Глава 18. Загадки Альвин

Энтис, раскинув руки, упал спиной на сено и рассмеялся.

— Ох, наконец-то! Отчего я так устал, будто сражался с утра до ночи? А ведь даже и не пел, всего-то поиграл пару часов… Неужели и ты всегда так устаёшь?

— Нет, я же привык. И ты привыкнешь тоже, вот увидишь. Первый раз, он самый тяжёлый.

— Как я играл, Вил? Тебе понравилось?

Вил зевнул и с неясной улыбкой прикрыл глаза. Энтис обескураженно нахмурился:

— Ну? Настолько плохо, да?

— Настолько хорошо, Энт. Поверишь, если скажу, что лучше тебя я двоих только слышал?

— Правда?! — и, услышав смешок, разочарованно вздохнул: — Шутишь… Но я хотя бы не испортил тебе выступление?

— И почему в последнее время все считают, что я вру, когда я говорю чистую правду?

— Я не считаю! — взволнованно возразил он. — С чего ты взял? Шутка и ложь — вещи разные.

— Не всегда. Верь мне, Энт. Ты можешь. Я ведь не люблю обманывать. А друзей… тебя… тем более.

— Я знаю, — прошептал Энтис в темноту, — я всегда это знал.

Он прислонился виском к горячему плечу друга, с тревогой думая, какой Вил худенький, ну совсем нет мяса на рёбрах, одна кожа… и пахнет солнцем… Тонкий, но как мечи: не сломаешь… в их красоте холод смерти, и ранят, едва коснёшься.

— А здесь здорово. На сеновале куда лучше, чем в доме, верно? Хотя ей-то, конечно, там удобнее.

— Я всё вспоминаю её слова о дорогах… и насилии. И ничего, ну ничего не могу понять! А ты?

— А я, — помедлив, отозвался Энтис, — вообще-то думаю про клавесин.

— Клавесины бывают в богатых сейрах, в домах Вершины. И в Замках.

— В Замках все живут по заповедям, Вил. А в её сердце заповедей нет. Они для неё ничего не значат.

— А где девушке надо бояться мужчин?! — Вил хрустнул сплетёнными пальцами. — Я и смотрю, ты за два дня больше о заповедях наговорил, чем мне за год. Проверял, да? Но она же помнит белый плащ!

— Да, и меч. А только меч она никогда не держала в руках, я уверен. Лук и кинжал — тоже.

— Но у неё… — Вил сел, озадаченно хмуря брови. — Энт, а разве бывает ещё какое-то оружие?

— Не сталь и не стрелы? Праща, но она камнем в дерево с десяти шагов не попадает. Вил, ведь она не сказала «клавесин». Она сказала: «сидишь и нажимаешь пальцами». Насчёт клавесина я сам догадался. А если бы я его ни разу не видел, вообще понятия о нём не имел? Понял бы, о чём она?

— Ты имеешь в виду, — медленно произнёс Вил, — её «оружие» тебе незнакомо, непривычно, и ты бы назвал его по-другому? Чар? Мелодии Кружев?

— Не знаю. Меч и плащ Рыцаря могли присниться ей, а по дороге-то она и вправду шла. Туда, где мы её нашли, она ж не по воздуху прилетела. Но оружие… И почему, ради Мерцанья, она боялась мужчин?

Они помолчали. Вил потянулся, шелестя сеном, снова лёг и закинул руки за голову.

— Знаешь, я всерьёз боялся забыть слова или порвать струны. Я давным-давно уже так не волновался.

— Из-за нас, да?

— Больше из-за тебя. Мне казалось, тебе будет трудно играть, когда столько глаз тебя разглядывает.

— Мне и было трудно, — признался Энтис. — Вначале. Но это вроде сражения: на тебя смотрят, а ты весь уходишь в танец, в сверкание мечей, движения тел… А тут я ушёл в музыку.

— И правильно. Так и мама меня учила. Ты молодец, Энт. И играл ты здорово.

Он «слышал» торжествующую радость друга столь же ясно, как их дыхание и стук своего сердца.

— А я знал, всё у нас получится. И с флейтой, и с пением, и обидных слов никто не станет говорить.

— Ага, — хмыкнул Вил. — Новичкам везёт. Как в картах. Не жди, что так будет всюду.

