Глава 1. Убить ворона

11 аркан. Справедливость

Большая черная птица летела над крышами, похожими с высоты на отару грязных овец. Крыши уступами спускались вниз, следуя горному рельефу, пока не упирались в белоствольную стену леса — вечного стража пустыни. Резные флюгеры тонко звенели на ветру. Бронзовые журавли с камнем в лапе, как один, указывали клювами на снежные пики Кеви-Кан — из Холодных Песков задувал шамол.

Ворон взмахнул крыльями, ловя воздушный поток, описал широкий круг и начал снижаться, будто приметив цель. Скользнув в узкую расселину улицы, птица испустила хриплый крик и уверенно уселась на обледеневший конек. Бочком прошлась по нему, переступая когтистыми лапами, и заглянула вниз. Матовый черный зрачок отразил сточную канаву, цепляющийся за ее край почерневший сугроб и играющих неподалеку детей — мальчика и девочку лет шести.

— Не так, Данка! Ты все делашь неправильно!

— А как правильно, умник? — рыжие волосы упали на веснушчатое лицо, когда девочка уже в который раз попыталась пропихнуть ногу между вывернутыми локтями и зажатой в руках железной палкой.

— Сначала суешь левую, — терпеливо объянил такой же рыжеволосый и тощий мальчишка. — Я говорю, левую!

Девочка сменила ногу и, сосредоточенно пыхтя, запрыгала на правой. Не по размеру большой, растоптанный башмак увяз в оттаявшей грязи. Его владелица пискнула и смачно плюхнулась на пятую точку. Железяка брякнулась рядом, зазвенев о камень. Каскад оранжевых искр заставил мальчишку восхищенно вскрикнуть:

— Ух ты!

Ворон тяжело сорвался с места, но не улетел, а взгромоздился на ближайший забор. На крыше высокого и узкого дома за забором поднял голову паренек лет двенадцати.

Петшу наняли за пару медяков сбить наросшие за ночь сосульки. Они свисали с ветхого карниза тяжелой гирляндой, грозя вот-вот сверзиться на крыльцо и проломить голову хоязину дома, хозяйке или одному из их отпрысков. Мальчик откинул со лба медную прядь и, прищурившись, вгляделся в предмет, вызвавший прилив восторга у младшего брата. Он решил, что это очередная дешевка — заржавленный клинок со сгнившей рукоятью. В первый послевоенный год охотники за трофеями немало перетаскали таких кузнецу с улицы Горнов. Цена на металл упала, и все же за находку можно было выручить достаточно, чтобы прикупить у мельника фунт муки.

Не заметив, что за ним наблюдают, Мирча подхватил затупившееся лезвие и принялся демонстрировать сестре фокус, который подсмотрел то ли у солдат, то ли у бродячих жонглеров. Обе ноги ловко просунулись между сжимающими клинок руками, меч скольнул за спину, потом через голову. Вот он снова спереди, хотя руки выкручены в локтях. Между ними просовывается левая нога, потом правая — и железка снова за спиной, локти приняли нормальное положение.

— Вот как надо! — гордо заявил брат, протягивая игрушку Данке.

Тут-то Петша и приметил навершие. Не простой грибок или колесо судьбы, а звериная голова, вроде оскаленного леопарда. Мальчик замер на крыше, чуть не выронив хозяйский топорик. Меч-то, похоже, не солдатский — штучная работа. Что, если там узорная сталь? А может, и глаза у кошки самоцветные? Безногий Симон сказывал, бывают такие. Симон правда не просыхал неделями, но в прошлом калека был воином, сражался сначала за Сайхедеха, потом за Низрата, небось, всякого повидал.

Петша окинул настороженным взглядом безлюдную улицу и принялся торопливо подтягивать себя по веревке к слуховому окну. Кричать брату все равно бесполезно — тот из одной вредности удерет и спрячет игрушку, а потом хоть щекоталом его пытай, не признается. Если же быстро обернуться, Трындычиха ничего и не приметит. Судя по запаху, она как раз во всю супом занимается. Да даже если заметит… Такой меч стоит больше двух баней. Даже больше двух леев. Если его отполировать, да заточить, то он потянет… потянет… Стараясь не думать о невообразимой сумме, Петша прокрался по пустому коридору, сунул топорик в угол и скатился с крыльца. О сосульках он уже позабыл.

