Глава 12. Бегство

[Уриэль]

Так, эту кнопку сюда. А эту сюда. Готово.

Теперь мои обои напоминают типичную карту размышлений. Как в западных детективных сериалах. Среди неисчисляемых портретов нашей Эстер висят фотографии, что я собрал в квартире Юлии. Каждая кнопочка повязана красной нитью. У всего есть связь.

Пора потихонечку собирать этот разбитый пазл.

Что мы имеем. Феликс, Юлия, Илона, Эрнест. И ещё Эстер. Что маньяк, что лично Феликс, они оба убеждают нас в её существовании. Я-то думал, Феликс прикалывается. Но что до маньяка, он не шутит.

Феликс и Юлия. Сын и мама. Помниться, когда-то Темниковы были большой семьёй. У каждых родителей было хотя бы по двое детей как минимум, да и у отца его был брат, разве что умер он задолго до тех роковых событий в девяностых. Так мне говорил Феликс. Который сегодня остался последним в своём роде.

Нечасто я общаюсь с ним на тему семьи. Вот и не вспомнить мне толком, как звали его родственников. Хоть бы имя отца. Дурак я, конечно. За столько лет дружбы не помнить его отчества! Задаваться такими вопросами становится нелепее с каждым годом.

Теперь Эстер. О, славная Эстер, героиня его романов. Все послания адресованы тебе, но на деле они обращаются к Феликсу.

Я, видно, не один такой одержимый. Не один считаю, что ты достойна быть живой. Не просто теряться за решёткой печатных строк.

Илона и Эрнест. Бьюсь об заклад, что череду смертей начал кто-то из них. Но кто? Кем же был Эрнест в роду Темниковых? Кем была Илона для него и семьи Феликса? Оба, похоже, настолько близкие Феликсу, что гонятся за ним по пятам. Почему же Феликс не узнал Илону в первый раз?

К слову, об Эрнесте. Лицо, закрытое пепельной вуалью. Его творческая одержимость. Исчерченные фотографии, изувеченные ручкой лица. Эта надпись: «Это он во всём виноват». Страшно подумать, но я, кажется, знаю, кто это. Чтоб я ошибался. Неужели это…

О Боже!.. Что это? Так подскакиваю, что задеваю одну из кнопок.

Что это там грохнулось в прихожей?

Сонный Эдгар лениво потягивается поверх одеяла. Задирает нос, принюхивается. И срывается с кровати, бежит в прихожую.

Я за ним. Бросаю всё.

И вижу её. Духовный двойник Эстер.

Одежда её мокрая насквозь. На шапке сверкают капли. В руке пистолет. Кожа в тёмных пятнах. Грязь? Кровь? А смотрит испуганно. И жутко.

Как будто убила человека.

— Ури. Произошло ужасное. Эстер настоящая.

[Феликс]

«Я очнулась от обморока и всмотрелась к верху. Над нами навис высокий невзрачный потолок, опоясанный четырьмя одинаковыми стенами.

Я могу шевелиться. Я не привыкла шевелить телом Феликса, но на этот раз оно подчинялось мне, и когда я осмотрела себя, я поняла, что на мне синий джемпер Феликса, пальто Феликса, его цепи, окольцовывающие шею, и к потолку я поднимаю именно его руки. Бинты на них уж грязные, местами порванные, из-под них выглядывало обручальное кольцо, а на обнажившейся коже проявлялись царапины.

Феликс? Феликс, ты спишь?

Кажется, мы попали в КПЗ — приподнявшись с койки, я лучше осмотрела камеру, в которой нас оставили. Хорошо, что мы одни здесь, совсем не хотелось ни с кем разговаривать.

Усевшись поудобнее, подогнув под себя ноги, я чуть покашляла и вмиг закрыла рот руками. Это был мой голос, не Феликса. То-то будет скандал, когда обнаружат, что прогремевший по всему Рунету писатель Феликс Темников не только убийца Илоны Сельстрём, но и отбитый наголову псих со второй личностью, ещё и женской.

Чёрт меня возьми. Чем я только думала, когда стреляла в неё… В каком-то роде она того заслуживала. Но я убивала её руками Феликса. А он тоже никогда не признает, что делит голову со мной. Теперь ему грозит тюрьма! А меж тем, у нас был бы шанс бежать, мы бы успели!.. Нет. Конечно, нет, не успели бы.

А пока Феликс спал внутри нашего общего тела, и я слышала его слабое дыхание в затылке.

Как бы не разбудить его раньше времени. Пусть ещё отдохнёт.

Я медленно провела рукой по шершавой стене, которая безмолвно шептала по секрету — к нам скоро придут. Низкий неказистый господин в капюшоне, от которого отдаёт телепатическими зарядами.

Это плохо. Именно он и может уличить меня. Явился бы кто другой, я бы не беспокоилась. Уж кто, а Денис при надобности легко посадит Феликса в психушку. И это будет из-за меня!

Вот и шаги. Готовься, веди себя естественно, ты лучше всех знаешь Феликса и как себя подавать».

— Эй, чудик! — кто-то постучал в чугунную дверь, и по маячившей в оконце кучерявой макушке я узнала в нём Дениса. — Проснулся? Щас я зайду к тебе, поговорить надо.

«Ну, поговорим, Денис. Если в мысли лезть не станешь, поговорим.

Нервный топот на месте, бормотание под нос, звяканье ключей от камеры. Противный скрип рассёк слух на несколько секунд, и я отвернулась, не пытаясь наблюдать над входящим Денисом. Что бы Денис ни делал, шум всегда его сопровождал. Мне и не нужно было видеть, чтобы угадать, когда он сел на противоположную койку и выжидательно запыхтел в кулаки».

— Ничего не хочешь мне рассказать? Объяснить, что произошло у вас с Илоной, куда подевалась Алина. Илона мертва, а Алина мне СМС-кой ответила, что ты её выгнал, и на звонки не отвечает. Вот стоило мне вас оставлять!

— Как вы нас нашли? — спросила я негромко и басисто, максимально подражая Феликсу.

— Тина позвонила мне, — откровенно ответил Денис. — Она сказала, что пустила в Илону два выстрела, потому что та напала на тебя. И вообще она всячески убеждала, что Тальквистом всё это время была Илона, вот она и прикончила её!

«Выстрел был один. Или же… Тина. Она спасла тебя, Феликс. В этой игре она за нас. Видимо, выстрелила в Илону ещё раз, чтобы в трупе осталась её пуля. И при этом она промолчала об… о настоящем Тальквисте?»

— Где сейчас Тина?

— Сбежала. Ну, как обычно, это в её стиле. И, предвещая твой следующий вопрос — я ещё не знаю, как с ней быть и как договариваться с полицией, но тюрьма ей никак не поможет, потому я всячески постараюсь увести её от этой участи. Доволен?

— Тогда почему я здесь? Если я не… — так трудно говорить в мужском роде, — если я не убивал, зачем вы меня привели сюда?

