Глава 10. Игра, ход пятый: Илэн

Во дворец Королевского Обета, в народе именуемый попросту Вершинкой, Чен пришёл открыто, не делая попыток скрыть свою вэйскую суть и не мешая многочисленным обитателям дворца, от сановников до слуг, шептаться за его спиной, каким ветром занесло Луча в жилище юных принцесс и принцев — не-Вэй, а потому вроде бы ему вовсе не интересных. Он знал, что шептаться будут. И вспоминать давнюю историю с наследником, Ордином, который как раз Даром обладал, да только в вэйском учении ему было отказано. Но раз по Вершинке слоняется Луч, да ещё тот самый, с причудливыми фантазиями, кого и как следует посвящать в тайны Чар… может, Ордин-то не единственный? А вэй’Ченселина, поди, сам Верховный поддержит, что тот ни учинит. Сейчас поглядит на детишек да и станет из всех подряд вейлинов воспитывать, а что, с него станется, уж коли даже конченых дрёмников и бродяг он предлагал самолично готовить в вейлины!

Внутренне Чен смеялся, ловя любопытные взгляды и обрывки догадок и сплетен. Но смех не отличался весельем: история принца всегда казалась ему грустной и несправедливой, тем более, что узнал он её от Каэрина, сам будучи почти ребёнком. И наверное, именно тогда впервые подумал о себе как об учителе… о том, кто мог бы воплощать мечту тех, от кого прочие отвернулись. Принимать отверженных… Открытых. Менестрелей.

Но молчаливому печальному юноше он помочь не смог, да и не пытался. Кто бы ему позволил? А что помощь нужна Илэн, даже и не догадывался… хотя внимание на неё обращал — как наверняка каждый мужчина, кто видел её хоть однажды. Она ярко искрилась, излучая отвагу и тепло; необычное для леди сочетание — а ведь она была ещё и красива. Конечно, он смотрел на неё, улыбался ей и порой думал, что раз сьерина одинока, то возможно, он мог бы — они вдвоём… но история Каэрина о романе с не-Вэй останавливала его. Да и потом, что он предложил бы высокой леди, привыкшей к блеску столицы, кроме приятных ночей несколько раз в году, когда дела приводили его в Аэтис? И хотя он подозревал, что такое предложение охотно приняли бы многие юные сьерины, с Вершины и нет, а стремительность его визитов расценили бы как приятное добавление к любовным играм — что хорошего в любовнике-Вэй, если он возле тебя всегда, читая мысли и оттенки настроения? — но ему казалось, Илэн не приняла бы этого, и даже была бы задета попыткой вовлечь её в игру такого рода. Её искристый свет скрывал серьёзность и глубину, там пряталась тайна… И теперь он точно знал — какая именно.

Поздно. Слишком поздно.

Я мог прислушаться к интуиции и заглянуть под покров. Мог подойти не как возможный даэн, а как друг — претендующий не на короткое удовольствие, а на симпатию и откровенность. Она улыбалась мне…

И не верила, конечно. Опасаясь того, кого считала моим покровителем, она и не могла доверять. А попытку сблизиться с нею расценила бы как ответный ход Брэйвина или… второго. Кто был в её списке?

Наверное, все. Включая и меня. Уж если я сам, зная столь много, не в силах выбрать одного из них — могла ли выбрать она? Неслышащим мы кажемся загадочными, способными на множество чудес — едва ли не сказочными волшебниками… или опасными колдунами, чья забота о не-Вэй — искусная ложь?

Если я не остановлю его, скоро так будут думать о нас все. Задним числом, потому что нас не станет — нас попросту разорвут в клочки, едва неслышащие начнут видеть в нас не помощь и пользу, а опасность.

Чего же он добивается? Тот или другой, оба разменяли не одно столетие, оба опытны и умны. И не могут не понимать того, что видно и мальчишке вроде меня: мир и равновесие держатся не на силе Чар и даже не на Поле со всеми его свойствами, а в первую очередь — на убеждённости людей, что мы не враги им. И наши силы никогда не направлялись и не будут направлены против них. Мы не подчиняем. Не властвуем. И никогда, ни при каких условиях не ставим себя выше них. Мы заботимся, мы служим — Полю и людям Тефриана.

Но ведь так было не всегда. Я сам говорю ученикам об этом. Дополевое прошлое — не тайна, а один из скучных школьных уроков истории. Пугающий экскурс в стародавние времена дикости и мрака…

Для чего кто-то может захотеть вернуть этот мрак? Что планирует выиграть?

И если это не тот, кто так и просится на главное место в игре… не тот, кто открыто бросил всем в лицо умение, не раз применённое для убийства… не тот, кто близок к трону и власти — и мог бы желать того и другого лишь для себя, вот только зачем, он и так выше всех, чего ещё ему не хватает? А если ответ всё же не столь очевиден, то не манипулируют ли и им? Не используют ли, подставляя? Того, кто на виду и озарён сиянием солнца, нетрудно разглядеть до мельчайших подробностей и просчитать… и особенно легко это сделать кому-то, не выходящему из теней.