Мирча вздрогнул, когда над головой раздался голос брата:

— Сколько раз я вам говорил: меч — не игрушка!

Мальчик упрямо задрал подбородок, с вызовом глядя на старшего:

— Да он ржавый весь. И тупой. Мы маленько только поиграемся, а потом кузнецу снесем.

— И вообще, сейчас моя очередь, — пропыхтела Данка, у которой получилось наконец пропихнуть левую ногу в желаемую позицию.

Пешта покосился на Трындычихино окно и молниеносно схватил сестру в охапку:

— А ну, брось его!

Это было большой ошибкой. Данка сделала глубокий вдох и разразилась ревом, способным перекрыть сигнальные рога красных. С заборного столба взлетел в панике здоровенный ворон. Одна из недобитых сосулек треснула, надломилась и рухнула на ступени крыльца, разлетевшись ледяной пылью.

— Заткнись! — рявкнул Петша в ухо мелкой, отпихнув Мирчу, повисшего на нем сзади. — Хочешь, чтобы отца из-за тебя забрали?

Вопль отрезало, будто кто-то нажал на нужный рычаг. Девочка выронила клинок и обмякла в руках брата:

— Папу ведь не повесят, правда?

— Конечно, нет, дура! — крикнул Мирча, топнув ногой. — Это же наш меч, не его!

— Да кто будет вас, малявок, слушать, — Петша выпустил хлюпающую носом Данку и подобрал ржавый клинок. — Я сам сдам его кузнецу. А вы держите рты на замке. Брысь отсюда!

Сестра утерла нос рукавом и потянула упирающегося Мирчу вниз по улице. Петша сообразил, что забыл расспросить мелюзгу, где они раздобыли железку. «Ладно, это еще успеется, — думал он, внимательно рассматривая трофей. — Неужели сорванцы лазили в катакомбы? Все знают, там был последний оплот обороны синих, только боятся охотники под землю соваться из-за обвалов. А вот безбашенная мелкота, может, и не боится. Эх, мало им сказок сказывали про прыгунов-упокойников!»

Глаза у леопарда, к разочарованию мальчика, оказались самыми обычными, стальными. Но художественная ковка была тонкой работы, шерстинка на голове кошки лежала к шерстинке. А на самом лезвии, стоило потереть рукавом, проступал в нетронутых ржой местах синеватый узор.

— Эй, дармоед! — зычный голос Трындычихи заставил Петшу крутануться на месте. Руки инстинктивно сунули меч под гарнаш. — Это что такое?! — голова в чепце высунулась из окна, толстый палец ткнул в поредевшую ледяную гирлянду под крышей. — Я тебе за что плачу?! Ты всех нас убить задумал, оккупантово отродье?

Больше всего пареньку хотелось высказать противной тетке все, что он о ней думает, в том числе, кто тут, по его мнению, настоящие оккупанты, и удрать. Но это значило бы потерять единственного постоянного клиента: пусть Трындычиха и платила гроши, но платила исправно. По крайней мере, с тех пор как хозяин в доме захворал сухоткой.

— Уважаемая, не подскажешь ли, где тут дом стрелка Шейна?

Петша так и подскочил на месте. Он не заметил, как двое незнакомцев приблизились со стороны города и теперь стояли посреди Гусятникова переулка, потерянно оглядываясь по сторонам. Смотрелись они здесь так же уместно, как жемчужина и кинжал в навозной куче. За один плащ, на который спадали длинные смоляные волосы пожилого господина, можно было купить верховую лошадь с упряжью в придачу. Платье державшегося чуть позади гиганта выглядело скромнее, но Петша не сомневался — этот смог бы уложить ту самую лошадь ударом кулака промеж ушей, а если бы он все-таки вздумал взгромоздиться на животное, то его сапоги с чудными стальными носами волочились бы по земле.

Паренек покрепче прижал к телу скрытое под одеждой сокровище, потихоньку пятясь от вооруженных мужчин. Трындычиха, приметив богатый меховой плащ одного и здоровенный меч другого, изобразила приветливую улыбку, подпорченную гнилыми зубами:

— Ах, светлый господин, я буду рада услужить вам, чем смогу. Поверьте, никто, кроме меня, не знает округу лучше. Это народец вниз по улице — мусор, нанесенный войной. Не то что мы, коренные жители...

