Огни на озере. 1. Место вне разума

Огни на озере

С чего начинался конец и чем закончилось начало

[Лето 1994 года]

— Ты всё-таки перескочил на другую главу!

Маленький Феликс ахнул и захлопнул книжку, выдернутый в реальность громогласным голосом отца. Он не сердился, нет, скорее посмеивался над мальчишкой за то, что тот поддался искушению, обещав при этом так не делать.

Отец, улыбаясь, переступил порог комнаты Феликса и присел рядом с ним на край кровати.

— Опять читаешь через абзацы?

— Там неинтересно. Болтовня, и всё. Я хочу приключений!

Отец откровенно засмеялся.

— Всему своё время. А у тебя его ещё ой как много. Учись терпению, и ты получишь, что ждёшь.

Феликс слегка загрустил, отложив книжку.

— Так ты и Ася поплывёте на остров?

— Да, малыш.

— Возьмите меня с собой! Ну пожалуйста!

— Эн не-е-ет, мама нас с тобой не отпустит. Ты ещё маленький. Вот станешь взрослым, мы сможем отправиться с тобой на любой край света!

— Но Ася тоже не взрослая, — надулся Феликс. — Взрослыми становятся только после школы.

Отец, тихо посмеявшись, покачал головой и дружески потряс Феликса за коленку.

— Знаешь, что? Люди далеко не всегда взрослеют точно в срок. Кто-то раньше, кто-то позже. Про таких, как мы с тобой, фантазёров, говорят, что мы не взрослеем никогда. Но, может, это и хорошо, правда?

Феликс смущённо улыбнулся, хоть и не скрывал, что ему пока трудно осознать, что на самом деле он имеет в виду.

— Но где-то лет через пять, когда ты будешь, как Астра, ты уже будешь достаточно взрослым для подобных приключений! — заверил отец и потянулся к животу Феликса.

— Ай! Не надо, хватит! Па-а-апа! — мальчик засмеялся и заболтал ногами по кровати, когда тот начал интенсивно его щекотать.

— Ладно, с тебя достаточно, — под конец отец взболтал волосы на голове Феликса и, вскочив на ноги, скользнул к двери. — Пойдёшь провожать нас?

— Конечно! — Феликс быстро сунул босые ноги в лёгкие ботиночки и побежал следом.

***

Это место, построенное из фантазий, так говорит про него Илона Сельстрём. Место, сотканное мёртвыми творцами из трагедий чужих душ.

Где, как ни там, искать потерянную магию, так необходимую для юной Астры?

Эрнест вышел на тропу и отправился вниз к берегу, где возле моторной лодки-плоскодонки его уже ждала та, для которой он устроит это небольшое плавание. Играя кончиком пышной русой косы, Астра пристально следила за его шагом, напряжённая и восторженная одновременно. Ей давно известно её утраченное предназначение, и пусть Астре пока трудно осознать те последствия, что грозят ей, если она его не обретёт. Эрнест спускался неспешно, любуясь округой, наслаждаясь каждым вздохом воздуха волшебного места, в котором поселилась его семья.

И эта земля принадлежала им. Земля, примыкающая к древним сакральным водам, хранящим бесценные сокровища, что познают лишь такие, как они, семья творцов, для кого «сила искусства» не просто аллегория и не просто дар с рождения, но и настоящее проклятье, требующее подчинение собственной воле. Свыше ли сей дар, или же его корни уходят вглубь под землю, нет особой разницы.

Кроме одной — Астра родилась без дара, но с проклятием.

С лёгкой опаской Эрнест обернулся на семейный дом, построенный на озёрном утёсе — скромный деревянный коттедж из двух этажей.

Он тщательно искал для него то особенное место, которое бы как пластилин или глина легко подчинялось его живым фантазиям, рвущимся изнутри в поисках формы, которое бы не только наполнялось его энергией, но и само бы его питало. Север богат на места силы. Но именно Хопеаярви привлекло к себе Эрнеста.

Сколько лет он возил сюда на лето своих детей.

Сколько лет оберегал от городских опасностей последнего десятилетия века.

Но, уходя от одних проблем, приходишь к другим.

Впрочем, не стоит их бояться. Не боги горшки обжигают.

— Подождите! Подожди-и-и-и-те-е-е-е!

Маленький Феликс бежал вниз по утёсу под присмотром оставшейся у дома Юлии. Она улыбалась, наблюдая за ними, не без тревоги, но явно одобряя поездку Эрнеста. Не попробуешь, не узнаешь, поможет ли это или нет.

