Глава 12. Бестиарий

— Где они только нашли эту кошелку?! Да она старше моей тещи!

— И небось страшнее! Клянусь щелью Ишь-Чель, у нее на груди заросли гуще, чем у меня.

Саксо скривился и сплюнул, не заботясь о том, чей башмак украсит в давке:

— Вот выродки, вечно они недовольны! Думают, легко раздобыть шлюху, готовую добровольно лечь под осла? Мне пришлось десять циркониев отвалить, чтобы престарелая мымра согласилась.

Женщина, о которой шла речь, как раз пожалела о своем решении. Ее почти звериные вопли перекрыли шум возбужденной толпы, едва сдерживаемой решеткой клетки, в которой происходило соитие. Кай порадовался, что спины зрителей надежно скрывают от него зрелище, за которое собравшиеся заплатили полциркония каждый.

— Вообще-то, мы здесь по делу, — напомнил Фламма бестиарию. По лицу наставника ползала обычная умиротворенная улыбка, но напряжение в уголках рта сказало ученику, что и по мнению фаворита с этим номером Саксо хватил лишку.

— Да не убежит ваше дело никуда, — махнул хозяин зверинца исполосованной шрамами рукой. — Вон там, в клетке сидит. А мне еще о животном позаботиться надо.

Осел испустил триумфальное «И-я!», публика засвистала и затопала ногами.

«Интересно, — подумал Кай. — А кто позаботится о женщине?» Он посмотрел в ту сторону, куда указал Саксо, но в полутьме подтрибунного коридора только метались удлиненные факелами тени гуляющих, корчась под музыку цимбал, бубнов и трещеток. Казалось, в галереях Минеры собрался, ища тепла и развлечений, весь Церрукан. Кого тут только не было: простолюдины и рабы, музыканты и жонглеры, танцовщицы, заклинатели змей, шлюхи обоих полов, подозрительные личности со спрятанным под лохмотьями оружием, застрявшие в Церрукане на зиму иностранцы… Аджакти подметил даже несколько переодетых вельмож и знатных женщин в масках. Под гулкими сводами покупалось и продавалось все, от подогретого вина до невинности, от кровавой колбасы до жизней молодых мужчин, гибнущих в нелегальных боях. Зимой амфитеатр, пустой и холодный в отсуствие публики, жил лихорадочной жизнью своих подземелий. Здесь процветала изнанка игр — пугающая, отвратительная, но в то же время притягательная, как человек с ободранной кожей.

— Нам туда, — Саксо возник из толчеи, воняя ослом и кровью, и уверенно устремился по коридору, не беспокоясь о том, поспевают ли за ним посетители.

Ему уступали дорогу, многие приветствовали бестиария по имени. Выросший в этих коридорах гладиатор прошел путь от мальчишки-раба при школе Дакини до фаворита, лучшего в обращении с дикими зверьми. Теперь здесь было его царство, его маленький амират.

Фламму и Аджакти узнавали тоже, но заговаривать с ними решались немногие. Они были звездами другого класса, теми, кого чернь видела только в лучшие дни и то — с галерки. После закрытия летнего сезона гладиаторы выступали по частным приглашениям во дворцах шаков. Даже когда откроется новая зимняя арена, только немногие из веселившихся вокруг смогут позволить себе дешевый билет.

На Саксо так и сыпались вопросы, сопровождаемые любопытными взглядами и жестами в сторону необычных посетителей.

— Деревянный меч сразиться с ягуаром… Нет, тренировочный бой… Все, отобранные для Лабиринта Судьбы, получили право… Да, ставки принимаются… — доносились до Кая обрывочные ответы.

Вскоре за ними увязался быстро растущий хвост желающих посмотреть на поединок знаменитого димахера и дикого зверя: ведь обычно против животных выходили только специально обученные бестиарии. «Я бы никогда не оказался здесь, если бы нам не нужен был Саксо, — думал Кай, проталкиваясь через растущую толпу. — Тренировка — всего лишь предлог. Важно заручиться поддержкой хозяна зверинца: его бойцы и животные нам очень пригодятся. Пока ягуар будет пытаться полакомиться моими филейными частями, Фламма постарается уломать бестиария. Боюсь, это будет нелегко. Саксо кажется вполне довольным сегодняшним положением дел».