— Дай языку отдохнуть, женщина, — нетерпеливо прервал Трындычихин фонтан пожилой в мехах. — Дом Шейна, где он?

Трындычиха оскорбленно поджала губы, встопорщив немаленькие усы:

— Есть тут у нас один Шейн. По бабам неплохо стреляет.

— Где? — прогудел из-под низко надвинутого капюшона второй незнакомец, высоченный, как башня ратуши.

— А вот пусть сынок его покажет, вражье семя, — Трындычиха обличающе ткнула пальцем в Петшу и с грохотом захлопнула окно.

Еще одна сосулька разлетелась вдребезги о крыльцо. Вгляды чужаков скрестились на рыжем мальчишке. Петша развернулся и бросился бежать. Он знал, что это глупо. В округе их отца недолюбливали. Любой указал бы незнакомцам дорогу, надеясь на худшее. Но меч так и жег кожу через изношенную рубашку, будто прося побыстрее спрятать в надежном месте. Мальчик уже собирался нырнуть в ближайшую подворотню, когда огромная черная птица свалилась откуда-то сверху с хриплым карканьем. Петша пригнулся, уворачиваясь от нацеленных в лицо когтей. Ноги запнулись друг о друга и — бац! — он растянулся на земле, выпустив меч. Клинок глухо брякнулся рядом, разоблачая преступника. В отчаянии мальчик застонал и закрыл глаза.

— Эй, ты не расшибся? — чья-то рука тронула за плечо, потянула, помогая подняться.

Петша молча тряхнул головой. Жуткий ворон пропал, как не бывало. Закутанный в меха чужак изучал его холодными голубыми глазами:

— Значит, ты сын Шейна. Можно было догадаться, мастью в папашу уродился. А это, должно быть, твое? — незнакомец указал взглядом на лежащий в грязи ржавый меч. — Нехорошо так обращаться с оружием.

— Он не мой! — крикнул Петша, в ужасе переводя глаза с лица пожилого вельможи на капюшон его молчаливого спутника и обратно.

— Да ну, — усмехнулся в бороду незнакомец. — Слыхал, Ры… кхм, Рикард, у них тут на улицах райские клинки валяются в грязи вместо свиней.

Сердце скакнуло у Петши в груди: он не ошибся, меч был действительно узорной стали, какую ковали в Тиаго-Раи. Названный Рикардом нагнулся, подцепил клинок ручищей в перчатке, отер о замызганный край плаща и протянул мальчику.

— Это не мое, — попятился Пешта, беспомощно оглядываясь по сторонам. В окнах домов, теснящихся на узкой улочке, начали шевелиться занавески — того и гляди, из-за них появятся любопытные лица соседей, и тогда ему точно конец. — У меня нет оружия. Ни у кого из нас нет, — продолжил мальчик умоляющей скороговоркой. — Мы знаем закон, херре.

— Какой закон? — нахмурился длинноволосый. — Разве твой отец не воин?

Петша чувствовал себя совершенно сбитым с толку:

— Он был воином, но теперь… — и тут паренька осенило. Чужаки — не гор-над-четцы! Выговор у них южный, да и гербовых нашивок нет. Если бы не история с проклятым мечом, он бы сразу заметил это. Скорее всего, Меховой — знатный озиат, а этот, как его… Рикард — телохранитель. Отец служил когда-то в ОЗ. Еще до рождения Митчи и Данки. До войны. Петша и сам появился там на свет, да только мало что помнил — семья переехала на родину отца, когда мальчику было всего четыре.

— Мы мирные люди. Нам запрещено иметь оружие, — принялся он торопливо объяснять, злой на себя за то, что сболтнул лишнего. — За него вешают, как за подстрекательство к мятежу, — Петша умоляюще посмотрел в голубые глаза вельможи и перевел вгляд на меч, казавшийся прутиком в лапище Рикарда.

Меховой огляделся по сторонам, будто заново увидел замызганный переулок, вытянутые кверху дома, борющиеся за каждый дюйм скудной городской земли, и серые, изглоданные голодом и страхом лица в окнах.