Феликс на скорости налетел на Астру и обвил её талию тонкими ручками.

— Ой, ну ты чего? — посмеялась Астра. — Я же ненадолго, мы вернёмся!

— Всё равно, — настоял братик. — Вот когда я вырасту, мы не будем расставаться. Я тоже с тобой буду ездить на лодке!

— Ещё как будешь.

— Астра! — окликнул Эрнест, усаживаясь в лодку.

— Ну всё, беги домой, мы ненадолго совсем! — Астра похлопала по плечам Феликса и легко побежала к отцу с оглядкой на младшего брата.

Как только она запрыгнула в лодку, Эрнест завёл мотор и повёл окрашенное жёлтым судёнышко навстречу горизонту, прочь от берега, на котором маленький Феликс, махая ручкой, становился всё меньше и меньше.

Целью маленького, но необходимого приключения намечен небольшой остров, черневший случайно оставленной кляксой на размытом сером пейзаже. Точнее он был всего лишь отправной точкой, к которой можно вернуться, если весь остальной мир исчезнет из виду. На небе клубами смыкались облака, а над водной гладью забродил туман. Чем скорее отдалялась от суши лодка, тем сильнее давила на души энергия Хопеаярви, вкрадываясь в них, вороша сознание.

Это именно то, что нужно.

— Илоне не понравится наша затея.

— Плевать я хотел на её предрассудки, — равнодушно сказал Эрнест. — С тобой не случится ничего дурного.

— Ты так полагаешь? Она же не просто так наблюдает за Хопеаярви. Или ты решил меня там оставить? Должно быть, надоела я тебе уже, а?

Насмешка собственной дочери выбила Эрнеста из колеи, и он больно сжал ей руку, которой она наматывала себе на пальцы волосы, сбившиеся из косы.

— Запомни раз и навсегда, Астра. У творцов нашей семьи очень хрупкие сердца. Твоё же хоть и прочнее, ты и не творила никогда, но и оно может разбиться, если мы не пробудим в тебе эту силу. Других способов, кроме как спровоцировать её на острове, я больше не нахожу.

Астра послушно притихла и искоса глянула на мрачную воду.

Тучи сгущались, с ними потемнело и озеро. Для Илоны оно священно, запретно для живых, и вызов, брошенный ему отцом, пугал Астру. Оно даёт безотказно, когда просят его света, но и жадно забирает его без остатка, когда разочаровывают. Если ни одно лето, что Астра провела на Хопеаярви, не спасло её от грядущего проклятья, к чему биться о непреступную крепость?

— Не надо, Астра. Я знаю, о чём ты думаешь, — виновато проронил Эрнест. — Ты просто доверься. У нас получится.

Астра промолчала.

Эрнест довёл лодку до прибрежных камней острова и заглушил мотор. Не касаясь воды, они вдвоём шагнули на них и на полусогнутых выбрались к облезлому леску. Большие сухие колья торчали из-под земли, обшитой мхом и лишайниками. Ботинки подмяли под себя послушную траву. Удачное место, чтобы провести обряд.

Пряча руки в карманах длинной рубашки, Астра нетерпеливо озиралась, бродя меж камней.

— Ну и что теперь?

— Не спеши. Следи за озером.

Эрнест раскрыл сумку. Его главное оружие здесь, и он не боялся злых чар в случае, если они вылезут на звон его магии.

— Пойми ты. Это ради тебя. Ради нас с тобой и всей нашей семьи.

Он уселся на один из камней, возвышавшихся из воды, и развернул на коленях пустой тетрадный разворот. Его снежное полотно вскоре поймало уносимую лёгким ветром шелуху.

Взвелась властная рука, и чернильные реки вышли из устья ручки, что высекала слова. Эрнест писал о мире, который возжелал открыть, прорубить к нему путь. Седые воды услышат, узреют, что он не простой человек. Небеса стемнеют, ибо в сумраке лишь заметен целебный свет, который он искал. Не для одного себя. Для всей семьи. Для всех вокруг.

Он поставил точку. Словно вбил её в материю миров. Что-то изменилось.

День померк над беспокойными волнами, засиявшими сами собой. Огромными пятнами вдали зажглись яркие шары, и волны разгладились, мутным зеркалом отражая льющийся свет.

Территория нечеловеческой магии. А, может, всё же человеческой?

Огни на озере. Маяки иного мира. Воды откликнулись на его зов — и открывают дорогу вперёд.

