Глава 14. Игра, ход седьмой: открытие

— Вряд ли ты поведал сказку о сестрёнке вейлину, — заметил Рэлис. — Он бы понял, кто ты.

— Нет, если бы я не захотел. Аллен во время моей проверки не понял даже, что я Вэй, а мы минут десять говорили. Этому вейлину я тоже не открылся: Луча он не узнал. С ним всё в порядке, — предупредил Чен неизбежный вопрос. — И согласись, было бы крайне рискованно убивать его после нашей встречи. Вернейший способ вызвать подозрение.

— От этого типа всего можно ожидать, он сумасшедший. По меркам Вэй уж точно.

— Но следы умеет заметать получше любого в здравом рассудке. Нет, я был почти уверен: вейлин не знает ничего, что сойдёт за улику, иначе его уже заставили бы замолчать навеки.

Луч едва заметно вздохнул. Рэлис нахмурился.

— С кем-то ещё так и произошло? — уточнение было лишним: он не сомневался.

— Я не упоминал пари. Сказал: год назад, после Дня Кораблей, моя сестра говорила отсюда с другом и кажется, забыла браслет. Худая девушка в шляпе, прячущей лицо, и в мужском наряде. А он ответил, что понятия не имеет: его сюда перевели на пятый день после Кораблей, на замену местного замерцавшего вейлина. Возможно, замерцал тот из-за сбоя в Поле или сам и устроил сбой: повреждены все записи Дня Кораблей и следующих двух суток, потребовался знак на отладку звуковой связи и ещё два, чтоб ловить чёткое изображение. Никаких браслетов он не находил и не может сказать, впускали тут в Поле мою сестру, всю Звезду разом или Ивовую Деву с Болотником: узоры связи стали кашей из осколков нот. Видно, отладка стоила ему изрядных сил, он прямо кипел от досады. Я почти пожалел, что не назвал своё имя: думал, проверить он мне сроду не позволит.

Рэл хмыкнул, представив картину: надменный Луч Тарис в облике робкого просителя. Чен усмехнулся:

— Всё-таки пустил. Видимо, хотел полюбоваться моим лицом, когда я из этого хаоса вынырну. И его ожидания наверняка оправдались: там и правда каша. Выделить из неё чью-то мелодию смог бы разве что сам Певец, да и то не настоящий, а сказочный. Но кое-что я поймал… не в чарных слоях, глубже. И едва-едва. Это не доказательство, — он нахмурился. — Есть такая штука: если в чарном слое идёт сбой из-за обычного диссонанса узоров, в глубине они становятся дымчатые, серые. Будто засыпаны пылью. Я от этой пыли в Таднире два года избавлялся, а она всё вылезала, тут и там… Ну а здесь её не было. Скорее напоминало сажу на обгорелых концах ветвей. И она таяла, едва я касался. Не то, что можно предъявить Страже. Но я уверен: это признак намеренного разрушения. Он заманил в Глубину вейлина, а потом уничтожил и записи, и следы. И это произошло после того, как Илэн входила там в Поле. Она с кем-то говорила. С тем, кто ждал её.

— С Рыцарем...

— Конечно. Только лорд Ордена мог защитить её и обвинить магистра. Но дальше я не искал. Не сам же Рыцарь вышел в Поле — какой-то Вэй впустил его, и если я подберусь ближе, он точно не жилец. Да и Рыцарю нетрудно устроить несчастный случай… летом полно бешеных биров. Если те двое ещё живы, то лишь потому, что Илэн не назвала имя. Не стала бы она откровенничать в Поле: она ведь знала, что записи сохраняются. Связные могли прочесть их, а такие тайны убивают. Илэн не подвергла бы риску чужие жизни. И судя по предосторожностям, верно оценивала могущество врага. А меня эта чарная сажа заставляет думать, что я-то его недооценивал.

Рэл болезненно поморщился.

— Он круче, чем ты считал? Мне уже страшно гадать, есть ли ли границы у его могущества… и какой толк от нашего наивного плана с ловушкой. Он попросту нас убьёт, а прочие и не заметят.

— Он не круче, эджейан. Он нахальнее. Это как раз неплохо: он наделал ошибок, иначе я не прошёл бы по следу. Меня волнует другое: отношение людей ко всему этому. Дрёмники гибнут и убивают себя — в порядке вещей. Замерцал вейлин — жаль, но случается. Если бы любую смерть расследовали, умер Вэй, дрёмник или кто угодно — наш приятель не смог бы столько натворить. И пусть мы поймаем его, но суть проблемы не решим. Стражу надо расширять, менять структуру, методы, законы. Или за первым убийцей придёт второй, а может, их и так несколько. Ты был прав, поймать его мало. Надо изучить его методы, а уж потом устранять. Но боюсь, у нас не получится. Звезда не разрешит.

— О чём и речь, — угрюмо бросил Рэлис. — Мы топчемся на месте и боимся знаний и перемен.

— Каэрин считал так же. Он говорил, люди воспринимают нас как слуг, чьё дело — обеспечивать порядок, размеренное течение жизни и удобство не-Вэй, а цена покоя их не волнует. Но покой — видимость. Поле нестабильно, а мы это скрываем. В детстве мне казалось правильным не пугать неслышащих понапрасну, но быть может, мы сами живём во власти страха? Не сочтут ли нас негодными слугами и решат завести новых, поусерднее… и мы получим вторую Войну Чар?

— Ты глубоко копаешь.

— Глубоко расположено то, что происходит. Глубже, чем способны заглянуть многие. Включая меня. Ведь я не доказал, что вейлин убит. Не было подозрительных обстоятельств, как с Аралином. И никто не задумался, что ответ «замерцал» не должен быть обыденным — спустя столько веков в Поле.

— Но так бывает.

— А не должно. Давным-давно следовало позаботиться о том, чтобы погружение в Поле стало безопасным. Например, создать нечто вроде Стражи, службу охраны и спасения… ведь это возможно.

— Вытаскивать замерцавших? — у Рэла блеснули глаза. — Но тут нужны те, кто в Глубине как птица в небе. Кто может не просто погружаться, но и отличать оттенки Кружев. Как ты отличил меня.

— Те, кто чувствует тонкие гармоники, да. — Чен сдержанно улыбнулся. — Менестрели...

— Хочешь сказать, все твои умеют?!