— Кто открыл принцу Ордину, что тот наделён даром Вэй? Не Брэйвин: если не хочешь учить, то зачем об этом говорить? Не Этаррис, он от столицы и придворного общества далёк и не склонен учить всех подряд, будь то бродяги или принцы. Не Каэрин, это я знаю точно. Хотя мне сказал про Ордина как раз он: я тогда впервые попал в столицу, а тот был восьмилетним крохой — таким серьёзным для малыша… и с тоской во взгляде, которую я узнал, ощутил сходство. Я сам спросил бы учителя о его Даре, не заговори тот раньше. И это прозвучало так странно: «по словам Брэйвина, его дар слишком слаб, как и сумрачное здоровье, и о пробуждении тут речи нет; жаль, что мальчику вообще рассказали, не стоило обнадёживать, тем более если никого не учил и учить не намерен»… и больше он эту тему не поднимал. А когда я пытался узнать больше, то смотрел непонятно. Будто не сердился, что я пристаю, а жалел, что начал.

— И ты делаешь вывод, что Ордину сказал… — Рэл невольно сделал паузу: — Пятый Луч?

— Тот, кто никого не учил… Двирт, да. У всех остальных ученики были. Кроме Брэйвина.

Рэлис вздохнул. Да, они приняли решение называть «кандидатов» по именам, логично рассудив: если тот, кто им нужен, овладел умением подслушивать сумрачные речи, им обоим уже терять нечего, они до финала расследования не доживут. Что произноси имена, что нет. Но если исходить из немалого опыта обоих и знаний всей Звезды (пусть и неполных, спасибо Войне Чар, которая обрушила вглубь Поля немало пластов информации, не говоря обо всех убитых Вэй, которые этой информацией владели) — даже величайшие из стражей и магистров не умели слушать разговоры Вэй так, чтоб говорившие не заметили. У Рэлиса на счету имелись успешные попытки подслушивания воров, но те и пробуждёнными толком не были. Чен любил устраивать ученикам внезапные экзамены-проверки, подбираясь к ним в первом слое, однако едва детишки начинали что-то смыслить в мелодиях Чар, проверки они замечали. К искренней радости учителя. А когда чьё-то чересчур пристальное внимание коснулось его самого — перед первой встречей с Рэлисом, в джалайнском трактире «Песня вейлени», где Чен вёл Джаэлла по Шестой Ступени, — он сразу понял, что за ним следят. К сожалению, следивший был осторожен, а отвлечься от испытания и углубиться в поиски Чен не мог, однако тональность любопытного незнакомца уловил и запомнил. И не сомневался: шпиона сразу узнает, если повстречает вновь.

Исходя из всего этого — и учитывая преграду в виде дикого пояса — шансов, что их беседы кому-то слышны, а сами они об этом не подозревают, почти не было. Даже если «кто-то» является Лучом и признанным виртуозом в мелодиях Чар.

Но всё-таки вероятность — пусть крохотная — оставалась. И Рэлису это совершенно не нравилось.

Лёгкость, с которой Чен отбросил загадочного соглядатая из «Голубки», нравилась ему ещё меньше. Хотя Рэл и понимал, что это лишь внешнее: Чен ничего не забывает и не игнорирует, он учитывает всё, и в нужный момент все тревожные факты окажутся вплетены в общую картину событий, составляя ясный и завершённый узор. Сейчас он видел сам, как этот узор создаётся, — и честно сказать, восхищался.

Даже помня, что они оба, возможно, под прицелом, и удар в любой миг будет нанесён. И скорее — не по бывшему командору, не сумевшему увидеть вокруг себя прочную и давнюю преступную сеть, а по Чену.

По Лучу, который, напротив, видит всё до мелочей — даже то, что произошло больше года назад. Да что там год — тот давний разговор об Ордине состоялся, когда принцу было восемь, а Чену всего тринадцать…

— Не могу представить Двирта, беседующего с ребёнком, пусть и принцем. Зачем ему?

— Вот и ответь. Я понятия не имею. Но Каэрин не стал бы разносить догадки — раз сказал, то знал точно.

— Само по себе это не тянет на злое деяние, — медленно произнёс Рэл. — Все магистры реагируют на Дар. Это естественно — уловив скрытый Дар, поведать о нём обладателю. Разве ты не поступил бы так же?

— Да. И стал бы учить. А если бы ощутил, что не смогу сам, нашёл бы созвучного магистра. Но он так не сделал. Если по каким-то причинам он решил учить Ордина, то почему передумал? Он не заметил бы слабого дара, а если там был сильный — или необычный, скорее — отчего он принял решение Брэйвина?

— Но ты же принял.

— Мне было семнадцать, я сомневался и в собственном даре, и я не анализировал тот давний разговор. С человеком настолько выше тебя трудно спорить, особенно когда ты ему и благодарен, и боишься его. Но Двирт-то не мальчишка. По силам они равны, а если верить слухам, в чём-то Двирт искуснее. И уж он-то за век наверняка выучился понимать людей, с которыми составляет Звезду. И не думаю, что он боится.

— Это домыслы. Ты не знаешь, что у него на уме. Брэйвин опасен — в этом немногие Вэй сомневаются.

— Опасен как противник, как враг. Но не сам по себе. Во всяком случае, пока мы иного не доказали.

— Но и обратного не доказали тоже. Учитель всегда открывается ученику, желает того или нет. Ты это испытал. И если магистр узнаёт, что возле него есть ребёнок с необычным Даром — и не просто ребёнок, а принц-наследник, который получит власть и над Звездой, и даже над учителем, — он может запретить его обучение, опасаясь этой власти. Такой король может нарушить равновесие, стать кем-то вроде шестого Луча. Или заменить Луча… особенно зная о нём то, что может узнать ученик. Мы связаны тесными узами — но не всегда любовью.

— Верно, Рэл. Мне ты мог бы не напоминать. Но разве Двирт не знает об этом? Пусть он никого никогда не учил, но сам-то учился. И он понимает устройство Чар… если верить всему, что о нём говорят. Так для чего ему давать Ордину надежду? Его слово имеет немалый вес. Даже для неслышащих. И спящих детей.