— Будет, Вил. Ну, не всюду, но почти. Девяносто пять из ста. Спорим?

Вил даже привстал, заинтересованно вглядываясь в его лицо.

— У тебя предчувствие, да? На что это похоже?

— Ну… я просто знаю. Вот ты имя своё знаешь — на что это похоже?

— А-а, — протянул Вил с явным разочарованием. Энтис фыркнул от смеха:

— А ты думал, всё можно описать и объяснить, вейлин? Вот и в Звезде все такие. Уверены, будто в мире нет совершенно непостижимого, а чего люди не понимают сейчас — поймут со временем. А если ещё осталось непонятное, значит, пока никому не хватило таланта и сил. Или жизнь слишком короткая.

— Да, — удивлённо отозвался его друг. — Это же так и есть. А в Ордене иначе считают?

— Иначе. Ведь на самом деле это не так. Человек не всё способен понять. Орден часто сталкивается с непостижимым. Например, пророчества — мы же не понимаем, откуда они берутся. Или отчего Рыцари чувствуют Вэй. — Он усмехнулся: — Ты, кстати, этому сперва не верил. Или ушёл бы от меня, верно? Но тебя-то я разгадал. А в Звезде не умеют верить, им хочется знать. Нам тоже, но если что-то не доказано, не объяснено — мы не называем это сказкой или нелепой выдумкой, а сперва пытаемся найти в мире место, где «сказка» реальна. Пророчества сбываются — поэтому мы не можем от них отмахнуться.

— Ну, — заметил Вил, — от ваших пророчеств весь Тефриан не может отмахнуться!

— Зато от заповедей и отмахиваются, и потешаются. Понятно, пророчество сбылось — все увидели и мигом поверили, только это уже не вера, а знание. А что заповеди ведут к Свету, я и вправду верю — я же не знаю наверняка. А Арден и его друзья поверили Алфарину, а Орден создали люди, поверившие им. И в богов мы верим — их ведь никто не видел.

— А в богов не все и верят. Так рассуждают: в Дни Тьмы не только враги, а и братья друг с дружкой воевали; вот и выдумал кто-то умный, что если не за свои желания, а за любовь к Тефриану погибнешь — душа твоя не уйдёт в Мерцание Изначальное, а останется меж Сумраком и Мерцанием, чтобы таким же достойным людям помогать. А правда оно или нет — кто знает. Может, их и нету, богов. Просто сказочка.

— И ты так считаешь?

— Я-то верю, Энт. Мама верила. Она говорила — богов больше, чем мы думаем. Их очень много. Если тот, кто умер, очень-очень сильно любит кого-то в Сумраке… он тоже не уйдёт, а всегда будет рядом...

Энтис нашёл в темноте его руку и осторожно сжал. Мокрая от слёз щека прильнула к его плечу.

— Когда она умерла — глухо сказал Вил, — я почти перестал верить. Не понимал, почему они не спасли её, если они есть. Но она ещё говорила: боги не всесильны и не могут убрать от нас все беды Сумрака, и мы не должны злиться и требовать, потому что их помощь нам — дар, а не долг или плата.

— И нам говорят похожее, — шепнул Энтис. Волосы Вила щекотали его губы. — Твоя мама была очень хорошим человеком. Может, она и не стала богом, но в Сумраке её нет, а мне она помогала. По-моему, если бы не она, ты бы меня тогда бросил.

— В лесу? — выдохнул Вил. — Так ты понял? Ещё тогда? Я боялся, что ты поймёшь.

Энтис молчал. Щека друга, касающаяся его плеча, была обжигающе-горячей.

— Почему ты не послал меня в трясины, если знал? Ты больше не мог мне доверять.

— Ведь ты вернулся. А верить, — у него вырвался тихий смешок, — я же говорю, это все Рыцари хорошо умеют!

— Все? — Вил стиснул его пальцы крепко, до боли. — Ну нет, Энт. Мне достался самый лучший.

Этот порыв был неожиданным для обоих, и оба смутились: Вил оттого, что вообще никогда не умел с лёгкостью обнажать душу, а Энтис вспоминал, как Аль спрашивала о судьбе Рыцаря, нарушившего заповедь.

Лучший? Сперва — обещание, которого я не сдержал. Потом — позволяю тебе и всему миру считать меня безупречным, ношу белый плащ… Не одна, а целых две заповеди, — а ты зовёшь меня лучшим… а я молчу. Что может быть хуже, чем лгать другу?