— Мои ещё дети. Но диапазон у них весьма широк. Это тебе не Этаррис. А Джаэлл год назад сумел не только уловить активацию Камня, но и оттащить от него меня. И не понял сам, насколько глубоко погрузился. Я был близок к тому, чтобы замерцать или что похуже, а он преспокойно меня подхватил, выдернул из зоны притяжения Камня и нырнул домой вместе со мной — точнее, с телом, почти лишённым сознания. Кстати, из-за него и состоялась наша последняя встреча с учителем. Мальчик уловил в Поле Джалайна «что-то неправильное», как он сказал, и полез исправлять. А ты представляешь настройки Каэрина? Какой слух надо иметь, чтобы поймать там точечный сбой? Каэрин пришёл в ярость и всыпал ему изрядно, да и я не похвалил, но столь тонкое чутьё заставляет задуматься, кто из него вырастет. Полагаю, Луч. И в свете наших поисков… возможно, совсем скоро.

— Это его ты советовал спрятать? Не стоит ли заняться этим поскорее?

— Боюсь привлечь лишнее внимание. Ко мне-то оно приковано давно, а мальчишку втягивать совсем не хочется. Вряд ли он в опасности. Кому интересны дети?

— Например, один ребёнок семь лет назад.

— Тот ребёнок был учеником своего учителя, вот и всё. Или сыном своего отца… у Двирта могла быть более веская причина отдать меня, чем нелюбовь к прелестям отцовства.

Рэл помолчал. Дети… Ученики и компания юных Открытых неподалёку — всё подталкивало к некой идее, повороту в застрявшем расследовании, вот только он не мог облечь смутные тени мыслей в слова. Но он был Вэй и стражем — и привык теням доверять. И считать всё, приводящее к значимым событиям, неслучайным. Ну о каких случайностях может говорить тот, кто хоть раз слышал песни и переливы Кружев?

— А ты никогда не думал, — осторожно спросил он, — что тот ребёнок был важен не как сын и ученик, а сам по себе? Ведь твои детишки ценны из-за своих талантов, а не только в качестве учеников Чена Тариса. Ты рискнул даже влезть в память мальчика, чтоб защитить… от твоего врага? Или от того, кто тряхнул Камень, кем бы он ни был?

— Предполагается, что это один и тот же человек.

— А если нет? Послушай, это вовсе не факт и ниоткуда не следует. Надо смотреть шире… о каком последствии встряски Камня мы знаем совершенно точно?

— Кроме того, что я оказался на волос от гибели, зато открыл новую грань дара моего ученика?

Но на сей раз ироничная улыбка Луча не заставила Рэла примолкнуть или сменить тему.

— А ещё? Перечисли всё бесспорное. Твоя гибель, кстати, в список не входит: ты не знаешь, что с тобой случилось бы, притяни тебя Камень. Прецедентов не было — или они отлично спрятаны.

— Всё, что касается Камня, из разряда догадок… Ну ладно: я убеждён, что поблизости не звучала чья-либо мелодия. Но в свете наших открытий это ничего не значит.

— Нет, если допустить, что убийца умеет скрывать её. А этого мы теперь отрицать не можем.

— Тогда не можем и утверждать, что именно Джаэлл вытащил меня.

Кружево Рэла отозвалось всплеском удивления:

— Как?

— Очевидно. Раз некто умеет не оставлять в Кружевах следа и подделывать чужие мелодии, а также растворять их, то мог влезть и в узор Джаэлла. Перепуганный мальчик в буре Чар — лёгкая добыча. Мы уже допустили, что именно такие состояния, как опасность, ярость и страх, делают нас уязвимыми.

— Ты допустил, — уточнил Рэл. — А что скажешь о внезапности? Вспомни: разве Открытый, что атаковал тебя, вызвал испуг или ярость? А магистр, убитый тобою на Совете? Он был тебе опасен?

Чен сощурился и жёстко сжал губы, становясь довольно опасным сам — во всяком случае, с виду.

— Я идиот. Внезапность, ну конечно! И в случае Аралина, и бросившего тебе вызов юного стража… да, ведь потому меня и поразила гибель Аллена: я не злился, не хотел боя, мне было просто смешно. А Аралин гулял, лакомясь ежевикой. И ты вовсе не желал смерти задиристого новичка. Внезапность…

Его глаза сверкали, хищно сузившись, как у готового к прыжку тигра; иллюзия сонной отрешённости пропала без следа. Впервые за всё время знакомства Рэл видел его столь оживлённым.

— Однако миг активности Камня никому не навредил. Я запросто мог стать жертвой, и никто бы не удивился. Но я жив, и Каэрин тоже, и ты, и наши два подозреваемых — хотя тот из них, кто невиновен, для второго крайне опасен, ведь именно он с наибольшей вероятностью раскроет его игру. А в сговор я не верю: тогда уж мы давно пропали бы подобно Аралину, а Каэрин ещё раньше, вместе с вашим учителем. Нет, будь эта встряска подстроена убийцей, кто-то умер бы — кто-то поважнее грабителей и старого вейлина. Рэл, не он активизировал Камень, ты прав. Он не ожидал этого и упустил контроль. И слишком грубо убрал свидетеля, Аралина. Чем привлёк твоё внимание, а этого ему вряд ли хотелось.

— Это да, — кивнул Рэлис, вдруг наконец-то увидев всю схему ясно, выловив из вороха фактов то, что давно тревожило, копошилось в сознании, но ускользало. Он понял, что губы изгибаются в довольную улыбку, но не стал убирать её: Чен знал азарт охоты, разделял его. — Итак, внезапность — его оружие. Но она ему и опасна: он паникует, спешит, оставляет след. Сейчас он расправился с безобидным Аралином. А что, если это не первый приступ паники? Было ещё событие, которого никто не мог предсказать. На тренировке магистр смертельно ранил ученика — случайно, вовсе не желая того. А ученик, пытаясь уцелеть, интуитивно зачерпнул энергию Камня и вылетел в Глубину, где даже взрослые Вэй не осознают себя и теряются, но он был Эдрин — и на вопрос об имени дал осмысленный ответ. Но кто спрашивал?

Ясная мелодия Чена не пропала, но словно застыла, делаясь сверкающе-острой и холодной, как лёд.

— Тот ученик тоже едва осознавал себя. И не утонул чудом. И знакомых узоров, поверь, не заметил.

— Но мог ли второй об этом знать?

Чен прикрыл глаза. А когда взглянул на друга снова, вставший на след охотник исчез: Луч выглядел младше — едва ли не мальчиком… и хотя Рэлис с трудом мог поверить в такое, почти смущённым.

— Я ничего не видел, Рэл. Ничего, что имело отношение к делам Сумрака. Ты же был в Глубине.

— Впервые, как и ты тогда. Но нырнув туда вновь, ты узнал меня. И сам говорил: те, кто привычен к полётам в Глубине, могут подчинять. А мы исходим из того, что преступник именно это и делает с Вэй во власти дрёмы. И ты даже понимаешь, как именно.

— В теории.

— Да, но мне бы сроду не выдумать таких теорий. И Рьен никогда не говорил. И тебя ведь тоже не предостерегал, а он бы непременно сделал это, если бы допускал подобное.