— Он странный человек. Ты сам говорил: его считают столь погружённым в Мерцание, что сумрачные доводы для него могут быть попросту пусты. Он увидел спящий Дар, ему стало интересно, и он сказал.

— А потом согласился принять те самые сумрачные доводы из уст Верховного? При том, что закон-то как раз на его стороне — ведь если магистр ощутил спящий Дар, он имеет полное право обучать, разве что сам спящий от него откажется. С этим даже Верховный не поспорит. Даже если бы Двирт не был Лучом.

Рэлис нахмурился.

— Не понимаю. Тогда как объясняешь ты?

— Допустим, Дар принца и вправду слишком слаб. И сам он не знал бы о нём, если бы ему не сказали. Таких людей немало. Они живут счастливо, пусть иногда завидуют нам, но их Дар находит выход: поэзия, живопись, изобретения, тайны науки… и кстати, наука о равновесии, об устройстве страны вполне может утолить голод Чар. Он мог бы стать великим королём, открытым для нового, понимающим суть… но не вейлином. Но знание о спящем Даре пробудило тоску и мечты — и конечно, он ждал помощи от того, кто всегда возле трона. И для принца, и для короля естественно обратиться к Верховному. А тот — не помог. По множеству причин, начиная с названной тобою — угроза равновесию.

— Уж о равновесии-то Двирт знает всё. Насколько бы он ни был далёк от Сумрака!

— О да, но что мы получаем в итоге? Ордин обижен на Верховного. Он мог принять доводы рассудка, но его душа уже задета и не знает покоя. И довольно на него глянуть, чтобы понять: симпатии к Брэйвину тут нет. Нет полного доверия, что всегда связывало с Брэйвином его отца. А это будущий король, Рэл. И если между ним и Верховным не всё ладно, то для Верховного это не очень хорошо. И для страны — тоже.

— Но Двирту это зачем? — растерянно спросил Рэл. — Он часть этой страны.

— И может по-своему понимать её благо, а ещё благо Мерцания и Поля. Тот, кто столь далёк от Сумрака с его хлопотами о покое неслышащих, может жалеть о тех временах, когда Вэй жили ради таинств Чар.

— Ты хочешь сказать, он мог сказать принцу о его Даре, чтобы посеять раздор между ним и Брэйвином?

— Он мог сказать принцу неправду о его Даре, — уточнил Ченселин. — Мог преувеличить. Прекрасно зная, что Брэйвин обучение запретит. А поскольку неслышащие плохо понимают суть наших отношений, то легко верят, будто слово Верховного решает всё. Это мы знаем, что у Брэйвина нет власти над Двиртом. Но откуда Ордину знать? Он просто думает, что его не учат из-за повеления Верховного.

— Тонко… по мне, так чересчур. Кто станет просчитывать столь далеко вперёд? Строить дом на паутине!

— Я стал бы, — с оттенком удивления сказал Чен. — Если бы желал раскачать то, что сейчас в равновесии.

— Да как он может такого хотеть?!

— Не знаю. Я могу понять метод, но не цель… и тем более, не желание. Но ведь к Брэйвину относится то же самое. И даже больше того: он в центре и держит все нити, он пользуется почётом — даже у Ордена. Я могу вообразить, чего недостаёт Двирту и о чём он может тосковать. Но чего не хватает Верховному, я не в силах представить. Не говоря уже, что из двоих к заботе о людях склонен точно не Двирт.

Рэлис с сомнением повёл плечом:

— Тебе не кажется, что ты пристрастен? Брэйвин солгал Звезде, и это осталось незамеченным. Он загадочно терял слух всякий раз, едва я заикался о расширении Стражи. Он подтолкнул тебя к поединку, который позволил ему провести поправку о вызовах. Он знает, каким образом можно подчинить волю, используя дрёму… кстати, откуда она взялась на твоём приёме? Вряд ли ты жевал её! И отчего остальные Вэй её не учуяли?

— Дрёму несложно подмешать в фонтан. Ароматов там было множество, и таких густых, что на их фоне её легко спрятать. И потом, свет. Ты же знаешь, она на свету не пахнет. Её и тут немало, а ты различаешь?

Рэл недоверчиво принюхался — и в Сумраке, и в первом слое дрёма и впрямь не ощущалась. Лишь когда он усилил обоняние, нацелившись на поиск знакомого тонкого запаха, и скользнул на второй слой, то убедился, что Чен прав, и «даритель снов» растёт совсем неподалёку.

— То есть, для этого фокуса необязательно, чтобы человек жевал её? Достаточно запаха рядом?

— Думаю, сок был в напитках. Я до того раза вина почти не пробовал. Каэрин-то не пьёт ничего крепче эля. Тот, кто знает это, вполне мог полагать, что вкусы вин его ученику незнакомы, а растерянный, ничего не соображающий мальчишка проглотит что угодно — хотя бы для храбрости.

— А ты был растерян и ничего не соображал? — хмыкнул Рэл.

— Нет, но мне было всё равно, что плещется в бокале. Я открыл способ применять сочетание вина и хрусталя как камертон, усилитель волн первого слоя, а вкус едва замечал. — Чен усмехнулся. — Конечно, я был растерян. И испуган, и разозлён, и не понимал безмолвия двух других Лучей… и ждал Каэрина. После недавних открытий стоит задуматься, не был ли мой камертон так хорош именно из-за дрёмы. Ведь я и тогда допускал, что изобрёл этот приём не сам, а поймал в мыслях человека, проникшего в меня.