— Тефриан большой, Энт. Я всю жизнь по нему хожу, а толком знаю только Эдж, Дафрейл, Каневар да Джалайн. Треть страны, а то и поменьше. Вдруг где-то и есть оружие, какого мы не видели никогда?

— И такие порядки, что девушка не может спокойно странствовать, не опасаясь насилия?

— У меня голова болит от этих мыслей, — с отчаянием признался Вил. — Ну, Лойрена тоже все боялись из-за тех разбойников. А если бы тогда на твоём месте оказалась девушка?

Энтис поежился.

— Ага, — невесело заметил Вил, — представил? После дрёмы, знаешь, неважно, парень или девчонка.

— Перестань, а то мне опять будут сниться кошмары… Нет, Вил, что-то тут не то. Лойрен был для путников опасен — и кто знал, тот в одиночку туда не совался, даже с оружием. Зачем же она отправилась в опасное место одна, да ещё без лошади? Только Рыцари на Пути, бродяги и менестрели ходят пешком. А высокие сьерины верхом путешествуют.

— Интересно, верхом-то она ездить умеет?

— Если бы мы зашли в Эверн, — укоризненно напомнил Энтис, — уже знали бы точно.

— Если бы ты взял её в охапку и потащил, мы б туда зашли. Я-то в чём виноват? Она отказалась, не я.

— Я тебя и не виню. Не обижайся. Просто не нравятся мне эти загадки.

— А мне, — вздохнул Вил, — думаешь, нравятся? И речи у неё странные, и вообще… Я нечасто сьерин с Вершины встречал, но всё ж бывало. А она — то высокая леди, а то… ну прямо менестрель. Ведь правда?

— Тебе видней, — хмыкнул Энтис. — Я в сьеринах с Вершины совсем не разбираюсь. А вот на кое-кого из наших ребят она очень похожа. Если бы не заповеди, я бы не сомневался, что она из Замка.

— Ладно. — Вил уселся, подобрав под себя ноги, и яростно растёр виски. — Что мы о ней точно знаем? Она напоминает тебе Орден, она из богатого дома, где много книг, её учили петь и играть на клавесине, она не смущается, если куча людей на неё глазеет, вон как уверенно держалась, когда пела. И дороги ей привычны, и она странствовала пешком, с непонятным оружием, и боялась мужчин. И мы нашли её в Лойрене спящей сном Чар, а проснулась она с запертой памятью.

— И что, по-твоему, получается?

— А чёрт его знает, — уныло отозвался Вил. — У неё есть враг-магистр, но это сразу было понятно. И жила она в краях, где жить не больно-то весело, коли там девушки должны незнакомцев бояться!

— Или у неё проснулся дар, как у тебя, и она убегала от Звезды. Не всех мужчин она боялась, а Вэй.

Глаза Вила ярко блеснули во тьме.

— Дар — возможно. Первое, о чём я подумал. Только зачем ей понадобилось убегать?

— Из-за Ступеней, — удивился Энтис. — Вот уж здесь я ничего странного не вижу!

— Зато я вижу. У женщин ученье совсем другое. Не страшное.

— Вил, а женщины-Вэй вообще-то бывают?

— А Рыцари вообще-то живут в Тефриане? — язвительно осведомился Вил. — Боги, ты-то ведь памяти не терял! Это же твоя страна, между прочим! И что ты в ней знаешь, кроме своей Тени?

— Так расскажи, — мягко попросил Энтис, — и буду знать. Звезда не делится с нами своими секретами.

— Это не секрет, — вполне мирно, к его радости, возразил Вил. — Женщин-Вэй мало, но они есть. Они не делаются магистрами, потому что магистры должны вести по Ступеням, а у женщин сердца нежные, причинять боль им слишком тяжело. Они становятся вейлени — учат детишек, решают споры, лечат, следят, чтоб люди не нарушали законов. Вейлени — то же самое, что вейлины, но девушки.

— И у них нет этих жутких Ступеней? А тогда почему же их мало?

— Ты так спрашиваешь, словно я сам Верховный и всё знаю. Наверно, дар у них редко открывается.

— Или история о других Ступенях — неправда.