Признаться, Кая беспокоил еще один момент: а менно, целостность его собственного тела по окончании переговоров. Прежде он встречался с ягуаром всего однажды. Зверь был ручной, но если бы хозяйка не отозвала его, неизвестно еще, как бы обернулся ребяческий поход за финиками в чужой сад. «Подопечные Саксо — это тебе не Ферруш. Они натасканы, вскормлены человеческим мясом, обучены убивать. Насколько быстры рефлексы такого животного? Насколько силен удар лап и остры когти? Скоро мне предстоит это узнать».

Совсем рядом ударил бубен, заставив гладиатора вздрогнуть.

«Па-адхадите! На схватку глядите!

Два ягуара, двуногий один,

Ставь золотой — кто из них победит?»

Полуобнаженная танцовщица, крутя бедрами, чтобы медные украшения звенели в такт ударам бубна, зазывала публику, которая так и валила из выходящих в главный коридор ответвлений. «Один талант у Саксо определенно есть, — думал Кай, пытаясь отпихнуть с пути Фламмы особенно назойливых поклонников. — Мужик знает, как вытрясать из сограждан цирконии. Надо же, двуногий ягуар! Как меня только ни величали, но уж приравнять раба к главному божеству Церрукана… Интересно, есть что-то, что бестиарий не смог бы продать?»

Когда они наконец добрались до нужного ряда клеток, Кай вздохнул с облегчением. Уж лучше разъяренный хищник, чем напирающая отовсюду разгоряченная толпа и руки, тянущиеся, чтобы пощупать белоснежные волосы нового воплощения старого бога — на счастье.

Импровизированная арена за решеткой однако оказалась уже занята. Молодой парень в схенти, едва прикрывавшем бедра, замер посреди покрытой песком площадки, пытаясь отгородиться руками от надвигающейся на него смерти. Смерть была золотисто-желтой и пятнистой, но в целом сильно напоминала Ферруша, ручного ягуара Сен.

— Это он? — кивнул потихоньку на зверя Кай.

Фламма покачал круглой безволосой головой:

— Присмотрись внимательно. Видишь, животное само боится — криков и шума, незнакомых запахов, человека в клетке. Наверняка, бестарии получили этого самца недавно и еще обучают его.

Действительно, зверь ходил взад-вперед перед безоружной жертвой, нервно обметая пятнистые бока подрагивающим хвостом. Раб, на лбу которого краснело свежее клеймо беглого, словно загипнотизированный следил за движениями большой кошки: только над разбитой верхней губой выступила испарина, да колени мелко дрожали. «Скорее всего, бедолаге решили пустить кровь, чтобы разогреть публику для главного номера, — думал Аджакти, наблюдая за тем, как зрители вокруг делали ставки на то, как долго продержиться раб. — Все равно невольник, пойманный при попытке побега, — смертник. Только вот, похоже, ягуар еще не проголодался».

— Он не убийца, — заросшая черной щетиной щека Саксо неожиданно оказалась совсем близко, бестиарий понизил голос, хотя шум разношерстной толпы и так заглушал слова. — Пока еще нет. В Жизнекраде еще слишком много зверя. Но он учится, и быстро.

Раздались свист и улюлюканье: разочарованная отсутствием действия публика начинала терять терпение. Пятнистая кошка зашипела и, прижимая уши, отступила в угол. Замерла в напряженной позе, припав к земле. Вгляд ее золотистых глаз не отрывался от безоружного человека.

— Ты знаешь, как охотится ягуар? — Саксо дохнул смесью гнилого мяса и пивной отрыжки.

Кай покачал головой. Раб в клетке немного воспрял духом. Похоже, хищник не собирался нападать, и перед несчастным забрезжила надежда. Парень не видел, что за его спиной уже расталкивает толпу служитель с длинным железным прутом, кончик которого тревожно рдел в полумраке подземелья.

— Обычно зверь затаивается, сливаясь пестрой шкурой с листвой дерева или травой, и ждет, пока жертва подойдет поближе, — охотно объяснял бестиарий, не отводя прищуренных глаз от происходящего по ту сторону решетки. — Он сидит совершенно неподвижно и тихо, и также беззвучно атакует — всегда со спины. Прыгает на шею и перекусывает позвоночник, а то и разгрызает череп — челюсти ягуара могут вскрыть даже черепаший панцырь. Жертва погибает мгновенно. Чистая смерть, без мучений.

— Подпали-ка эту трусливую шкуру! Давай, шевелись, ублюдок! Что, добегался, мразь?! — разошедшееся отребье трясло прутья клетки, стуча по ним всем, что под руку попало. Вопли перекрыл крик бедолаги — раскаленный прут дотянулся до исполосованных бичом ягодиц. Раб невольно рванулся вперед и упал на колени, зажимая рану. Запахло паленой плотью. Послышался издевательский смех. Пестрый зверь подобрался в своем углу, готовясь к прыжку.

