Глава 9. Разящая тень

Петша назвал меч Адельринг — Разящая Тень. У всех героев был клинок с громким именем, а чем Петша хуже? Ведь он вырастет, уже совсем скоро, и тоже станет героем — с таким-то оружием! Одно только угнетало мальчика: у благородного Адельринга вместо ножен была мешковина. Будущий воин не сомневался: он мог бы смастерить ножны своими руками. Раздобыть бы только шкуру барашка, такую, чтобы сшить шерстью внутрь. Но шкура стоила денег, а в карманах у Петши водились только дырки да камушки — в ворона кидать. Вот почему как-то утром он спросил у матери, не нужны ли Вирджилу еще клетки — птичник неплохо за них платил.

— Ты разве не слышал, сынок? — бросила та через плечо, пеленая орущую Ленуту. — Лавка закрыта.

— Как закрыта? — от разочарования у Петши опустились руки.

— Да вот так. Помер Вирждил-то, а наследник его в права еще не вступил. И потом, говорят, стариков старшой не больно птиц-то жалует. Продаст он дело, как пить дать продаст, не захочет сам с живностью возиться. Так что не будет нам пока больше заказов, — мать взяла малышку на руки и принялась, укачивая, расхаживать по комнате.

— Помер, — растерянно повторил Петша, не в силах поверить в реальность случившегося. — Но как же так? Он хоть и старый был, да крепкий, не хворал ничем.

— Да там странная история, — мать, хмурясь, положила Ленуту в люльку. — Вроде как напали на Вирджила-то. Голову проломили и все лицо вкровь исполосовали. А из кассы не взяли ничего. И птица пропала только одна.

— Какая птица? — прошептал Петша, замирая сердцем.

— А я почем знаю? — мать устало присела на табурет, покачивая люльку. — Клетка стояла открытой, когда лавочника нашли. Так и лежал, бедолага, за прилавком — истерзанный, на месте глаз — дыры. И какой это изверг смог руку поднять на беспомощного старика? Ты бы не ходил пока один на рынок сынок, — ее не по годам поблекший взгляд нашел Петшу. — А то мало ли, еще случится чего… Не поймали ведь пока убивца-то.

— Хорошо, мам, — мальчик бочком шмыгнул из комнаты, взобрался на второй этаж и выглянул в окошко.

Ворон, как ни в чем не бывало, чистил перья на карнизе. Воображение тут же нарисовало, как Вирджил открывает клетку, чтобы покормить птицу. Черный супостат бросается на старика, выставив когти. Лавочник пятится, с воплем схватившись за глаза, спотыкается и падает назад. Голова с хрустом ударяется об угол прилавка. Хлещет кровь, и довольный ворон слетает на теплый труп.

— Нет, — мальчик затряс головой, отгоняя страшное видение. — Все это просто выдумки. Наверняка разбойник зашел в лавку, когда Вирджил кормил птицу. Ворон испужался и выпорхнул в открытую дверь. Обычное совпадение.

Но почему-то ему больше верилось в историю, подсказанную собственной фантазией. Ведь убить старика могли только из-за денег — а их-то как раз и не взяли. На всякий случай Петша решил держаться от ворона подальше и камнями в него больше не бросать.

Вытащив меч из тайника, мальчик последовал первой части данного себе обещания и отправился на пустырь у реки. Вот уже несколько дней он упражнялся здесь в фехтовании, так что сухого репья и кустов вокруг заметно поубавилось. Сегодня он, прячась от злого ветра, забрался в руины сожженного то ли красными, то ли синими поместья. От главного холла остались одни почерневшие стены с дырами высоких стрельчатых окон, но воображение быстро покрыло сажу яркими гобеленами, а успанный обломками пол — мраморными плитами. Петша, отважный Черноголовый, только что обнаружил заговорщиков, собравшихся у огромного камина, чтобы обсудить свои преступные планы.

— Попались, гады! — Адельринг засверкал серебряной молнией, сея ужас в рядах врагов. — На колени! Признавайтесь, кто у вас тут главный!

