Глава 17. Сердце зла

[Тина]

Я видела, как загорается мир… Я видела...

В голове разливается первая пришедшая на ум песня. Не могу сосредоточиться. Казалось, я ещё горю, это пламя расщепляет моё тело.

Я видела огонь на небесах...

Полудохлым червяком вьюсь на пепельной земле, погружая пальцы в эту же землю, дабы сжать в кулак. Не сразу доходит, что с нами стряслось. Впрочем, лишь бы у меня получилось...

Феликса унесло воронкой. Она поглотила его — и рассчиталась за то, что так долго не могла его достать. Его жертва пустила волну энергии… которая и сожгла меня, и могла бы сжечь Уриэля.

Грань захлопнулась. Последствия остались.

Я со скрипучим стоном поворачиваю голову. Уриэль сзади, почти сливается в своём сером наряде с пространством, но выдают тёмные пятна. Он тоже ранен, но, готова поспорить, не столь серьёзно. Мне досталось похлеще.

Запах палёной ткани и плоти стоит в носу. Руки опалены до крови, одежда выгорела так, что я обнажена во многих местах. Провожу по лицу и голове, крича от жжения — взрыв спалил мне волосы. Обугленные куски кожи откалываются от затылка, когда касаюсь их. Кричу опять, куда ещё девать мою беспомощность. Валяясь в пепле, прилипающему к кровоточащим ожогам, я вновь пытаюсь ползти, но силы стремительно увядают, и я падаю ниц, не сдержавшись от вопля.

А сердце цело. Рисунок Уриэля уберёг его, я уверена. Рисунок канул, растворился, а сердце бьётся и будет биться.

Заживёт… Всё заживёт, вопрос времени… Я же полутень.

Важно, что Уриэль будет жить.

— Уриэль… Женя! Женя, держись! — срываю я голос на сипящий писк. — Это ещё не всё...

Снова сжимаю в кулаке землю. Если отключусь, проснусь не скоро. Довольно скоро для обычного человека, в тяжёлую кому я не впаду, но — это слишком долго для Уриэля. Кто вытащит нас отсюда, если не я? И если не Феликс?..

Прошу тебя, живи и ты тоже. Не смей умирать!..

Тело сдаётся. Заплывает в глазах, когда я вижу, как к нам приближается чужой внедорожник. Он подъезжает как можно ближе, тормозит на скорости, и из него выскакивают два человека. Что-то кричат беспокойно, не расслышать. Они подбегают ближе, сначала осматривают Уриэля, затем одна из них бежит ко мне. Сапоги с бахромой пылью разносят пепельные хлопья.

—… только бы не стало хуже. Господи! Тина! Тина, ты жива?

Я силюсь поднять голову, и передо мной опускается женщина с торчащими во все стороны волосами, слегка сияющая уникальной аурой, слишком знакомая, чтобы её не узнать.

У меня отвисает челюсть.

— Алина?..

— Мы спасём вас. Скажи мне, что не умрёшь! — падает она на колени. — Полутени не умирают просто так, да, Тина?

Прежде чем я ослепну, я кладу окровавленную ладонь ей на грудь, оставив отпечаток на кожаной куртке, и вздыхаю с улыбкой:

— Никто не умирает...

И меня утягивает в пустоту.

[Феликс]

Влажная прохлада плотно окутала меня, словно меня швырнуло в беспокойную воду. Но я не тонул. Скорее, бездвижно парил, опустившись ногами на твердь, когда я распахнул глаза.

Я оказался в тайном пространстве между миров, из которого когда-то бежал мой родной отец.

Посреди снующих в воздухе светотеней в лёгком неоновом тумане я стоял на самой воде Хопеаярви. Вокруг плыли неисчислимые образы. Того, что было. Того, что, возможно, будет. Того, что могло бы быть, но не произошло, и того, что не произойдёт уже нигде и никогда.

Потому что я был на пути к переменам.

Я шёл по водной глади навстречу шторму, я не проваливался вниз ко дну озера, но двигался дальше, словно не вода была подо мной, а камень. Чем дальше я шёл, утягиваемый интуитивным рвением, тем прочнее становилась гладь, превращаясь в расписанный узорами лёд.

Взмах пером, и краски свернулись в густых переливах.

«Настоящий Создатель».

Позади меня послышался скрежет коготочков.