«Только не поворачивайся к нему спиной, — Кай поймал себя на том, что беззвучно умоляет незнакомца в клетке. — Только не поворачивайся к нему спиной». Он перевел вгляд на стоящего рядом наставника, но Фламма спрятался за обычной маской безмятежности, сияя вечной улыбкой — не понять, забавляет ли его происходящее, или коробит до тошноты.

Между лопаток раба побежали струйки пота, он затравленно озирался — откуда на этот раз появится железо, несущее горящую боль? Другой служитель с раскаленным прутом шагнул к углу клетки, где распласталась по полу огромная кошка — зрители благоразумно держались оттуда подальше. Но Саксо одним движением головы остановил его:

— Еще рано, — бормотал бестиарий себе под нос, позабыв про Аджакти. — Пусть Жизнекрад нападет сам. Не от отчаяния, а потому что поймет: перед ним — такая же жертва, как домаший скот.

Кай почувствовал боль в пальцах. Он и сам не заметил, что уже какое-то время сильно сжимает Тигле — хрустальный шарик, который обычно таскал в кармане. Фламма подарил его ученику, чтобы тренировать дхъяну и сны ясности. За прошедшие месяцы Аджакти настолько продвинулся в отношении этой техники, что ему было достаточно лишь легко коснуться Тигле, чтобы переключиться на нужное воприятие. Но сейчас, как Кай ни тискал гладкие грани, знакомое состояние покоя и рассеянного внимания не наступало.

«К Туоту ясность! — мысленно выругался Аджакти, наблюдая за тем, как парнишка-раб отползает к прутьям клетки от воняющего его собственным мясом железа. — Может, учитель и просветлен настолько, что явь для него только сон, а с меня хватит! Я хочу проснуться сейчас, а не дожидаться дня восстания, потихоньку сглатывая дерьмо, которым меня пока кормят. Сколько их уже было, этих жертв на алтарь будущей свободы! А кто-нибудь задумывался: когда цена станет слишком высока?»

Толпа, ощетинившись конечностями, как гигантская тысяченожка, оттолкнула страдальца от стенки клетки — на коже его прибавилось несколько кровоточащих царапин и ссадин. Парень с трудом увернулся от нацеленного в него раскаленного прута и оказался в опасной близости от ягуара. Зверь нервно закашлял, раздувая ноздри, взволнованный запахом свежих ран; задние лапы напряглись, готовые подбросить мускулистое тело в воздух. Раб замер, пригнувшись, скрестив взгляд с вертикальными зрачками кошки. Любители зрелищ с усиленной энергией заколотили по прутьям, побуждая хищника к атаке.

Кай выпустил Тигле и сжал руку Саксо повыше локтя:

— Останови это, — прокричал он в ухо, за которым начинался уродливый жгут старого шрама, уходящий под ворот туники. — Сетха хочет купить этого раба.

— Что?! — повелитель зверей удивленно обернулся. Предложение было настолько нелепо, что заставило его оторваться от созерцания своих подопечных.

— Сетха хочет купить этого раба, — твердо повторил Кай.

На этот раз Фламма тоже расслышал сказанное. Оказалось, обычно сонные, узкие глазки учителя могут становиться круглее совиных — по крайней мере, когда какой-то мальчишка-гладиатор внезапно начинает распоряжаться с трудом нажитыми наставником деньгами. Прежде, чем Фламма успел что-либо возразить, Кай быстро добавил:

— За сколько он тебе достался, Саксо? Наверняка хозяин поспешил избавиться от беглеца за гроши. Сетха даст тебе пятьдесят циркониев за раба с порченной шкурой. Живого.

Аджакти повезло: от такой наглости учитель, похоже, решился дара речи. «Прости, — мысленно обратился к нему Кай. — Был бы я свободным, не пришлось бы впутывать тебя во все это. Но раб не может купить раба, даже если у него хватит монет». Служитель позади ягуара проявлял нетерпение, однако Саксо медлил со знаком.

— Я заработаю сотню на одних ставках, — скривил губы бестиарий, наблюдая за тем, как предмет купли-продажи пятится от ягуара, обливаясь потом и зажимая свежий ожог на боку. У бедняги хватило ума и силы воли на сей раз не дергаться. — А может, и больше. Этот кусок мяса оказался жестче, чем я рассчитывал.