Главарь в черной маске не смог устоять перед натиском райского клинка и вскоре взмолился о пощаде. Герой без устали очищал подземелья замка от притаившихся там злодеев, пока голод громко не заявил о себе рыком в животе, заставившим развалины отозваться эхом. Петша с сожалением замотал меч в мешковину и спрятал под гарнаш. Пора было домой.

На город уже легли ранние зимние сумерки, когда мальчик наконец добрался до Гусятникова переулка. Боясь получить выволочку за позднее возвращение, он спешил и не обратил внимания на особенно густые тени, прятавшиеся у забора, отделявшего родную улицу от Мельничного спуска. Внезапно одна из теней отделилась от облупившихся досок и заступила дорогу:

— Далеко собрался, гусь лапчатый?

Сердце у Петши екнуло: он узнал в плечистой фигуре Драгоша — заводилу мельницких мальчишек, на дух не переносивших соседских «гусей» и тщательно охранявших границы своей территории. За спиной парня маячило еще двое — по именам их мальчик не знал, но часто видел вместе с Драгошем, когда они лупили какого-нибудь беднягу, по незнанию или дерзости забредшего на запретный спуск.

— Я… домой, — запинаясь, пролепетал Петша. — Это же ниченый забор, и проулок тут тоже ничейный.

— Был ничейный, стал наш, — важно просипел Драгош и хохотнул. Паренек в сползающем на глаза треухе и его золотушный товарищ тоже загыкали, обступая Петшу с флангов.

Мальчик понял, что объясняться бесполезно: мельницкие нашли себе легкую жертву и, как бы не повернулся разговор, все закончится тумаками. Он развернулся и бросился наутек. К несчастью, шпана ожидала именно такой реакции. Что-то зашуршало сзади по льду, подбило ноги. Петша грохнулся носом вниз, едва успев смягчить падение руками. Золотушный подобрал ловко запущенную юзом палку. Чьи-то руки вцепились в гарнаш, вздернули мальчика на ноги, развернули лицом к Драгошу:

— Разве я тебя отпустил, гавнюк? — ладонь смазала Петшу по губам, из трещинки побежала горячая кровь. — Что, драпаешь также, как твой трус-папаша при виде синих?

— Мой отец не трус! — выкрикнул мальчик в ненавистную ухмыляющуюся рожу. — И я тоже! Это вы трусы — трое на одного.

— Ты еще повякай мне, гнида, — пятерня Драгоша обхватила лицо, толкнула. Петша едва устоял на ногах, но сзади его уже поджидал тип в треухе. От его тычка мальчик отлетел к золотушному, а тот пинком отправил «гусенка» на землю. На этот раз ничто не смягчило удар, и меч глухо брякнул о мерзлый грунт даже через гарнаш.

— Эй, чегой-то у него там? — насторожился Треухий.

— А ну, потрясите этого гаденыша хорошенько! — велел Драгош.

Его подручные шагнули к Петше, и мальчик с отчаянной ясностью понял, что сейчас лишится самого дорогого — не только меча, но и надежды стать тем, кого он только что изображал в развалинах сгоревшего поместья.

— Не подходите! — одним прыжком он оказался на ногах, сам удивившись неведомо откуда взявшейся прыти. Адельринг будто по волшебству скакнул в ладонь, мгновенно освободившись от слоев мешковины. — А то пожалеете!

Лица у нападавших вытянулись при виде угрожающе воздетого клинка, золотушный забавно приоткрыл губастый рот. Драгош первым пришел в себя и приствистнул:

— О, ребя! Глянь, какая удача нам привалила. У гуся лапчатого райский меч. За такой платят золотом на улице Горнов.

— Сначала попробуй возьми его! — выкрикнул Петша, но голос предательски пустил петуха.

— Да ты и махнуть-то им не сможешь, сопля малохольная, — ухмыльнулся вожак мельницких, кивая своим дружкам. Те пошли на мальчика, но боязливо, не сводя настороженных глаз с блестящего лезвия.

— Стойте! — Петша крепче сжал рукоять во вспотевших ладонях. — Ни шагу больше! Я порублю вас, клянусь...

Драгош качнулся в сторону и бросился вперед, вытягивая жадные руки. Он ожидал, что мальчишка в испуге дернется прочь и попадет прямо в объятия его товарищей. Но вместо этого проклятый гусеныш пропал, а в бок вторглось что-то чужеродное, отнимая дыхание. Парень осел на лед, удивленно ощупывая дыру в подаренном отцом тулупичке.

