Глава 24. Дети Боли Каэрина

— Как ты мог его отпустить?!

— Объясни мне, будь добр, — прохладно отозвался Рэлис, — как я мог его не отпустить. Мы говорим не об ученике, а о Луче. У меня нет власти ему приказывать. Лишь просить, а это я пытался.

— Ты мог сказать мне. Должен был!

— И снова о власти приказывать: у него она как раз есть. Он запретил мне, и разумеется, я мог бы поступить по-своему и нарушить его запрет — и потерять крохи доверия, которые мне перепадали. Если для тебя это сюрприз, твой мальчик не очень-то открыт людям. И кто бы его этому научил.

— По-твоему, я?

Вопрос звучал гневом… для слуха, но в кружевах — неприкрытой горечью. Рэл вздохнул.

— Рьен, я меньше всего склонен обвинять тебя. Я сам пришёл к тебе виниться. Всё ерунда… я сто раз говорил себе, что обязан открыть тебе всё и просить помощи, но он не желал и слушать, а я не мог игнорировать его доводы…

— Что мне нельзя доверять? — хмыкнул Каэрин.

— Что ты на прицеле, и едва я к тебе сунусь, стрела полетит. Прямо туда, куда её направили много лет назад. Когда его забрали у тебя, сделав Лучом, или даже раньше — когда замерцал учитель.

— Хочешь сказать, — насмешливо уточнил магистр, — Чен за меня волновался?

— Сказал вполне ясно, и сомневаюсь, что ты утратил умение понимать смысл слов. Может, завершим прелюдию, условимся на ничьей и подумаем, что нам делать дальше?

Его друг склонил голову и странным медленным жестом обхватил её руками — жест, столь неожиданный для Луча Трента, что Рэлис едва справился с желанием отвести взгляд.

— Что же мы можем сделать, Рэл? Замерцавших не вернуть, я проходил это с учителем. Ты его слышишь?

— Ченселина? — Рэл нахмурился и потёр пальцами лоб, понимая, что попытка потянуть время абсолютно прозрачна и сама по себе является ответом. — Нет. Но я не эксперт по Глубине.

— С каких пор тебе не хватает слуха? Тем более, ты с ним в сцепке. Иди по ней так глубоко, как можешь, я подтолкну. И подержу.

— Рьен, я не могу.

Он едва выдавил слова, которых не произносил никогда. Даже потерявшим кружево ребёнком.

— Сцепка разорвана. Следа нет. Я пошёл бы и без твоей силы, но не знаю, куда. Ты же не думаешь, что я не пытался. Я делал это и делаю, не переставая, с момента, как связь разорвалась. Попусту.

Двое вэй надолго замолчали, застыв без движения и почти без дыхания в своих креслах в гостевой Каэрина — в доме, заплетённом сетями-ловушками столь плотно, что будь они видимы и ощутимы, проникнуть внутрь не смогла бы и самая крохотная из тефрианских мух. И в отличие от сетей, что окружали жилище Каэрина обычно, эти были смертельны. И не все (грубо нарушая вэйские правила хорошего тона) оповещали возможного гостя о своей смертоносности.

— Ты был там?

— Я нарушил все неписаные законы вежливости, незваным приперевшись в Тень. И лепетал такую чушь, что если они поверили, то лишь потому, что не особо слушали. Да и кто я такой, чтоб в мои слова вникать? Сейрский вейлин умудрился потерять своего Луча… хорошо, они не в курсе нашей системы рангов. Я был столь безобиден, что это граничило с робостью… но к счастью, сад Эврила воистину прекрасен, и просьба осмотреть его для вейлина закономерна. Я нашёл нечто и впрямь интересное. Рьен, ты ведь там вырос?

— Вряд ли в восемь лет, когда я покинул Тень, меня можно было считать выросшим.

— Достаточно для вэй, чтобы уловить узоры, вплетённые в клумбы, фонтаны и даже дорожки.

— Это да, — отстранённо пробормотал Каэрин, думая явно не о природе орденских клумб. — Но кто же всерьёз сомневается в том, что в Тенях множество вэй… было и есть, притом пробуждённых…

— И эта толпа не уловила и тени ловушки на месте самоубийства одного из них?