— Спрячь зубочистку от греха, — велел он гиганту и снова обратился к мальчику. — Не надо нас бояться. Мы не причиним зла ни тебе, ни твоей семье. Мне просто надо потолковать с твоим отцом. Ты отведешь меня к нему?

Петша облегченно вздохнул, когда рукоять с головой леопарда исчезла под полой черного плаща:

— Как вам угодно, херре, — он неловко поклонился, запоздало проявив вежливость. — Только его сейчас нет дома.

На самом деле, паренек не знал, когда вернется отец, ушедший с утра на поиски заработка. Уже несколько дней подряд тому не везло — бывшего «синего» не брали даже на самую тяжелую и грязную работу, предпочитая его сильные руки услугам не столь крепких, но «своих» женщин. Он приходил домой после полудня, злой и упавший духом, ругался с матерью и снова пропадал куда-то до вечера.

— Ничего, мы подождем, — спокойно кивнул озиат своему спутнику.

Мальчик все еще колебался, преминаясь с ноги на ногу, и Меховой сдвинул тонкие брови:

— Но не посреди улицы.

— Прошу, не говорите ничего дома про меч, — Петша смутился под насмешливым взглядом вельможи и уставился в землю. — То есть, он, конечно, не мой. Только мамка разве поверит, — тут паренек просиял, увлеченный новой идеей. — А вы это… Возьмите его себе, а? Он все равно ничейный.

Голубые глаза прищурились, будто говоря: «Ты что, сопляк, хочешь заставить меня солгать за ржавую железку?»

— Или просто выбросьте его, — пробормотал Петша себе под нос и покорно побрел в конец переулка, где жила его семья. — Нам сюда, херре.

Отец пришел домой затемно. К этому времени мать уже накрыла стол. Через щель между досками пола Петша различал роскошные яства, дух от которых шел с теплым воздухом прямиком на второй этаж, заставляя рот наполняться слюной. В центре чисто выскобленной столешницы располагался чугунок с грибным супом, который мать щедро разлила по щербатым тарелкам. Каждый из гостей получил по ломтю свежего хлеба и горсти сладкой рябины на десерт. В глинянных чашках дымился хвойный чай.

Мальчик сглотнул, с трудом отвел глаза от великолепного зрелища и приложил к щели ухо. Не зря же он мерз на неотапливаемом втором этаже, вместо того, чтобы сопеть в две дырки в задней каморке вместе с Данкой и Митчей. Мать отправила их спать раньше обычного, ответив на вопрос господина Киллиана (так назвался длинноволосый), что дети уже поели. Мелкие начали было возмущенно пищать, но Петша запихнул их в постель и объяснил, что еды на всех все равно не хватит, а по обычаю прежде всего следовало накормить гостей, поставив на стол лучшее, что есть в доме. Вообще-то, брат с сестрой и сами бы уже долны были это знать, вот только посетители наведывались к родителям не часто.

Стена, отделявшая каморку от большой комнаты, была толстая, каменная, так что слова взрослых сливались в невнятное гудение, какое летом слышалось из лепившегося под стрехой осиного гнезда. Любопытство выгнало Петшу из теплой постели. Дождавшись, когда мелкие заснут, он накинул гарнаш прямо на исподнюю рубаху и пробрался по полуразвалившейся лестнице наверх. Второй этаж стоял нежилым с тех пор, как половину дома уничтожил пожар. Случилось это еще во время войны. Здесь до сих пор пахло гарью, а от прикосновения к стенам или полу ладони и колени становились черными, как у трубочиста.

Сверху Петше открывался прекрасный обзор на отцовскую плешь и пятно пота, растекшееся по его рубахе на спине. Видать, сегодня папе наконец повезло с работой. Господин Киллиан без небрежно брошенных на пол мехов оказался стройным и хрупким, как юноша, хотя его смоляную гриву тронула седина. Рикарда мальчику в щель было не видно, только протянувшуюся через пол длинную черную тень.