Эрнест поднялся, зашагал по камням, убирая тетрадь в сумку. Поднятая рука мягко осветила туман золотым. Вход разрешён — шаг вперёд, и нога ступила на новую твердь вместо того, чтобы провалиться под воду. Эрнест пошёл по озёрной глади, которая расходилась ледяными узорами под его ступнями. Дальние огни вытянулись яркими полосами, размываясь в тумане северным сиянием.

Ладонь так и мерцала, играя со скрытым светом тайного измерения. Эрнест развёл пальцы, и его сгустки разлетелись в разные стороны.

Астра восхищённо ахнула, прижав ладони к груди. Он заулыбался — наступило, наконец, мгновение, когда оттаяло её ледяное сердце.

Тем не менее, она не спешила следовать за ним.

— Идём же, Астра! Нас ждут чудеса.

Его протянутая в сиянии рука звала навстречу.

Астра растянула ухмылку. Тёмные мысли заскреблись под черепом, вены под кожей зачесались. Она пользовалась любыми поводами, дабы позлить отца, дабы доказать, что она не изменится. Огни Хопеаярви, однако, привлекали к себе как мощный магнит, как колдовской гипноз. Вздрогнувшее от холода тело желало слиться с ним, поглотить без остатка. И пусть останется лишь мрак. Или же свету повезёт, и он вытеснит противный вирус, ставший привычным.

Посмотрим. А, впрочем, без разницы.

— Иду, папа.

Она порхнула по камням к застекленевшей воде. Соскочила вниз, и вода хрустнула льдом под весом новой гостьи. Астра не испугалась, пошла вперёд, вслед за отцом. Сияющие узоры сопровождали её шажки, вычерчивая дорожку до островного берега. Она приняла папину руку, и стелившиеся за ними штрихи забрызжали подлёдным сиянием.

Дальше и дальше одинокими кораблями Астра и Эрнест вошли в незримую гавань. Точки света озарили туман необыкновенными красками и поплавками двинулись навстречу. Желания, дерзкие и тайные, растеклись по телу Эрнеста, рвались наружу в ожидании творения. Ближе и ближе подплывали горящие сферы, притягиваемые его душой. Вне сомнений, это место волшебно. Взять бы вновь острую ручку, разукрасить туман чернильными мечтами — пока рано, пусть озеро примет их для начала, пусть прочитает.

Космос из чужих миров, слитых воедино. Огни — цветные, яркие, но больше золотые — бусинами рассыпались в просторе, камнями с ожерелья любимой девушки. Они несли в себе память мёртвых, частицы поселившихся здесь душ. Едва уловимые образы касались разума, чужие желания тех, кто остался… или кто не справился.

Он справится, решил Эрнест. И Астра должна.

Эрнест подхватил плывущий мимо шар, и он воссиял сильнее, пустив сияние под кожу. Он не обжигал, не палил глаза, наоборот, так и манил — овладей мною, если силён, как я.

Сколько же здесь света!

Астра балериной кружилась в светлячках местной силы. Она забыла про всё — откуда пришла, что за горе её гложит. Её мысли заняли маленькие огоньки, облипшие её руки, забравшиеся в косу. Так тепло и приятно. Почему ради этого счастья нужно чем-то жертвовать? Унести бы его в мир на суше, осветить им всё в округе, изгнать это ядовитое зло, поработившее её и семью. И большего не надо.

Тогда и отец её перестанет «пытать».

Но так нельзя, за всё приходится платить. Так и её семья за неземной талант расплачивается душой, отвергающей всякое искусство.

Среди огней пламенем свечей закачались призраки — или же духи, или другие обитатели. Они не тронут, решила Астра — напоминают, что она с отцом зашли на чужую территорию. Не стоит злоупотреблять гостеприимством, полюбовались и хватит. Они скоро уйдут… правда же?

— А как долго мы здесь будем?

Он также не испугался силуэтов, почти не уделив им внимания.

— Сколько будет нужно. Сколько нужно для того, чтобы ты очистилась.

Неловкий снежок захрустел под ногами. Астра шагнула к отцу и осторожно положила руку на сгусток местной силы, который он держал — взгляни на меня, отпусти этот шар, послушай, что я скажу.

— А как я узнаю? А если я ещё долго не почувствую, что меняюсь?

Эрнест самозабвенно ухмыльнулся. Она терпеть не могла эту ухмылку. За ней всегда скрывалось упорство, горделивое и бездумное. Он был так уверен в своей правоте, в своём праве находиться здесь, там, куда его не звали, и не думая платить взамен.

