако на «просто заглянуть» времени ушло уже более чем достаточно.

Стоим и ждём…

Мы переглядываемся с Тиной. Зачем вдруг Феликс вообще рванул туда? Убедиться лично? А, может, ещё зачем-то?

— Я за ним, — говорю я и поднимаюсь по ступеням.

Вдруг он нахрен задохнулся там! А я стою снаружи как придурок!

Дым и в самом деле ненормальный, неестественный, грязно-синего цвета, словно кобальт смешали с углём. Внутри автобуса он мирно переливается с воздухом, как вода из разных слоёв озера. И настолько плотный, что я далеко не сразу нахожу Феликса.

А когда нахожу, он не замечает меня. Стоит неподвижно спиной ко мне на том самом месте, откуда вылезла эта необъяснимая мерзость. Впрочем, как сказать «откуда»? Да ниоткуда. Никакого огня или копоти. Никакого источника.

На сидениях по обе стороны от него обмякли по двое мертвецов — столько же погибло и в «Зиме». Случайные, но нужные жертвы, так объяснял Феликс эту сцену. Ещё и доказывал, что в лице Эстер их настигла сама Судьба, и именно в тот момент они и должны были умереть, либо они уже выполнили миссию на Земле, либо слишком далеко от неё ушли, чтобы исправиться. А что теперь? Не о том же теперь думает Феликс?

— Я всё понял, — шепчет он. — Это ты виновата...

О ком это он? Замираю на месте. Солёная гарь забивается в нос. Вот-вот закашляю или чихну. Но я терплю. И слушаю дальше.

— Я верю, что ты не хотела, но… Ах, ты хотела уберечь нас, — Феликс повышает голос, уйдя в переднюю часть автобуса. — Хватит, моя милая! Я убью тебя раньше, чем это сделают за меня. Дай мне, наконец, быть собой! — и со всего размаха он ударяет кулаком по стенке. — Дай мне самому решать, когда я тебя не спрашиваю!

Боже. Это он об Эстер? Много же дыма он за раз наглотался, раз глюки пошли.

От непрерывного запаха к горлу подступила рвота. Я сглатываю и, прогоняя горькие облака, бегу, наконец, к нему.

— Уходим, Феликс, — подхватываю под руки и силой вывожу на свежий воздух. — Ты тут изрядно надышался.

— Ничего я не… — кашляет Феликс. — Я не… Ты не думай…

— Всё нормально, — успокаиваю я, и, воссоединившись с Тиной, уходим дальше по улице прочь от аварии.

Мы находим спокойное место, где нам никто не помешает перевести дух — безлюдная зелёная зона. Неуверенно передвигая ноги, Феликс прислоняется плечом к дереву и хватает ртом воздух как выброшенная на берег рыба. Тина же опасливо держится от нас на расстоянии.

Кстати, почему он пришёл вместе с Тиной?

— Что ты там видел? Ты видел Эстер?

Глаза Феликса пугают меня. Большие, чистые, с расширенными от страха зрачками. Он всецело с нами, он здесь! Его вырвало из внутреннего убежища.

— Я видел свою судьбу. И она тебе не понравится.

Таким я его ещё не видел. При всей искренности и отзывчивой доброте Феликс редко выходит из своего внутреннего мира полностью. Даже, когда он беседует с кем-то, даже со мной, он никогда не принадлежит собеседнику. Он таится глубоко внутри, куда не дозваться. А сегодня ширма приоткрылась, и я, пусть и частично, но разглядел его настоящего.

Он напуган. Он до смерти напуган. И оттого раскрылся нам в поисках помощи. Подражатель Тальквиста надавил на самую больную точку, и защита мира Феликса начала рушиться.

— Понравится или нет, неважно, — отвечаю я. — Ты только скажи. Это и впрямь я их убил или что? Или как?

— Ты не можешь воплощать, это просто совпадение, — торопливо говорит Феликс. — Это Тальквист заставляет тебя так думать. Раз он не убил тебя, то он начнёт пытать тебя сомнениями, дабы сломить.

— С романом не сходится. Это Эстер поневоле выпустила бурю тьмы.

— Оно и не должно до конца сходиться! — настаивает он. — Хотя бы потому, что мы в России, а не в Швеции или Канаде!

Ну, и что же было на самом деле? Кто «взорвал» автобус, я или неуловимый Тальквист? Я уже запутался в его логике.

— Но мои эскизы сбывались и до появления этого показушника! Я — твой иллюстратор. Мои иллюстрации — визуализация твоих фантазий, Феликс! Я твой проводник, ты понимаешь? Ты волшебник, Феликс, ты гений! Дело не только в убийце Латунина, но и в тебе!