— Кровь, — взахлеб бормотал Карел, склоняясь над ним. — Драгош, у тебя кровь!

— Этот ублюдок зарезал его! — взвизгнул откуда-то издалека Ким.

— Кого зарезал? — хотел спросить Драгош, но вокруг стремительно темнело, и налетало, каркая, воронье.

Петша бежал, не разбирая дороги, с трудом удерживая скользящий в мешковине меч. Он не хотел этого, видит Свет, не хотел! Мельницкий сам бросился прямо на клинок. «Не ври! — нашептывал язвительный голос в голове. — Ты мог бы отступить. Мог бы отвести руку. Ты готов был убить, лишь бы не отдавать Адельринг!»

— Разящая Тень мой и только мой! — как в лихорадке, шептал Петша, пробираясь через темный пустырь. Несколько раз он оступался и падал, весь исцарапался о невидимые в безлунной ночи заросли, но каким-то чудом вышел-таки к облюбованным им развалинам. В холле он забился в слабо пахнущий дымом камин и скрючился, прижимая к себе меч. — Никто у меня тебя не отнимет! Никто. Никто...

Вернуться домой Петша решился только вечером следующего дня. Дождавшись темноты, он прокрался к родному переулку окольными путями, далеко обходя Мельничный спуск. Клацая зубами от холода, мальчик прижался к стене сарайки напротив их дома и осторожно высунул голову из-за угла. Свет в окнах не горел, но это было обычным делом — мать экономила масло в лампах, и ложились они рано. Улица тоже выглядела, как всегда, — пустынная в этот поздний час: ни разозленных соседей, ни жандармов, стерегущих вход в дом преступника. Только подвывал где-то бродячий пес, да дрались на крыше коты. Ободренный, Петша уже хотел выскользнуть из укрытия, когда на плечо ему опустилась цепкая рука.

— А-а!

Скрипнула заслонка фонаря и свет ударил в лицо, ослепляя.

— Где ты шлялся, паршивец? Давай его сюда, живо! — облегчение, подкосившее колени Петши, когда он узнал голос матери, быстро сменилось страхом. Ее бледное лицо, сжатые губы и опухшие, покрасневшие веки ясно говорили: случившееся не прошло бесследно.

— Меча у меня нет, — по опыту мальчик знал, что отпираться бесполезно — только хуже потом будет.

— Где он? — мать тряхнула за плечо так, что клацнули зубы.

— В развалинах поместья, у р-реки, — дрожа, объяснил Петша.

— Веди! — его оторвало от стены сарайки и толкнуло вперед.

— Мам, может, подождать до завтра… — начал было он, но мать дернула его к себе и жарко зашептала в лицо, вонзая пальцы глубже и глубже в мякоть плеча:

— До завтра? А отцу твоему тоже скажешь в темнице подождать, пока ты будешь в постеле нежиться? Скажешь ему подождать, когда его каленым железом мучить станут?

У Петши в пустом животе ворохнулась острая ледышка:

— Отец в темнице? Но почему?

— Он еще спрашивает! Ха! — мать запрокинула лицо к темному небу, и ветер подхватил ее безумный смех. — Они пришли прошлой ночью, — ее глаза сверкали на бледном, изглоданном тревогой лице, когда она наклонилась к Петше. — Грозились выломать дверь, если мы их не пустим. Жандармы и мельник, отец мальчика, которого ты пырнул своей железякой. Отца забрали в одном исподнем, хотя я клялась и божилась, что мы знать не знаем ничего про этот проклятый меч. Весь дом перерыли сверху донизу — оружие искали. Да какое у нас оружие, Свет! Пара ухватов да кочерга?! Так что теперь нам остается только одно, — мать снова тряхнула мальчика, подталкивая его в сторону реки, — найти этот окаянный меч, отнести его властям и рассказать, как он на самом деле попал к тебе в руки. И сделать это надо как можно скорее, пока отца не запытали досмерти, выбивая признание!