— Брр, — Рэлис поморщился. — Звучит неаппетитно.

— Но так и было. Его мелодия слилась с моей, узоры наложились, иначе его вмешательство заметили бы. Он проник в моё Кружево — до третьего слоя точно. Глубже, надеюсь, нет. Но и меня он впустил тоже.

— Недальновидно.

— Думаю, не намеренно. Хотя я не был уверен. Как и сейчас.

— Из чего следует, что здесь взгляд твой теряет остроту, окутываясь туманом. Ты ищешь глубину там, где всё выглядит очевидным. Он публично пытался подчинить тебя — и это не означает злое намерение?

— Злую шутку, скорее. Рэл, кто творит злодеяния публично? Каэрин заметил, я тоже, и многие из Вэй — наверняка. А заметив, кто-то мог запомнить и после использовать. Чувствуя себя защищённым — ведь если Стража и выйдет на дрёмный след, им будет кого заподозрить. Что и произошло.

— Ты усложняешь, — вовсе не убеждённо отозвался Рэл.

— А что в этом деле просто? Меня смущают именно моменты простоты: их будто подбросили нарочно.

— Или наш приятель чересчур уверен в себе — и поверь, для преступников это типично. Они всегда собой довольны выше неба и не допускают, что кто-то умнее их. Потому-то мы их и ловим. Они делают ошибки.

— Настолько уверен в себе, чтобы показать себя сотне свидетелей? Не говоря обо мне.

— Ты вне игры. У тебя свой резон молчать о нём и не высовываться.

— Чем я и занимаюсь, — мягко возразил Чен.

— Я и говорю, они ошибаются. Не могут поверить, что другие сообразительней или отважней.

— Нет, Рэл. Этот человек осторожен и очень умён. Он оборвал десяток жизней за три знака, и никто ничего не заподозрил. На это нужен особый ум. Умеющий предусматривать и рассчитывать всё до ноты.

— Где ты нашёл десяток?! — в ужасе спросил Рэлис. — Мне и пяти-то было слишком!

— Кроме тех пяти, у нас есть лошади, накормленные дрёмой. Есть тот, кто их накормил. И один вейлин.

В Вершинке Чен действовал прямо и без затей: отыскал Главу Дома и с непритворной печалью сказал, что думает о погибшей леди Илэн постоянно, и никакие песни Кружев не способны вытеснить её из его памяти, и сейчас горе и загадка её гибели стали столь острыми, что он решился прийти сюда — за ответом хотя бы на один вопрос: как она провела последний день своей жизни, куда и зачем стремилась уехать… пусть ответ её и не вернёт, но он сумеет мысленно провести эти часы рядом с нею. Разделить. И возможно, найти подобие покоя.

Самое забавное, он даже не лгал. Каждое произнесённое им слово было чистейшей правдой. И это было важно: сделать приманку аппетитной и убедительной способна только искренность. Да и потом, дать ему необходимые сведения могли лишь те, кто пусть легонько, краем сознания, но касались Чар; а такие люди, хоть они вовсе не Вэй и даже не спящие, фальшивой скорби не поверят.

Расчёт оказался верен — впрочем, он и не сомневался. На зоркие глаза служителей всегда можно положиться, от них мало что ускользнёт — тем более, явление столь необычное, как леди Вершины, тайком удирающая из дворца в неподходящем по крою и статусу наряде.

Он опирался лишь на догадки, выстраивая цепь событий на основе тайного отъезда Илэн, который иначе чем побегом не назвать, и на странном одеянии мальчишки-подмастерья. Очевидно, за леди следили, уехать-то ей не удалось. А раз слежка не отразилась в Поле, велась она сумрачным методом. Чего Стража не заподозрила: им попросту не пришло в голову расценить попытку леди покинуть Аэтис как бегство. Но если исходить из того, что ни единой случайности там не было, каждое событие явилось итогом тщательной подготовки и планировалось задолго до последнего дня Илэн во дворце — то бесспорно, за нею шпионили, и кто-то непременно должен был соглядатая увидеть. И приготовления леди тоже, ведь опытом ускользания от чужих глаз она явно не обладала. Откуда бы ей его взять?

Как выяснилось, ошибся Чен только в этом. Илэн ушла в тень мастерски: лишь спустя три часа осторожных расспросов (полных грусти, которую вовсе не пришлось изображать — под сочувственными взорами толпы мужчин и женщин, от всего сердца желающих чем-то утешить бедного юношу в его тоске по возлюбленной, но абсолютно ничего особенного в тот день не заметивших) он нашёл первое подтверждение: девушка, которая смахивала пыль, увидела в дальнем коридоре подругу, куда-то убегающую посреди рабочего дня. Правда, лица она не разглядела, лишь форменное платье и капор, а на оклик та не ответила, а после не призналась, но точно она — капор эдак смешно обвисал сбоку, у неё одной был такой, но потом-то она и капор сменила — мол, тот куда-то подевался.

Подругу, Селлу, Чен расспросил тоже, едва сдерживая желание подтолкнуть её к истине с помощью Чар, но понимая, что это вмиг притянет к нему преждевременное внимание, и хуже — подставит под удар её. Однако она выглядела не виноватой или пойманной на лжи, а всего лишь удивлённой: она и Марне тогда сказала, что и впрямь ушла, но часом раньше и по делу, не прячась, а Марна, видать, её с кем-то перепутала.