— А ты не помнишь? — Денис поднялся, не зная, куда деть себя от рвущей его изнутри злости. — В твоей руке тоже был пистолет. Когда мы нашли тебя, ты тупо сидел на асфальте и бормотал, как чокнутый. Видать, Илона тебя покалечила. И вообще! Очень странно, что за такой короткий промежуток времени с той поры, что я высадил вас на Бутлерова, ты успел переметнуться не только в другую часть города, но и стать свидетелем убийства и самому стать жертвой.

«Ага, было дело. Это я контролировала тело, когда за нами приехали, и то еле-еле. Но я помнила только, что нас завлекли куда-то в машину. Феликса настолько потрясло случившееся, что мне было не вытащить его из топи того сна, в котором он погряз. Впрочем, это может быть и эффект Регрессии. А это многое объясняет, почему мы так внезапно поменялись местами».

— Так что же там случилось, Феликс? Если Илона и была Тальквистом, тебе скрывать нечего. А я, меж тем… Есть-курить, не могу поверить, что это Илона, — он ударил ногой по краю койки и заново навернул круг по камере.

«Извини, Денис. Она далеко не такая, какой ты её представлял. Она нарушила правила бытия, за что и была наказана. Да и я их нарушила».

— Ладно, а с Алиной-то что? Она-то куда запропастилась? Как вы умудрились поссориться?

«Будь на моём месте Феликс, он бы тоже не сказал. Алина исчезла, упорхнула его любимой совушкой. Ну и ладно, вернётся ещё, я уверена, ещё и прощения попросит. Позлится, поплачет, и примет нас, какие мы есть, как всякая по-настоящему влюблённая женщина».

— Ну чего молчишь? Мы так никуда не продвинемся. Будешь молчать, я заберусь тебе в голову, хочешь?

«Я злобно оскалилась — уверена, Феликс бы сделал то же самое — и прильнула плечом к стене».

— Не лезь ко мне, дай просто подумать.

«Так долго я ещё не была во всех смыслах живым человеком».

Разбуди меня, Эстер…

«О, Боже мой. Этого ещё не хватало, не сейчас. Ты всё слышал, Феликс?»

— А я тоже хочу слышать, что ты там думаешь. Хорош прикидываться, всё-то ты у нас знаешь, что творится, всё-то ты осознаёшь!

«Денис бешеной хваткой приподнял меня с койки и вдавил спиной к стене».

— Я тут выкаблучиваюсь, а ты и в счёт не берёшь. Твою же шкуру спасаю, и вот такое мне спасибо? Мать твою, Феликс!.. К слову, о твоей матери.

«А что с ней?.. Скажи, что это неправда, Денис, да как он мог! И до мамы добрался, не пожалел! Так вот, что хотели рассказать Уриэль и Тина, а я так и думала, что не зря нам звонили, просто струсили».

— Как насчёт обмена? Ты говоришь, как умерла Илона, а я говорю, что стало с твоей матерью.

«Я в ответ ухватилась за капюшон Дениса, тем самым поставив его на одно колено. Феликсу угрожать удумал, тоже мне».

Эстер?.. Что происходит, Эстер?

«Тише, Феликс, не паникуй. Мы всё делаем правильно».

Мы? Это ты делаешь, не я. Отпусти моё тело, разбуди меня.

«Сейчас? Когда Денис на нас смотрит? Он заметит подмену, учти».

Разбуди меня!

Упорно и верно я заставлял себя проснуться. Кровь наливалась в жилах — она была моею кровью, — согревая нескончаемым потоком тело, которое принадлежало мне. Я вытолкнул из себя Эстер, и она вылетела из тела в сырую гущу камеры прямо сквозь Дениса. Разрыв был столь сильный, что от этого импульса я ударился затылком о стену и сполз на койку, когда Денис развалился на полу.

Чёрт, это больно…

— Ёперный театр, что это было?

— Не спрашивай, — выдавил я из себя. Своим голосом. И мне стало так… легко?

Подождав немного, когда вернутся силы, мы поднялись и неторопливо зашагали к выходу из камеры.

— Вот и что ты тут развёл? Не видел, что ли — это был не я. Твоя чёртова Регрессия мне капает на мозг.

— Да не боись, на завтра всё пройдёт, она действует лишь сутки, — заверил Денис. — Хорошо, убедил, я повёл себя как дебил. Окей? — и, встав в дверях, протянул мне руку.

Нервяк ты, конечно, конченный, Денис. Но я прощаю тебя.

И я пожал его ладонь.

— Пойдём прогуляемся, — сказал Денис и вывел меня в основной коридор полицейского участка.

[Уриэль]

— Не дозвониться, — отшвыриваю телефон на стол. — Алина не отвечает. Блин, как вообще, как вообще они разделились? Может, и не было б ничего, будь Алина рядом.

Тина меж тем покачивается, исступлённо глядит в одну точку. И устало бормочет под нос:

— Я видела это собственными глазами, он реально застрелил её. Я кое-как инсценировала, что это я убила её, но, но его всё равно увезли. Плохи дела, Уриэль.

— Да хуже некуда, — соглашаюсь я.

Сидим мы на ковре под стеной с «расследованием». Эдгар внимательно следит за нами с высоты кровати. Рядом свежий чайник. Отпаиваю Тину чаем, чтоб оправилась от холода и страха.

— Мой маятник не спас её, — Тина хлюпает носом и делает ещё глоток. — А я не спасла Феликса. Ури, прости меня, он же твой друг, невзирая ни на что.

— Кто ж знал, что они так скоро вернутся. Мы не могли этого предвидеть.

— Нет, могли бы, — настаивает она, стуча по краям кружки. — Я бы точно могла.

— Тина, ты слишком много берёшь на себя, — пытаюсь я её успокоить и смело прижимаю к себе.

— Я… Не знаю… Наверное.

Так и сидим пару минут. Молча. В тишине. Даже Эдгар притих.

Столько пережить. За один лишь день! И ещё хранить стойкость духа, не сломаться. Она ещё готова сражаться. Она нуждалась лишь в одном коротком перерыве.

Она, точно, как Эстер.

А настоящая Эстер в голове Феликса. Если Тина утверждает, что Эстер и впрямь — вторая личность Феликса, то это многое объясняет в его поведении.

И как я только упустил это из виду!

Снова вспоминаю, как Феликс обнимал меня вчера. Подумать только, всего лишь «вчера». Как девушка он меня стиснул, честное слово. «Это тебе от Эстер, она так сказала».

— Илона сказала мне перед уходом, — начинает вдруг Тина, — у тебя глаза не всегда были разного цвета.

Это… Чего, это как? А откуда ей это знать?

Не вздохнуть. Зажало в груди. Аккуратно ставлю кружку на пол и щупаю по столешнице. Где-то там складное зеркало. Проверяю с ним пропорции, когда рисую.

Достаю. Раскладываю. Мои глаза. Ну да, не всегда они были такими.

— С чего вдруг она заинтересовалась? — говорю я.

— Не знаю. Наверное, связывала как-то с Феликсом.

— Чепуха. Мои глаза не имеют ничего общего с Феликсом.

— Но твой дар имеет.

Голубой и жёлтый. Две яркие точки торчат на моём лице. Цокаю языком.

— Блин, а она права. Как раз после глаз я и начал замечать, что рисую то, что потом и сбывается.