— Допускал. Он испугался. Вспомнил сказки о драконах, которые погибали, о ястребах и зарянках. Он знал, что находиться в тех слоях опасно, там водятся хищники. Он говорил образно, но страстно — словно был уверен, пусть не знал точно, что именно там происходит. Особенно его встревожил вопрос о моём имени. Но я назвался не именем, а его учеником, и он отчасти успокоился. Или притворился.

— И ты не расспрашивал?

Смешок Чена явственно отдавал горечью.

— Я был глупым и гордым. Его иносказания, все эти туманные речи о смерти драконов — я видел в них загадку, очередной экзамен. И никогда бы не сознался, что не разгадал. А пришлось бы, вернись я к той истории. Наказаний я тогда уже не боялся… лишь разочаровать его. И самого себя. Оказаться видящим не столь ясно, снова из почти равных упасть до уровня ученика… и вернуться к обсуждению специфики моего дара, — от его тона Рэл ощущал во рту кислую вязкость неспелых яблок. — Эдрин. Я не хотел ни слышать о нём, ни говорить, но не думать-то я не мог. И его упомянул учитель. Я связал воедино.

— Вот отчего ты считаешь Двирта виновным, — вырвалось у Рэла. Чен пожал плечами:

— Да. В контроль через имена я не верил, как и в драконов. Но сказки — удобный способ сказать правду, не говоря её. А какая правда объяснит, что некто обрёл бы надо мной власть, узнав имя? Я видел лишь один ответ. И он мне совсем не нравился. Потому-то идея учителя о карьере стража и увлекла меня: над Стражей никто, кроме короля, не властен, она не подчиняется Звезде. И даже Луч, узнав, кого именно встретил в Глубине, распоряжаться судьбой сына не смог бы. А затем меня позвали на Испытание, после чего, как ты понимаешь, беседы с Каэрином о драконах стали невозможны.

— Кто позвал тебя? — собственно, бывший командор знал ответ, как наверняка и все Вэй Тефриана. Чен ответил удивлённым взглядом:

— Брэйвин, конечно. На зов Двирта я не пошёл бы.

— Он не имел права заставлять мальчишку. Если ты не хотел, то как вышло, что согласился?

— Я упоминал гордость и глупость, — к кислым яблокам добавилась пронзительная едкость неситы. — Ты себя помнишь в семнадцать? От Стражи меня отделяли годы, а от весьма спорного шанса превзойти Двирта — десятилетия, считать ли его ястребом или драконом… и кем считать меня. И вдруг мне подарили возможность сделать это прямо сейчас.

— Погибнуть без толку прямо сейчас, — хмыкнул Рэлис.

— Я не собирался гибнуть. Один раз я уже вернулся от Грани; чем я рисковал, обладая подобным даром? Камень спас меня, и независимо от причин я мог и дальше на него полагаться. И потом, я был уверен: на непосильное испытание учитель меня не отпустил бы.

— Не понимаю, как он отпустил, — признался Рэл. Рьен не рассказывал, а он не решился уточнять, будучи уверен: больнее темы не придумаешь. Трясины утопи его щепетильность!

— Неохотно. По сути, он был на волос от категоричного запрета, но за день до того...

Чен рассеянным жестом тронул кольцо с тёмно-багровым, почти чёрным рубином, неизменно украшающее средний палец его левой руки. Рэл замечал не раз, задавая людям вопросы: прикосновения к знакомым вещам успокаивают, позволяя глубже окунуться в воспоминания.

— Мы поспорили. Я настаивал на праве уйти, раз Седьмая ступень преодолена. А он вдруг позволил. После чего я, конечно, никуда не ушёл, — в улыбке Чена таилось многое, но только не веселье. — Но разрешение прозвучало, а он никогда не берёт слов назад. И потом, он ведь гордился мной. Я думал, гордость за ученика, формально переведённого через Седьмую и освобождённого от власти наставника, не позволит ему препираться с этим учеником при Верховном. А на беседу наедине Брэйвин нам времени не дал: забрал меня сразу, едва я согласился. Но всё же я не сомневался: будь я не готов, Каэрин остановил бы меня.

— И чья же там сыграла гордость и глупость? — Рэл вздохнул. — Ты был ребёнком. Но он-то — нет.

— И понимая происходящее лучше ребёнка, попросту мог бояться. Того, кто пришёл за мной, — или того, кто ждал, что я оробею и останусь. Открытый для атак, слабое место Каэрина, который не сумеет охранять меня день и ночь без моего ведома — и не решится поведать, от кого охраняет. Ведь я так и не знаю, почему сын Двирта оказался у Каэрина. И кто из двоих имел причины ненавидеть его.

— Понятия не имею, — с сожалением сказал Рэл. — Рьен избегал говорить о Лучах, а моё решение пойти в Стражу его очень радовало… Одно меня удивляет. Для ребёнка естественно видеть себя в тени учителя, камешком в партии меж ним и его врагом. Но неужто за годы в Звезде ты ни разу не допустил, что дело было вовсе не в нём, а именно в тебе? Меня всё время тревожило чувство ложного следа, только я не мог его определить. Но дети сегодня и твои ребятишки, паренёк, что влез в настройки Рьена… дети имеют значение — и не только для учителей. Открытые дети заставили нас рисковать, меняя планы. Твой ученик заставил Рьена заговорить с тобой после шести лет молчания. А мальчик, сумевший на грани смерти нырнуть в Глубину и сохранить разум столь ясным, чтобы не назвать незнакомцу имя, вполне мог заставить того незнакомца тоже поменять планы. Ощутить опасность. И опасен был именно мальчик, а не учитель.

— Чем же?

Слова слились с резким порывом ветра, шелестом листвы. Неосторожно. Рэл понимал, о да.

— Хороший вопрос, — он не скрыл сочувствия: не в голосе, но в нотах кружев. Чен кивнул:

— Я сам задавал его. Как ты верно подметил, аналогия с Аралином очевидна. Но только его больше нет, а я всё ещё в Сумраке. И вмешательство в мой узор ограничилось спасением, шуткой и двумя смертями — которые меня, конечно, смутили, но это не та скорбь, что смертельно ранит. Ну смотри. Допустим, он творит нечто преступное, замечает меня и опасается, что я его заметил тоже и смогу при случае опознать и понять, чем он занимался. Он находит меня и решает убрать. Затем — по его воле или против неё — я участвую в Испытании. И вот тут убить меня легче лёгкого. И даже стараться не надо: я сам себя прекрасно убиваю, сил-то мне не хватает. Но меня спасают. С риском для репутации и целости Кружев. Если враг — мой спаситель, это полностью лишено смысла, разве что его вдруг одолел приступ жалости. Смешно, помня, сколько жизней он без тени жалости забрал. А если враг — второй, то он спокойно позволяет разрушить его планы, а после не делает новой попытки. С учётом состояния Поля Таднира никто ничего не заподозрил бы: Поле в лохмотьях отдают сопляку, не прошедшему Ступеней, он не справляется и погибает, а чего ещё ждать. Я и сейчас не уверен, смогу ли защититься — а тогда, не догадываясь о степени опасности и выбрасывая все силы в настройку Поля, я был добычей не сложней бедняги Аралина. Почему же он не убил меня? Во время Вызова, например.