Фигурой девушка достаточно походила на Илэн, чтобы ту за неё приняли — особенно в форме и шляпе, скрывающей причёску. Это была уже серьёзная зацепка: именно в то время у Илэн закончился последний урок. И тут все догадки разом перешли в разряд фактов, потому что бывшая владелица обвисшего капора совершенно спокойно сказала:

— А вы, вэй'Ченселин, считаете, это леди Илэн была? Я бы вот и не удивилась. Это она, верно, из-за той девчонки, что вокруг её покоев всё лазила, хотя у неё там дел вовсе не было, её в кухню наняли, а она — чуть что, поблизости от леди Илэн так и снуёт. Я ей и говорю: мол, чем тебе тут намазано, иди-ка делай свою кухонную работу, а нос совать куда не надо до добра не доведёт, не леди заметит, так управитель, а тот уж шутить не станет, сразу и выгонит, а работу, как в Вершинке, ещё поди отыщи. А она глядит молчком этак странно, глазищи пустые, ну чисто дрёмы нажевалась — то ли слышит, то ли нет. А больше я её и вовсе не видала. Уж не знаю, правда выгнали или сама ушла, но как-то оно, милорд, странно. Мы ж тут все друг друга примечаем, в одном доме живём, как иначе? А её толком никто не знал. Ясно, бывают такие, сами по себе, но они и на глаза не лезут, и непойми чего не делают. Вы хоть управителей спросите: с чего ей было уходить? Место тут лучше не придумать, жильё уютное, еда не хуже, чем у королевских деток, работы не так чтоб надорваться… уж коли ты издалека и в городе одна, всем чужая, а умений у тебя никаких особых нет — это ж какая удача! Я так думаю, вэй'Ченселин, леди-то её заметила. Я её в воришки не определяю, не люблю попусту наговаривать, а о том случае и вовсе никому не сказала: чего говорить, леди-то не жаловалась. Но я как мыслю: увидела она, что та девица странная рядом трётся, а кому ж такое нравится, ну вот она по своему делу и ушла в форменном платье, чтоб та, чего доброго, вслед не побежала… Леди Илэн, она же умница, всё с детишками да в Совете, себе ничего — ни даэн, ни подружек, а человек-то живой, мало ль куда отлучалась… да только лучше б в Вершинке сидела в тот день, вот же беда-то…

Девушка всхлипнула, прошлась рукавом по мокрой щеке и участливо поглядела на Чена:

— Не к вам ведь она ехала-то, вэй'Ченселин? Уж тогда позвала бы, вы б её Полем и перенесли, так?

— Не ко мне, — он вздохнул, думая, как быстро испарилась бы симпатия собеседницы, узнай она, что спустя несколько дней после гибели Илэн именно он убил её возлюбленного — к которому, возможно, та и направлялась. — Куда она ехала, никому не известно. Я надеялся, служители могут знать.

— Да обычно и знаем. Высокие лорды и леди пешком-то разве что гулять уходят, а в путь — тут и вещи собрать зовут, и карету, а она ни словца никому. Я бы, милорд, всё ж поискала ту девицу, вроде Нана её звали, или Дана, это вы на кухне спросите… — она жалостливо покачала головой, глядя на печальное лицо красивого молодого Вэй-лорда: — Хотя вам-то до неё и дела нет. Если и стянула что по мелочи, вашу леди это уж не огорчит. А я тогда ещё, помню, подумала: не пойму этих девчонок пришлых, наши аэтиски о месте в Вершинке мечтают и сроду не бросят, а эти, гляди-ка, пришли, знак поработали да и нету, ну неужто им кто лучше предложит, или дрёма им мозги замутила, вот уж верно, отрава, а они тащат в рот…

Внутренне Чен встрепенулся, ощутив важность сказанного столь же ясно, как пёс чует запах подходящего к дому чужака.

— Неужто на работу в дом королевских детей берут дрёмников? — бросил он с отстранённым интересом, естественным для мужчины, чья голова занята никак не делами, но вовсе от них уйти не получается.

— Ну вот ещё! — фыркнула девушка. — Кто ж их сюда возьмёт! Они много не наработают. Но сельский-то люд вообще к дрёме привычен. Вы сами посудите, в ясном уме станешь такое место бросать?

— Так эта Нана пришла и ушла не одна? — небрежно осведомился Чен. — Тогда, полагаю, леди Илэн ни при чём, как и воровство. Им попросту могла наскучить строгость здешних порядков. В компаниях такие решения принимаются быстрее, чем в одиночку.

— Да одна она! — возразила Селла. — Те трое тоже не вместе заявились. Даже не в одно время. Я ведь к чему вспомнила: как я ту Нану у покоев леди поймала, она всё молчала да смотрела словно издалека, ну и те трое держались похоже. Дичились будто. Но я их толком не знала, они тоже в кухне да в саду работали. По знаку, а там фьють, и нету. Дурёхи деревенские, что с них взять. Кстати, — прибавила она, — на леди-то Илэн и они поглядывали: помню, одна в саду копается, а увидела леди, всё бросила и вслед глядит. Но на неё как не смотреть — красавица, да такая умная, а всегда улыбнётся, время найдёт и поздороваться, и расспросить… Ужасно жалко её! Мы бы вам тут все помогли, вэй'Ченселин, уж коли она вам была не чужая, мы ж понимаем, сердце-то болит у всех, Вэй или нет… да помочь-то нечем.

О нет, думал Чен, уходя из Вершинки, вы помогли мне, сьерина, и ещё как. Я был прав: интуиция Вэй подсказала вам правду, пусть вы, неслышащая, но не вовсе лишённая Чар, сами того не заметили.