— Ты получишь свою сотню. А теперь вытащи парня оттуда, — проорал Кай в ухо над шрамом, пытаясь заслонить бестиария от испепеляющего взора Фламмы.

Саксо цыкнул выбитым в давней схватке зубом, густой плевок шлепнулся на усеянный отпечатками лап грязный песок.

— Не так быстро, шустрила. Твой сетха сможет забрать мальчишку, если тот переживет этот бой. Не раньше. Видишь этих людей?

Бестиарий махнул рукой, насколько позволяла теснота. Искаженные страстью лица черни, неотличимые от жутких масок господ, горящие жаждой крови глаза, разинутые глотки, колышущиеся в общем порыве тела — толпа казалась единым существом, голодным, безжалостным и беспощадным. Край ощущал биение ее пульса, будто он сам был ладонью, положенной на огромное чужое сердце. И больше всего ему хотелось сжать кулак, чтобы заставить его остановиться.

— Они пришли сюда за зрелищем, — продолжил Саксо, — и они...

—… его получат! — оборвал Аджакти.

Мимо проплыло вытянутое удивлением лицо Фламмы, замельтешели чьи-то плечи и спины, вскинутые над головой руки, прутья клетки и пестрая шкура за ними: пятна слились в полосы, зверь наконец решился на прыжок. Поразительно, но в последний момент молодой раб успел бросить тело в сторону. Он перекатился по полу и сгруппировался у другой стенки, не спуская расширенных ужасом глаз с хищника.

Публика бесновалась, сотрясая клетку. Неопытный зверь в замешательстве припал к земле. Грудь жертвы ходила ходуном, мышцы подрагивали от пережитого напряжения. Никто не обращал внимания на Аджакти. Никто, кроме Саксо и Фламмы, но они были отделены от него бушующим человеческим морем.

Неуловимым движением Кай выхватил у ближайшего служителя нож, висевший у пояса. Другой рукой откинул щеколду клетки и скользнул внутрь.

Первым среагировал ягуар. Кошка зашипела и попятилась от неожиданной опасности. Волна оглушительного шума распалась на отдельные вопли — кто-то неуверенно выкликнул «Деревянный меч!», кто-то грязно выругался, вдавленный в решетку. Толпа напирала, пытаясь лучше разглядеть происходящее в клетке.

Не сводя глаз с ягуара, Кай в два шага оказался рядом с измученным рабом. Тот отпрянул с испуганным всхлипом. «Небось решил, что смерть его пришла, — мелькнуло у Аджакти, знавшего, какое впчателние он производит на непосвященных, — а то и сам Бог-Ягуар в дцатом воплощении, чтобы забрать смертного в преисподнюю».

— Держись за мной, — велел Аджакти, вставая так, чтобы оказаться между Жизнекрадом и предназначенной ему жертвой. Он сорвал с плеч тяжелый зимний плащ и обмотал им свободную от ножа руку. — Не лезь на рожон, а главное, не поворачивайся...

Кай почувствовал шевеление за спиной. Скользкая от пота рука обхватила горло, выдавливая воздух, заставляя кровь тяжело биться в ушах. Вой зрителей доносился до гладиатора, как через толщу воды. И без того тусклые факела начали меркнуть. Он мог бы легко перебросить спятившего от ужаса раба через плечо, но там, впереди, поджидал Живоглот, с клыков которого уже капала розоватая слюна. Круглое лицо Фламмы закачалось перед Каем немым укором: «Вот, остолоп, до чего ты себя довел. А еще собирался стать лучшим...»

Аджакти качнулся назад, вбивая нападавшего в прутья клетки и одновременно всаживая локоть ему в бок. Удар удачно пришелся по свежему ожогу. Раб охнул, хватка на горле разжалась.

— Еще раз меня тронешь — я тебя сам убью, — сообщил Кай осевшему наземь пареньку и выпрямился, чтобы оценить ситуацию. А она была хреновая.

Под громогласные вопли Саксо о том, что Деревянному мечу предстоит выступить против Плана Божьего, служители резво катили к клетке еще одну — поменьше. В ней нервно метался родственник Жизнекрада — на вид явно старше и крупнее своего неопытного сородича. До Кая не сразу дошло, что этот зверь и есть План. Если уж не божий, то, по крайней мере, самого Саксо — план по быстрейшему отправлению неугодных рабов в царство Туота.

