XV ГЛАВА

XV ГЛАВА

Рассвет осторожно выдавливал темноту Сам-Ру с территории Беглой Сойки. Стихли последние схватки между наемниками и на просторах долины, наконец, наступил покой. Равновесие восстановлено. Трой Риз брезгливо отшвырнул в сторону голову убитого охноса. Ящер от чего-то решил, что имеет право охотиться в землях мурга. Мощная грудь ртупа, скрытая под сатунгасу высоко вздымалась, наполняя легкие свежим воздухом без примеси осевшей пыли. Глаза, налитые кровью, внимательно рассматривали тело ненавистного соперника, лежавшее по центру площадки без движения.

После того, как все закончилось, на территории Беглой Сойки остался только ртуп со своим кланом, остальные наемники разбежались кто куда. Кровавая сеча, продолжалась практически до рассвета, отправив многих достойных воинов, тропой предков, в обитель Цоронга. Не беда — Риз созовет новый Совет. Они, непременно, будут сопротивляться. Как без этого? Даже, возможно, придётся выбить аруту из особо упертых предводителей, но это позже. Сейчас не до того.

Широким шагом Трой Риз, самопровозглашенный глава Совета, подошел к лежащему в пыли и грязи Гухте. Жалкое зрелище — ничего в этом изрезанном, истекающем кровью теле не напоминало о великом воине, от одного имени которого у некоторых тога начинали дрожать колени, и отнимался язык. Мерзость! Маленькие глазки Троя злобно смотрели из-под массивных надбровных дуг, над которыми нависали роговые выступы. Воин внимательно вглядывался в уродливое лицо мурга. Жалость и презрение — все, на что мог теперь рассчитывать Гухта. А сколько шуму-то было?! Нельзя недооценивать противника, даже, если превосходство так очевидно. Все тропы известны и просчитаны только Цоронгом, а смертным приходиться угадывать его замыслы, рискуя расстаться с аруту. Гухта просчитался и поплатился, за собственную близорукость. Ну, туда ему и дорога!

С остервенением Трой пнул по голове кисару и, услышав стон боли, громко выругался.

— Ах, ты падаль! Жив ещё, поганый сын кута?

Наемники, занимавшиеся зачисткой территории от трупов, подошли к предводителю. Один из тех, кто меньше всех боялся вожака, тихо спросил:

— С этим-то что?

Трой плюнул на кисару, вытер тыльной стороной широкой ладони кровь, стекавшую с покатого лба, и злобно зарычал:

— Скормите топорискам. И не говорите мне больше про него, ничего не хочу слышать. Эта куча не переваренного мяса, не заслуживает упоминания о нем. Понятно?

Ртуп злобно посмотрел в уставшее лицо наемника. Мург равнодушно кивнул в знак согласия, а затем жестом позвал помощника. Он так устал, что думал только о том, как закончить с зачисткой и отправиться спать — слишком много пришлось потратить сил, чтобы выжить и не оказаться на месте Гухты. Всадник верхом на гураму подъехал к товарищам, в то время как Трой Риз удалился залечивать многочисленные раны.

На этот раз ему досталось, как никогда, до этого. Тут постарался не только Гухта, однако ртуп выстоял, чем безмерно гордился. Распоротая до кости рука, плечо и кусок кожи, свисавший с затылка, сущая мелочь в сравнении с тем, какие потери понесли его враги. Трой прикрыл веки и перед глазами тут же всплыли картины кровавого побоища, с отрезанными частями тела, воплями страдания, истошным ревом гураму и мольбами к богам. Да сеча получилась, что надо! А вопрос со смотрителем он непременно утрясет, да и куда тому деваться, когда теперь все земли по эту сторону от Перевала под крылом Риза. Кровососы и те, почтут за счастье иметь такого союзника. После смерти Цабиру и трагической гибели Литулу, о них стали забывать, молодой вождь не стоил и кончика хвоста Кривого когтя. Если так пойдет, вся Периферия ляжет перед ртупом, а там и до сиронгов не далеко.

Наемники, с равнодушным видом, бросили кисару на волокуши из плетеных стеблей бамбука, и пошли к следующему мертвецу, оставив старшего наедине с гураму и возничим.