Петша плохо запомнил, как они шли к реке, как, пачкаясь в саже, доставали меч из щели в каминной кладке, как возвращались в город и поднимались по крутым лестницам к крепостной тюрьме. Очнулся он только, когда мать, сунув ему фонарь, заколотила кулаком в ворота. Прошло немало времени, прежде чем смотровое окошко распахнулось. Заспанный страж долго допытывался, кто они такие, и чего им надо, но согласился наконец позвать вахтенного капитана, когда мать протянула ему горсть баней.

Дальше дело пошло быстрее. В окошке возникли капитанские усы. Мать, отобрав у Петши мешковину, немного вытащила из нее лезвие. Свет фонаря заиграл на синих узорах. Ворота распахнулись. И вот Петша с матерью уже стоят в тепле караулки, окруженные красными мундирами, и мальчик, запинаясь и всхлипывая, рассказывает свою историю. Он опустил только несколько деталей: загадочных озиатов, ворона и то, что Адельринг отыскали младшие брат и сестренка — не хватало их еще сюда вмешивать. Итак по его вине мелкие пережили арест отца, обыск и одинокую ночь в пустом доме с Ленутой, пока мать бегала и искала его по всему Гор-над-Чета.

— Значит, говоришь, ты нашел меч в катакомбах? — в который уже раз вопрошал капитан, устрашающе топорща усищи, загибающиеся колечками на концах.

— Клянусь Светом, — Петша осенил себя священным знаком. — Родители ничего не знали об этом. Никто не знал, правда! И Драгоша я убивать не хотел. Просто выставил Адельринг вот так, — он показал, — чтобы они отстали, а этот упырь все равно полез, вот и напоролся. То есть… — мальчик прикусил язык, уже сожалея об «упыре», но капитан только удивленно подкрутил ус:

— Ты никого не убивал, парень. Разве ты не знал?

Петша пораженно открыл рот. Как же так? Он же сам отирал кровь с лезвия. Много крови.

— Вижу, что тебе еще не сказали, — продолжил жандарм, косясь на мать мальчика. — Мельникова сына ты продырявил, это верно, но лекарь его уже залатал. Ничего важного не задето, так что жить щенок будет.

— Значит, — улыбнулся во весь рот Петша, — мне можно идти? Отца теперь отпустят?

— Не так быстро, — капитан махнул жандармам, и двое заступили мальчику дорогу. — Ты останешься здесь. До выснения обстоятельств.

— Но ведь он — всего лишь ребенок! — мать бросилась к сыну, но ее быстро оттеснили в сторону. — Он уже рассказал все, что знает!

— Все или не все — разберемся, — холодно ответил капитан, поднимая со стола меч и рассматривая его на свет. — Выведите ее.

Пока Петшу тащили через тюремный двор, он все еще слышал вой матери, проклинающей усатого капитана, жандармов и сами камни крепости, за которыми теперь оказался еще и ее старший сын.

— Феерианда, Абсалон, Гор-над-Чета… Разные вывески и интерьер, но повсюду питейные заведения выглядят поразительно одинаково, — задумчиво промолвил Рыц, постукивая пальцем в перчатке по козлиному черепу, изображавшему в «Пьяном драконе» настольную лампу.

— Как?! Моего верного вассала разобрала хандра? — Мастер Ар сдул пену с пивной кружки. — Наверное, это от того, что ты слишком мало пьешь. Вернее, не пьешь совсем, — маг улыбнулся понятной лишь его собеседнику шутке.

— Хандра у меня только от безделья, — пробурчал гигант, лицо которого скрывал капюшон плаща. — Не мое это — выжидать, как паук, в засаде. Вы вот, херре, пропадаете в городе целыми днями, а я уже, похоже, прирос к этому колченогому уродцу, — Рыц качнулся на стуле, заставив мебель страдальчески скрипнуть.

— Ничего, осталось уже недолго. Чутье говорит мне, что очень скоро мотылек влетит в нашу паутину, и тогда дел у тебя будет предостаточно. — Мастер отхлебнул из кружки и довольно зажмурился. — М-м, все-таки добрый эль — не чета кислым винам Анклава.

— Боюсь, на меня уже начали обращать внимание, — капюшон Рыца описал дугу, охватывая наполовину заполненный зал трактира. — Да и выбранная вами личина вызывает интерес. Порой мне кажется, это злачное место так и кишит филерами.