Отец не обрадовался гостям. Выяснилось, что он впервые видел обоих, и их чуднЫе южные имена ему ничего не говорили. Однако он пригласил чужаков к столу, и некоторое время все трое сосредоточились на пище, хотя по-настоящему ел только отец. Гости едва отведали угощение, да и то, видать, из вежливости. В животе у Петши ворохнулась голодная надежда: «Авось, южане-то к супу из очистков да хлебу из отрубей непривычные. Значит, нам с мелкими останется!» Он не мог дождаться, пока трапеза закончится, и начнет происходить что-то, что оправдало бы отмороженную задницу и превратившиеся в лед колени.

Наконец мать убрала со стола и задернула занавеску на кухню — теперь она могла покормить начавшую хныкать в люльке Ленуту. Петша подышал на одеревеневшие пальцы и снова приставил к щели ухо.

— И зачем же я поднадобился господам? — сразу перешел к делу отец. Голос его звучал холодно, без всякого подобострастия, будто он привык разговаривать с такими, как Киллиан и его безмолвный спутник. — Скажу сразу, по старой профессии я больше не работаю.

— Я думаю, это письмо все объяснит.

Петша нацелился в щель правым глазом — в носу невовремя засвербело от гари, и он зажал его пальцами. Киллиан протянул через стол свернутый трубочкой пергамент. Отец пододвинул к себе чадящую масляную лампу:

— Печать ленлорда Харриса, — удивленно пробормотал он.

Киллиан кивнул, и отец сорвал стягивающий письмо шнурок. Петша многое бы отдал, чтобы узнать, что писал этот самый ленлорд — писал его родному отцу, которого в Гусятниковом переулке почитали за голытьбу. Но мальчик не умел читать, и, если честно, даже не подозревал, что отец владеет этим чудесным искусством. Дело у папы шло медленно, но гости терпеливо ждали. Киллиан не отрывал вгляда от лица хозяина дома, поглаживая аккуратно подстриженную бородку. Он снял перчатки, и на его пальцах блестели кольца, украшенные самоцветами вроде тех, что надеялся найти в глазах леопарда Петша. Камни бросали на стол синие, зеленые и алые блики, от мельтешения которых у мальчика закружилась голова. На миг ему показалось, что на правой руке господина не хватает одного пальца. Паренек зажмурился, потер веки, а когда снова открыл глаза, пальцев было пять, как им и полагалось.

— Как поживает ленлорд? — спросил отец, дочитав письмо.

Петша снова навострил ухо.

— Здоров и крепок, — сообщил озиат, судя по звуку, отхлебывая чаю. — Скоро станет дедом.

Отец закашлялся, будто хвойное пойло пошло ему не в то горло:

— Выходит, это Айден постарался, осчастливил папашу?

— Молодой ленлорд женился, — подтвердил Киллиан.

— Молодой да ранний, тролль его дери. Сколько ему, семнадцать?

— Восемнадцать.

Петше надоело слушать о подробностях жизни какого-то старого ленлорда и его семейства, и он, чуть поерзав, приник глазом к другой щелке. Комната открылась ему под новым углом, так что стал виден молчаливый спутник Киллиана. К разочарованию мальчика, Рикард не снял плаща в тепле, даже капюшона не откинул. Его безликая фигура горой нависала над столом, и сидел он так же неподвижно, не принимая участия в разговоре.

— Поэтому Найд покинул родной дом? — спросил тем временем отец. Его рука появилась в поле зрения, легонько толкнув свернувшийся в трубочку пергамент.

— Мальчика зовут Анафаэль. И его дом в моем замке, — Киллиан внезапно перестал улыбаться, холеные пальцы сомкнулись на кружке с чаем, будто хотели ее раздавить.

— А как он сам себя зовет? — возразил отец. — Кстати, я что-то не припомню вашего герба. Говорите, Синни из Абсалонского княжества?

Озиат выпустил кружку и сунул на середину стола ощетинившийся перстнями кулак:

— Взгляни на печать. Лебедь, летящий среди звезд. Серебро на черни.

— Да хоть гадящий на луну, — отец пожал плечами. — Не поздновато ли, ленлорд, вы вспомнили о том, что у вас есть сын?

Рикард ожил, качнувшись вперед, так что огромная тень упала на стол. Язычок пламени испуганно колыхнулся в лампаде. Пешта зажмурился и отпрянул от щели, зажимая рукой невольный крик. Под веками сверкнула алая вспышка: меч озиата, рассекающий голову отца наискось, как тыкву, в которой спело розовел мозг… Он уже видел такое однажды — в хижине рудокопов, где они прятались с матерью. Только жертвой в тот раз был приютивший их старик, а клинок сжимала рука солдата красных.