И вот я рассказываю.

История вот в чём. Раньше глаза у меня были охровые. Оба. Но однажды случилось нечто странное. Ночью. Я заснул за столом, пока рисовал очередную иллюстрацию для Феликса. Крепко заснул, мне аж приснилось что-то. Не могу точно вспомнить, что. Я помню только страх. Что-то напугало меня во сне. А затем я проснулся. Потому что у меня невыносимо болели глаза.

Боль была такая острая, что я выпал на пол и начал корчиться. Страх охватил меня. Я думал, что ослепну. И перестану рисовать. Я думал, что умру. Я себя не мыслил без творчества.

К счастью, боль вскоре прошла. Я поднялся. Пошёл в ванную, чтобы умыть лицо. И заглянул в зеркало.

Глаза перекрасились. Левый стал ярче, причём намного. А правый и вовсе переменился. Голубой как магический камень. Очень странно. Очень.

— А когда это произошло?

— Да вот года полтора назад и произошло.

— Года полтора? А как же тот портрет трёхлетней давности? Ты нарисовал там себя с такими же глазами.

— Так это я фантазировал. Аллегория двойственности творческой натуры, понимаешь.

— Вот и нафантазировал, — отмечает Тина и осушает кружку.

И не ответить на это ничем.

Отлично.

Всё происходит вокруг единого центра. Хочу я того, не хочу, а таким центром является Феликс.

— Представь себе. Когда я вышла к ним, вместо дождя пошёл снег. Середина октября, прикинь? И только в том дворе. Такое вот грустное чудо. Только я терпеть не могу снег. Столько трагедий я повидала, когда падал снег. Вот и сегодня, как назло. Наверное, это знак.

Наверное. Что грядёт истинная «чёрная зима»… Это знак!

Бегом, тряпка! Быстро!

Хватаю чемоданчик. Перевешиваю через плечо. Ключи, ключи, ключи, куда я их засунул. На столе, в стаканчиках? Роюсь в них. Ага! Вот! Заныкал в стаканчик из-под латте маття. Да их тут у меня целая стенка этих стаканчиков. С карандашами, фломастерами, кисточками. Немудрено. Среди таких лесов всё, что угодно, потеряется.

— Так, всё, — выхожу в прихожую. — Едем.

— Куда?

— Спасать Феликса! Тут в доме есть, условно говоря, общая свалка малополезных вещей. Я там свой мотик храню.

— О-ох! Так у тебя есть мопед! — Тина вскакивает следом. — И ты молчал?

Точно, она же такой большой любитель. И это она ещё умудрилась угробить свой!

— Чур, Эдгара с собой. Для отвлечения внимания. Котиков у нас же все любят.

— Тогда, чур, я вожу, — выдавливаю улыбку.

— Договорились. Только постой!

— Чего?

— Я же не могу в таком виде. Если всё-таки меня захотят арестовать, они сделают это на месте. Разрешишь взять у тебя что-нибудь?

— «Мне нужна твоя одежда и мотоцикл»?

В самый неподходящий момент меня тянет на шутки. Да в этом и есть наша жизнь. Трагедии мешаем с комедией.

А Тине меж тем нравится. Она смеётся и ускользает в мою спальню.

— Да-да-да, всё верно. А там уж мы зададим жару. Асталависта, бейби!

Я передумал. Никакой Тина не двойник. Она не «как Эстер». Она лучше Эстер. Потому что живая.

[Феликс]

Алина бесследно исчезла. Тина на грани ареста за убийство Илоны. Моя мать в больнице святой Елены из-за нападения Тальквиста, а он сам играет моими мыслями об отце.

И меня предало моё собственное альтер-эго. Проклятая Эстер, от которой давно стоило избавиться.

— Ты мне точно скажи, я арестован? — спросил я Дениса, пока мы расхаживали по коридору второго этажа, и мимо нас, спешно и неторопливо, проходили разные личности.

— Нет, Феликс, никак нет, так что, как только мы договорим, можешь запросто отсюда валить.

— Тогда в чём был смысл запирать меня?

— Интуиция, — коротко бросил он и остановил меня у ближайшего подоконника. — Тебя, конечно, отпустят, тут даже спорить нельзя. Ей вспороли живот. А такую жестокость ты бы ни за что не пошёл. Если только в книгах, — резонно исправился он. — Тина, напротив, легко могла совершить нечто такое. Товарищ Евгений тебе рассказывал о том, как она уберегла его от трёх наркош, разделав их трупы изнутри?

Час от часу не легче. Чтобы она запросто разделывала трупы? Эта хлипкая девочка-панк?

— Её образ обманчив, не сомневайся, — услышал Денис. — Но ты смущаешь меня не меньше. Воспринимай это, как хочешь, но я специально тебя там запер, чтобы сберечь тебя от самого же себя. У нас в городе орудует сверхъестественный маньяк из призрачного мира — это факт. Но ещё один факт — это то, что у тебя конкретно съехала кукушка! И вот не надо мне тут про Регрессию, в штормовое море ты отправился ещё до неё.

Не в Регрессии, это верно. Всё дело в ней. Она та кукушка, с которой я совершаю странные вещи.

— Однако держать тебя за решёткой противозаконно, да и, так сказать, «запирать в психушку» я тебя не намерен, там тебе только больше мозг сломают. Так что я тебя хоть и отпущу, но следить не перестану, понятно?

— Не отпускаешь ты меня, я нужен как приманка, — сказал я. — В этом твой план.

— А чего ты хотел? Ты у нас тоже убийца, человек так двадцать порешил, если не больше.

— Что? — я оторопел.

— Да хорош, ловко я тебя подловил? Я ж про романы твои, чудик, — посмеялся этот показушник, которого я бы так треснул, но сдержался, и без того я подозреваемый номер один, пусть и условно.

Мне ужасно хотелось позвонить Жене, услышать дельный совет друга, который никогда бы меня не подвёл. Да простит меня Господь за все глупые и грубые мысли, что я отпускал про него. Такие друзья как Женя рождаются раз в десятилетия. Мне нельзя потерять и его, когда от меня отвернутся все, кто мне дорог.

— Ну ладно. Тогда вот ещё кое-что, — добавил Денис. — Думаю, ты должен знать. Убийства начались раньше Латунина.

На подоконник из-за пазухи его мантии полетели газеты, изрядно потрёпанные и местами порванные. Три экземпляра. Все со страшными названиями, вогнавшими в моё сердце колья вины.

«Бывшая ведущая «Радиоканала Грибоедова» выпала с двенадцатого этажа».

«Известный радиожурналист повесился в собственной квартире». Ниже чья-то приписка: «Его убили изнутри».

«Звезда «Радиоканала Грибоедова» найдена мёртвой». Март этого года! Одна из строчек гласила: «Возле тела была обнаружена написанная на полу надпись «Привет из Ада для Эстер Естедей», исходя из чего, следователи делают вывод, что своим преступлением убийца сослался на Феликса Темникова, автора серии мистических триллеров об упомянутой героине».

Совершенно я выпал из общественной жизни, раз пропустил эти вести. И помыслить не мог. А когда-то мы плотно дружили, когда я работал на станции.