— Вызовов было много?

— Поначалу да, с десяток. Но к третьему году отстали все. Мне даже не пришлось особо стараться. Это выглядело так: я сразу сплетаю каскад щитов, как на уроках Каэрина; соперник попусту в него ломится, тратя силы; а затем веселье дополняется пристальным вниманием Верховного. Он не вмешивался, просто нырял к нам и смотрел. С интересом. А поскольку вызывали меня юнцы, едва слезшие со Ступеней, то его интерес так их нервировал, что игра завершалась за секунды.

— Хочешь сказать, он спасал тебя?

— Хочу сказать, он не использовал возможности чужими руками меня убить. С поединками я бы сам разобрался, но охотников испытать меня на прочность вскоре не осталось. Слухи разлетаются быстро.

— Вместе с твоим статусом. Он тоже быстро разлетелся на осколки. Карманный Лучик Верховного.

Чен засмеялся, на сей раз без намёка на лёд и неситу.

— Я этого и добивался. А зачем, по-твоему, я устроил сцену на приёме и назвал Брэйвина учителем?

— Прикинуться безвольным слабаком — не лучшая стратегия выживания. Даже без тайного врага.

Юноша посерьёзнел.

— Рэл, я не сомневался: если враг есть, он целит в Каэрина. А я лишь камешек в игре Верховного. И если он ждёт случая пустить меня в расход, стоит быть к нему поближе: смогу увидеть больше — найду способ увернуться. Как минимум не оказаться в той ямке, куда он меня предназначил. А тогда учителя он с моей помощью не победит. Если же дело не во вражде, а именно я ему для чего-то нужен, то снова надо держаться тихонько и брать с него пример: скрывать суть. Он-то скрывает. А с какой целью — это я и хотел понять. Но боюсь, он умеет таиться искуснее, чем я умею искать.

— Ты говоришь о том, кто под носом у Большого Совета узаконил свою неприкосновенность — даже для неприятных вопросов, не говоря о серьёзных подозрениях.

— И весь Большой Совет увидел только заботу о юных Вэй, рискующих глупо погибнуть в поединке с куда более сильным и не всегда терпеливым магистром.

— А что увидел Чен Тарис?

— Не надо игр между нами, Рэл, — мягко попросил Чен. — Ты отлично знаешь, что именно я увидел. Ты со мной в сцепке, а я и до неё от тебя не особо прятался. Если к твоему приятелю Тео попадёт интересная история моего испытания, я не стану использовать Поправку о Вызовах. И не трону тебя.

Рэлис сощурился.

— Не самая смешная из шуток, светлый Луч.

— Знаю. Мне и не смешно. — Чен обеими руками взъерошил волосы и повёл плечами, будто пытаясь скинуть тяжёлый груз. — Но сказать-то стоило. Мало ли. Мы оба под прицелом, и поди пойми, кто первый.

— А ты устал, — помолчав, заметил Рэлис: друг и впрямь казался утомлённым, а для магистра его уровня это значило: он едва не теряет сознание, расшвыряв весь запас Чар, кроме необходимого для поддержания Поля, а сейчас это необходимое вытягивает из него уже и сумрачные силы. — Ты на грани. Он не заметит?

— Пусть заметит. Ловушку надо раскрыть пошире, если он не спешит туда залезать.

— Ты в здравом рассудке? Если он нападёт сейчас, разотрёт тебя в пыль за полминуты!

— Подольше, — мирно возразил Ченселин. — Минуты три я его подержу. Всё записать и уйти тебе хватит.

— К Рьену, — пробурчал Рэл. — Который за эти три минуты сделает верный вывод и сам меня убьёт.

Луч со слабой улыбкой покачал головой:

— Нет, он слишком любит Поле. А пока будет устранять угрозу для Поля, поутихнет, а потом ты ему быстренько всё объяснишь. Уж он-то в глубоких нырках разбирается. Он оценит. Увидишь.

Рэл озабоченно вслушался, разбрасывая нити Кружев так далеко, как позволяла необходимость быть бесшумным.

— Детей-то, как понимаю, ты отослал? Неужто парочка мелких Открытых так тебя доконала?

— Их там не парочка. — Чен вновь передёрнул плечами и потянулся. — Не знаю, что там обитало, но они, слава Мерцанью, ушли. Но хотя особых сил я не учуял, сопротивлялся там кто-то серьёзно. Не продавишь. И при этом — никаких различимых Кружев. Этакая стена тишины.

Рэлис растерянно кивнул. Новая загадка беспокоила, но сейчас не было ни времени, ни сил, чтобы с нею справляться. И в конце концов, какой вред могут принести дети? Со «стеной тишины» или без.

Чен снова сбил его с толку, и это беспокоило куда сильнее. Раздражало, если начистоту. Он ведь чувствовал, что прав. Не сомневался. Отточенный за десятилетия нюх стража крайне редко подводил его, а теперь он прямиком вёл к Верховному… но ведь доводы Чена запросто не отбросишь! Люди всегда имеют причины поступать так, как поступают, пусть эти причины странные; но и у безумцев они есть. Надо только понять, как они рассуждают и чего добиваются. Впрочем, одно с другим тесно связано. А чего хочет тот, кого Рэл ясно видел за игровой доской, — он не понимал вовсе.

Слабое место… Если теория противоречит фактам и интуиции (в случае Вэй она даст фактам сто очков вперёд) — значит, в ней есть слабое место, осталось найти его. Чен и сам признаёт, что способен ошибаться. Но он размышлял над этим делом годами, он не глупее Рэла, а тонкостью слуха в Кружевах с ним мало кто сравнится — даже в детстве, в истории с Камнем и Глубиной…

Вот оно.

Рэлис прищёлкнул пальцами, едва сдерживаясь, чтоб не рассмеяться, торжествуя. Есть. Ну конечно.

— Тебе никогда не приходило в голову, что испытание твоё было ложью, но солгал там не ты?

Магистр удивлённо поглядел на него.

— Не я один. Сперва тот, кто спас меня.

— Думаю, нет.

Рэл ощутил дрожь волнения, отлично знакомую по десяткам поисков: выход на верный след.