— Эдгар! А ты как здесь очутился?

Лохматый котейка помчался ко мне на всех порах, разметая крошки льда, и я, не сдержавшись, крепко обнял его как старого друга.

— Тебе не стоило идти за мной. Я ведь могу и не вернуться.

Эдгар не обратил внимания на предупреждение, мурлыча и обтираясь о моё пальто.

«Ты непременно вернёшься, Феликс...»

Я неспешно выпрямился и наметил для себя пункт назначения. Это место в целом отрицало поспешность. Я и не собирался торопиться. Я был здесь, душой и телом — вот, что имело значение.

— Пошли тогда. Засвидетельствуешь конец света. Или возрождение.

Эдгар послушно затопал следом, когда я размашистым шагом отправился вперёд.

Когда ты что-то заканчиваешь, тебе уже не страшно, что допустишь ошибку, что не справишься. В конце тебе спокойно.

Ошибок не будет.

Не думаю, что отец отправился вслед за мной, так он ненавидит дно Хопеаярви. Или же он держится от меня в стороне. Неважно, он не помешает мне.

Бедный Евгений. Бедная Тина. Из-за меня вы тяжело пострадали, за мои грехи едва не погибли. Но я знаю, огни ваших душ ещё горят, вы уцелеете. Я это обеспечу.

Чем дальше ступал я по озеру с Эдгаром, тем ярче проявлялись погибшие образы, и тем чаще зажигались золотые и серебряные огни. Они искрились, шептались, тихо пели, расплёскивая эхо. Я плавно водил перьевой ручкой по воздуху, и истекавшие струйки чернил обращались в золотые ленты.

— Мы заждались тебя, младший Темников, — зацвели голоса. — Проходи глубже. Это место создано мёртвыми. Убей сердце тьмы, и ты очистишь его, и ты очистишь себя.

— Так, значит, я умер? — я продолжал свой путь.

— Нет, младший Темников. Ты создатель. Создателям открыты все миры на свете, живые и мёртвые.

— Тогда я не зря к вам пришёл?

— Ты нужен этому месту. Ему нужен твой антидот. Эрнест отравил его своей тьмой, заразив души мраком фальшивых амбиций. Ты вернёшь сюда свет. Твори. Создай этот мир заново, — шептали невидимки со всех сторон, столь громко и близко, что их слова с мурашками уходили в кровь.

— Если я останусь надолго, то я растворюсь в этом мире. Я отдамся ему, утрачу рассудок и повторю судьбу отца.

— Не бойся. В тебе двойная сила. Два разума, один из которых уж точно останется здравым.

Что уж ни говори, усмехнулся я.

Внезапно огни погасли, и на Хопеаярви стемнело. По началу я не мог разглядеть ровным счётом ничего. Но часть огней снова вспыхнули вдали серебром, и я последовал за ним через туманные сумерки.

Откуда ни возьмись, послышалась музыка — не то пианино, не то музыкальная шкатулка. Чем дальше я углублялся в обитель озера, тем больше осознавал, что это клавиши, плавно отстукивающие печальный мотив. К бесформенному пианино затем присоединились и отдалённые вибрации электрогитары, разбавленные редким звоном колоколов и неразборчивым пением. Я вслушивался в отзвуки остывшей магии отца, пытался понять, нарочно ли очернил Хопеаярви в качестве мести, или его тьма случайно прорвалась вместе с жаждой побега. Если бы я и получил ответ, он бы мне не помог.

Мешанина из звуков, музыки и слабых призрачных голосов нависала надо мной всё ниже, как готовая сорваться вниз люстра. Вместо льда я шёл по подобию камня, отражающего дрожащий, влажный свет. Эдгар послушно ступал рядом со вставшей от тревоги дыбом шерстью.

Если сам не выберусь, то тебя обязательно выпущу. Я придумаю, как.

«Мы уже близко. То, зачем мы здесь».

А ты откуда знаешь?

«Всё просто. Я умерла здесь».

На горизонте сумерек проявился огромный энергетический сгусток, бурлящий жидкими тенями. По водяному воздуху пуская вокруг нити, клубок бился в конвульсиях, выпадая из ритма.

Сердце урагана. Сердце тьмы, раздирающей границу миров.