А главное — я уже видел эти статьи. Я сам сочинял их для романов с Эстер. Я сам прописывал эту сцену в «Двенадцатом часу», когда детектив Оливер Норлинг вручил ей подобные газеты. И он сказал то же самое: «Убийства начались ещё раньше». И по хронологии они произошли аж во время «Зова северного ветра».

— Кто-то знатно точит на тебя зуб, Феликс. На самом деле, я вообще думаю приставить тебе охрану. Но ты не согласишься, верно? Я тебя как облупленного знаю!

О, кто бы говорил, покачал я головой.

— Меня убьют и с охраной, если понадобиться, а новые жертвы мне ни к чему.

— Вот! О чём я и говорил! — воскликнул Денис. — Зато соображаешь ещё, соображаешь. А там, глядишь, доверишься мне, расскажешь обо всех подозрениях, — перешёл он на дружественный тон. — Я же помочь хочу, чтоб не сгинул ты непонятно куда.

То он угрожает тебе расправой, то всячески убеждает, что ведёт себя так ради твоего же блага. Неисправимый Денис, с годами не меняется. Но этим он и славен, он такой же яркий персонаж жизни, как и все те необыкновенные люди, с которыми сводила меня судьба.

Я улыбнулся ему с благодарностью — потому что мне не страшно, я вновь силён, потому что я ещё сражусь за честь моих близких и свой рассудок, и больше я не проиграю.

«Может быть, нам, наконец, прервать эту бесполезную беседу?»

Она очнулась. Она выступила вперёд, задев концами клетчатого шарфа. Она плавно зашла за спину Дениса, тонкими пальцами, словно бритвой, проведя по его горлу. Я притворился, что ничего не происходит. Но притворства давались мне всё хуже.

Эстер, что ты делаешь!..

— А что? — посмеялась она. — Боишься, что я убью его, как тех ублюдков из твоих романов? Не бойся, ничего я с ним не сделаю, просто припугнуть бы его, чтобы не лез тебе в голову. Он тебе мешает!

— Феликс, ты чего? — спросил Денис, почесав шею. Именно там, где коснулась она.

Но сейчас право хода за мной, Эстер, и мне решать.

— Впрочем, как всегда.

Её улыбка действовала мне на нервы, и я перестал даже пытаться скрывать то отвращение, с которым я провожал её взглядом до соседнего окна. И это не ускользнуло от чуткого Дениса.

— Ты опять что-то видел? — оглянувшись, он пристально всмотрелся туда, куда я смотрел, а Эстер, незримая для него, тонущая в свете из окна, отчаянно махала руками, шепча мольбы о молчании.

Как же мне это надоело.

— А давай я расскажу! — сказал я, наконец. По изменившимся лицам Дениса и Эстер я поздно понял, с каким же рвением я это выпалил. Я выкрикнул это во всё горло.

— Что именно? — спросил Денис.

— Не смей, Феликс! Прошу тебя, не делай этого!

Мысленно я заглушал её крики, но она не замолкала. Голова шла кругом от слов и эмоций, которые мне не принадлежали. Меня зашатало из стороны в сторону — Эстер боролась со мной. Я сделал шаг вперёд, она сделала шаг назад. Ещё мгновенье, и она легко заберёт меня. Не сейчас, моя милая, о нет. Я — хозяин своего тела. Я — хозяин моего мозга. Я под контролем. Всё под...

Когда же ты замолчишь!

Я схватил Дениса за руки и с силой прислонил его ладони к моим гудящим вискам. Как будто ток прошёл между ними, и Эстер тотчас исчезла, как по сигналу пульта, но её шёпот ещё шелестел меж мыслей, медленно увядая в шипении телепатического радио.

— Послушай, — голос мой дрожал. — Послушай моё сознание, я в нём не один. Ты слышишь её? Слышишь?!

— Я не… — запаниковал Денис, но я зашипел на него:

«Прочти меня. Я долго прятал от тебя настоящие мысли, так давай же!»

Он кивнул и опустил веки. Я опустил руки — он сам держал мою голову, уверенно, крепко, сдавливая кожу. Он уже внутри. Кровь застучала в висках, песочный шум побежал по нейронам.

Но что-то пошло не так. Денис очнулся, и шум ушёл, но его ладони ещё давили на мои виски. В тёмных, почти чёрных глазах засверкал страх.

— Ты как? — спросил я.

— Я… не знаю, я...

И он вскрикнул на полуслове, а через целую пока ещё связь до меня донеслась его боль. Я поднял глаза...

— Я сказала, не смей!

Она у него за спиной. Держала его за голову точно так же, как сам Денис держал меня. Холодная, злая, загнанная в угол жертва моего решения.

«Отойди от него», — приказал я.

— С чего бы вдруг? Хочешь, чтобы он тебя в дурдом отправил?

Денис вскрикнул снова — не то из-за голоса внутри меня, не то от ногтей, которыми Эстер впилась в его кожу. Рваные эмоции, бешеные, неуправляемые, молниями проникали в разум, разъедая волю.

«Сама слышала, он не отправит… он мой друг… да, он мой друг! — мысли путались в страхе Дениса, сочившимся через связь. — Это я сказал тебе… отойди!»

— Хватит, Феликс! Хватит! — Денис оборвал нашу нить, и Эстер рассеялась в сверкающую на свету пыль.

Радио перестало шипеть, едва уловив частоту. Я выпрямился, сбросив тяжесть чужого влияния. Стало гораздо легче, но Эстер по-прежнему была рядом, она не ушла, не сгинула.

— Ты видел её, да? Видел Эстер?

Денис помассировал виски, стоная от пережитого стресса. Явно он не испытывал ничего такого. И очень давно.

— Эстер? Так она что… настоящая?

И меня выкинуло прочь — бескрайняя тьма, старая знакомая, заклятый враг моей души, она проглотила заоконное солнце и облекла светлые стены. Я разбился о твердь, и хоть тело уцелело, по сознанию прошли трещины.

Лишь начало. Поднимется новая волна и погребёт меня в безмолвии. Погаснет последний огонёк, и я навсегда потеряюсь в лабиринте безумия…

Из мрака выбежал её сверкающий белизной силуэт. Приблизившись, Эстер нагнулась надо мной, и я ничего не мог видеть вокруг себя, кроме её лица, маски разочарования и жалости.

— Ну что, убедился? Не похоже, что он поверил.

— Но он слышал тебя, — выдавил я сквозь хрип. Гравитация держала меня в кандалах, и как бы я не тянулся к Эстер, рука безвольно падала на грудь.

— Он слышал твои разрозненные фантазии, не более, — убеждала она. — И теперь же он точно сведёт это к тому, что ты сам всё подстроил.

— Ну ты у меня дождёшься, Эстер… Ты хочешь свободы, да? Что ж, так и быть. Я убью тебя при первой же возможности сесть за роман...

— Следи за языком, тебя могут услышать.

Мне показалось, или она испугалась? Уж очень отчётливо изменился её лунный взгляд.

— Да мне плевать, пусть он слышит, — зашипел я в ответ. — Пусть он всё слышит. Кто-то хотел пожертвовать собой ради меня, правильно я запомнил? Так и быть! Я устал тебя прятать.