«Отважному Аджакти не терпится ринуться в бой! — гремел Саксо, поднятый над морем голов крепкими рабскими руками. — Каково это — сражаться плечом к плечу с отчаявшимся преступником, готовым разорвать все живое на своем пути?! Сейчас мы это узнаем, братья и сестры! Сейчас все мы станем свидетелями исторического поединка: битвы полубога и жалкого выродка чрева шлюхи-рабыни с двумя великолепными хищниками, рожденными по ту сторону гор! Битвы не на жизнь, а на смерть!»

«Вот тебе и тренировочный бой, — Кай сменил позицию так, чтобы оба зверя оставались в поле зрения. — Одно радует: я теперь не полутролль, а полубог. Какая карьера!»

Служитель потянул в сторону дверцу клетки, открывая Плану Божьему путь на «арену». По глазам зверя Аджакти сразу понял: этот не будет колебаться и выжидать. Он прекрасно знает, зачем здесь, и чего от него ждут. Знает, что ему будет наградой: человечина, вкус которой его заставили полюбить.

Мир взорвался запахами и звуками. Пот, моча, испражнения, звериные и человеческие, дым, тяжелые флюиды самки из дальней клетки, и все подавляющий, заставляющий рот сочиться слюной тепло-соленый аромат крови. Рвущие слух высокие тона, утробный ритм натянутых воловьих кож, звон металла — знакомая какофония, которую он так ненавидит, которая рвет его мир на куски и наполняет бешеной яростью. Убить, поесть и уйти в дальний темный угол, где его забудут на время и оставят одного — вот и все, чего он хочет. Эти двое маленьких двуногих — легкая добыча, хотя один прячет в руке железный зуб. Такой может разрезать шкуру, уж он-то знает. Он знает...

Старший брат здесь, и теперь не страшно. Старший брат убьет быстро и оставит ему поесть. Мясо двуногих странное на вкус, сладкое. Но другого не будет. Если он не станет есть, то уснет навсегда, как Реинга. Его вытащат их клетки и вывернут наизнанку, а потом дадут его мясо собакам. И тогда он уже никогда не вернется в долину за горами. Он это знает. Он знает...

Они приближаюся, мягко и бесшумно. В их мерцающих радужках желтое и зеленое. В тепле их тел — красное. Внутри их разума — сапфировая чистота. Единая сфера, связывающая все живое. Единая энергия, разбивающая формы. Я. Ты. Он. Не существем. Отдельно. Ты во мне. И я в тебе.

Он такой же. Он — один из нас. Он — говорящий на языке. Он — идущий тропами предков. Он — рисующий узор. Шелест ветра в кронах, когда ты забыл, как звучит ветер. Плеск речной волны в пустыне. Мы повинуемся. Мы следуем за тобой.

«Все так, — думал Кай, когда обнаружил, что снова может думать, как человек. — Зверь, двуногий — мы одинаковы. Пойманы, выдрессированы, натравлены друг на друга».

Нож выпал из разжатой руки на песок. Аджакти наклонился и положил ладонь на голову ягуара, вылизывающего грязь Церрукана с его сапога. Голова второго зверя игриво ткнулась в колено, заставив покачнуться. Жизнекрад мурлыкал, как беззаботный котенок. Ворчание, перекатывающееся в его глотке, эхом разносилось в гробовой тишине, впервые за зимние месяцы воцарившейся в подземных коридорах Минеры.

— Нам надо поговорить, — с натянутой улыбкой Фламма уцепил ученика под локоть и повлек прочь от Саксо, заталкивавшего в кошель гладиаторские цирконии, ворча что-то насчет возмещения за порчу зверей. К счастью, в набитом битком коридоре перед ними волшебным образом образовался проход: Аджакти стремительно вознесся от сомнительного статуса полубога-полутролля к славе нового воплощения Божественного Ягуара. Меньшее не устроило бы бестиария: не признавать же, на самом деле, что какой-то зеленый юнец своими фокусами заставил хищников-людоедов ползать на брюхе, как домашних котят?!

— Что ты с ним сделал, жлоб?! — визгливый голос сзади заставил Кая обернуться. Физиономию тщедушного типа в аляповатых дорогих одеждах скрывала маска орла, но гладиатор был уверен, что где-то уже слышал этот фальцет. — Я продал тебе раба при условии, что он сдохнет в клетке! — наседал Визгливый на Саксо, потрясая под носом невозмутимого бестиария желтым скрюченным пальцем. — Верни мою собственность и деньги впридачу!