— И я её не уловил. — Каэрин вздохнул и передёрнул плечами, словно стряхивая пелену кружев, в которую последнюю пару часов был погружён всей своей сутью, лишь малой частью оставаясь в Сумраке. — Не просто одного из них, а Лорда Трона. Рэл, я в ту беседку не ходил. Не самое желанное из зрелищ. А они, полагаю, в последний раз были там, забирая тело Нела… Феннела. Я звал его Нелом, как Эриана. Помню, она появилась на пороге и притащила его — совсем мальчика лет пятнадцати… я думал, она сошла с ума, соблазнив ребёнка. А он засмеялся, как истинный вэй, и сказал: вэй’Каэрин, не пугайтесь, мне восемнадцать, Эри тоже сперва решила, что я едва вылез из колыбели… Как будто эти три года что-то меняли! Но он уже стал Лордом Трона. И они пришли позвать меня на свадьбу, соединённую с праздником его избрания. Рядом с ним и она выглядела зелёной девчонкой, в её-то сорок… Эри! Они не отцеплялись друг от друга, подхватывали фразы и хохотали — и это Эриана, Неистовый Свет, которую никто не решался в лицо назвать Открытой… грозная Эрн из Халледена… помню, прошёл слушок, что её видели возле Двирта. Мы тогда едва расстались, и я был в ужасе, мысленно с нею уже попрощался… она всегда танцевала на грани, и попробовать влезть в постель Двирта с неё сталось бы. А он единственный устоял бы… и на волю её бы не отпустил. Я позвал её. Плюнул на всё и чуть ли не заорал в Кружевах её имя…

— Рисково, — бросил Рэлис. — Фактически ты признался, что прятал Открытую. И мне не сказал!

— Чтобы и тебя подставить? Ты заразился от мальчишки идиотизмом? Ну да, я должен был именно к командору стражи и побежать с таким известием. Заодно и пригласить на их свадьбу, конечно!

— Уж кто бы об идиотизме говорил, — мягко заметил Рэл. — И что было дальше? Судя по тому, что ты жив, а она после этого успела выйти замуж, история о Двирте оказалась выдумкой.

— Не совсем. Она пришла к нему, представь. Сразиться! Абсолютно сумасшедшая. Я чуть сознание не потерял, услышав это, а она смеялась. Сказала — решила узаконить свой статус вейлени, точнее — вейхани, если педантично следовать древней терминологии. Постель не планировалась, хотя — это было сказано с самым серьёзным видом — она бы сей шанс не упустила, ведь он так загадочен и красив. Ох как мы тогда поругались, — он невесело усмехнулся. — Орали, освежая запасы грязных слов, и били хрупкие предметы. Окружающие, полагаю, притихли в ужасе и всем сердцем жалели моих учеников, думая, что это сеанс воспитания Детей Боли. А она подожгла занавески, скатерть и мою рубашку. Ученики, наверное, от души посмеялись. Хотя нет, те были робкие и послушные… а вот Чену хватило бы дерзости подслушать и посмеяться, да его тогда ещё не было…

Он оборвал себя так, словно прикусил язык. И потемнел — Рэл всегда считал это выражение метафорой, если не считать и впрямь темнеющих порой кружев; но чтобы человек столь зримо потемнел в Сумраке, будто кто-то выпил и из него, и из части мира вокруг все яркие краски, оставив лишь пыль и серую, безликую, лишённую голоса темноту, — это он видел впервые.

— Что же произошло с Эрианой? — спросил он — затем лишь, чтобы разорвать эту темноту, влить в неё хоть каплю цвета.

— Мне она сказала, что Двирт принял вызов, но мигом ушёл в столь глубокие слои, что её хлыстам пламени было не дотянуться. А он-то отлично дотянулся оттуда и погасил её, обездвижил. И она скользнула прочь — в ту же глубину, но в сторону, подальше от него, вовсе не желая ни сбежать, ни навредить, просто взять передышку. И там он нашёл её… и был удивителен и прекрасен, как никто в Сумраке, лёгкий и искристый, как душа тысячецветной радуги. Она сказала, быть рядом с ним — волновало и пьянило больше любовных игр. И он мог поглотить её пламя, но не стал, а она могла, возможно, спалить часть его искр, но не стала. И там, в глубине, он пропел — переливами кружев, неслышными даже в Поле никому, кроме неё… или ей показалось: лети, я не трону ту, что в силах петь и пылать, не нарушая покоя Поля, но если нарушишь, я найду тебя…

— Поразительно, — прокомментировал Рэл. — Ей показалось. Или я вовсе не знаю Двирта.

— О, у него ведь есть сын, — криво усмехнулся Каэрин. — Он неравнодушен к женской красоте.

«Есть», подумал Рэл с проблеском отчаянной, вне разума и здравого смысла вэй, надежды. Есть…

— Она могла всё это выдумать. Но даже выдумка была весьма дерзкой… ведь он мог и услышать. А что она умела сиять незримо, не касаясь нитей Поля, так это чистая правда. И не очень-то прятала свой дар от Звезды. Ей попросту не хотелось ничего формального, что связывает… редкий пример Открытой. И предположить, что именно она свяжет себя дважды — узами лейан, узами заповедей — я бы не мог ни при каком раскладе. Да ещё с подростком… да ещё и захочет родить его дитя.