— Это главный источник проклятия, — подсказали голоса. — Не единственный. Но беды отхлынут от мира живых, как только ты проткнёшь его.

Так просто. И так сложно. Я чувствовал, как души Хопеаярви неловко подталкивают меня навстречу, поглаживает плечи, дёргают за одежду. Никогда до сего момента я ощущал мою магию в самом расцвете, на самом пике силы, которая как ветряные колокольчики звенела внутри моего инструмента и моей души.

— Я справлюсь, — сказал я не то призракам, не то себе.

Моя сила кипела во мне, стремясь в бой. Чем скорее я приближался к эпицентру аномалий, тем неистовей зудела под кожей магия, которую я едва укрощал внутри себя. Мне хотелось разрушать, возродить новый шторм, смести всё живое и неживое, лишь бы избавиться от груза, тяготившего меня годами. Я прятался от теней в надуманной болезни, прятался с головой и внутри головы. Отныне сами тени прячутся от меня, пока я шёл к источнику безумия с маленьким огнём, зажжённым на кончике пера.

«О, видел бы ты сейчас со стороны, Феликс… Ты великолепен».

Астра шагала о бок со мной, пока с другой стороны, не отставая, топал Эдгар.

Я протянул ей руку, и она ухватилась за неё.

— Я не жалею о том, на что иду.

— Как и я, — ответила она. — Я буду рядом, но убить тьму положено лишь тебе.

Я кивнул ей, и она исчезла, стоило мне отвести взгляд.

Темнота сгустилась окончательно, отняв остатки света. Только мой свет продолжал гореть, и я подвёл перо к сферическому источнику. Его переливы прокатывались по моей коже, теребили незажившие раны. Его вьющийся ветер льстил моей магии, увещевал её, направляя против меня...

Не в этот раз. Я не отец. Я сильней.

Как нож возвысив перо, я обрушил его в самую глубь источника.

На глаза налегла дурманящая тяжесть, проникая в разум. Я закашлял, зашмыгал носом и обнаружил, что его заложило. Я стал задыхаться, я словно тонул, а мне в лёгкие заливалась озёрная вода. Захрипев, я вновь вонзил перо в сферу тьмы. Она забрезжила едкой жидкостью, похожей на кровь, она окропила меня ею, а выстрелившие гейзеры вдруг стали липкими и твёрдыми как желе, обернувшись вокруг моей руки. Я упорно надавливал на ручку, надрываясь от кашля, с воплем вдыхая ядовитый ветер, ибо ничего иного не оставалось. Колени дрожали, вот-вот я рухну, но я держался. Каким-то чудом, но я держался!..

Я выдернул перо, схватившись за грудь. Внутренние тени ехидно подыгрывали сердцу тьму, отравляя меня изнутри. Я продолжал тонуть и задыхаться.

Наконец, я закашлял кровью. Тело сводило в ногах и кистях. Я гнулся пополам, прогоняя проклятие.

Не хватало последнего удара...

Ради Астры. Ради Жени и Тины. Ради всех, кто жив, и тех, кто умер.

Ради Алины… и ради себя.

Я замахнулся в третий раз — и сердце лопнуло от моего укола. Запертый внутри свет вырвался из западни...

… воронка, готовая раскрыться вновь, прочно затянулась, крича в агонии, и огромная призрачная волна прокатилась от неё по миру живых, вытесняя тьму из душ проклятых, как спичку туша пожары, расправляя рваную грань...

Меня откинуло прочь, и я растаял в затопившем меня сне...

[Тина. 23 октября 2017 года]

Громкий вздох. Глоток воздуха. Воздух!

Оковы, сдерживавшие меня во сне, пали, я на воле!.. Обманка телесной памяти.

Я верчу головой, отбрасывая муть комы. Кто-то снял с меня чокер, дав душе свободу.

Денис?!

Узнаю эту палату. Эффект дежавю. Или дня сурка. Моё тело лежит на той же самой койке, что и в прошлый раз, когда меня привезли с пробитым черепом. Небось, в больнице святой Елены давно перестали удивляться моим выходкам. Я лежу, полностью перебинтованная, видны лишь нос и закрытые глаза… Да, в этом вся я.

— Ну что, Тина? Как тебя опять угораздило? Если что, Агате и товарищу Даниилу я пока ничего не сказал, если тебе от этого будет легче.