— Я… я не готова пока… не сейчас. Нет-нет, ты не можешь, ты так не можешь со мной поступить! — с необыкновенной лёгкостью она подняла меня на ноги, но мир вокруг так же чёрен как густая тушь. — Ты хочешь, чтобы убийца засёк, что я и в самом деле живу? В твоей голове? А я хочу существовать, я не хочу возвращаться!..

— Куда возвращаться? Подожди!..

Она не давала мне и шанса понять. Мозг отказывался соображать, как бы я ни пытался воспринять её вырывающиеся в панике слова. Эстер взяла меня за края пальто, заставив подчинённо согнуться в коленях.

— Я готова умереть от твоей руки, но не от его! Он не должен узнать, что я здесь. Я хочу быть с тобой!

Зашатавшись, я оттолкнул её, и из клубов тьмы, где утонул её ореол, проявилось бледное пятно лица Дениса.

— Эй, хорош, что с тобой! Да что происходит!

Тьма постепенно рассеялась, пропустив Дениса ко мне. Я рухнул на одно колено. Боль отогнала последние тучи, и я снова оказался в коридоре участка.

— Что я сейчас сделал? — я должен был спросить.

— Ты толкнул меня.

Как он ни старался обижаться на меня, а получалось чистое беспокойство без посторонних примесей. Денис помог мне встать, несмотря на мои сопротивления.

— Нет-нет, не надо...

— Надо-надо! Очнись, дружище!

Он похлопал меня по щеке, а я так и не смог поверить, что окончательно вернулся в реальный мир. Невольно я увидел эту сцену со стороны — Денис, который ниже меня на полторы головы, будил высокого лунатика, блуждающего во сне — и мне вдруг захотелось рассмеяться от комичности представленного. Разве что смеяться было не над чем.

— Спасибо, Денис. Мне уже лучше… Я пойду.

— В таком состоянии? — взбунтовался Денис, едва я устремился к лестнице. — Посиди ещё у нас. Нет, не в камере, а по-человечески, кофейку хоть глотнёшь.

— Спасибо, но, честно, я пойду, — отделался я фирменной улыбкой и подошёл к ступеням, ведущим вниз.

«Мы повязаны, Феликс. Убив меня, ты убьёшь и себя, — прошептала Эстер. — Ты же помнишь об этом, верно?»

Увы, милая. Я вынужден это признать. Сначала перестать писать. Потом убить собственное вдохновение. И закрыть путь наружу для моих демонов… Я давно понял, что не смогу отказаться от книг. Значит, придётся перейти к насилию.

Все дороги вели к Серебряному озеру.

— Феликс, — моё собственное имя прорезало душу, — если ты что-то задумал, скажи сразу.

Нет, Денис, я не скажу.

А настроен он был серьёзно. Если продолжу молчать, обязательно прорвётся в мозг. С меня достаточно одного раза. Да и ему тоже.

— Феликс! — а Денис настаивал, не просил, заставлял признаться.

Нет, покачал я головой. Я не могу. И оставался лишь один выход...

Я найду Серебряное озеро и покончу со злом, изгоню убийцу — и верну домой Алину. Неважно, как, неважно, какой ценой. Пускай я и погибну. Другие спасутся.

И я бросился бежать.

Вниз, на первый этаж. Споткнулся на последней ступени, но не рухнул. Высматривая выход, я помчался вдоль дверей по зову интуиции, растолкал людей, стоявших на моём пути, и, наконец, вырвался на воздух. Ветер обдал меня надеждой на свободу.

Но нет той свободы, в которой я нуждался. Перед глазами поплыло, потемнело, предвещая вероятный приступ тьмы.

Не в этот раз, я не поддамся на эти козни.

Я побежал прочь, когда за мной в погоню из отделения выскочили Денис и ещё двое бравых ребят, в которых я никого не узнал. Да и неважно. Главное скрыться. Укрыла бы тьма моё тело, как укрывает душу, я б поддался ей. Не в этот раз.

Мне неизвестно, где я окажусь после того, как оторвусь от преследования, важно лишь сбежать и остаться наедине с собой, и тогда я точно решу, что делать.

«Мы справимся, Феликс. Я на твоей стороне. Пока мы вдвоём, нам всё по плечу».

Непривыкшие к бегу ноги вскоре заныли, лёгкие наполнились сухой горечью. Я насилу передвигал тело дальше по улице и боялся, что свалюсь наземь в любой следующий миг. Однако та внезапная искра, зажжённая по голосу Эстер, подарила мне второе дыхание, и бег мой стал легче, быстрее, увереннее.

Не растерять бы ту искру, ведь тьма продолжала красться ко мне. Она не отстаёт. И они не отстают.

— Феликс, стой! Да стой же, мать твою!..

Затухающим эхом сквозь рифы города и лязг неугомонных мыслей доносился до меня крик Дениса. Останавливаться я не собирался. Но силы иссякали.

Становилось всё темнее и темнее вокруг меня. Я едва находил дорогу, пробираясь через плывущие массы людей. Эстер подгоняла меня, но тело сдавалось. Ненароком споткнувшись, я прижался к стене какого-то дома, и свет погас во мне. Я принуждал себе идти дальше, вслепую перебирая стену пальцами, другой рукой задевая прохожих. Эстер поддержала меня, когда я вновь чуть не рухнул, затем вывела куда-то во двор, судя по угасавшим голосам.

Так и есть, мы свернули в глухие безлюдные дворы. Никого посреди кривых дебрей и кирпично-бетонных коробок. Плывущие чернилами полосы закружили вокруг нас, и дыхание оборвалось на короткое мгновенье.

По сторонам замелькали чёрные силуэты. Сливаясь с толпой, они следили за нами, грозились двинуться, пойти навстречу… Это не люди. Это нечто иное.

Казалось, погоня отстала, бояться уж нечего, но эти силуэты — не мерещатся ли они в полуобмороке?

Я балансировал на грани. Я более не представлял, где шёл. Одной ногой ступал в реальности, а другой — в иллюзиях. Где-то между сном и явью ко мне пробиралась недоступная доселе энергия. Сила, похожая на ту, что я сумел в себе найти — но иная, другой природы, неживой, но и не мёртвой. Она царапалась, навязчиво тёрлась, прорезая путь лезвием грани. Шрамы под бинтами засаднили, уловив вибрацию перемен. Краски сгущались, мерцали льдом на солнце, выглянувшем из облаков, и властвовали среди безумно контрастных цветов переливы серебра и бирюзы. Мир неощутимо менялся, пусть я и знал, что его изнанка не раскрылась никому другому, кроме нас двоих.

Куда ты ведёшь меня, Эстер?

Она ответила мгновенно:

— Туда, где нас не найдут, где ничто тебя не тронет.

С её словами я окончательно ослабел. Я развалился на грязном асфальте, и вес собственного тела пригвоздил мою душу к земле. Иглы призрачной энергии как кровь выпускали волю — или же, наоборот, впрыскивали в неё смертельную дозу спасительного средства… Не хочу думать.

— Вставай! Нас могут найти!