— Тогда мы останемся здесь до самого конца. Мой ключ откроет любые двери, — как мечом он лихо взмахнул ручкой, и Астра отступила, как бы не задели её отцовские чары.

И вот…

Сквозь молочные тучи пробилось солнце. Жалящий глаза взрыв — и мир растворился. Космос рассыпался снежинками, утянув за собой цвета. Горизонт погрузился в сизый полумрак.

Золотой шар на ладони Эрнеста погас и исчез.

Он и Астра отступили назад — твердь заскользила, стремясь уронить их. Рано обнажил магию, рано, в злобе и страхе заскрипело его сердце. Призрачная гавань готовилась мстить, было очевидно. Но чем?

— Папа?.. Что нам теперь делать?.. — затрепетали губы Астры.

— Встань рядом со мной, только осторожно, — максимально спокойно проговорил Эрнест.

Неуверенный шажок. Ещё. Снежок захрустел громче. Глубоко дыша, Астра отсеяла сомнения и пошла к нему. И снова захрустел слой снега — и ужас прорубил её грудь.

Узоры треснули с острыми брызгами, и вода схлестнулась под ногами.

Крича её имя, Эрнест скользнул к кромке и распластался на хрупком краю пропасти.

Астра, тянулась к нему, цеплялась, царапая лёд ногтями. Горло заперло рвущийся вопль. Ресницы обросли инеем. Озеро сковывало её в холодном плену.

Чтобы стать частью мёртвого мира, ощути вкус смерти на себе.

— Держись!

Липкое дыхание Эрнеста воззвало к увядающему теплу. Астра жадно схватилась за руки, и он вытянул её из воды, когда штрихи и завитки, гаснущие в порошке снега, раскалились под ними и по-новому забили синевой.

Стоя на коленях, Эрнест снова выхватил из кармана ручку и как ножом перерезал путь подступавшим трещинам, строя барьер из единственного слова, в которое он вложил достаточно силы, чтобы оно сработало.

«Прорыв», было вырезано большими буквами.

С последним ударом Астра оттащила Эрнеста за шиворот куртки.

— Папа, бежим! Папа!

Надпись сгорела. Трещины перешли за черту, и плоскость провалилась под напором поглощающей пропасти.

— Ты права. Бегом, бегом!

Лёд стремительно таял, разрезаемый узорами. Треск. Льдины рычали, откалываясь друг от друга. Грань двух миров не знала пощады. Если настигнет их, то сотрёт немедля их тела. Время рассыпалось белой крошкой.

Озеро догоняло.

Треск. Снова треск.

Но магия Эрнеста выиграла этот раунд.

Сердце радостно подпрыгнуло, когда показались камни. Когда Эрнест добрался до них, ноги провалились по колени и достали вязкое дно. Подтолкнув Астру вперёд, сам он окончательно свалился в воду и пополз к берегу, скребясь по влажному мху. Голова зудела, гудела отголосками собственной музыки, текущей по мыслям, пока вода истощала тело, высасывая из него последние силы.

Качнулись пьяные колья. Холод отступил. Астра на четвереньках выбралась на сушу и развалилась на траве. Влажная зелень ласкала кожу с лучами небесной звёзды. Тепло… Тепло! Зима кончилась. Они вернулись в лето.

Вот и отец добрался до неё. Теплее… На одних руках, волоча за собой ноги, словно бы они отнялись, он дополз до Астры и крепко обнял, прижимая к земле. Теплее!

Мысли улетели прочь, испарившись от солнца, от энергии жизни, от этих объятий.

Горячо...

Как долго она не могла решить, что она больше испытывает — ненависть или любовь?

Удушливая опека отца походило на то самое солнце, от которого бы спрятаться в самые жаркие дни — палящий, жестокий свет, но, увы, жизненно необходимый. Он добивался того, чтобы однажды она стала идеальной для их семьи, здоровой, без чёртовой заразы. Она от него зависела. И, что самое жестокое — он всегда был прав, какими бы методами он ни подкреплял свою правоту.

Так любит она его или нет?

В данную секунду, когда отец грел её тем заботливым светом, пока что живым в его душе, заглушая их общую тьму — она любила его.

Астра вздохнула, шмыгнув носом, и зарылась в куртку Эрнеста.