А Денис тут не один. Пока он перебирает в руках мой чокер, рядом с ним сидит, переминая пальцы… Алина. Живая и здоровая. Только слабый свет ауры её выдаёт. Я моргаю и сажусь на край койки рядом с собственным телом. Не хочу видеть призрачный мир, не сейчас. А вот Денису это полезно.

— Конечно, легче. Агата сама чуть не сгорела, — я пялюсь на его непроницаемые спиритические очки. — Как там Уриэль?

— Кто? А, Евгений! — сообразил он. — Жить будет, всего-то пара-тройка несерьёзных ожогов и ссадин. А насчёт тебя не знаю, насколько тебя ещё хватит.

Денис качает головой, поглаживая маятник чокера. Дыхание выдаёт в нём волнение. И страх. За меня? Неужели?

И вдруг он застёгивает чокер на своей шее. С трудом застёгивает, шея-то у него пошире будет.

— Какая же ты всё-таки… идиотка, — говорит он вполголоса. — Самопожертвованию, однако, тебе не занимать.

И Денис крепко обнимает меня. Спасибо маятнику, позволившему ему осязать меня. Астральное сердце заискрилось, как только тепло проникло в мой призрак. Так тепло. И грустно.

— Ты чего? — шепчу я, не подумавши.

— Ничего! — выдавливает из себя Денис. — Ты вообще… не умеешь ты жить нормально.

Я поневоле смеюсь, тихо, совсем разок:

— Да и ты тоже. Но оно того стоило.

— Ну, как сказать. Наверное? Просто я рад, что ты постоянно выживаешь.

Денис отпускает меня и откидывается обратно на стул, отстегнув чокер. Покряхтев от того, как тот пережимал шею, он потирает её и передаёт чокер Алине.

— Думаю, ты не против, если он временно будет у неё? На данный момент он ей куда нужнее.

Вот уж не думала, что Алина окажется вот такой волевой волчицей в овечьей шкуре. Я в восхищении. Только...

— Так ты теперь реально полутень? Эрнест не убил тебя?

На сей раз Алина застёгивает мой чокер, так ловко и быстро. Это как выпить драгоценную таблетку. Аура моментально затягивается внутрь под защиту маятника. Она сглатывает и перекидывает ногу на ногу, чтобы, согнувшись, подпереть руками голову.

— Он пытался. А, может, особо и не старался, — она судорожно переводит дыхание, рассеянные глаза бегают по сторонам, ни на чём не замирая. — Когда его тени утопили меня в болоте, я запаниковала, стала барахтаться. Меня не отпускали, ни магия, ни вода. Я была абсолютно уверена, что готова к смерти. Но это было не так, — она вновь сбивается с повествования, тяжко вздыхает, словно не может надышаться после того, как утонула. — Когда я поняла, что умираю, я… почувствовала, как его длинные ногти вонзаются мне в запястье, холодные как сталь. Я про Эрнеста, конечно. Он вытянул меня наружу! Он что-то даже сказал… а затем я умерла.

Я подсаживаюсь к ней на пол. Так, чтобы прильнуть головой к её коленям.

— Я считаю, Эрнест сам попытался спасти тебя после того, как инсцинировал твою смерть. И, видать, он переборщил. А судьба, похоже, сама дала тебе второй шанс, — я пожимаю плечами с неловкой улыбкой. — Одно скажу точно: Эрнест бы не решился убить до конца любимую женщину своего сына.

Алина неуверенно кивает, избегая меня взглядом. Я касаюсь её плеча — и меня пронизывает образами как электричеством.

Меркнет свет, болотная вода заливает ноздри, лёгкие, душу. Падение в пучину. Затем полёт наверх. Меня вытягивает на поверхность, нанизанную на крючок — нет, не меня, но Алину — и я перестаю дышать. И меня выбрасывает из тела, я таю в искрах души, зажигается нить сердца, целая, ведущая к моей мёртвой копии. Но нет, она не мертва. Я не мертва! Сердце бьётся, заставляя нить мигать, я живая! Я ещё могу вернуться… но надо выждать время, нельзя давать знать никому, что я выжила, кто-то да выдаст меня Эрнесту, а там и Феликсу. А Феликс должен думать, что я мертва, иначе он не справится, не сможет победить. Да поведёт его месть, а за меня она будет самой сильной...