— Карр!

Мальчик дернулся, в коленку впилась заноза. От боли на глаза навернулись слезы, смывая жуткое наваждение. В просвете щели внизу теплилась маячком масляная лампа, дергая за ниточки тени от мисок с остывшим супом и оставшихся от каравая крошек — на этот раз серых, а не размокших в горячей крови. Киллиан, преломивший с хозяином хлеб, стерпел дерзость и осадил своего человека.

За спиной шумно захлопали крылья, и снова раздался жуткий вопль. Петша испуганно вскинул голову, обшаривая взглядом разрушенный этаж. «Я точно убью этого ворона, — поклялся он про себя, ощупывая больное колено. — Вот привязался же, проклятый! Весь дом переполошит». К счастью, внизу все оставалось спокойно, только бормотали невнятно голоса. Мальчик поспешил приникнуть ухом к полу.

—… мой единственный наследник, — убеждал голос с южным акцентом. — Я искал его все эти годы. Куда только ни посылал людей. И вот, когда я уже отчаялся, верный Рикард привез мне хорошие вести. К сожалению, когда я прибыл в Горлицу, птенец уже вылетел из гнезда. Великодушный херр Харрис принял меня, как брата, и объяснил, где искать Анафаэля. Ленлорд даже написал это письмо. — Зашуршал по столу пергамент. — Все, что мне теперь нужно, чтобы ты сообщил мне, когда мальчик появится у тебя. Пошли весточку в таверну «Пьяный дракон», знаешь такую? Только не говори ничего парню. Не хочу, чтобы он узнал обо всем из чужих уст.

Сердце заколотилось у Петши в груди так, что он испугался, как бы его стук не услышали этажом ниже. Внезапно он понял значение происходящего. Память проснулась, и ничего не значащие имена наполнились смыслом. «Горлица! Это же деревня, где я родился!»

Мальчик мало что помнил о той далекой поре. Вот они идут с ребятами на речку, ловить маленьких костлявых карасей. Вот они лезут на чужой сеновал, и страшный усатый дядька бежит за ними с вожжами, но ловит одного Петшу, у которого долго потом горит мягкое место. Вот он заблудился в роще и к вечеру выходит к чужой деревне, где его отпаивают парным молоком. Эх, как много было тогда еды и как беспечно они ее тратили!

А Харрис… Верно, так звали господина Горлицы. Петша неожиданно для себя обнаружил, что помнит его сына. Один раз они даже играли вместе в «четыре угла». Правда, малолетку позвали только потому, что старшим ребятам не хватало четвертого игрока. Айден показался ему тогда самим богом Света или уж по меньшей мере героем Уиллоу — такой он был высокий, золотоволосый и пригожий. Ясно было, что, когда вырастет, то тоже будет владеть сияющим мечом, убьет дракона или, на худой конец, темного мага и женится на принцессе. Петша тогда быстро вылетел из игры, потому что только и мог что глазеть на юного богатыря, и каждый раз пропускал мяч.

Выходит, Айден женился-таки на принцессе. Наверное, она жуть какая красивая, и каждую ночь они делают то, чем частенько занимались до рождения Ленуты мать с отцом. И еще у него райский меч, такой же, какой был бы сейчас и у Петши, если б не проклятые гости, принесла их нелегкая… А все из-за этого Найда. Мальчик напряг память, но как ни силился, не мог припомнить, каким был приемный сын ленлорда. Все, что всплывало из небытия — смазанные обрывки событий, окружавших появление сироты в Горлице. Отец, пристреливающий на заднем дворе арбалет. Плачущая украдкой в холодной постели мать. Топающие через деревню чужие суровые мужики, пахнущие кожей и железом. Столб дыма за лесом на горизонте и накрытая рогожей подвода, из которой торчат чьи-то огромные подошвы, на которых запеклась комочками смешавшаяся с кровью пыль. Найд принес в мирную Горлицу эхо войны. Что-то он принесет теперь, когда заявится в их дом?