— Куда его? — поинтересовался питонгу, на хитром лице, которого читалась некоторая озабоченность — не каждый рассвет увозишь к праотцам такую «величину», а Гухта, как на него не смотри, был «величиной» в их мире.

Многочисленные шрамы низкорослого наемника говорили о бурном прошлом, что и спасло ему жизнь в этот раз. Шикарное ожерелье из ракушек и передних зубов кутов украшало тощую шею воина, а на голове красовалась черепная коробка молодого охноса, с торчащими из глазниц клыками агато. На груди, а также плечах мург носил татуировки, распространённые среди представителей его племени.

— Вези за утес, там есть обрыв, вдоль него, то и дело, рыщут топориски. Они быстро прикончат эту падаль. Отправляйся, пока Трой не вернулся. Да смотри, не задерживайся, нам ещё этих развозить раздери их агато! Ну, и кашу заварили, думается мне — это только начало. Сейчас отоспятся, а там возьмутся за нас с новой силой. Придётся тебе, Кай, обзавестись телегой.

Питонгу ощерился острыми, как клинки зубами.

— Трой так бился, что ни один фокуру сюда носа не покажет. Помяни мое слово, приползут за прощением, уверяя его, что ошиблись и встали не на ту строну. Да, там и выступать-то некому. Всех центровых Риз лично выбил, теперь вот собираем их кишки по всему стану. Ну и умылась нынче Сойка, до сих пор перед глазами вся эта «суета» стоит!

— Хм! Может оно и верно. Да только, как по мне, слишком уж круто завернул Трой, так и шею свернуть не долго. Поверь моему опыту, дружище, а я повидал немало вожаков, Гухта для нас был ещё не плохим вариантом, а вот под Троем — Сойка взвоет и не раз умоется кровью до самых пяток. Ладно, вези, а то вонять начнет. Хватит с него, отмучился. Пойду с этими разбираться.

Мург показал рукой в сторону сваленных в одну кучу тел наемников, над которыми вился рой мух.

— Да славная нынче резня вышла, едва ноги унес.

— Ты бы меньше трепался, Кай, а больше делал. Проваливай, говорю.

Кай улыбнулся нетерпению собеседника и уже занес над головой стрекало, когда приметил шлем Гухты.

— Может вернуть ему, а?

Наемник подобрал искорёженный шлем кочевника, внимательно осмотрел со всех сторон. Глубокие вмятины, оставленные ногами гураму, несколько пробоин по бокам, покореженное забрало, разорванные ремни. Жалкое зрелище! Что Гухта, что шлем больше не на что не годились.

— Нечего, отправляйся так. Там его все равно примут, а с такой рожей он сразу за своего сойдет.

Оба громко расхохотались. Мург занес руку за спину и с размаху закинул шлем в заросли палисомы, росшей рядом с оградой загона для гураму.

— Давай, поворачивай! А то, потом проблем не оберешься.

Вместо ответа питонгу взмахнул стрекалом и направил рогатого ящера к черному утесу, что величественно возвышался за долиной, на которой располагалось становище Беглой Сойки.

Гураму шел довольно бодро, практически не обращая внимания на заросли сочной зелени, поэтому очень скоро они оказались на вершине утеса, с обратной стороны, которого пролегала тропа кровожадных топорисков. Ящер недовольно заворчал на всадника, почуяв поблизости хищников, однако питонгу не собирался уступать животному. Несколько хлестких ударов стрекала быстро привели ящера в надлежащий тонус.

— Тиши ты, фокуру, они до нас с тобой точно не доберутся. Ну, хватит кочевряжиться, сын вопры и кута!

Ещё несколько ударов, вынудили гураму пойти на уступки. Последние несколько хелей он прошел с большой не охотой.

Питонгу спешился, развернул ящера так, чтобы было удобно скинуть с обрыва труп, предназначенный на прокорм топорискам. Как только гураму встал как надо, наемник дал время ящеру, чтобы тот успокоился и не свалился в пропасть вместе с ним. Развязав узлы лиан, мург посмотрел на окровавленное лицо Гухты. К старым шрамам прибавилось такое количество новых, что он стал практически не узнаваем. А распухшие от побоев ткани завершали общее впечатление. Даже для того, кто привык ко всяким уродствам в виде рубленых ран и глубоких порезов, зрелище не из приятных.