Пальцы шевельнулись против моей воли. Тело приподнялось на багровых руках, но не сумело продержаться и вновь прильнуло к земле. Я уже ничего не хотел, но ненасытная Эстер упорствовала и толкала меня вперёд, а колючая энергия взывала к действию, требуя свершений.

— Это я должен управлять тобой, а не ты мною. Я твой Создатель.

Сам не знаю, как мне хватило сил произнести это. Чёртова Регрессия, как я помыслить мог о поражении!

— В таком случае, я отдаю долг моему кормильцу, — и на этом месте, я клянусь, незримая Эстер улыбнулась внутри меня, потому что улыбнулся я. — Верь мне. Мы пробьём себе дорогу.

Ты права, мы должны сражаться, поддаваться нельзя. Я не разочарую.

Неведомым чудом я поднялся на ноги. Выпрямился, раскрыл глаза...

И столкнулся лицом к лицу с чёрными призраками.

От них пахло водами Хопеаярви.

Они пришли за нами.

— Младший Темников, — зашипели духи. — Их энергия. Тьма, что не находит покоя и мешает другим. Темникова кровь, ни с чем не спутать. Та, что осквернила наш мир!

Я отдёрнул руку, пока грязный призрак не коснулся её. Тёмные души окружили со всех сторон, заслоняя погибающий вечерний свет. Неизвестно, что они затеяли, но к добру это бы однозначно не привело. Совсем скоро кто-то бы точно коснулся меня, прорвал насквозь тело, дабы высосать тайную силу до последней капли. И тогда бы они осознали, что я не один.

Я вытянул перьевую ручку из кармана пальто, и отрезвляющая прохлада её корпуса просочилась в мои вены, на удачу нашёптывая кровь.

Но вслед за той прохладой внутри меня вдруг прокатилась ледяная волна страха — Эстер покинула наше тело. Ни тихого стука в затылке, ни шелестящего дыхания, сдувающего пустоту. Моя душа опустела, словно потеряла опору, как в тот день моей мнимой смерти, когда меня настигла личная чёрная зима.

А они приближались, не спеша, наслаждаясь предвкушением. Призраки зачаровывали плавными движениями, колдовскими запахами, вместившими в себя и страх за жизнь, и тоску по утраченному детству. Не утонуть бы в них как в собственных видениях, засыпать нельзя, не то погибну. Сбежать отсюда, отозвать тьму, спасти тех, кого можно ещё спасти от личного проклятья! Хотел позвать Эстер — нет, я выше этого, я сильнее. Я сам одолею их.

Я поднял перед собой ручку и морально приготовился вывести новые слова на изрисованных бинтах.

И от кончика ручки поплыла изящная струйка чернил, переливаясь в застывающем времени. Она подобна разрезу в пространстве, выпускающая наружу его кровь. Не забылась сила вдохновения, она вновь засияла во мне, но уже вместе с тайным даром, в этих чернилах, во всём пространстве вокруг меня.

«Ты взывал к тому фонтану из люка, укрощал целый шторм, спасал Сказочницу как никто другой. Ты можешь больше. Не бойся».

И не собираюсь.

Я полоснул по воздуху моим оружием. Чернильная полоса заискрилась белизной, прожгла туманную ауру призраков и растворила их мрак. Ослеплённые, они расходились прочь, не в силах причинить мне вред, но оставались и другие, ещё не вкусившие мой свет. Их неустанные руки пачкали всё в округе, от асфальта и стен домов до моей одежды. Они тянулись ко мне, дёргали за края пальто, искали слабое место, чтобы пробиться ко мне. Но я отгонял их, чернила превращались в вихрь пылающей звёздной пыли, а мои желания — путём к свободе.

Момент истинного катарсиса. Я наслаждался обретённой силой, которая рвалась из меня фонтаном, озаряя тьму невиданным огнём.

Я писал новую реальность. Моим желаниям отныне не нужны слова, они сбывались и без них. Чистое искусство. Чистая магия.

Я — настоящий творец, каким и должен был стать по предназначению. Отец бы мной гордился.

— Можно бежать, Создатель, за мной!

Цепкая хватка Эстер потянула меня через дворы, которые растянулись в огромный бесконечный коридор, обволакиваемый глухим дымом. Свет наших душ в одиночку служил путеводителем сквозь сюрреалистический туннель, которое рисовало наше воображение.

А за нами, беглецами меж двух миров, стелилась чернильная ниточка, так и идущая от моей верной перьевой ручки.

Но нет, погоня не отстала, напрасно радовался раньше времени. Чёрные души затухающими кометами летели по пятам. Ветер пепла и гари обрушился на нас, затушив часть сияния. Порванные вконец бинты сошли с моих рук, и ветер призрачного мира жадно подхватил их и унёс в глубины тьмы. И пахнуло расплавленным железом.

Как кинжалом в спину врезалась боль. Мельком проплыли случайные образы, прежде чем я развернулся и вонзил ручку в грудь напавшей тени.

Она не одна. Окружают, откуда ни возьмись. Шипят, проклинают, жаждут исцеления от душевных ран, лишь особые души способны утолить их жажду. Они смело и быстро окружают меня, запускают руки под одежду, облепляют меня...

Не меня. Они облепили Эстер. Наши руки разомкнулись, и вязкая масса из едва различимых голов, тел и конечностей, замотала Эстер в свой клубок. Она кричала во всё горло, тянулась к моему, к собственному свету, её мерцание гасло под напором голодных тварей — «никто не отнимет у меня голос».

Взмах влево — брызги чернил и крови окропили их ядом. Взмах вправо — белоснежное пламя взрывает изнутри кожу и обрушивается на остальных призраков, прогоняя их зло. А зло не прогнать, не сжечь одним росчерком пера. А призраки не убывали, приходили новые, распространяя дымную отраву своих аур.

На всех меня не хватит. Бежать дальше по туннелю — но там тоже духи, не пробиться, да и куда он приведёт нас.

— Прорвёмся, Феликс. Мы сбежим. Прямо сейчас.

Она снаружи, впереди меня, живым щитом прикрывая от наступления. Её злость била в моих висках. Я позволил ей вырваться на волю.

И из груди Эстер вырвался всеобъемлющий столб белого огня. Пламенный ураган закружилась вокруг неё, поглощая тени. Его белизна не обошла и меня, обернула потоками, окунула в тысячи знакомых и незнакомых видений. И ничего от меня не останется, я растворюсь, и мою пыль унесёт за многие километры в совсем другое место...

Мир пропал. Звуки, образы, запахи… Всё ушло. Сгорело, обратилось в безликий пепел.

А я остался. Вопреки всему.

Однажды, Эстер, ты сказала мне, что знаешь абсолютно всё, что знаю я. Тогда отчего же я, твой Создатель, не знаю практически ничего из того, что знаешь ты?

«Ты уже знаешь правду. Раскрой глаза».

Передо мной развернулись знакомые деревья, которые сразу осыпали меня шелухой, как я вошёл в этот маленький лес, отозвавшийся во мне волнительным сердцебиением.

Но это не тот лес, в котором я бы желал очутиться.

Почему здесь, почему этот дом? Зачем из всех мест на земле мистический туннель привёл меня сюда?