Упомянутая «собственность», вжав голову в плечи, спешно устремилась за новым хозяином, который, похоже, забыл, что ему вручили конец веревки, связывающей запястья паренька.

— Он тебе больше не принадлежит, — донесся до Кая рык бестиария прежде, чем впечатленная недавним «чудом» толпа сомкнулась за их спинами. — Ты сам передал мне табличку с его именем, а теперь она у другого. Иди торгуйся с ним, раз этот недоносок тебе так дорог!

«Да это же тот самый тип, что громче всех визжал: «Добегался, мразь!» — сообразил Кай, едва поспевая за Фламмой — тот летел вперед с риском потерять ветхие сандалии в становившихся все более темными и пустынными коридорах. Раб, пользовавшийся таким бешеным спросом, молча трусил следом, стараясь не натыкаться на любопытных и статуи покровительствовавших гладиаторам богов.

Сначала Кай решил, что они пробираются к выходу, но Фламма неожиданно свернул к лестнице, ведущей на верхние ярусы. Закрывающая проход решетка грохнула об стену под его уверенным толчком, и в лица карабавшимся по ступенькам ударил свежий холодный воздух. Кай с наслаждением вдохнул полной грудью. Его — точнее, учителя, — новое приобретение пыхтело и спотыкалось сзади, когда веревка неожиданно дергала вперед. Бег с препятствиями закончился, когда троица вынырнула, наконец, на свет, ослепивший привыкшие к полумраку глаза. Перед Аджакти раскинулся огромный амфитеатр — знакомый, и одновременно новый, никогда не виденный гладиатором с высоты трибун, чистый и торжественный, мраморный под припорошившим древние камни снегом.

Сзади раздался пораженный вздох — похоже, Покупка никогда прежде не видел Минеры. Да и как простой раб мог бы тут побывать? Разве что ему дозволили сопровождать господина, вот только похоже у Визгливого парень был не слишком в чести.

Каю наконец предоставилась возможность рассмотреть спасенного поближе — благо учитель, похоже, сам погрузился в дхъяну, успокаивая нервы.

Борода еще не начала расти на впалых щеках беглого, но угрюмые глаза, казалось, принадлежали человеку, гораздо старше тех восемьнадцати, что на вскидку дал бы рабу Кай. Черты смуглого лица расплылись от синяков, которыми наградили несчастного при поимке. Они покрывали и подтянутое, мускулистое тело, которое потряхивала спазмами дрожь — то ли реакция на пережитое в подземелье, то ли на холод.

Взгляд Кая скользнул на глиняную табличку, болтавшуюся на длинной юношеской шее: «Карталь, — гласила она. — Семьнадцать лет. Церруканец. Здоров. Норовист, требует жесткого обращения. Склонен к побегу». Он медленно втянул ледяной воздух через нос, сглатывая беззвучные проклятия. Раб смотрел прямо в глаза гладиатору, только длинные ресницы мелко трепетали — такой не отвернется, не попросит пощады, не будет пресмыкаться перед господином.

Повинуясь порыву, Аджакти шагнул к Карталю, напоминавшему обилием пупырышек скелет морского ежа, и сунул ему свой плащ. Тот сначала отпрянул, будто ожидал удара, но потом неловко подставил плечи под нагретую чужим теплом шерсть.

Тягучий голос Фламмы разбил хрустальную тишину зимней Минеры:

— Скажи, мой первый за долгие годы и последний ученик, ошибка и позор моих седин, чему я стал свидетелем?

Кай едва сдержал смешок — череп наставника был идеально круглым и гладким, как шар, так что никаких седин на нем не просматривалось, да и на пухлой физиономии имелись складки, но никак не морщины. Вот только взгляд узких глаз, затерявшихся на лице-луне, не предвещал ничего хорошего.

— Я… Э-э… — Аджакти замялся, подошел поближе к учителю и понизил голос, косясь на Карталя. — Простите, сетха. Понимаете, я просто не мог больше смотреть на это… зверство. Одно дело на арене, когда ты сидишь запертый, вместе с остальными и ничего не можешь сделать, а тут… — он тряхнул головой, не в силах найти нужные слова, и наконец сбивчиво закончил. — Деньги за мои победы лежат у Скавра. Возьмите, сколько нужно. Если не хватит, то я...

— Я не об этом, — махнул короткопалой ладошкой фаворит.

Кай замолчал, сбитый с толку. Глаза-маслины под тяжелыми веками внимательно изучали его лицо, когда Фламма спросил:

— Ты раньше проникал в животных?