Мастер Ар оглянулся через плечо:

— Вроде мнимого слепого с бородавкой на носу и мальчишки-поводыря? Или той шлюхи с пером в накладных кудрях? — маг с аппетитом откусил от бараньей ножки и утер кружевным платочком брызнувший на бороду жир. — Пусть себе доносят Братству сколько угодно. До сих пор мне удавалось легко уходить от слежки, а в том, что одинокий феериандец поджидает в «Драконе» путешествующего товарища, ничего криминального нет.

— А вдруг выяснится, что вы находитесь здесь без регистрации, херре? — Рыц понизил голос, хотя заклятие Мастера защищало их разговор от чужих ушей. — Стоит вам наткнуться на жандарма с детектором...

— О, да, да, пресловутый декрет Низрата о регистрации магических перемещений, — Мастер презрительно махнул косточкой с остатками мяса. — Подозрительный юный диктатор ввел процедуру привратного контроля по примеру Церрукана и обязал всех чародеев получать ярлык в жандармерии — в обмен на указание цели посещения Гор-над-Чета и места временного проживания. Тьфу! — Ар выплюнул застрявший между зубами кусочек баранины. — Помнишь ли ты, мой осторожный Рыц, что случилось, когда мы въехали в ворота этого захолустного городишки?

— Детектор сломался, — прогудел воин, отмахиваясь от осмелевшей девки, решившейся предложить «феериандцу» свои прелести.

— Верно, — Мастер шлепнул разочарованную шлюшку по заду и сунул ей бань в утешение. — Пока ждали доставки нового, у ворот собралась такая очередища из обозленных обозников и купцов, что стража сочла меньшим злом пропустить всех без проверки.

— Значит, поломка не была случайностью, — озвучил свое умозаключение Рыц.

— О, нет, — маг усмехнулся в бороду. — Это маленькое заклинание старше меня. Оно прекрасно работало во времена Последних Волшебных Войн, отчего бы не воспользоваться им сейчас? Кстати, раз уж ты весь день просиживал тут свою железную задницу, не поделишься ли порцией свежих трактирных сплетен?

— По-моему, сплетни здесь не свежее вашего мяса, херре, — Рыц мрачно подцепил баранье ребрышко и принялся рассматривать его на свет. — Все только и говорят о том, как нетерпится Низрату сыграть свадьбу с церруканской принцессой. Девочке всего четырнадцать, но по здешним меркам она уже созрела для брака. Ходят слухи, что посольство отправится за невестой, как только откроются караванные пути.

— Нда, залежалая новость, — поморщился Ар, одним глотком осушая кружку. — Итак ясно, что новый диктатор стремится укрепить свои позиции, заручившись поддержкой Ока Пустыни. А проще всего связать Гор-над-Чета с Церруканом через брачные узы.

Рыц кивнул:

— Да, если ему дадут это сделать. Светлые в ОЗ тоже не спят. В последнее время город так и кишит заезжими магами — не удвительно, что Низрат ввел привратный контроль.

— Это только первый шаг, — Мастер почесал затылок и с подозрением уставился на что-то, зажатое между холеными белыми пальцами. — Хм, похоже, пора обновить антиблошиный заговор. Тебе-то ничего, Рыц, ты железный. А на мою бренную плоть лезет всякая подматрасная дрянь. Да, о чем бишь я...

— О магах, — вежливо подсказал собеседник.

— Верно. Похоже, наш не по годам расчетливый диктатор затеял с ними игру в кошки-мышки. И если ОЗ скоро не сделает ему выгодного предложения, то ворота города закроются перед ними на...

Женщина, метнувшаяся к Мастеру Ару и павшая пред ним на колени, прорвала оболочку заклинания. Окружающие звуки хлынули внутрь, принеся вместе с пьяным гоготом и обрывками разговоров похожие на рыдание слова:

—… милостивый херре, прошу вас! Мне больше некуда идти!

— Что вы, что вы, встаньте! — маг мгновенно надел куртуазную маску, превратившись в озиата Киллиана. — Фру Франка, верно? — он бросил быстрый взгляд в сторону Рыца, и гигант, мгновенно вскочив на ноги, подставил жене Шейна стул. — Присядьте, вот так. Немного эля?