— Да, уж, потрепало тебя на этот раз изрядно, нечего сказать. А может оно и к лучшему, а? Ведь и правда Сам-Ру теперь тебе может только позавидовать.

Гухта приоткрыл веки и попытался что-то сказать, чем сильно напугал питонгу. Тот даже не подозревал, что кисару всё ещё жив. Когда он его вез, кочевник не издал не единого звука, находясь без сознания, после удара Трой Риза.

На какое-то мгновение наемник задумался над тем стоит ли давать бывшему вожаку ещё один шанс, но вспомнив свирепое лицо Троя, отнимавшего аруту и за меньшую провинность, быстро передумал. Кай сам оказался свидетелем расправы Риза над непослушным мургом. Закончилось для последнего все очень печально — наемник потерял зрение, а Риз сделал вид, что ничего страшного не произошло. Лишать глаз дозорного, за то, что тот проглядел охноса — это так характерно для Троя.

— Не-е-ет, нет, парень, тут я тебе не помощник. Легче будет договориться с Сам-Ру, чем со мной. Так что не обессудь.

Стараясь не глядеть больше на Гухту, Кай откинул на волокуши веревки, которыми при транспортировке перетягивали груз, после чего одним рывком столкнул израненное тело кисару в пропасть.

— С ними договаривайся, а мне проблемы ни к чему.

Наемник заскочил в седло под треск ветвей, долетавший до него из пропасти, и направил гураму к Беглой Сойке. Тропа Гухты давно оборвалась, так чего о нем вспоминать-то?! Кай постарался выкинуть образ Гухты из памяти, хотя тот настойчиво лез к нему в голову, заставляя аруту сжиматься от страха. Рано или поздно Сам-Ру явиться за каждым и тут уж ничего не поделаешь, но вот такой тропы, по которой пришлось пройти Гухте и врагу не пожелаешь. Кай зарычал, вымещая злость на спине ворчливого гураму. Стрекало описывало причудливые узоры в воздухе, загоняя боль под толстую кожу ящера.

Тихий шепот разбудил сознание мурга. Гухта приоткрыл, насколько возможно, заплывший глаз и попытался разглядеть кто перед ним. Получилось не сразу, но он справился. Худосочный старик в жреческом одеянии, с большими глазами навыкат, что-то невнятно бормотал, причем, говорил он настолько быстро, что кисару не успевал ничего разобрать.

— Не той тропой идешь к Сам-Ру, нечестивец. Ой, не той!

Мург попробовал возмутиться — вместо слов с языка сорвалось лишь бессмысленное мычание. Тогда он попытался дотянуться до старика, но как только дрожащие пальцы кисару коснулись посоха, тот испарился, словно его здесь и не было. Происки кровожадного Сам-Ру — не иначе. Непонятно откуда, но образ сгорбленного кочевника в массивном головном уборе верховного жреца Великой Ра-Аам показался Гухте до боли знакомым, однако вспомнить, кто он такой у наемника не получилось.

Гухта прикрыл веки и ненадолго вновь провалился в темноту. Разбудило кисару грозное рычание топориска. Воин посмотрел вниз и увидел под собой молодого самца, отчаянно пытавшего допрыгнуть до жертвы. Ах, ты ж, охвостье кута! Только этого не хватало! Мало ему разборок с мургами, а тут ещё мерзкий прислужник Сам-Ру! Стоило ли покидать тропу предков, чтобы по итогу оказаться в пасти кровожадного хищника? Топориск прыгал на древесный ствол с такой силой, что очень скоро стало понятно — рано или поздно он добьется своего. После очередной атаки хищника, ветки затрещали, и кисару почувствовал, как медленно, но верно сползает прямо в когтистые лапы ящера. Почуяв легкую наживу, хищник издал грозное рычание, клацая по воздуху мощными челюстями. Ах, ты ж. сын вопры и откета!