Мысли лихорадочно закрутились, как карусель на ярмарке. «Проникал? Разве это не то, что делают маги с людьми? Чтобы читать их мысли или контролировать? Но это было совсем иначе! Совсем не так, как...» — с усилием Кай оттолкнул непрошенные воспоминания и захлопнул тяжелую крышку того сундука, в котором их похоронил. Но наставник не унимался:

— Вспомни! Возможно, что-то подобное случалось раньше? Ты смотрел на мир глазами лошади, чувствовал боль собаки, которую пнули, управлял полетом бабочки?

— Я… — Кай в замешательстве потер лоб, — когда я был маленьким, мне порой казалось, что я могу летать, как чайка. Но это просто детские фантазии! То, что вышло с ягуарами — ведь это благодаря вам, сетха! Вы сами меня этому научили: дхъяна, присутствие, сны наяву… Мне снилось, что я был ягуаром, а им снилось, что они были людьми, и… Разве не так?

Кай не понимал, почему Фламма качает головой, почему в глазах под тяжелыми веками плещется недоверие.

— Я никогда не учил тебя проникновению. Как я могу научить тому, чего сам не умею? — наставник вздохнул, его тяжелые ладони легли на плечи, одновременно поддерживая и пригибая к земле. — Подумай, вспомни. Контакт с животными — одно из частых проявлений силы, которую люди называют… — Фламма помедлил, прежде чем осторожно вытолкнуть еле слышное слово, — магией. Возможно ли, что ты...

— Нет! — Кай вывернулся из-под теплых рук, отошел на край площадки, от которой ступени вели к нижним ярусам трибун. Снег на них был нетронут, если не считать цепочек птичьих следов. — Нет, невозможно.

— Ты так уверен? — шаги Фламмы зашуршали сзади, и Кай невольно подумал, не мерзнут ли у фаворита ноги в его вечных, не по сезону, сандалиях.

— Вы не понимаете, сетха, — Аджакти мучительно втянул ледяной воздух, желая погасить горящую боль в горле. — Меня испытали. Давно.

Крутящиеся в воздухе сами собой сферы. Блестящие шарики, летающие по кругу. Боль. Боль. Стыд и тепло, струящееся по ногам. Металлический вкус во рту. Ледяная жесткость пола под щекой. Магии в тебе...

— Магии во мне нет. Это наверное Тигле, сетха, — Кай попытался улыбнуться, но гримаса вышла кривой. — Я сделал все, как вы учили, и...

— Может, тот, кто испытывал тебя, был недостаточно искусен?

Аджакти не сдержал горького смешка. Искусство Мастера Ара навечно отпечаталось в коже на спине — стоило провести пальцами, и жженые линии шрамов напоминали рабу, кто на самом деле его господин. И это Мастер сотворил даже мизинцем к нему не притронувшись.

— Не сомневайтесь, сетха, тот маг сделал все на совесть.

Фламма покосился на ученика и вздохнул:

— Вижу, этот разговор причиняет тебе боль. Не будем ворошить прошлое. Сейчас главное — думать о будущем.

Наставник перевел задумчивый взгляд на двух ворон, дерущихся за что-то съестное на ступеньках пролетом ниже. Хриплое карканье гулко разносилось в тишине покинутого людьми амфитеатра.

— Что сказал Саксо? — осторожно поинтересовался Кай. — Он согласился нам помочь?

— Признаюсь, ты не оставил нам особенно много возможностей для разговора, — поджал губы наставник.

Аджакти сделал вид, что тоже увлеченно наблюдает за вороньей возней.

— Может, если мы встретимся при других обстоятельствах… — робко начал он.

Фламма повернулся к нему всем рыхлым квадратным телом, сложив руки на животе:

— У Саксо теперь будет изжога при одном упоминании твоего имени. Да и моего, если уж на то пошло.

Кай хотел бы что-то на это возразить, но крыть было нечем. «Многообещающий визит в подземелья Минеры обернулся провалом и сделал наставника беднее на сто циркониев. Лучше бы меня сожрал План Божий!»

— Но все не так плохо, — в глазах-маслинах неожиданно заиграли смешинки. — Бог Ягуар снова воплотился в этом бренном мире, слыхал? И похоже, он на нашей стороне.

— Я бы чувствовал себя спокойнее, если бы на нашей стороне были полсотни бестиариев, вооруженных дротиками и мечами, — пробурчал Кай, ковыряя носком сапога влажный снег.