«Здесь нас точно не станут искать. По крайней мере, пока. Никто не поверит, что ты преодолел сотню километров за несколько минут».

Признаюсь, не этого я ждал от тебя, Эстер. Ты привела нас к нашему загородному дому.

«Странно… Почему в окнах свет?»

Я тоже вижу. Горели лишь окна первого этажа, на втором кромешная темнота, но кому это быть в нашем пустом особнячке?

А потом на глаза попался мой собственный автомобиль, стоящий у крыльца...

Я просил тебя уехать как можно дальше от меня. Зачем ты не послушалась, Алина! Вернулась бы в Финляндию, да куда угодно бы уехала, чтоб не дотянулась до тебя моя тьма.

Но вот я здесь, и я снова заслоню твою любовь проклятием, которое я прятать уж был не в силах.

Чёрт… Не могу стоять, не могу думать.

Нервы неистово плясали по всему телу. Меня трясло как под действием тока, а руки горели болью, истекая кровью. Изрезанная, взрытая кожа обливалась грязным багрянцем и тошнотворно отдавала железом. Я пал наземь в ожидании, что из-за пульсирующей боли в купе с запахом крови меня, наконец, вырвет, чтобы совсем ничего во мне не осталось.

Я был пуст как засохший ручей. Нечему опустошаться. Источник иссяк.

Но я ещё могу спасти Алину, не дать ей пострадать от себя — рассказать всю правду, от начала и до конца.

И я пересилил себя — поднялся, скинул волосы со лба резким кивком и пошёл к входной двери, стараясь не выстраивать в воображении варианты предстоящей встречи.

Кровь неустанно стекала по дрожащим рукам. Нельзя стучаться, оставлю следы. Я поднялся на крыльцо и устало прильнул плечом к двери. Уши оглохли к миру от громкого удара. Я отшатнулся и вовремя заметил ветряные колокольчики, висящие на ближней ко мне балке. Ухватившись зубами за самый нижний язычок, я зазвонил в них, но еле слышал их звон сквозь глухую преграду. И я продолжал звонить, пока новая волна тьмы не захлестнула меня на миг, и я опёрся о перила, боясь упасть.

Дверь домика, наконец, открылась. Это была она. Я не ошибся...

— Феликс? Феликс, как ты… ты ранен?! Что с тобой!

— Алина… — я пытался заговорить, но ничего не вышло, кроме пустого бормотания.

Она подхватила меня под руку и затащила внутрь, что-то спрашивая меня, но я не слышал. Она отвела меня на второй этаж, сорвала с меня пальто и усадила на кровать в нашей спальне. Её пальцы застрочили по бинтам, пока запах бессилия обвивал мне шею, не давая дышать. Часть чернильных слов ещё читалась на размытом фоне.

—… как ты довёл себя… бедный… дождись меня, я скоро вернусь...

Я не заметил её отсутствия. Старые бинты спали на пол, и нам открылись десятки шрамов, узких, глубоких, хаотично расположенных по коже, выпуская кровь как вулканы — кипящую лаву. И её жар вспыхнул с новой силой, как только Алина провела по рукам ватными дисками со спиртом.

Как я заорал от боли, аж сам ужаснулся, словно оборвалась очередная нить души. Алина залепетала в волнении и страхе, явно стараясь меня успокоить. Я перестал смотреть, что она делала с ранами, вперившись в деревянный потолок, испещрённый жилками. Взглянул вниз лишь тогда, когда Алина перевязала кисти свежими полосами марли.

Я всё тебе объясню, совёнок, обещаю, в этот раз не утаю ни слова!.. Но сейчас я не мог говорить. Лишь бессвязно шептать.

— Вот так. Отдохни немного. Спускайся, как тебе станет лучше.

Она улыбнулась?.. Зачем притворяться? Я того не стою.

Проследив, как она выходит, я сделал глубокий вдох и повалился на спину, отдаваясь тишине и ложному покою перед грядущей бурей...

[Уриэль]

На улице уж стемнело, когда мы с Тиной собрались в путь. Тормозить нельзя! Нельзя терять ни минуты!

И вот мы на дороге. Едем как можно скорее, но в пределах правил. Чтоб нас сейчас задержали — ни-ни! Тина позади и крепко держится за меня. Интересно, каково сейчас Эдгару, что сидит в рюкзаке на её плечах.

А Тину не узнать. И далеко не из-за шапки, под которую она убрала все волосы. И не из-за широких джинсов и моей мешковатой куртки поверх её кожаной.

Она налепила на подбородок пластырь, это раз. Она замотала шею дряхлым шарфом, чтоб скрыть её чокер, это два. Она умудрилась ударить себя по глазу так, чтоб он остался целым, но чтоб под ним надолго остался огромный синячище, это три.

Такой вот драчливый пацан. С душой амбициозной девчонки.

— А как мне тебя называть, если нужно? — кричу я сквозь шум машин. — Не знаю, какое имя сойдёт за мужской вариант «Тины». Разве что «Констан-тин»?

Она привычно смеётся.

— Меня раньше называли Крис, но, кто в теме, и так знают это прозвище. Оно мне больше не нравится. Можешь придумать новое!

— Постой-ка! Крис? То есть, Кристина?

— Ну да. Это моё полное имя. Слушай, а что, давай «Костя»! Отчего б и нет?

— Чего я только не узнаю, — подмечаю я.

— И чего только мы не натворим, — подхватывает Тина. Точнее, «Костя».

— О, так мы ещё и на Константиновском проспекте!

— Суперский вообще символизм, а? Ха-ха!

Дом серо-розового цвета. Ещё немного. Решётчатые окна. Почти на месте.

Тормозим на свободном месте вблизи входа. Перед которым шныряет знакомый низенький товарищ с большим капюшоном.

— Блин, это Денис, — шипит Тина. — А нам к нему.

— Да ты не очкуй, Кость, не узнает он тебя, — потихоньку вживаюсь в роль, на что подталкиваю и её.

Я вскакиваю с седла и смело подхожу к Денису. Тот замечает меня, откровенно морщится и идёт от меня прочь вдоль стены.

— Сафонов! Нам надо поговорить о Феликсе.

— Да погоди ты, не до тебя щас! — Денис замахал руками, всячески гоня меня прочь. — Сбежал твой Феликс!

Чего? Это что ещё, как?!

— Как это сбежал? — подхожу к Денису спереди и начинаю допрашивать. — Откуда? Как так получилось? Что происходит!

А он прислоняет пальцы к вискам, вовсе отвернувшись от нас двоих к стене. Так и стоит секунд десять. Вдруг он вскидывает голову, и капюшон падает с неё на плечи.

— К-какого… хрена?! Та-а-ак, пойдёшь со мной, Евгений!..

И он силой тащит меня по улице. Бежит изо всех ног! Как я только не спотыкаюсь позади!

Оборачиваюсь на Тину-тире-Костю. Мчится следом, придерживая рюкзак с Эдгаром.

Что вообще происходит?!

— Какой нахрен снег, какая дырень, вы чё несёте вообще… — шипит Денис под нос, таща меня куда-то во дворы. — Вы ж не хотите сказать, что он просто взял и испа… Твою мать.