Щелчок пальцами вызвал из дымной полумглы зала одноглазого ветерана последней войны, подвизавшегося в «Драконе» в качестве подавальщика.

— Две кружки темного, мне и даме, — приказал Мастер, не обращая внимания на слабые протесты посетительницы. — Так что вас привело к нам в сей поздний час? — он подтянул свой стул поближе к Франке и устремил на ее заплаканное лицо один из своих самых проникновенных вглядов.

— Я знаю, честной женщине не пристало приходить в такое место, — ее лихорадочно блестящие глаза обежали ряды замызганных столов и раскрасневшихся мужчин за ними, откровенно пялящихся на необычную гостью. — Но меня заставила нужда. Страшная нужда.

— Расскажите господину всю по порядку, — прогудел Рыц, усаживаясь на место. — Уверен, он не откажет даме в беде.

Запинаясь и судорожно вздрагивая, Франка поведала историю с мечом, окончившуюся заключением под стражу Шейна и Петши.

— Муж отказал вам в вашей просьбе, херре, но я даю согласие от его имени, — женщина прижала руки к груди и попыталась снова упасть на колени, но Мастер удержал ее. — Если ваш сын появится у нашего дома, клянусь, я тут же дам вам знать. Только прошу вас, помогите! Мне не нужны деньги, только верните Шейна и мальчика! Не позвольте осудить невинных… — не выдержав, Франка закрыла ладонями лицо, плечи затряслись от глухих рыданий.

— Даже не знаю, что я могу сделать, — Мастер задумчиво огладил бородку и незаметно подмигнул Рыцу. — Ведь я иностранец и не имею в Гор-над-Чета никакой власти.

— Быть может, — Франка хлюпнула носом и утерла слезы дрожащей рукой, — вы могли бы поговорить с капитаном жандармов? Замолвить за Шейна словечко, упомянуть о его давних заслугах?

Мастер покачал головой:

— Навряд ли это поможет, учитывая не столь давние заслуги вашего мужа.

— Но… — женщина подняла на мнимого Киллиана умоляющие глаза, — у вас есть золото. А в Гор-над-Чета говорят: быть бы беде, да деньги на бедре. Шейна с сыном будут судить. Думаю та сумма, что вы предлагали мужу, смогла бы смягчить приговор.

Ар сделал вид, что обдумывает предложение. Несчастная, не в силах выдержать ожидание, схватила принесенный одноглазым эль и сделала большой судорожный глоток. Наконец Мастер улыбнулся и легко коснулся щеки Франки, отводя за ухо выбившуюся прядь:

— Успокойтесь, я поговорю с Судьей. Приходите завтра после обеда… нет, не сюда. Лучше встретимся на Торговой галерее.

— О, благодарю, благодарю вас! — женщина ухватила унизанную перстнями кисть и начала покрывать ее поцелуями. Едва сдержав гадливую гримасу, маг отнял руку:

— Ну что вы, не стоит. Я ведь сам долгое время верил, что потерял сына. Как отец я понимаю вас. Ступайте домой, дети, должно быть, вас заждались. И вот, примите это, — Ар сунул в ладонь женщины горсть леев. — Ваша семья не должна голодать.

Рассыпаясь в благодарностях и кланяясь, Франка попятилась к выходу и выскользнула наконец за дверь, прикрыв лицо краем шали.

— Ну вот, Рыц, — маг откинулся на спинку стула и отер ладонь платочком. — А ты волновался.

— Вы действительно пойдете к судье? — гигант недоверчиво воззрился на господина.

— Почему бы и нет, — пожал плечами маг. — Правосудие Потерянных земель всегда увлекало меня, а нанешнее его состояние — величина, не слишком хорошо мне знакомая. Вот и представится возможность восполнить мои познания.

— Велите мне сопровождать вас, херре? — с надеждой склонился в сторону сюзерена Рыц.

Мастер задумчиво пощипал нижнюю губу:

— Хм, а что? Мне понадобится внушительный экскорт. А с добродетельной фру Франкой встреча уже назначена.

— Выпьем за это, херре, — с чувством произнес Рыц и поднял недопитую гор-над-четкой кружку.