— Значит, за Илэн наблюдали? — уточнил Рэл. — А после знака слежки наблюдательницы исчезали. И снова дрёма… хотя девушка не знала наверняка, жующими она ведь их не видела.

— Но уловила признаки. Уверен, открой я её память на уровне Кружев, нашлись бы доказательства: оттенок губ, зрачков, запах дыхания. Но мне хватило и дрёмного взгляда. Его ни с чем не спутаешь.

— И нам их не найти. Имена они наверняка выдумали, а служителей первого уровня тщательно не проверяют. — Рэл поморщился. — К большому сожалению. Сколько ж всего надо менять-то...

— Не всё можно отследить. Дрёмный контроль, очевидно, без глубокого погружения не заметен: вспомни, твой приятель Дис не обнаружил причину смерти разбойников. А девушек тех отыскать легко, только рассказать они ничего не смогут. Имена они назвали настоящие — во всяком случае, именно под этими именами они вписаны в реестр Открытых и похоронены. Официальное заключение — передоз дрёмы.

Рэлис весь подобрался и хищно сузил глаза. Чен подумал, что если это признак готовности командора к атаке, то он не завидует пойманным им нарушителям.

— Все четверо дрёмниц? Прямая связь с Илэн? И ты… и никто не заметил?

— И я вначале тоже. А кто мог предположить тут связь? О работе в Вершинке они не болтали, да пусть бы кто-то и узнал — служителей там с полсотни, постоянных и временных. Если бы ты и заподозрил, что смерть Илэн не случайна, разве кинулся бы проверять мойщиков посуды и садовников? А в памяти девушек, разумеется, ни намёка на Илэн не было.

Рэл потёр виски.

— Но как же это происходит? Что он сделал? Подкупил их? Обещал ввести в Звезду?

— Или куда проще. Они могли даже не знать его. И вряд ли осознавали, что творят. Дрёма — даритель снов… и если ты нашёл путь в сны тех, кто одурманен дрёмой, в их сознания — ты там, считай, властвуешь. Нечто подобное я ощутил сам — на приёме. Пусть на мгновение, но я потерял волю, ясность разума; я был очарован и готов дать клятву верности — но не королю. А ведь я Вэй, а не Открытый. Если же подобному воздействию подвергнуть слабое Кружево, то подчинить его совсем легко.

— Ты меня пугаешь, — хмыкнул Рэл, без особого успеха пытаясь придать тону и мелодии оттенок шутки.

— Да я и себя уже напугал, — вздохнул Чен. — Тут ведь нет ничего сложного. Смотри: дрёма разрывает сумрачные узы на сознании и выталкивает его во второй слой. Позволяет плыть в Кружевах, даже если ты не Вэй вовсе. Но тот, кто плывёт, ничего не контролирует. Не управляет процессом. Он даже проснуться не может, пока воздействие дрёмы не завершится. Оттого дрёмники и умирают: мозг не выносит нагрузки, выгорает. Или попросту не справляется сердце.

— О чём знают даже дети Первой Ступени, — с лёгкой иронией напомнил Рэл.

— Но не знают, что дрёмников можно отследить. Учуять дрёмный аромат с глубины. А что дальше? Они открыты и беззащитны, их несут волны, и тот, кто сохраняет контроль, способен их направлять. Мягко, незаметно. Они сами и не поймут, что чья-то воля завладела их собственной, подталкивает их.

— Но такие вещи не проделываются незаметно! Поле фиксирует манипуляции с Кружевами!

— Да что ты говоришь? А как же узор, стёртый из Поля? — Луч сухо усмехнулся. — Нет, эджейан, тут у нас невидимка, способный обманывать Поле, и ему, полагаю, весьма просто влезть в дрёмное сознание и вложить туда свои идеи. Быть может, если его требование противоречит характеру и желаниям жертвы, то ничего не получится. Но заставить девочку-Открытую отправиться в столицу и найти работу в столь завидном месте, как Дворец Обета, — легче лёгкого. Создать смутную надежду встретить магистра, который согласится учить, — и она даже не заподозрит, что это не её собственное желание. А сосредоточить интерес такой девочки на Илэн — уважаемой, красивой, успешной, идеальном примере во всех смыслах, — ещё проще.

— То есть, он заставлял их следить за Илэн, а сами они о том не знали? Но как передавали сведения?

— Если он умеет прокладывать путь к чужому разуму, то возможно, и видеть чужими глазами способен.

— И мы возвращаемся к вопросу слежки за нами, здесь и сейчас. В твоём разуме он побывал.

— Но меня не несут волны. Я сам способен уходить на Глубину. И отслеживать чужие узоры — вроде твоего. Рэл, я размышляю об этом давно. И проводил кое-какие исследования. Хотя на игры с дрёмой я не решался, но ведь на том приёме я понимал, кто меня контролирует. Другое дело, что мне это нравилось, но по-моему, я бы и без Каэрина вырвался. Когда он вмешался со своим изумрудным льдом, что-то другое уже отсекало от меня эти узы… и оно мне было знакомо. Камень-не-Чар. Нечто сходное я чувствовал, когда Каэрин ранил меня, и я впервые попал в Глубину. Это лишь догадка, но о связи Камня с родом Эдрин думали многие… Каэрин в ней не сомневался. Да и ты тоже.

— Я верю теориям Рьена, — пожал плечами Рэл. — Учёный он блестящий.

— И собрал немало свидетельств, что Эдрины связаны с Камнем и получают от него особую силу. Не факт, что безвредную. Но меня она спасла от смерти — и уверен, прояснила моё сознание на приёме, разбив дрёмную сеть. Хотя и не сразу. Но теперь-то я не мальчик. И от дрёмы держусь подальше.