— Еще не все потеряно, — просиял широкой улыбкой Фламма. — Саксо величает себя повелителем зверей, но его власть над людьми не так велика, как он рассчитывает. Его уважают за талант дрессировщика, его боятся, да. Но за кем пойдут рабы в решающий момент? За тем, кто истязает их за малейшую оплошность, или за тем, кто творит чудеса и способен на главное чудо — подарить им свободу?

Кай стер подошвой нарисованный по белизне узор:

— Я не хочу, чтобы за мной кто-то шел. Наш лидер — Горец, и он достоин этой чести. А что до свободы… Никто не поднесет ее рабам на блюдечке. За свободу им придется заплатить своей кровью.

Ладонь наставника легла на его плечо, разворачивая к себе. Узкие глаза, казалось, видели ученика прямо насквозь, так что внутри что-то трепетало и содрогалось, ища убежища от всепроникающего света.

— Что сделано — то сделано. Ягуар или человек, тебе придется взять отвественность за свои поступки. Помнишь, мы говорили о том, что такое свобода? В конце концов, только тебе решать, кем тебе быть.

Аджакти тряхнул головой и поспешил сменить щекотливую тему:

— Кстати об ответственности, сетха. Что вы собираетесь делать с ним?

Он кивнул в сторону спасенного раба. Тот безмолвно переминался у выхода с лестницы, не спуская глаз с людей, в мгновение ока изменивших его судьбу.

Фламма развернулся и уставился на покупку, вскинув бритые брови в поддельном удивлении:

— Как? Он все еще здесь?! Я-то надеялся, что молодчик давно дал деру!

Длинные ресницы Карталя в замешательстве затрепетали. Глаза, казавшиеся черными на бледном лице, настороженно заметались между фаворитом и гладиатором.

— Наверное, ему было бы легче это сделать, сетха, если бы вы развязали его, — подиграл Кай наставнику.

Фламма поцокал языком, будто впервые увидел веревку, впившуюся в распухшие запястья паренька, — ее конец свернулся на снегу там, где фаворит выронил его — или намеренно бросил? Новоявленный рабовладелец резво приблизился к своей собственности, выхватил из ножен кинжал и — не успел паренек вздернуть руки в защитном жесте — перерезал грубые путы.

Карталь пораженно воззрился на нового хозяина, машинально растирая следы от веревок. Фламма так же молча выпучился на него, будто только и ждал, что нежеланная покупка развернется и исчезнет в темном зеве лестничного пролета. Первым не выдержал раб.

— Прошу вас, не прогоняйте меня, — хриплый голос сломался, когда он едва слышно прибавил, — сейджин.

Видно было, что это традиционное обращение к господину далось ему нелегко. Посиневшие от холода губы дрожали, когда он продолжил:

— Если меня снова бросят в клетку, я уже не выйду оттуда.

Фламма удовлетворенно хмыкнул:

— Значит, ты хочешь быть моим рабом?

Глаза Карталя сверкнули, рассаженный чьим-то кулаком подбородок вздернулся, когда паренек вытолкнул разбитыми губами:

— Нет. Я хочу быть свободным.

Фаворит серьезно кивнул:

— Что ж, тогда будь им.

Он поднял руку. Раб напрягся, ожидая удара, но не отвернулся и не отвел взгляд. Фламма медленно протянул руку к его шее, ухватил шнурок, на котором висела именная табличка, и осторожно снял ее через неровно выстриженную голову.

— Я, Дай Кесснер Тан, известный также как Фламма, — объявил он, ясно и отчетливо выговаривая каждое слово, — даю свободу человеку по имени, — фаворит мельком глянул на выцарапанную в глине надпись, — Карталь. Пусть будут мне свидетелями вечные боги и присутствующий здесь Аджакти.

Под неверящим взглядом раба невысокий пухлый человечек легко переломил табличку. Послышался треск, бурые осколки посыпались в снег. Туда же бухнулись голые колени Карталя. Распухшее от синяков лицо запрокинулось к небу. Две влажные дорожки стремительно прокладывали дорогу сквозь многомесячную грязь. Кай не знал, кого безмолвно благодарил паренек — своих богов, духи предков или стоящего перед ним человека. Он старался представить себе, что бы чувствовал сам в момент освообождения — и не мог. Он знал, что ему — в отличие от Карталя — никогда не получить настоящей свободы. Никогда, пока темный маг по имени Мастер Ар жив.