Кисару попробовал пошевелиться, но сделал только хуже — ветка, благодаря которой он остался жив, после падения с утеса, лопнула, и Гухта полетел вниз. Приземлился наемник, как раз, перед истекавшим слюной топориском. Ну, а что ещё требовалось ожидать от покинутого богами кочевника? Довольный собой хищник широко расставил ноги, наклонил голову вперед, приготовившись атаковать жертву. Пару точных ударов когтистых лап и Сам-Ру получит то, зачем отправил топориска. Бешеный стук сердца разливался по всему телу, добираясь даже до пяток. Кисару с большим трудом удалось оторвать верхнюю часть тела от земли. Он больше не рассчитывал на благосклонность богини, просто решил встретить смерть лицом к лицу, как и подобало воину Периферии.

Шаг, ещё один! Ну же — давай, мерзкий прислужник Сам-Ру!

— Прыгай! — захрипел Гухта, не в силах произнести призыв четко, — Ну!

Ящер оскалился и, повинуясь приказам жертвы, ринулся на наемника, пожелавшего умереть с честью. Однако у Великой Ра-Аам были свои планы на этот счет. Точный удар стрелы пущенной из данака, с первого раза выбил аруту из грозного хищника, освободив мурга от когтистых лап Сам-Ру. Следующий снаряд прилетел точно в глаз топориска, лишив его возможности двигаться. Ящер, с утробным хрипом, завалился на бок, так и не успев подняться для новой атаки.

Гухта устало откинулся на спину, не понимая толком, что произошло. От сильного нервного перенапряжения, он вновь потерял сознание. Свет Ра-Аам ненадолго померк, погрузив земли кочевников в кромешную тьму, после чего вспыхнул с новой силой, опалив своей мощью верхушки вековых секвойи. Дела с Оком-Ра у Ситуст-Ры, судя по всему, шли из рук вон плохо, кирувиты теряли над ним контроль, обрекая Периферию на медленное вымирание.

Кусты неохотно расступились, пропуская на поляну мальчика из племени кисару. Юный воин осторожно подошёл к мертвому ящеру, присел на колени, внимательно осмотрел жертву. Затем приложил раскрытую ладонь к груди хищника, поднял лицо к куполу и мысленно попросил у погибшего топориска прощение. Затем отложил данак в сторону, несколькими точными взмахами кинжала вырезал сердце. После чего подошел к мургу, сел рядом и принялся со звериной жадностью поедать ещё горячий орган врага. Желтые широкие зубы вгрызались в тугую плоть, пуская алые ручейки по кистям и предплечьям. Мальчик поглощал сердце с невообразимой скоростью, словно боялся, что вся отвага, таившаяся в нем, вытечет вместе с кровью и, не успев напитать его аруту свирепой силой, покинет этот мир.

Пробуждения мурга ждать пришлось очень долго.

Гухта не приходил в себя до следующего рассвета. Все это время мальчик сидел рядом, разглядывая изуродованное шрамами лицо и тело воина.

Когда, наконец, наступил долгожданный рассвет и Гухта смог различать предметы вокруг — незнакомца рядом не оказалось. Какое-то время кочевник лежал неподвижно, гадая, был ли на самом деле юный кисару или это просто галлюцинации, как та — со стариком, которого он видел на дереве, когда висел вниз головой. Однако тело могучего топориска, лежавшее рядом красноречиво доказывало, что мальчик на самом деле существовал и он, возможно, представляет для Гухты серьезную опасность. Мало, кто из племенных кисару нуждался в общение с наемником, а уж тем более ребенок. Хотя если бы юный воин хотел, то легко бы мог избавить этот мир от его присутствия.

Странно, что больше он никого не видел из этой хвостатой братии. Топориски большими стаями бродили по лесам за утесом. Однако ни за ним, ни за погибшим собратом, видимо, никто приходить не собирался. Только когда из лесной чащи появился паренек, несший в руке две головы прислужников Сам-Ру, Гухта догадался, в чем дело. Этот юный кисару, судя по всему, стал его оберегать, по непонятной для мурга причине, и разбирался с каждым топориском, посмевшим приблизиться ближе, чем на сикель, к тому месту, где лежал наемник.

Юный воин оставил кровавый трофей возле данака, а сам подошел к Гухте, поприветствовал дружелюбным жестом кочевника и сел рядом.

— Кто ты? — с трудом выдавил из себя мург.