— Тут она есть, — с опаской напомнил Рэлис.

— Так ты её в рот не тянешь. И потом, слышал бы он нас — уже что-то предпринял бы.

— Интересный выбор слова для убийства.

— На его месте я бы не стал убивать. Проще подстроить несчастный случай. Но ты осторожен и готов к сюрпризам, а я… возможно, он и впрямь считает меня сообщником. Или слишком робким, чтоб открыто пойти против него. Смотря кто он.

Рэл подумал, что сомнений на сей счёт решительно не понимает. И тут же остановил себя: Чен ищет ответы не первый год, в отличие от самого Рэла, и без доказательств не стал бы подозревать никого. Тем более, собственного отца… даже столь равнодушного к участи сына, как Двирт Эдрин.

— Догадываюсь, что у тебя на уме, — спокойно заметил Чен. — И не раз говорил себе то же самое: я на него обижен, я пристрастен, я не могу судить. Но детские обиды остались в детстве. Я ведь не виню Каэрина. А Двирт слишком похож на портрет нашего приятеля, чтобы им пренебрегать. Начиная с пресловутой связи с Камнем и даруемых ею особых сил — тесно связанных с полётами в Глубине, — и заканчивая бесспорным фактом: когда девушки умирали, он был в столице. А он её посещает нечасто. И никаких особо важных звёздных дел в те дни не происходило.

— Ты ныряешь в столицу не только по важным делам.

— Я и в Джалайн часто ныряю, чтобы посидеть в трактире. Но я-то другое дело. Со дня Испытания я был готов к неприятностям. Я знал, что втянут в обман. Знал, что в качестве Луча зачем-то нужен, и раз причину мне не объяснили, вряд ли она меня порадует. И поскольку всё произошло в Аэтис, а началось в Джалайне, я стал готовить себе возможность оказаться и там, и тут в нужное время, не привлекая внимания. Когда ныряешь куда-то постоянно, к этому привыкают и в итоге перестают замечать.

— Ты начал эту игру, едва став Лучом? — Рэл присвистнул. — В семнадцать? И не поговорил с Рьеном?

— Он не дал мне с ним поговорить. До того Совета, где приняли Поправку, я считал, что он верит в моё предательство, а значит, ни во что иное не поверит. Но после… и особенно с учётом твоей истории о замерцавшем учителе… думаю, он видел не меньше меня. Он мог попросту за меня бояться. Или меня — не зная, был ли случай на приёме единственным, принадлежу ли я самому себе. Может, мне следовало попытаться, настоять… Была одна случайная встреча, из-за выходки Джаэлла. Тогда мне показалось, что он пытается удержать меня — во всяком случае, не прогонял. Но начинать сближение с непрошеного урока, преподанного моему ученику, было не лучшей идеей. Выглядело почти как Вызов.

— Рьен умеет усложнить себе жизнь, — хмуро кивнул Рэлис. — И остальным. Он гордый, как Вейхан, и мало кому верит. Не знаю, началось это из-за гибели учеников или раньше, после смерти нашего магистра… Если подумать, у него хватало причин насторожиться.

— Как и у меня. — В едва заметной, сливающейся с шорохом леса мелодии Чена мелькнул привкус горечи — но так стремительно, что Рэл не поклялся бы, что ему не почудилось. — На моём Испытании он ведь промолчал тоже. По большому счёту, он не предоставил и мне веских причин доверять. И уж если я пристрастен к Двирту, то к нему — тем более. Ведь Аралин погиб здесь. Всё ведёт к Джалайну.

— Я не верю, — резко сказал Рэлис.

— Я тоже, но исключить его мы не можем. Он подходит, Рэл. Все странные события связаны с ним: девушки упоминали Джалайн, мой Открытый пришёл отсюда. И магистр, с которым я бился, — тоже.

— Ты это не всерьёз.

— Я лишь хочу быть объективным. Каэрин о чём-то молчит, и даже с тобою откровенен не был. Но в его пользу говорят нюансы его таланта. Я совершенно уверен: подобная виртуозность ему недоступна. Он был искренне напуган, смертельно ранив меня, и если бы мог поймать меня в Глубине — сделал бы это. А потом, он бы вряд ли позволил замерцать своему учителю. Когда тот взял тебя и пытался бежать — он нырнул бы с вами. Как ещё можно поступить, если близкому человеку грозит опасность?

— Согласен.

Рэл помолчал. Направление беседы совсем ему не нравилось — тем более, как стражник он не мог не признать: Чен абсолютно прав. Их общий наставник в этой истории выглядит весьма подозрительно.

— Но если наш приятель наблюдал за леди Илэн глазами тех бедняжек втайне от них, то для чего их убивать? Они не могли его выдать.

— Не факт. Думаю, он не был уверен, много ли жертвы осознают. И что из его действий запечатлевают их Кружева. А ведь любой Открытый желает стать Вэй — этого не убрать, не разрушив личность. Кто-то стремится найтись, кто-то отчаянно боится, но Открытый Дар всегда тянется к Полю. А стоит одной из девушек встретить магистра, и тот может заметить манипуляции с её узором. Или она вспомнит сама. А едва прозвучит имя Илэн — делом заинтересуется Стража, и весь клубок размотается. Пусть на преступника и не выйдут, но несчастный случай превратится в убийство, и Стражу уже не остановить.