— Только он. Испытание ты не провалил. Ты справлялся. И тебя пытались убить, а не спасали. Едва на чарном уровне ты ослаб, твой узор снова потянулся к Камню в поисках сил, и тот отозвался, чего ты и ожидал. Но и убийца уловил это. Образно говоря, он подкрался сзади с ножом, а ты обернулся, и ему пришлось прикинуться, будто он не нападает, а защищает. Грубая игра, но ты был обессилен, а главное, недостаточно верил в себя. Ты знал, что до Луча не дорос. Злился, что позволил гордости и желанию утереть нос Двирту втянуть тебя в эту историю и отказаться от того, чего тебе на самом деле хотелось. Разочаровать Каэрина… он всегда был важнее Двирта, я прав?

Луч не шевельнулся, но его узор на миг окрасился согласной полуночной синевой.

— Я себя-тогдашнего никогда не считал образцом ума, — задумчиво сказал он. — Но настолько?

— Ты не был глупым. Просто очень юным. И неопытным. Рьен приучил тебя уважать магистров, а нырок в Глубину показал, сколь многого ты не знаешь. А отдалённость Двирта заставляла постоянно в себе сомневаться. Сидела глубоко внутри, как червяк в сердцевине груши. Ты часто спрашивал себя: в чём сын не угодил ему, отчего тебя выбросили, как кристалл с изъяном?

— Всегда.

Даже недавняя встреча с бешеным биром не звучала для Рэла столь отчётливым чувством опасности.

— Твоё сомнение и холод Двирта сыграли ему на руку, — бесстрастно продолжил он. — Ты поверил в свой провал и помощь мудрого магистра. А затем он сумел отдалить тебя от Рьена. Жаль, я ушёл с приёма: я хорошо знаю Рьена и понял бы, всерьёз он разгневан, просто вспылил или тоже ведёт игру.

— Я думал, он подыгрывает мне, — опасность ушла, голос Луча был тих и печален. — Но когда вернулся домой, он встретил меня ядом и льдом, и я не видел фальши и причин для притворства… тогда.

— И не простил его?

— Его. Себя. Двирта. — По губам юноши прошла тень усмешки. — Всех, кроме Верховного. Забавно.

— Нет. Ты ведь считал, что он рискнул самым важным для Вэй, спасая тебя.

Они помолчали. Полдень давно уже миновал, но два летних солнца старались вовсю, даже плотная лиственная завеса вместе с куда более надёжной невидимой защитой Поля едва спасала. Лес окутывал их мирным разнообразием едва заметных звуков, от топота чьих-то лапок и хлопанья крыльев до роста трав. Рэла это всегда успокаивало — с детства, когда он, семилетний, оказался тут совершенно один, без Чар и навыков выживания, едва помнящий своё имя. Но в лесу он был быстрым и незаметным, как мыши; здесь не было острого чувства угрозы, лес был далёким, но добродушным другом, защищал его. И сейчас он невольно поддался детскому ощущению безопасности, приязни и тепла.

Он искоса глянул на Чена: тот явно испытывал нечто сходное. Горечь, досада — если это и было глубоко внутри, в тонких гармониках Кружев, то сейчас ушло без следа… или затаилось ещё глубже, куда Рэлис не мог заглянуть. Бледное юное лицо казалось бесстрастным и ироничным: Луч Тарис, а не смущённый, во власти вопросов и бурь, мальчишка. Любимый ученик и гордость Рьена, который бросил его… чем ему угрожали? Каэрин не трус и не беспомощен, он не позволил бы себя запугать. Но вот если грозили Чену… Конечно, он не предал — он защищал. Как сейчас поступает и сам Ченселин.

— Хорошо, — Чен закинул руки за голову, подставляя лицо узорным пятнам пробирающегося сквозь листву света. — Допустим. В этом хотя бы есть смысл. То есть, он не смог убить меня на испытании, а потом поверил в мой страх перед разоблачением и решил, что я безопасен?

— Ты был сильнее, чем казался. А он знал о твоей взаимосвязи с Камнем — и о том, что ты заметил его узор в своём. Возможно, новая попытка убийства показалась ему бо́льшим риском, нежели оставить всё Судьбе и присматривать за тобой. Он поссорил тебя с Рьеном и привязал к Тадниру. Ты не задавал вопросов, не искал общества других магистров. Занимался Полем и учениками. Так зачем нарываться, атакуя опасного противника, к тому же ученика и сына Лучей? Он не мог положиться на равнодушие Двирта: тот непредсказуем и силён, и его не убрать незаметно. И Рьен твою гибель не спустил бы. У него был я, а у меня Стража. Тогда-то Брэйвина не прикрывала Поправка.

Наконец он назвал имя. Хотя сомнений давно уже не было.

Вот только у них по-прежнему не имелось ни единого доказательства.

— Интересно, — протянул Чен. — Остаётся одно: чем я напугал его? Столь сложную игру не затевают без веской причины. Он долго готовил убийство Илэн, но она наверняка обладала фактами, способными убедить Орден. Аралина он убрал наспех как случайного свидетеля; полагаю, само присутствие там Брэйвина вызвало бы вопросы. Чуть не уплывший вейлин, нападение на детей Ордена, непонятные смерти разбойников. Он был рядом, но не защитил детей. Сам натравил на них дрёмников или те вышли из-под контроля, нам уже не узнать. Скорее второе… Я бы не отказался поболтать с теми ребятами, но их вмешивать нельзя. Рыцари шатаются повсюду без защиты… а Черта ограждает Тени лишь в воображении Ордена. И без того многовато детишек в этой истории.

— Очевидно, ты тоже застал его не в том месте и не в то время. Как и Аралин.

— Рэл, это же Мерцание. Там нет мест. Я даже не узнал его. Мелодии Брэйвина струились вокруг меня на испытании, и я не уловил никакого сходства. Боюсь, иначе я бы выдал себя. И не подумал бы, что надо скрывать, ведь тот незнакомец из Глубины ничего плохого мне не сделал. Я его не боялся.

— Может, потому ты и жив, что не узнал.

— Охотно верю, но… — Чен привстал на локте и медленно произнёс: — Я не узнал его. Понимаешь, что это значит? Если имелось хоть одно свидетельство, что это он… с иным рисунком Кружев… да я мог вмиг его уничтожить. Довольно подозрения, что Верховный умеет быть невидимкой в Поле, и с него бы глаз не спустила Стража. Особенно если и в тот день произошёл несчастный случай. Падение с обрыва или встреча с бешеным биром… и тот человек Верховному тоже мешал. Как бедняжка Илэн.

Он выдохнул и потёр пальцами в тонкой перчатке нахмуренный лоб.

— Тогда всё и впрямь обретает смысл. Но если я видел свидетельство, то не помню его. Тьма, я же был ребёнком. Я почти ничего не понимал. И как вообще можно связать чей-то узор с Верховным и с событием, в котором он, очевидно, в Сумраке не участвовал?