Мальчик снял с пояса флягу и помог Гухте сделать несколько глотков. Теплая жидкость, слегка отдающая пряными травами, придала сил и помогла воину собраться с мыслями.

— Кто ты? И чего добиваешься? Какого кута, тебе надо от такого куска мяса, как я?

Мальчик посмотрел на купол, потом на джунгли, втянул ноздрями воздух, бесшумно поднялся на ноги и, прихватив данак, исчез в зарослях. Ах, ты ж, охвостье кута! Гухта терялся в догадках. Вернулся юный воин не скоро, но когда пришел, то принес с собой плетеную сеть при помощи которой оттащил наемника на безопасное расстояние от того места где лежал топориск. Туша стала постепенно разлагаться и приманивать к себе более крупных хищников, чем жужжащие повсюду мухи.

Так проходил рассвет за рассветом: мальчик то внезапно исчезал, то также внезапно появлялся. Он старался обеспечить мурга всем необходимым, однако одного отвара и белковой пищи оказалось недостаточно — очень скоро Гухта впал в бред и провалялся без сознания пару рассветов. Пока кисару боролся с, жаждущим заполучить его аруту, Сам-Ру, мальчик соорудил подвесной гамак на втором ярусе лесного массива и при помощи лиан поднял Гухту наверх. Теперь он мог подольше находиться в лесу, не переживая за то, что кто-нибудь из хищных тварей Периферии доберется до его нового подопечного, желая услужить темному божеству.

Тем временем Гухта изводил аруту терзаниями в бессильной злобе. Он буквально превращался в растение, не способное даже самостоятельно принимать пищу. Мысль о том, что проще было принять смерть от лап топориска, чем беспомощно валяться на кроне древесного исполина, не покидала кисару. Какой коварный замысел таит в себе появление этого мальчишки?

Когда в очередной раз кисару решил накормить мурга и протянул ему кусочек жареного кута, Гухта изловчился — перехватил руку воина, сжав предплечье так, словно орудовал не руками, а клещами бродячего хиза. Однако вопреки ожиданиям, кисару не издал ни единого звука. Лишь по его искажённому страданием лицу можно было догадаться, что ему очень больно.

— Говори чего тебе от меня надо? Какого кута, ты со мной вытворяешь? И где старшие? Есть в твоем племени, кто-то из тех, кто постарше тебя? Говори!

Молчание мальчика выводило наемника из себя. Не в силах сдерживать эмоции Гухта со звериной злобой, а также мощью, на какую оказались способны его руки, ударил кочевника по лицу. Юный воин отскочил назад, запнулся о ветку и свалился вниз. Он чудом ничего себе не сломал, хотя шансы свернуть шею об узловатые ветви, были достаточно высоки. До следующего рассвета Гухта пролежал в гордом одиночестве, терзаемый муками совести и приступами неприкрытой злобы — на себя, на Трой Риза, на все окружение Беглой Сойки.

Когда в следующий раз мальчик осмелился подняться к наемнику, чтобы накормить и напоить отваром из трав, Гухта вел себя намного сдержанней, а в словах уже звучала просьба, а не приказ.

— А может ты харуту, а? Да говори же, Сам-Ру тебя раздери! Почему, я должен гадать? Что за игру ты затея, приятель?

Юный воин наклонился над мургом. Только сейчас Гухта обратил внимание на боевой раскрас тога, неумело нанесенный синей краской по всему телу, костяные вкладыши на лбу, а также ожерелье из раковин, намотанном в несколько витков вокруг шеи. Но больше всего наемника впечатлило клеймо-рух. Несмотря на свой достаточно юный возраст, даже по меркам кисару, мальчик имел статус тога. Кочевник широко открыл рот, так, чтобы Гухта, наконец, сам убедиться, что он ни при каких обстоятельства не сможет ему что-либо рассказать. В ротовой полости спасителя полностью отсутствовал язык. А жалкий пенек темно-бурого цвета, оказался не в состоянии заменит его, как мальчик не старался.

Ах, ты ж, грязь со стоп Сам-Ру!

Высоко над лесом, где скрывались оба кисару, парил охнос, он сделал несколько кругов, а затем направился к скалам, унося на спине оцтока в длиннополом походном плаще. Изу-Урмин все еще делал слабые попытки контролировать Периферию.