***

Понадобилось немало времени, чтобы Эрнест и Астра отошли от того путешествия. Они почти не разговаривали ни с Юлией и Феликсом, ни друг с другом. Душевная травма, несовместимая с нормальной жизнью, вот что они пережили.

Её, во что бы то ни стало, нужно было залечить.

Утром следующего дня Эрнест просчитал необходимый миг одиночества и припал к корпусу пианино, что стояло на просторной веранде посреди прочих музыкальных инструментов. Лакированное дерево приятно скользило под пальцами.

Соберись, ты знаешь, что к чему...

Отравляющая тьма возвратилась. Она давила на перепонки, ослепляла, распиливая чувства кривыми зубьями. Веранда была самым большим и светлым помещением в доме Темниковых, освещаемая солнцем целыми днями. Однако утренний вид на озеро, пробивающийся через окно, ничуть не радовал, не прогонял тьму прочь. Было одно лишь спасение. Поспешить бы, пока нет никого в доме, пока никого другого не заденет его средство.

Эрнест склонился над клавишами и неспешно заиграл. Медленно, вязко, тягуче звучали ноты. Музыка давалась с трудом. Свежей раной она раскрылась под его натиском, словно каждый стук клавишей — как ножом в грудь. Чем дальше её высекали наряжённые пальцы, тем мрачнее она становилась, высасывая призрачную боль.

Его-то музыка избавляла от боли. Но она способна перекинуть её на других. Нельзя допустить ни в коем случае, чтобы его мрак проник в души семьи. С них хватит страданий.

Он не глядел на часы. Это могло продолжаться долго. Если этого будет мало, то придётся заняться гитарой. Она лучше режет.

Пианино выкачивало бы и дальше его тьму, если бы в ней не замелькала капелька чистого, непорочного света, чьих ушей недостойны лезвия больного вдохновения.

И Эрнест срочно прервал игру.

— Прошу, уйди, пожалуйста. Эта музыка не для тебя.

Маленький Феликс стоял в дверях, подглядывая за отцом. Прижимался всем тельцем к косяку и лупал глазками. Испугался? Неудивительно.

— Тебе ещё рано слушать подобное… Пойди прогуляйся минут на десять. Мне пока нужно закончить начатое.

Эрнест обернулся обратно к пианино и осторожно застучал по правой стороне, как только детские ножки затопали в прихожую.

— Тогда я пошёл к Сказочнице! — зазвенел, отдалившись, голосок.

— Долго не засиживайся! — отозвался Эрнест.

— Не буду! — и захлопала дверь.

Если бы меломанию признали наркозависимостью, то музыка Эрнеста, несомненно, попала бы в список к запрещению одной из первых. Потому что только он славился тем, что вгонял слушателей в такое состояние болезненного опьянения, с которым не сравнится ни одно вещество. Люди получали самый настоящий кайф, после которого приходила самая настоящая боль — но плохо он неё не было, эта боль приносила облегчение, как серость тоскливых туч после невыносимой жары.

Чем больнее на душе, тем более мрачную музыку хотелось слушать. За этим и шли к Эрнесту и его группе.

В это тяжёлое после распада время Эрнест часто организовывал квартирники, куда слетались любители андеграунда со всего города. Выступать где-либо ещё не получалось, тогда как Эрнест мечтал если не о концертном зале, то хотя бы о площадке в баре. Совсем в крайнем случае он с музыкальной бандой находил подходящие по акустике и размерам заброшенные здания. Куда бы Эрнест ни звал слушателей, за ним охотно шли куда угодно.

Вокруг столько больных в душе людей… Велика вдвойне была радость Эрнеста, когда он воочию наблюдал за тем, как его гитара или пианино взывали к потаённым уголкам окружающих, лишая их одних чувств и даря другие.

Музыка — это лекарство.

Но, увы, как и любое лекарство, при определённых обстоятельствах она превращается в яд.

Один из напарников группы умер прямо на репетиции. Один из первых звоночков к осознанию Эрнестом, что его творчество может убивать. Столько тогда поднялось шума в их скромном коллективе… Бывает музыка относительно безопасная, которую Эрнест играет специально для других, а есть такая, которую он высекает для себя, и она самая жестокая. Постепенно эта грань истончалась. Постепенно терялся контроль.

Довольно калечить случайные души.

В этом году он окончательно отдалился от товарищей по группе и стал играть только для себя и только с женой. Слава Богу, Юлия помогала заново обрести баланс, когда он терялся.

Так или иначе, музыка — это сила, опасная и исцеляющая.

Если бы только она излечила Астру…