Рэл беспомощно пожал плечами. Но магистр и не ждал ответа, беседуя уже не с ним, а сам с собою:

— Надо сопоставить факты. Выделить цепь событий. Итак, я встречаю в Глубине незнакомца — и его узор не принадлежит Верховному. Я не придаю встрече значения, хоть учителя она и пугает; мне не до того, я увлечён идеей подготовки в Стражу. Подкинутой именно учителем. А что видит незнакомец? Он обладает талантом влезать в чужие узоры, оставляя в Поле след не своих мелодий. Но его-то по такому следу невозможно опознать. Он встречает мальчишку в Глубине… чем важен этот мальчишка? Видимо, спрашивая моё имя, он уже представляет ответ. Он мастер тонких гармоник; что он увидел во мне? Узор рода Эдрин? Он понял, что у Двирта есть сын. Ещё один Эдрин, связанный с Камнем… и потому способный разглядеть его под маской? Да, но если о нём знает Двирт, то почему молчит? Они заодно?

— У Двирта могут быть свои резоны помалкивать. Из которых вытекает причина прятать ребёнка… или спасая от Верховного, или не желая вмешивать в собственные тайные дела.

— И этого «или» не найти, не выбив правду у Двирта, — кивнул Чен. — Вернёмся к Верховному. Он узнаёт, что есть второй Эдрин. Притом ученик Каэрина, которого он не любит — и есть за что, если он виновен в смерти вашего магистра, Луча Рэннона. Подозреваю, он хотел найти нового Луча, послабее, а вместо этого получил молодого, одарённого и несговорчивого Каэрина. Но это уже домыслы.

— Не совсем, — встрепенулся Рэл. — Помнишь, я сказал, что разыскивая Аралина, уловил нечто смутно знакомое? Из детства, из того самого дня. Тогда я и понял: найду один ответ, узнаю и другой.

— Хорошо. Он хочет изменить состав Звезды, обеспечив себе безопасность, но у него не получается. Но Двирт ему не мешает — или он пока не видит способа его убрать. А Каэрин не наделён столь тонким слухом, да и занят лишь тайнами прошлого и учениками. А вот сын Двирта и ученик Каэрина, умеющий летать в Глубине, ему совсем не нужен. Но зачем звать меня на испытание? Это привлекает внимание, а его-то он и должен избегать.

— А был ли у него выбор? Луч, которого ты заменил, ушёл сам? Или его подтолкнули?

— Он был не очень стар, но никто не удивился. Этаррис как-то обронил, что Лайнел якобы устал от хлопот Сумрака, а на самом деле влюбился и решил хоть последние полвека пожить для себя.

— Тогда мы имеем стечение обстоятельств. Луч Лайнел мог устраивать Брэйвина, но он ушёл. А тут возникаешь ты, видишь чего не должен, и тебя надо убрать поскорее. Испытание вполне подходит.

Чен нахмурился.

— Мы снова упираемся в вопрос: зачем? Я ребёнок, я безобиден, я видел не его, а узор-маску. Я не лезу к Двирту, тихо сижу у Каэрина и готовлюсь в Стражу. Меня можно вообще лет на десять позабыть.

— А что, если именно там, где ты тихо сидишь, то событие и произошло? Несчастный случай?

У юноши блеснули глаза.

— Ты отличный сыщик, Рэл. Когда всё закончится, тебе непременно надо вернуться в Стражу! Да, это объяснение. Он слышит, чей я ученик, и впадает в панику. Он знает, что Каэрин достаточно умён, чтобы связать нити. На месте несчастного случая остался след маски, а не Верховного; но покойный имеет к нему отношение, и стоит мне уловить хоть намёк на сходство — а он допускает, что я могу… Он и впрямь в опасности. Он проявил немалую выдержку, выждав почти год.

— А где бы ты за этот год его встретил? Учеников не таскают в гости к Лучам.

— Но Каэрин назвал меня вейлином и разрешил уйти. И почти сразу Верховный объявился.

— И вывод отсюда не очень приятный. Он за тобой следил. А вы оба слежки не замечали.

— Он заходит с такой глубины, что без подготовки не заметишь. А мы же с учителем и не прятались.

Чен встал, бесцельно прошёлся по узкой прогалине меж вязов и зарослей крапивы и шиповника, в задумчивости прислонился к стволу.

— Он меня переоценил. Да, это спасло мне жизнь, но похоже, игра в бесполезного ребёнка не столь далека от правды. Он боялся, что я выдам его, а я ни о чём не подозревал… ладно я, но и Каэрин проморгал, выходит? Кто-то странно умер в Джалайне, а он ничего настораживающего не заметил?

— А кто заметил Илэн? Леди из Совета гибнет в шаге от столицы, и это легко сходит за случайность.

— И всё вновь лишено смысла, — вздохнул магистр. — Должна быть тесная связь, а мы не видим её.

— Увидим, если узнаем имя. Ты не думаешь, что пора обратиться к Каэрину?

— Нет. Именно теперь я его не втяну ни за что. Если мы правы, то наш приятель с него глаз не сводит, гадая, доберусь я до истоков или нет. А с ним у тебя сцепки нет, и он не готов к атаке.

— Так давай подготовим. Он не старик и не дитя, он умеет защищаться. Возможно, эффективней тебя, с учётом его умения перехватывать сетью чужую энергию и отражать. Ты же знаешь.

— Но тот знает тоже и зайдёт издалека. Проникнет в пустоты сети и расплетёт её. Я сделал бы так.

Рэлис ответил хмурым взглядом. Но возражений по существу, как ни старался, не отыскал.

— Это столь просто?

— Смотря для кого. Слушая не узоры, а паузы меж нот, ловя голоса тишины и вливаясь в мелодии, ты незаметно сам станешь ими. Станешь основой чужой песни. Ненадолго, но разорвать связи хватит.

Командор помедлил, вовсе не уверенный, что щекочущие язык слова стоит произносить.

— Ты мог бы убить его? Рьена?

— Теоретически — да. Но если ты ведёшь к тому, может ли Брэйвин влиться в моё Кружево и убить, притворяясь мною, — нет. Не сейчас. Да и прежде… сомневаюсь. Часть меня постоянно в Глубине, я её от него всегда прятал. Ты же не думаешь, что я ему доверял? Он подделал испытание, нарушил закон. Я видел тень его сути, и там было чего бояться. Высокомерие, неприязнь… я никогда не считал его хорошим человеком. Но понятия не имел, как далеко он зайдёт. И сколько оставит за собой трупов.

Тихая песня его Кружева, едва уловимая в лесной тишине, отдавала грустью и горечью, пылью и рыжиной степных трав.