Снизу послышался странный звон, и Петша поспешил снова приложиться глазом к щели. От увиденного у мальчика перехватило дыхание — на столе под ним лежали высыпанные щедрой рукой блестящие монеты озиатской чеканки. «Темные меня забери, если это не золото! У мамки были когда-то сережки, хоть махонькие, но такие же желтые. Только они давно пошли в уплату за уголь для печки».

— Я знаю, что ты сделал ради моей семьи, — Киллиан наклонился вперед, переходя на доверительный тон. — Твоя семья нуждается. Возьми это в знак благодарности. Когда я получу твою весть, будет больше, много больше.

— Мне не нужны ваши деньги, — голос отца был холоден и полон угрозы, как вытащенный из ножен меч. — Те, кого я убил, умерли ради моего ленлорда, не ради вас.

— Теперь твой ленлорд велит помочь мне… — начал было южанин, но отец прервал его:

— Я не служу больше херру Харрису. Никому не служу. Я горожанин и свободный человек.

— А ты горд, — усмехнулся Киллиан. — Непозволительная роскошь в твоем положении. Ты думаешь, я не знаю? В твоем доме живут чужие люди. Ты ютишься с семьей в этой халупе, потому что никто больше не позарился на полусгоревшую рухлядь. Ты воин, но у тебя отобрали оружие. Ты умен и все еще силен, но никто не наймет тебя даже чистить выгребные ямы, потому что один раз в жизни ты совершил ошибку — выбрал не ту сторону. Ты все еще не можешь признать себя побежденным. Поэтому ты цепляешься за прошлое? Поэтому скорее будешь смортеть, как твои дети голодают, чем...

— Продамся первому встречному? — закончил за южанина отец. — Теперь понятно, как вы меня нашли. Надеюсь, у Найда с этим возникнут трудности. Но если парень все-таки покажется здесь, я хочу дать ему право выбора. Он этого достоин. Пусть решает сам, хочет он оставаться собой или стать чьим-то наследником.

Внизу стало тихо. Дрожа то ли от холода, то ли от нервного напряжения Петша переполз к другой дырке, сменив угол зрения. На глаза ему попалась мать. Бледная, как привидение, она выглядывала из-за кухонной занавески и подавала какие-то знаки, явно предназначенные для отца. Тот, между тем, скрестил взгляды с южанином и выглядел так непреклонно, будто на коленях у него лежал заряженный арбалет.

— Я не нравлюсь тебе, — наконец произнес Киллиан, механически поглаживая перстень с печаткой. — Пусть так. Но ты не в праве лишать мальчика будущего. Один раз его уже отобрали у моего сына.

— Кстати, мне всегда хотелось знать, как это случилось, — отец отхлебнул из кружки остывший чай. — И вообще, вы уверены, что Найд — именно ваш? Герба с лебедем на нем не было. Если честно, когда мы с Харрисом его нашли, на нем вообще ничего не было, кроме ошейника.

По лицу Киллиана Петша понял, что ему все меньше и меньше нравится этот разговор.

— Ленлорд Харрис сразу отметил наше сходство, — южанин перекинул длинные волосы через плечо. — Кроме того, совпадает возраст мальчика и то время, когда он появился в Чарском борге. Именно той весной пропал мой сын.

— И зачем же Чаре понадобился семилетний пацан? — отец подлил себе чаю и незаметно для гостей махнул под столом матери: не беспокойся, мол. Но та продолжала, хмурясь, стоять за занавеской.

— Ярл был тот еще бандит, — пожал плечами южанин. — Скорее всего, он хотел потребовать с меня выкуп, да не успел — добрые люди положили конец его беззакониям. Зачем теперь ворошить прошлое? Итак, спрошу еще раз — ты дашь мне знать, когда Анафаэль появится здесь? А он появится, уверен. Мальчик никого больше не знает в Гор-над-Чета.

— Если Найд сам этого захочет, — спокойно ответил отец. — Харрис отпустил его в далекое путешествие, значит, парень уже не мальчик. Он стал мужчиной, вот пусть и решает сам.

Петша затаил дыхание, кусая пересохшие губы. Он ожидал вспышки ярости, угроз или новых уговоров, но Киллиан только усмехнулся краем рта:

— Я уверен, мой сын сделает правильный выбор. Запомни, «Пьяный дракон».

Южанин встал из-за стола, за ним поднялся и молчаливый телохранитель.