Илона предупреждала, когда-то и я смогу схватывать видения, будучи наполовину мёртвой. Она, в конечном счёте, умела делать точно так же, как выяснилось. Призракам всегда свойственно делиться воспоминаниями, вольно и не вольно. Полутени тоже по-своему призраки.

Алина кладёт свою ладонь на мою и двигает её с плеча вниз по руке. Я зажимаюсь, смущённая обстановкой, но затем сама Алина треплет меня за воротник астральной куртки.

— Я бы очень хотела извиниться перед вами двумя за моё противное поведение. До того, как Эрнест убил меня, я подозревала всех и во всём. Я отталкивала от себя тебя, Денис. И ты мне, Тина, по началу совсем не нравилась. Все казались мне причастными к тому, что Феликса охватывала мания.

По правде говоря, я и впрямь не ожидала от неё таких перевоплощений. Всё во имя любви, во имя человека, которого любит больше жизни!.. Когда-то и я была такой же. Поэтому я и боюсь любить. Но иначе не получается.

— Я день за днём наблюдала, как Феликс увядал душой и разумом, — продолжает Алина. — Думаете, я пустила это на самотёк? Мы всегда стоим перед выбором — войти глубже в чью-то жизнь или стоять в стороне, боясь, что твой лишний шаг всё только испортит. Я вела себя как истеричка. Как глупая, ничего не смыслящая ревнивая дура. Но я специально выбрала для себя такую роль, пусть она мне и самой противна. Чтобы показать Феликсу и всем остальным — его жизнь нужно менять, не то плохо будет всем. Теперь я полутень. Такая же, как ты, Тина. И я не жалею, что отдала себя в жертву. Только… не рассчитывала я, что Феликс там застрянет, — она ахает и вскидывает брови в осознании правды. — Он что-то переписал. Как я прописала ему путь, так и он переписал мою смерть. Теперь, выходит, не я пожертвовала ради него… а он ради меня.

Алина смахивает слезинку и, шмыгнув, поднимает голову к потолку, так и переминая пальца до самого хруста.

— Женя был единственным, кому я доверяла всё это время, и вот он… он тоже пострадал. Он пока ни разу не приходил в сознание...

— Ну всё, хватит, — неуклюже успокаивает Денис, тронув за локоть.

— Нет, не хватит! — одёргивает она. — Как я, никто другой не воскреснет. А вдруг и Женя не оправится?

— Да нет, у него стабильное состояние, выкарабкается!

И я тотчас киваю. Пока не затянется грань, весь мир работает по закону Темниковых. А, значит, он справится.

Надо бы навестить его, когда Денис и Алина уйдут. А раз состояние у него стабильное… может, мне удастся заодно проникнуть в его сон? Как обычно?

— Он тоже воскреснет, — говорю я с полной уверенностью. — Он же у нас вроде тоже… колдун, — и я не сдерживаюсь от улыбки.

Под вечер я духом провожаю их из больницы. Денис обещает нам с Алиной разобраться в бытовой волоките полиции, чтобы историю с нами оставили в покое.

— Меня просто так не оставят, я же жена писателя, к тому же радиоведущего, пусть и бывшего. Хорошо, что хоть сам факт моей, кхм, смерти не успел дойти до общественности. Как бы я потом это объясняла?

— Ага, как мы ещё будем объяснять, когда найдём Феликса, — заводится Денис.

— Если найдём, конечно, — вздыхает Алина.

— Конечно, найдём! — стараюсь я сбить её пессимизм, а сама разделяю её горечь.

Однажды я уже потеряла парня, которого любила всем моим червивым сердцем… Я устала терять тех, кто мне дорог.

Я замираю и вижу, как искрится моя аура. Нить сердца завилась раскалённым проводом, и мой слух раздавливает тяжёлый гул, навалившийся на затылок. Сердце заныло, хвастаюсь за него по привычке, жмурюсь от боли. Кажется, я вскрикнула.

Оглядываюсь на Алину и понимаю — она тоже кричала. Шатаясь, она так же держится за сердце, оскалив зубы. Денис суетится между нами, размахивая руками:

— Девчата, что с вами?! Эй!

Тонкая, беспощадная струна, режущая душу как масло, у которой вдобавок ещё и выросли зубцы. Вот так я вынуждена балансировать на грани… и, видимо, это и была она.