Я врезаюсь ему в спину, стоило тому резко затормозить.

Нам на плечи падает снег...

Весь двор усыпан снегом. Он сверкает в свете вечерних фонарей как конфетти. И идёт он только в этом определённом месте. Посреди дороги, где мы и находились — широченная вмятина в асфальте, будто след от метеорита. Деревья по соседству обгоревшие, хоть и не осталось огня. На стенах в целях метрах от впадины — чёрная копоть.

Неужели это всё Феликс?

У вмятины кружили полицейские. И вороны с голубями. Как будто слетелись на наше с Ти… на наше с Костей присутствие.

Кстати. Оборачиваюсь. Эдгар в рюкзаке встревожено замяукал, царапая изнутри иллюминатор. Что-то чувствует.

А она, интересно, тоже?

— Чего, дружище? Пропал твой хозяин, — Денис легонько стучит в иллюминатор.

Просто взял и испарился.

Эдгар шипит на него как на злодея. Как если бы он повинен в исчезновении Феликса. И опять бьёт лапой.

Денис мрачнеет сизой тучей, поднимает глаза на Тину...

— А ты чего смотришь, глазки строишь, а? Думаешь, не узнал? — и срывает с её подбородка поддельный пластырь.

Блин, он разгадал нас! Надо было и в мыслях называть её Костей!

Вот я лоханулся.

Она отходит назад, готовая бежать. Птицы в округе всполошились, часть взлетает в чёрное небо.

Даю ей знак не спешить. И нащупываю в кармане маркер и клочок бумаги — в чемоданчик залезать долго.

— То-то я думаю, от чего я не слышу твоих мыслей, — Денис берёт её за лямку рюкзака. — Я устал покрывать тебя, дорогуша. Не лезь, куда не просят, сколько мне твердить тебе?! Ты типа такая крутая, да? Спасаешь любимого писателя, ещё и с его другом сблизилась, ага?

Разнять бы их! Как он смеет! Уже рвусь!..

Тина даёт знак — не надо. И держится стойко. Прикусывает губу, но лицо не теряет.

— Я не вру. Я делаю это ради них, — вдруг говорит она, кивая на меня.

Чего?

— Чего? Ты серьёзно? — Денис чешет подбородок и грубо отпускает лямку. — Хм, надо признать, твои старания заметны. А с Илоной ты залажала. Признайся мне… — и отводит от её шеи шарф, оголяя чокер. — Что ты видела на самом деле?

Тина молчит.

В голове шумит сломанной колонкой. С тех самых пор, что мы приехали. Сейчас сильнее. Виски пульсируют, руки тоже, сую их в карманы. Требуют маркера…

Она ничего не видела. Не то, что нужно тебе, это точно — оставь её.

Денис оглядывается на меня и отводит уголок губ:

— Я тебя услышал.

— Сафонов, ты чё застрял там! — кричат у метеоритных размеров вмятины.

Всматриваются в нас. Мне едва разглядеть этих людей, как и им нас. Снежные хлопья запорхали под ногами.

Что-то зреет. Молчание тяготит.

И тут…

«Убирайтесь отсюда немедля, оба! — почти подпрыгиваю от голоса Дениса, разлившегося в моей голове. — И без того натворили всего. Но если же вы реально напали на след Феликса, идите по нему. А я подоспею».

Аж уши заложило! Зачем же так орать, ой.

— Эй! Это ж тот чувак! — орёт кто-то у вмятины.

О, чёрт. Меня узнали? Что я был на месте преступления?!

Эдгар подаёт голос. Паника! Ему тоже страшно.

Конечно, теперь ещё и Тину узнают — и именно по рюкзаку с котом. Всё, за что мы берёмся, похоже на фарс. Писать и рисовать преступников и читать про них — одно. Быть преступниками — совсем другое!

Полицейские напрягаются, смотрят. Пялятся. Шевелятся.

О, чёрт!

Вмиг вынимаю клочок и дорисовываю на нём пару деталей. И подпись как ключ зажигания. Не зря подготовил заранее, я как чувствовал! Штрих, штрих, быстро, быстро! Это наш спасательный круг.

И последнее. Начало отсчёта. Одно слово. «Сейчас».

Денис толкает меня в плечо и заслоняет от впадины. А оттуда к нам уже бегут. И кричат. Вместе с птицами, поднявшими вой.

— Что бы вы двое не задумали, найдите его. Живым! И максимально в рассудке! Живей!

Тина хватает меня за рукав, и изрисованный клочок падает на тонкий снежный ковёр. На бегу она поправляет рюкзак с Эдгаром, который полицейской сиреной заверещал от страха.

Поднялся ветер… Ледяной! Снег бьёт в лицо, впивается в кожу. Десятки крыльев трепещут около нас, живым щитом огораживая от опасного мира.

Я начинаю думать, как Феликс.

«Спасаешь любимого писателя?» Не знаю, как Тина — но я бы ни за что не пошёл на все эти риски, будь на месте Феликса кто другой.

По-прежнему сжимаю маркер, пока наши ноги обжигающе врезаются в асфальт. За нами человека четыре. Орут, спешат следом. Вороны и голуби окольцевали и их, застилая путь.

А-а! Спотыкаюсь в темноте. Я не привык так бегать!..

— Ури! — Тина тащит меня за капюшон.

К нам почти подбегают. Дениса среди них нет. Значит, не жалко.

Маркером делаю взмах в их сторону…

И птицы градом обрушиваются на наших преследователей. Подчинив маленький снежный ураган, крылатые воины сбивают их с ног. Пристают, забиваются под одежду, дёргают за волосы — нет, не с целью ранить и убить, но остановить.

Я знаю, что я делаю, я чувствую это! Не знаю, как. Да и неважно!

Тина плещет руками — и засверкавшие снежинки воссоединяются в огромную снежную волну, что обрушивается на полицейских. Или кто они там? Неважно.

Я поднимаюсь, и мы бежим дальше. Быстрее, быстро! Но уже не страшно.

Сама природа на нашей стороне. Птицы и ветер, послушные моему маркеру, баррикадными стенами преграждали путь грозившему нам злу.

Я начинаю понимать Феликса. Я становлюсь таким же, как он.

Вот мы и на основной улице. Мы спасены!

Лихо запрыгиваю на мопед. Тина не тормозит. Но бравые ребята на подходе. Птицы колесом кружат сверху, осыпая перьями. Поворачиваю ключ — и мы летим вместе с ними. Будем петлять по улицам, пока не спадёт тревога.

Крутой поворот! Чёрный трен стелется за нами, чёрные стрелы огибают нас по обе стороны. Сплошная темнота, сверкающая фонарями и окнами.

На нас обвалилась ночь.

— Куда теперь? — я перекрикиваю мопед и сворачиваю при удачном случае.

— Больница святой Елены! Она совсем недалеко отсюда! Если мать Феликса жива и в сознании, мы расспросим её обо всём, что нам нужно!

— А как мы туда проникнем? Нам же не нужно, чтобы нас засекли!

Тина хитро улыбается, явно довольная тайным планом.

— Доверься. Я знаю нужные пути.