— Иди ты в трясины! — рассердился Вил. — Не веришь — найди магистра и спроси! Один мой приятель знаком с вейлени, она его лечила. Она ему и рассказала. Зачем, по-твоему, ей врать?

— Незачем, — согласился Энтис. — Ну, а если у Аль дар особый? Если она всё-таки Вейхан?

— Пойми ты наконец, Вейхан — легенда. Во всякой легенде выдумка с правдой перемешана. Боялись их, вот и напридумали — сердца из камня, взгляды волшебные… ты ж не маленький, в волшебство верить! Никаких особых даров не бывает, бывают знания… знаний много в войну растеряли, я ж тебе рассказывал. Скорей всего, те Вэй, из-за кого война началась, просто были куда сильнее, умели куда больше и хотели повелевать. Ну, их и назвали Вейхан — надо ж хороших Вэй от плохих как-то отличать.

— И лат тоже выдумка, да? Но она уверена, что Хет с нею разговаривает.

— Ага, и со мною звери разговаривают. Я пою, а птички подпевают. Даже бирьи котята мурлыкали.

— Да, но Аль его понимает. И он понимает её.

— Она шутила, Энт. — Вил медленно провёл соломинкой по руке друга. — Люди часто говорят, будто их кошки и собаки понимают их, но по правде-то нет. Не людское у них понимание. А лат — это сказка.

Соломинка легонько скользнула по шее юноши, пощекотала ухо. Он улыбнулся во тьме.

— И всё же, — со вздохом сказал Вил, ложась, — дар — хоть какое-то объяснение. Она могла и не знать, что девушек учат по-другому.

— Почему на ней было то кошмарное платье, Вил?

— М-да, — хмыкнул Вил. — Насчёт платья совсем непонятно… да ничего мне не понятно! Она о Звезде и слушать не желает, ну и жила бы дома спокойно. Если не хочешь дар пробуждать — и не надо, никто тебя не заставит! А если пробуждение на грани, то не от магистра, а к нему побежишь. Свой магистр тебе не нравится — пожалуйста, отправляйся в Странствие, ищи другого. А кто уже пробудился, чувствует такое, что Ступени по сравнению с этим — мелочь. Не найти Исхода — в сотню раз хуже. Так куда ж она шла?! И от кого пряталась?

— Ты говорил, — тихо напомнил Энт, — тот магистр мог разгневаться, когда она отказала ему в любви. И спрятаться она хотела от него, но у неё не вышло… Тогда ясно, зачем он закрыл её память.

— Тогда неясно, зачем она оказалась на дороге. У себя дома она была бы в безопасности.

— Так, может, она домой и пыталась попасть. Может, она учиться начала, а потом от него убежала.

Вилу вдруг отчаянно захотелось, чтобы всё, начиная с девочки, спящей в траве, оказалось сном.

— Знаешь, — шепнул он, придвигаясь к другу, чтобы ощутить хоть подобие защищённости, — кажется, мне страшно. Если есть магистр, способный на такое… а у него ученики, и вообще люди вокруг...

Рука, обнимающая его, казалась такой сильной. Он прикусил губу. Дети, оба они всего лишь дети!

— Энт, его надо поскорее найти. Уходи с нею в Замок и расскажи всё своему Мейджису. Пусть едет в Аэтис, к королю. Магистр, который совершает преступления, — это слишком опасно для Тефриана.

Энтис долго молчал в пыльной жаркой темноте сарайчика, и Вил ждал, и молчанье его Рыцаря смешивалось с пахучей травяной пылью и тревожным комком сдавливало ему горло, не давая дышать, делалось горячим и вязким, словно топи Дафрейла, затягивало, оглушало.

— Но ни король, ни Орден, ни Звезда не найдут его, пока другой магистр не освободит её память. Ты же понимаешь. Я обещал защищать её, Вил. А рассказать — значит отдать её Звезде. Им же наплевать с Огненной Башни на её страхи и желания. А кто знает, что в её памяти спрятано? Вдруг по законам Звезды магистр окажется прав, а не она? Может, она не зря их боится, а мы её сунем прямо к ним в лапы! А если и нет… если из-за нас с ней что-то сделают против её воли, чем мы лучше того магистра?

— Да. — Вил тяжело вздохнул. — Да, конечно… Но как, ради Мерцания, мы вдвоём сможем её защитить?!