— Это грань!.. — хриплю, наконец, я, пока приступ постепенно отступает. — Готова поспорить… Феликс что-то натворил.

— Феликс? — роняет Алина. Денис держит её за плечи, дабы она вдруг не упала.

Я расправляюсь и тушу свет нити. Тысячи, вокруг тысячи точек. Призрачный мир тонет в маленьких разноцветных огнях, парящих пухом одуванчиков. Как если бы каждая молекула сверкала тайным светом. Дрожу душой, как и весь незримый воздух, протекающий сквозь меня. От такого обилия огней я бы ослепла — не будь я призраком.

Грань заживала...

Это точно он.

***

Это был одна из особенных ночей на Хопеаярви, когда небо не укрыто облаками, а сверкало тысячью блёсток, развернувшись над задранной головой. Астра и маленький Феликс незаметно сбежали из дома, дабы лицезреть это зрелище только вдвоём, без надзора родителей. Только вдвоём, окунувшись в сказочную наивность детства. И в десять лет Феликс был не по годам наивен. А, может, он просто верил в лучшее, не замечая зла.

— Илона говорит, каждая звезда имеет значение. Но зачем их так много, если нам до них не долететь?

Тем не менее, он же был и не по годам мудр.

— Я не знаю. Но они наверняка кому-то нужны, раз существует. Мы же на них смотрим.

— Да… — ахнул Феликс. — Но до них не дотянуться!

Астра посмеялась:

— Есть вещи, которые хороши издалека, а не вблизи. У нас есть свои звёзды, которых можно коснуться.

Феликс догадался, широко заулыбавшись:

— Мы? — показал он на себя.

— Конечно, — Астра присела на одно колено и тепло обняла его. — Мы часто следуем за людьми, как за звёздами. И мы никогда не знаем, стоит ли оно того.

Нахмурившись, Феликс резко посерьёзнел:

— Я всегда буду следовать за тобой.

— О, Феликс! — Астру растрогало его признание. — Ты не обязан этого делать.

— Но я хочу! — прижался он к ней крепче.

— Если только ты хочешь. Хорошо. А я последую за тобой.

— П… правда?

— Я бы не сказала этого, будь оно неправдой! — и она устремила взор в небо, осыпающееся метеоритным дождём. — Я никогда тебя не брошу.

[Феликс]

Я лежал, укутанный в тени, не торопясь открывать глаза. Моя душа плавала между сном и явью, покачиваясь на волнах слабости. Когда я проснусь, ничего не изменится. Из одного сна я, как обычно, перемещаюсь в другой, навеянный не мною, но которому я бесповоротно подчиняюсь, в котором я затеряюсь как капля воды в бесконечном океане.

Ветер — или же это вода? — перебирал мои волосы, смутно напоминая мне руки Алины. Когда она просыпалась раньше меня, она всегда любила будить меня, гладя по голове. Как будто я второй кот в нашем доме.

Кажется, Эдгар рядом. И он трётся о мой затылок.

Разрыв сердца тьмы истончил меня, высосал весь мой свет. Я слушал гипнотический гул, слитый из музыки и шумов, и искал в нём что-нибудь, за что ухватиться, что выдернет меня из паралича. Мурлыканье Эдгара отчасти помогало, но этого не хватало.

«… ты меня слышишь? Всё получилось...»

Сработала ли моя магия? Стало ли озеру легче, светлее?

«… Феликс, мы сделали это. Я чувствую!»

Я заставил себя очнуться и приподняться на ладонях. Эдгар выпустил изо рта мои волосы, которые он то ли вылизывал, то ли кусал. Я невольно улыбнулся, когда он мяукнул, довольный тем, что я проснулся.

То, где я лежал, напоминало пустошь, покрытую коркой льда. Крошки снега были везде, но я в упор не замечал холода, пусть я и знал наверняка, что мне холодно. Теней стало меньше, и краски просветлели. Но на этом ничего не заканчивалось. Я должен продолжать, озеро пока не отпустит меня, я должен исполнить последнюю цель.

Найти истинное сердце несчастий.