— И я не понимаю: зачем? Рэл, чего же он хочет? У него есть всё. Мерцание в таком диапазоне, что его вполне можно звать бескрайним. О подобном далеко не каждый мечтает, не умея даже вообразить. Он не скован ни Сумраком, ни первым слоем; думаю, он мог бы и выйти за Поле — в Глубине. Да там и теряется разница меж тем, что внутри и снаружи Поля. Я сам ещё туда толком не забирался — из-за него. Я постоянно сдерживаюсь, прячусь, помню о нём, жду его… похоже на любовь, если верить балладам менестрелей, только любви тут нет, как и доверия. Но меня-то он держит мёртвой хваткой — и я сам держу себя возле него. А его ведь никто не держит. Нет семьи, нет учеников… вот уж кто волен спокойно всё бросить, оставить Звезду и пуститься в странствие! А его умение можно употреблять и во благо. Соединять разрывы нитей, восстанавливать Кружева… зайти вглубь Поля и зарастить старые раны, оставленные войной, из-за которых мы веками не можем слезть со Ступеней. Я бы попробовал…

Он с неясной усмешкой замолчал — кажется, сожалея, что сказал лишнее. Или попросту впервые в жизни позволил себе с кем-то быть откровенным. И не знал, что получит в ответ: иронию, холод… непонимание?

Но Рэл понимал. Он не представлял, что столь тонкие игры со структурой Кружев вообще возможны, и открытие пугало его — но и возбуждало. Оно и впрямь раздвигало горизонты… хотя на печальном опыте он убедился, что первооткрыватель новых знаний применил их для лжи и убийства.

И он не сомневался: когда дело раскроется, никто Чену экспериментировать не позволит. Люди придут в ужас и будут думать не о возможной пользе, а об опасности — доказанной и реальной. Узнав, что Чен владеет, пусть лишь в теории, умением, позволяющим убивать, — они не вспомнят, что он с убийцей сражался. Они хором потребуют одного: остановить. И винить их, в общем, будет трудновато...

И конечно, Чен понимает это. Что наводит на тревожные мысли… насколько он искренен, уверяя, что захлопнув ловушку, сможет уцелеть? Сберечь Кружево — да. Но намерен ли он возвращаться?

— Послушай-ка, — идея выглядела слегка безумной, но вполне под стать всей этой истории, — если он взял чей-то узор, то ведь есть и владелец. Если вспомнить мелодию и сопоставить с данными Поля, мы же найдём его. Он-то во время вашей встречи был в другом месте. Вдруг на его узоре остался след?

Луч прислонился затылком к стволу и любовался причудливыми картинами из листьев на фоне неба.

— Боюсь, он давно мёртв, эджейан. Проще всего взять Открытого: именно потому, что его Кружева в Поле нет. Берёшь, делаешь задуманное, а дальше очередной бедняга дрёмник умирает.

— Дрёмник, способный нырнуть в Глубину? Не нашумев в Поле? Да его бы мигом обнаружили!

— Не думаю. Тут берётся не суть, а рисунок мелодии. Я не лишусь Чар, надев наряд не-вэй, верно?

— Но мелодия — это ты и есть, — неуверенно возразил Рэлис.

— Нет. В том и дело. Мелодию сравнивают с голосом, но голос — не ты, лишь твоё проявление, одно из многих. Способ выразить себя, стать понятным… или казаться. Но можно изменить тембр голоса или молчать. Оставаясь собою. Считай, он научился менять голос. А все его навыки никуда не делись.

— При таком раскладе можно брать и не Открытых дрёмников. Не-вэй тоже. Кружева-то есть у всех.

Чен внимательно посмотрел на него, сузив глаза.

— Если на то пошло, то и не дрёмников… хотя он не использовал это с Илэн… но её смерть Стража расследовала, а её Кружево не затуманено дрёмой, и стоит им заподозрить вмешательство, последует ряд проверок… опасно, как бы ловко ты ни менял маски. Да и что человек может сделать сам с собой? Сунуть в рот ту же дрёму или убить себя, а Илэн уж точно подобного не совершит, у неё нет причин...

Он замолчал. Глядя уже не на друга, а словно бы сквозь него — так странно, что Рэл ощутил тревогу… и снова азарт охотника, напавшего на след. Азарт, отлично знакомый командору Стражи.

— Нет причин, — негромко повторил Ченселин. — Но допустим, причина есть. А расследования не было. Поэтому я не знал и не связал… Каэрин тоже, он-то мог знать, но его обмануло именно знание.

— О чём ты?

— Рэл, похоже, я понял. Не подоплёку, а событие. Не несчастный случай. Самоубийство. В Ордене.

Рэлис решительно приблизился, взял его за руку и потянул вглубь леса, вдоль дикого пояса. К счастью, Чен не нуждался в пояснениях: кивнул, отстранился и пошёл первым. Рэл двигался за ним, с кошачьей ловкостью ступая след в след. Тропы по сути не было, но оба знали Лойрен, и несмотря на разгар лета, позаботились о плотной одежде и перчатках. Так что шипастые, жгучие, порой ядовитые заросли не представляли для них опасности, лишь досадное неудобство.

Но сейчас было не до комфорта. Напротив, чем дальше углублялись в непролазную чащу, тем Рэлис ощущал себя спокойней. А уловить настроение Чена даже сцепка не позволяла, и Рэла это радовало: друг закрыт наглухо. Есть надежда, что враг не в курсе новостей, из каких бы глубин ни подслушивал.

— Не бойся, — проронил Чен. — Сейчас ловушка закрыта. Вот теперь я хочу не только поймать его, а найти настоящее доказательство. Тем более, в ловушку он не спешит. Ты ведь думал о том, что доступное одному могут уметь и другие. А метод ловли на живца вряд ли понравится Страже.

Рэл косо ухмыльнулся.

— Не особенно. Значит, Орден? Это многое объясняет. Нас они не зовут, а Сон Меча считают хоть не лучшим решением проблем, но приемлемым. Но раз ты запомнил, дело было из шумных?

— Печальных, скорее. Здешний Лорд Трона. Молодой, его все любили, даже вне Тени. Каэрин знал его. Называл умным и бесстрашным… по-моему, они в своём роде дружили. Повод для Сна Меча у него был: два года назад его жена погибла в пожаре. Люди говорили, если бы не маленький сын, он и двух дней бы не продержался. Когда он убил себя, Каэрин стал… резким, нервным. Я после думал, именно потому он на меня и сорвался… Он был на церемонии прощанья, но тело уже отдали огню. Вряд ли он подозревал неладное. Мужчина от тоски по лейан убивает себя, что тут удивительного?

— Но Рьен родился в Тени, — кивнул Рэл. — Бывал там, знал покойного. Он вполне мог взять туда тебя и пойти на место смерти. Полагаю, дело бы тогда и раскрылось. Но сколько бы вы потом прожили?