Сам не понимаю, как пришёл к такому выводу. Я сказал лишь то, что Феликс хотел услышать. Это же он у нас верит, что умеет воплощать?

Но его фантазии по-настоящему живые, я всегда это подозревал. Я не всегда предсказывал будущее, рисуя иллюстрации. Но именно иллюстрации по мотивам книг Феликса находили путь в мою жизнь.

— Я знаю, — вдруг говорит Феликс.

— Что?

— Я знаю. Дело действительно во мне. Так всегда было.

Он что, слышит меня? Вот блин, аж сердце подскакивает. Да нет, конечно же, нет! Это я ещё не пришёл в себя после сеанса того телепата.

— Женя, не трусь, — Феликс бросается ко мне. — Никто больше не умрёт, я найду способ совладать с этим проклятьем.

— Так ты считаешь, что…

— Да. И наш убийца тоже так считает. Потому он и хочет извести меня. И как только я пойму, кто это, узнаю истинную личность и найду его, я отомщу ему за нас. Обещаю.

Лицо Феликса спокойное, тон ровный. Но глаза так и выдают неугасаемый страх. Держится он молодцом. Но пока не поймают этого «копиркина», он может сломаться при любой возможности. Я должен быть рядом с ним.

Нет. Мы должны быть рядом. Мы и Тина. И, конечно же, Алина.

Феликс вздрагивает. Из кармана пальто доносится тихое пение его любимой. Феликс чуть отходит от меня, вынимает смартфон.

— Я должен ответить, — и прикладывает его к уху. — Алло?.. Что с тобой, Алина?.. Слава Богу, не пугай меня так. Со мной всё в порядке. Пока что. А вот на Женю, увы, совершили покушение.

Так вот как он выдаёт случившееся. Безумный убийца напал на меня в открытую и нахрен разгромил автобус.

— Что? Дать его? Конечно, он рядом. Сейчас… — и Феликс протягивает смартфон мне. — Алина хочет что-то сказать тебе.

— Л-ладно? — беру его и отвечаю. — Да, я здесь.

— Господи! — восклицает Алина. — Я так испугалась. Как это случилось? Как на тебя напали?

— Ну… Кто-то во всём чёрном пустил ядовитый газ в автобусе, — решил я сымпровизировать, чтобы было проще. — Я цел, но несколько человек умерло.

— Какой ужас. Хотела бы я это всё исправить, но… Женя, держись. Мы с тобой! Если ещё что случится, обязательно зови нас с Феликсом!

— Спасибо, Алина. Я всегда рад тому, что вы со мной. А большего мне и не надо.

— Да что ты. Я серьёзно! Но… Тогда вот что ещё скажи, — она понижает голос. — Как там Феликс?

Оглядываюсь на него. Ему как будто… стыдно? Похоже, он совершенно не следит за нашим разговором, нервно расхаживая около дерева, подминая высохшие листья. В отличие от Тины. Она даже подошла поближе, чтобы быть в теме беседы.

— То есть? Ты же только что с ним…

— Женя, ты не понял. Ты мне скажи, как он. Может, ты знаешь, что с ним происходит. Мне он почти ничего не рассказывает, о чём переживает, что происходит. А сегодня и вовсе — у меня есть подозрение, что он приходил домой, пока меня не было, а потом вдруг взял и ушёл.

— Как ты это поняла?

— Он уходил с шарфом! Я сама его завязывала. А когда я вернулась из магазина, я нашла его в шкафу.

Верно. Утром Феликс был с синим шарфом. Сейчас на его шее видны две неприкрытые толстые цепи.

Ага, вот как. Феликс приходил домой, но потом ушёл, не дождавшись Алины. А ко мне он прибежал уже с Тиной…

— Женя, я прошу тебя, — печалится Алина. — Это очень важная просьба, но ты меня поймёшь.

— Всё, что угодно, — смело говорю я.

— Раз уж Феликс не доверяет мне… Прошу тебя, будь с ним рядом. С ним явно что-то не так, но я не знаю, что это. Он сам не свой. Вдруг это всё из-за прошлогоднего января, но, может, и из-за этого убийцы, а, может… Узнай это для меня. Я не знаю, как и быть мне. Ради нас. Ни в коем случае не бросай его.

Слишком много слова «может». Но не для меня.

Я скромно улыбаюсь в трубку.

И беру за руку Тину. Она одобрительно кивает. Это и к ней относится. Мы его ни за что не оставим.

— Ни за что на свете.

— Ох! — выдыхает Алина с облегчением. — Я у тебя в долгу, Женя. Спасибо тебе.

— Что ты. Я всё сделаю. Даже не сомневайся. Он же мой лучший друг.

Мой несчастный лучший друг...

_______________

(*) Tequilajazzz — Кроме звёзд

(**) Дьявол (фин.)