Позволив Эдгару сесть мне на плечо, я последовал вслед за чутьём. Туман размывал горизонт, но скользящие образы уверенно вели меня вперёд. Я видел призраков, страдающих от болезни тьмы, корчащихся на условной земле, парящих над головой как самоубийцы, подвешенные на невидимую петлю. Им нужно время, чтобы очиститься, чтобы Хопеаярви восстановило баланс, возродило новый свет. У меня этого времени было больше, чем достаточно. Призраки чаще не замечали меня, заключённые внутри собственных страданий. Но те, что обернули себя в лучистые шары, указывали дорогу, вычерчивая на льду белые пути.

В один момент однообразная местность обезлюдела. Даже огни разбрелись по сторонам. Дальше мне идти одному.

Но я не был один. Со мною ты, Астра.

И пушистое существо, жмущееся когтями в моё плечо.

Одному Богу известно, сколько времени мы провели на Хопеаярви. На смартфоне села батарея, а других возможностей проверить часы у меня не было. Я мог бы, разумеется, придумать часы, прописав их на бумаге. Однако я не собирался тратить драгоценную магию на такую мелочь.

Но с её помощью я бы мог провернуть ещё один любопытный трюк.

В жидких тенях над ледяной гладью прорезался одинокий свет тонкой полоской, как след от бритвы. Тихий, притягательный свет, царапина на твёрдом стекле. Я подобрался к нему и, словно дыру в распоротой ткани, растянул его шире.

В отверстии я разглядел берег выжженных лесов. Неужели это выход? Я почувствовал себя на месте отца, когда тот намеревался бежать.

Я не повторю его ошибки. Наверняка есть более безопасный способ. К тому же, я пока не закончил свои дела на озере.

Но этого отверстия вполне хватит для того, чтобы через него прошёл Эдгар!

Я вынул из сумки пустой лист и наспех, в прямом смысле на коленке написал послание Алине. Пусть его читает, кто угодно, но одно упоминание её имени согревало моё остывшее сердце. Я в ответе перед ней… Это самое лучшее время, когда она может понять.

Тина, помнится, в шутку назвала Эдгара «ходячей флешкой». Неплохая мысль. Мой пламенный привет Денису.

— Эдгар, кис-кис. Иди сюда, — поманил его я к себе. К тому моменту, когда я занимался подготовкой, он соскочил с меня и забродил по округе, охотясь на мелкие огонёчки.

Мой пушистый спутник послушно подбежал ко мне. Я осторожно засунул письмо за его ошейник и погладил по голове.

— Вот. Эдгар По-младший, не подведи нас. На тебя возложена ответственная миссия. Доберись до Алины. Или Жени. Или Тины. Найди путь домой.

Эдгар как-то по-особенному посмотрел на меня, очень осознанно. Меня всегда поражала его, так сказать, человечность, насколько тонко и точно он понимал и по-своему поддерживал каждого из нас. Он потёрся о моё колено, пуская вибрации мурлыканья, и мне было невыносимо тоскливо от того, что отпускаю единственное живое существо, сопровождающее меня в этом тайном мире.

— Ты, главное, выберись, понял? Тогда и я выберусь.

Он поднялся на задние лапы, положив передние мне на плечо, словно хотел забраться, как он иногда любит. Я же крепко обнял его, и тот протяжно замяукал.

— Прости, прости, переборщил, — я оторвал от него руки и показал на порез в грани миров. — Иди же. Иди домой.

Эдгар боязливо ударил лапой по свету, не обманка ли это. Ударил ещё раз. И только потом, после того, как он оглянулся, он выпрыгнул за грань, и дыра в пространстве затянулась без зазора, как рана на теле полутени.

И их осталось двое… Автор и его персонаж. Погибшая сестра в теле живого брата.

«Господи, Феликс, прекрати драматизировать», — в шутку отчитала Астра.

Я же писатель, тебе ли сомневаться. Я не умею по-другому.

И мы отправились дальше в неизвестность. Я забыл про усталость, про навязчивую сонливость, я не чувствовал голода или жажды. Я шёл вперёд, ведя ручкой, следя за тем, куда уплывают чернила, и они как стрелки компаса показывали, что я иду правильно. Призрачная музыка усилилась, нарастая из-за узоров светотеней, переливающихся туда-сюда. Я покорно вышел на её источник.

Наконец-то. Из тумана выстроились знакомые стены. Знакомые — до определённой поры.

Это был наш «дом на утёсе». Но не настоящий. Всего лишь образ, сотканный из памяти, с размноженными, неузнаваемыми пристройками по бокам, словно дом Винчестеров.