— Вы кое-что забыли, — отец кивнул на раскатившиеся перед ним монеты.

Гость помедлил, задержав на хозяине тяжелый взгляд, но наконец смахнул золото в расшитый кошель и стал с помощью Рикарда облачаться в плащ.

Петша размял потерявшие чувствительность ноги и на цыпочках пробрался к лестнице. По-умному следовало бы как можно скорее вернуться в постель, но что-то подсказывало ему, что странная история еще не закончилась, что-то щекотало неудовлетворенное до конца любопытство. Вместо того, чтобы шмыгнуть в каморку, Петша затаился за сундуком в темной прихожей. Открылась дверь, бросив на пол дорожку желтого света. Ее пересекли две тени, заскрипели под тяжелыми шагами старые половицы. Дверь закрылась. Гости прошли так близко от мальчика, что пола Рикардова плаща мазнула его по щеке.

— Троллья отрыжка! — послышалось сдавленное проклятие и звук удара металла о дерево. — Для кого они тут дверей понаделали? Для гномов?!

Брякнули пустые ведра на крыльце, когда ступеньки просели под весом гиганта. Петша тенью скользнул следом, высунул голову на улицу, но ночь будто языком чужаков слизнула. Мальчик хотел уже притворить дверь, когда стальная рука дернула его за плечо, вторая прочно зажала рот:

— Тихо, — прошептал на ухо озиат. — Я просто хочу кое-что тебе вернуть.

В руки мальчика сунулось холодное железо. Пальцы нащупали знакомое навершие в форме оскаленной кошачьей головы.

— На этот раз спрячь его хорошенько.

Петша почувствовал себя свободным и только тогда понял, какой ледяной была ладонь на его губах. Он крутанулся на месте, чтобы заглянуть в лицо под черным капюшоном. Поздно. Позади была только беззвездная тьма.

Мальчик решил схоронить меч наверху. Там он будет под рукой, да и чужие не сунутся. А от своих, в смысле мелких, сокровище защитят обереги в виде развешанных на обгоревших балках трупиков крыс и жаб во главе с собачьим черепом. Петша шмыгнул на чердак и ощупью начал искать подходящее место, когда его отвлекли доносящиеся снизу взволнованные голоса. Паренек поспешил приникнуть ухом к облюбованной щели в полу.

— Ты с ума сошел?! Ты что, не видел, сколько он тебе давал? — мать старалась приглушить голос, но в нем все равно слышались истерические нотки.

— Какая разница, — половицы поскрипывали под ногами отца, будто он шагал по комнате из угла в угол. — Харрис никогда не послал бы мальчика ко мне, если бы ему не угрожала опасность. И от этой опасности я обязан его защитить.

— Обязан?! — мать задохнулась, словно ей не хватало воздуху. — Ты сам только что сказал, что никому ничем не обязан, что не служишь больше ленлорду!

— Это долг другого рода, — глухо ответил отец. — Тебе такого не понять.

— Нет, конечно, куда мне, глупой бабе. Муж собрался защищать чужого мальчишку от родного отца, пока собственные дети с голоду пухнут. Нет, мне этого никогда не понять! — теперь мама почти кричала, и Петша серьезно испугался, что мелкие вот-вот проснутся. Он сунул меч под кучу обгорелой рухляди и стал потихоньку пробираться к лестнице. Ответа отца он не расслышал, но яростный женский голос пробился сквозь толстые доски:

— Я сама пойду в эту таверну! Я раздобуду денег, раз уж мужчина в доме этого не может...

Внизу грохнуло, что-то покатилось по полу. Мать испуганно взвизгнула. Петша мячиком скатился по ступенькам, скользнул в дверь каморки, скниул гарнаш и рыбкой нырнул под одеяло.

— Чего лягаешься? — невнятно пробормотал во сне Митча, повернулся на другой бок и захрапел.

Под одеялом было тепло и уютно, но сердце так и бухало у Петши в груди, а в голове все падало и разбивалось. Все-таки верно говорят, что ворон приносит дурные вести. Может, если убить его, то все снова будет по-прежнему? А из мяса мать сварит суп, которого хватит на всех. Мальчик пообещал себе завтра же подобрать пару хороших камней для рогатки.