— По такому случаю и я бы вернулся, — согласился Рэл. — Ты прав, оставлять девочек живыми он не мог. Но как он обставил их смерти?! Тут не тонкие гармоники, а прямое воздействие в Сумраке!

— Вот уж это просто. Как с теми лесными разбойниками. Раз дрёмный запах отслеживается в Поле, то его и усилить можно. Подтолкни жертву взять в рот пару листочков, а эффект выйдет как от пригоршни. Дрёма прячет его, как чёрный плащ в темноте. И смерти будут выглядеть в точности как передоз — он ведь у всех проявляется по-разному. У кого-то сон, у кого-то страх… ничего необычного.

— Гибель разбойников обычной не казалась, — возразил Рэл. Ему было здорово не по себе — и не только от описанного способа принуждения и убийства, но и от того, как уверенно рассуждает о нём Чен. Доверие доверием, но стражник никак не мог не думать: нормальные люди не знают половины того, что знает этот сдержанный парень со странными способностями, полученными от загадочного Камня. Вэй-лорд, невозмутимо признавшийся, что путь Луча начал с обмана…

— Как и смерть Аралина, — сказал Чен. — Там случилось что-то непредвиденное, и наш незнакомец запаниковал. Мне так кажется. Его расчёты нарушились. Ты сам говорил, преступники делают ошибки.

— Не только они, — пробормотал Рэлис. — Ты откопал немало, а мы ещё не отработали связку. Почему ему попросту не убить тебя?

— Потому же, почему и на прошлой неделе, и год назад. Мы его не знаем и ничего не можем доказать. Я не вылезаю из предположений. Сельские девчонки с интересом глазели на высокую леди — и что с того? Бросили работу и умерли, переев дрёмы? Обычное дело для Открытых. Тот же Этаррис меня засмеёт, если я рискну связать их с падением кареты. Один из конюхов, нанятых на неделю Дня Кораблей и Совета, тоже показался кое-кому дрёмником, но для чистки навоза и такие подходят, тем более, с лошадьми он умел обращаться; а что ушёл — так его и взяли на подработку, никто за ним особо не приглядывал. Я ведь даже не был уверен, существовал ли он. Исходил из того, что если Илэн проследили до конюшен, то дело в кучере или лошадях. Но кучера — народ серьёзный, дрёмой не балуются, и за ними-то как раз смотрят во все глаза: в конюшнях, на улицах, на выезде из города. И твои коллеги тогда установили, что кучер был в порядке, только отдохнуть не успел: привёз пассажиров издалека и сразу взял нового седока, которым и оказалась Илэн Феррел. По вердикту Стражи, оттого и случилась катастрофа: кучер, молодой и не успевший набраться опыта, с непривычки устал, вот и не совладал с лошадьми на опасной горной дороге.

Рэлис кивнул: то дело он помнил, хоть сам не расследовал, уже покинув и Стражу, и столицу, но товарищи передали в деталях. И преступного умысла никто, включая Рэла, ни на миг не заподозрил.

— Остаются лошади. И учитывая девушек в Вершинке, было ясно, кого искать: неприметного паренька, который появился прямо перед Днём Кораблей, поработал недолго и исчез, держался от всех поодаль, помалкивал, но с лошадьми обращался ласково, норовил угостить яблоком или морковкой. — Чен усмехнулся: — Повезло, что спустя год по такому расплывчатому описанию его узнали. Но тут я сразу упомянул дрёмный взгляд, это помогло. Да и трагедии, к счастью, происходят не часто, а расспросы Стражи закрепили события того дня в памяти. Лошадей Илэн чистил точно такой мальчишка, как я описал. Молчун с дрёмным взглядом и привычкой совать животным лакомства. Никто не обратил внимания, чем именно он накормил их. И установить, что он дал им именно дрёму, нельзя. Но похожий по описанию юноша покинул город в тот же вечер — я нашёл отметку у ворот. И путь его закончился очень скоро — угадай, где?

— У первого же куста дрёмы?

— В точку.

— Почему его не искали?!

Хотя ответа Рэл не ждал, а вообще-то и знал его прекрасно, Чен объяснил:

— Лошадей проверяли, конечно. Но если след дрёмы и нашли, такому большому животному лист-другой неспособен повредить. Никому не приходило в голову, что дрёмный эффект можно усиливать.

— В этом деле куда ни ткнись, никому ничего не приходило в голову! — в сердцах бросил Рэл.

— На то и был расчёт. С какой стати связывать события, которые никак не могли друг на друга повлиять? Если кто-то заметит, что конюх даёт лошади лист дрёмы, его отругают, и всё. Никто не увидит злого умысла, даже допустив, что дрёма сыграла в трагедии свою роль. Ведь юноша не знал Илэн. Во всяком случае, шлейфов узнавания Стража в конюшне не обнаружила.

— Если всё так, — мрачно подвёл итог Рэлис, — ты и впрямь в безопасности, но толку в поисках нет. А я был уверен, что ты нашёл нечто важное… улику, доказательство. Твоя теория интересна, да только с нею нам Звезду не убедить. Да и Стражу… я-то верю тебе, но ведь если даже провести эксперименты, что из них последует? Что ты умеешь делать нечто опасное, о чём остальные не догадываются. И кто окажется тогда главным подозреваемым?

Чен коротко рассмеялся.

— Само собой. Поэтому я и не собирался посвящать в свои изыскания Звезду. О чём он, конечно, знает. Но есть ещё кое-что… хотя там тоже шансов почти нет, но это уже связано напрямую с Полем. Я говорил: в этом деле была ещё одна смерть. Признанная случайной, как и другие. Смерть вейлина.