— Да кто бы мне поверил? Недоучка-Вэй несёт чушь о том, что слышал голос мёртвого Лорда Трона в глубине Мерцанья. Впервые попав туда и ничего о Глубине не зная. Каэрин бы лишь посмеялся.

— Сомневаюсь. Он высоко ценил твоё чутьё, с самых первых дней. Если бы в незнакомце из Глубины ты узнал его друга, смеяться он точно не стал бы. Это не забавно.

— Нет, но нереально. Ведь встреча в Глубине произошла, когда его друг уже умер.

Он прикусил губу совсем по-детски. Рэлис нахмурился. Они стояли рядом, лицом к лицу, но бывший страж не слышал ни мелодий Луча, ни даже дыхания; лишь едва уловимый стук сердца.

— Это и есть доказательство, — шоколадные глаза Чена подёрнулись золотом. — Либо тот Рыцарь был Вэй, причём уровня редкостно сильного магистра, лишь так объяснилась бы беседа с мёртвым и стала бы величайшим открытием с момента создания Поля. Либо, куда вероятнее, я встретил живого Вэй. И тоже далеко не из слабых, раз он сумел украсть узор мертвеца и придать ему голос. А это весьма сужало выбор. И имя Верховного, безусловно, оказалось бы в первых строках списка.

— А дальше работа Стражи. Проверить, где был каждый, а заодно дать тебе послушать их мелодии. Я бы доверился слуху сына Двирта… тем более, способного на столь глубокое погружение.

— И как показало испытание Лучей, его мелодию я не узнал бы.

— Да только он-то не посмел бы рисковать. Он не мог допустить проверки. И где был в день смерти Рыцаря и во время вашей встречи, не ответил бы. Что-что, а подобные вещи Стража умеет проверять.

— Умела.

У Рэла зло сдвинулись брови и отвердели скулы, делая обманчиво юное лицо много старше.

— Тут он постарался. И впрямь странно, что он не убил тебя. И столько лет тянул с Поправкой.

Чен невозмутимо проводил взглядом бегущую по своим делам лису и вспугнутую ею белку.

— Раньше не было случая. Подделать узор вряд ли просто, а главное, жертве надо полностью затихнуть в чарных слоях. Поплыть. Как от дрёмы. На испытании я и поплыл, когда они навалились на меня в первом слое, и тут он подхватил меня. Поэтому я поверил… а ведь в первый раз было то же самое. Я умирал, моё тело не дышало. Конечно, я затих, недаром Каэрин перепугался. Это длилось не больше минуты, или я вправду умер бы; затем я коснулся Камня. А на испытании у меня этой минуты не было: Брэйвин вмешался раньше. Я едва успел заметить, но он понял, что не влезет в мой узор тайно: я почувствую его. Уж если обессиленным, за долю секунды, я ощутил его касание и более того, узнал, кто он… Нет, убить меня он мог только в сражении — чужими руками. А я слишком умело защищался. Думаю, наблюдение за моими поединками и подсказало ему способ. Он заметил момент, когда я сосредоточен на смене щитов и тоже затихаю. Но ему требовалось кое-что особое… подлинная ярость противника плюс знакомство с методами Каэрина.

— Он управлял тем магистром, что Вызвал тебя?

— Похоже. Аллен вмешательства не заметил бы. А я был занят отражением его атак, любое внешнее касание выглядело как часть игры, или я просто его игнорировал. — У Чена вырвался короткий смешок. — Рэл, это было так просто. Он не стал втекать в мои узоры, он и не приближался ко мне. Он попросту выбрал миг отражения наиболее резкой атаки Аллена, когда я ускользнул за чарные слои, гася его импульс, — и разорвал его кружево изнутри. Незаметно, без следов. Это, конечно, приписали мне. Даже я сам. Как и днём раньше, но там Каэрин успел помешать нам… и третьему в поединке. Этот третий быстро учится на ошибках. В первый раз он всё же рискнул перехватить у меня контроль, когда я атаковал… у него могло получиться. Но я что-то заметил. И с Открытым тоже. Я насторожился. И всё-таки он сумел убить Аллена так, словно это сделал я. Интересно, чью смерть он на самом деле планировал. Аллен слабее меня, его внезапная победа смотрелась бы странновато.

— Не с твоей репутацией. Тебя знают лишь как мастера тонких сетей, а Аллен из Поля Каэрина, где слабаков не бывает. Нет, такой исход приняли бы легко. Но не Рьен. Ему-то правда известна.

Рэл потёр лоб.

— Чересчур запутанная игра. Он постоянно накручивает какие-то странные сложности. Я на его месте запросто убрал бы тебя, едва ты занялся Полем Таднира. Какой Тьмы устраивать это на Большом Совете? На глазах у кучи Вэй, Двирта и Рьена… риск слишком велик, а толку не вышло.

— Всё у него вышло, эджейан, — мягко возразил Чен. — Наш поединок дал ему нечто важное: повод для Поправки. После неё я уже не был ему опасен: если и заявлю о своих подозрениях, он тотчас убьёт меня и сошлётся на закон. А Большой Совет примет его сторону без колебаний: он защищался от импульсивного юнца, способного отнять жизнь, вовсе не желая того. И поскольку, надеюсь, он не считал меня идиотом, то понимал: я выстрою ту же схему и не открою рот. Ведь он уже видел, что жить мне хочется больше, чем умереть попусту, заботясь об истине.

— Но сейчас он видит совсем иное. Ты нарываешься. Лезешь в его дела в открытую. Чего он ждёт?

— Или он думает, что это случайность и я не связываю его со смертью Илэн, беспокоиться не о чем. Или делает ставку на мой страх смерти — оснований я ему дал достаточно. Или он допускает, что я с ним заодно. У него-то есть причины творить всё это — отчего им не быть и у меня.

— Всё-таки безумие, — подытожил Рэл. — Костёр на льду. Полагаться на трусость или подлость… я бы избавился от тебя в любом случае.

— Ты допускаешь, что твои расчёты неверны. А он — нет. Ты говорил: преступники дерзки, считают других глупее и слабей, уверены в себе. Ему это нравится, Рэл. Риск, тонкий лёд… игра. Я увидел это в нём на Испытании Лучей. Он играет и наслаждается. Ему легче поверить, будто я боюсь его или хочу чего-то для себя, чем допустить, что и я с ним играю. И тем более — что могу победить.

Чуть слышная мелодия командора отозвалась озабоченным вздохом.

— А ты можешь?

— С тобой — да. — Он легко коснулся плеча Рэла: — Не надо. Ни тени волнения сейчас. И больше ни одной встречи, пока у меня не будет доказательства. Я знаю, где искать. Место, где семь лет назад лорд Крис-Тален покончил с собой. Я пойду в Замок Эврил.