Я вошёл внутрь. И не узнавал, где нахожусь.

Ожидая увидеть родной узкий коридорчик с висящими картинами, лестницу на второй этаж, просвет гостиной, где стояло пианино, и где хранились прочие инструменты отца, я застыл в оцепенении, когда обнаружил, что вошёл в огромный зал, залитый холодным, густым светом. Тёмные стены от уровня колен до самого потолка облепили исписанные листы бумаги, влажные, медленно вьющиеся по концам, словно весь воздух вокруг — озёрная вода. Текст на страницах преимущественно не печатный, а написанный от руки.

Этот почерк принадлежал мне.

Я понял, где я. Межвременной пузырь в потоке жизней. Я стоял на паузе, сохранившей отпечаток мгновения в безостановочном мире.

Эти страницы — пометки, строки, даты, версии — всё говорило о моей одержимости изменить судьбу. В этих раздраенных, коротких, повторяющихся сюжетах я распознал последние несколько дней, которые я тщетно пытался исправить, подстроить под всё новые и новые сценарии. Как всегда и везде, что-то обязательно шло не так, и мозаика осыпалась, и меня откидывало к началу круга с опустошённой душой.

Вот, чем я здесь занимался. Вот моё место вне времени.

Подойдя к концу, мы вернулись в самое начало.

Страницы едва слышно перешёптывались моими строками. Каждая крупица меня переживала заново то, что было и не было со мной, но могло бы произойти. Именно здесь мне предстояло излечить реальность. В доме детства. В храме творения.

В одном из сценариев я нашёл самое первое упоминание того домика в лесу, где мы пережидали ночь. Я был один, помочь мне было некому. Я скитался в лесах несколько дней, скрываясь от полиции и духов. Искажающаяся реальность запутывала, не пропускала к Хопеаярви, как бы я ни пытался её усмирить. И наткнулся я на тот домик — и дальше него я никуда так и не ушёл.

В ещё одном сценарии я оказался в домике далеко не один. Там жил кто-то другой. Рыжий отшельник похожей с Тиной сущностью, как мне показалось. Слишком поздно он пересёкся со мной, мы ничего не смогли исправить вместе. Нас убили призраки… и я снова оказался здесь. Не припомню, что бы я встречал этого рыжего в остальных витках, тем более, в нынешнем. Видать, аномалии спугнули его раньше, чем мы явились.

Здесь все версии переписываемой мною истории, все стремления и сомнения. Я не прекращал надеяться, что найду для себя версию с минимальными потерями, с наименьшим числом жертв, павших на моём пути сюда.

Но как писатель я всегда догадывался — есть высший Создатель, для которого я не больший и не меньший персонаж, чем для меня Эстер и её вымышленная компания. Как я прописываю воображаемые испытания и трагедии, так и для нас возникают точно такие же, реальные, с последствиями для каждого. Только так наши души становятся крепче, сильнее, смелее.

И, наконец, я понял, в последний раз рискнув памятью и рассудком. Всех смертей избежать не получится. Но часть из них я бы мог предотвратить, хотя бы облегчить их судьбы.

Точно так же я бы не избежал гибели Алины. За исключением того, что я придумал наиболее вероятную версию того, как её вернуть.

Я сделал из неё полутень. Как Тина сумела вернуться с того света по чьей-то неведомой воле, так и я подарил Алине второй шанс моим написанным желанием.

Теперь я знал, что она в порядке, я более не переживал, что она мертва. Что же делать с Астрой? Как избавиться от образа Эстер? Её судьба поставит точку в моих скитаниях. Я искал ответы в сочинениях прошлого себя. Если я прочитаю то, что не сработало, то подберу конечную версию, которую не перепишет никто. Как же раньше я пытался это разрешить?

Вся моя жизнь — прошедшее время. Повествование рассказчика, притворяющегося протагонистом, чьё истинное имя красуется рядом с названием очередного романа в истории человечества.

Это последний шанс. Больше мне не позволят играть в Создателя, не дадут отмотать ошибки вспять.

Когда я сделаю правильный выбор, осколки мира соберутся воедино.

Грань восстановится, когда круг разорвётся.

Мой последний вызов судьбе.

Моё настоящее начинается здесь.