— Что? — изумлённо воскликнул Рэл, вырываясь из мыслей совсем не об Эриане. — Есть и ребёнок?

— Уже юноша, само собой. Ему почти шестнадцать.

— А отец владел Даром? Отчётливым?

— Я полагал, что нет, никогда не видел в нём яркости. Но видимо, ошибался, иначе какой смысл убивать его. Вы ведь… — он кашлянул, — ты считаешь, он был убит?

Рэлис в задумчивости прикусил костяшку пальца.

— Это напрашивается. Но памяти об убийстве там нет, хоть ты меня режь. Ну ясно, что наш красавец, умеющий стирать и подделывать кружева, мог и там поработать. Но самоубийство-то читается ясней некуда. Столько отчаяния, столько душевных сил, потраченных на то, чтобы вонзить нож в свою плоть… так много личного и откровенного, что я не могу поверить, будто это подделали.

Друзья помолчали. Каэрин лёгким движением руки и столь же тихим всплеском кружева поднял и подогрел кувшин и разлил по чашкам остатки шейтена — смеси шина и ягодного сладкого вина. Сейчас в шейтен было добавлена изрядная доля крепчайшего тиска… а вернее, тиск преобладал.

— Пойдёшь туда, Рьен?

— Глупый вопрос. Конечно.

— Как объяснишь Рыцарям?

— Да как угодно. Плановая проверка теневого Поля. Они понятия не имеют о наших делах и само собой, не станут проверять. А желание заодно пройтись по знаменитому саду Эврил, припомнив золотые дни детства, естественней некуда.

— Третий вэй за неделю… вряд ли естественно.

— Не просто вэй, а их вэй, магистр края. И сын Тени, о чём все помнят отлично. И был на похоронах Лорда Трона. Новым стал его друг, он меня видел там… если видел: он рыдал, как ребёнок, не скрывая… не всякий оплакивает так сына или брата. Если он пожелает сопроводить меня по саду и поймёт, что я иду в ту беседку, скажу: у вэй принято чтить память друзей в месте, где они шагнули в Мерцание. Сам он вряд ли захочет идти туда. Но мешать — нет. С какой стати.

— С такой, что если в Эвриле есть вэй, то они чувствуют что-то. А Лорд Трона — именно тот, кому пристало знать и Великую Тайну.

— Если верить сказкам. Парень, плачущий навзрыд на могиле друга, наверняка хороший человек и достойный Рыцарь, но Тайна… да пускай бы и так, я приду не с враждой, и самый тонкий вэйский нюх её не учует.

— И ловушка поймает и тебя.

Луч залпом выхлебнул полчашки остывшего шейтена и мрачно улыбнулся.

— О нет, Рэл эджейан. Меня — нет. Я предупреждён… и не столь хорош в тонких гармониках, чтобы глубина с лёгкостью забрала меня. А если наш приятель решит помочь, я буду рад встрече. Очень, очень рад. А вот его, возможно, встретит пара сюрпризов. Если он искренне полагает, что запросто затянет в кружева Каэрина Трента.

Бывший страж озабоченно покачал головой:

— Тебя заносит. Послушай, я понимаю всё. Я тоже хочу убить его… разорвать на части и медленно раздавить каждую, наслаждаясь процессом. Но я доверяю суждению Чена, а он был убеждён: эта тварь тебе опасна, именно тебе, а не твоей репутации или месту в Звезде.

Каэрин почти бросил опустевшую чашку на стол и яростным жестом провёл ладонями по лицу.

— Трясины. Рэл, он талантлив, да, куда талантливее нас с тобой, но он мальчишка, и он влез прямо в капкан, и ты предлагаешь мне опираться на ясность его мыслей?! Тьма, да ты сам сказал, что он попросту любит меня и боялся! Когда речь о любви, какова цена нашим суждениям?!

— Именно, а ты любишь его.

Всё, что стояло на столе, — кувшин, чашки, плошка мёда, изысканная фарфоровая вазочка с миндальным печеньем — вспыхнуло пурпурно-чёрным пламенем и осыпалось горсткой пепла.

Рэлис замер, как тигр, завидевший бира: напряжённый, готовый к атаке когтями и клыками… или прыжку в сторону и бегству.

— Что могло таиться в обычном юноше Ордена, если он привлёк внимание убийцы и вора кружев?

— Тебе виднее, — Рэл не выдохнул с облегчением, но знал, что в его узоре мелькнуло именно это, и Рьен, конечно, заметил. — Ты знал его, говорил с ним, был его другом. Кому и известно, так тебе.

— Только мне неизвестно. Не было там ничего. Дар слабый, силы на донышке. В последний раз он ко мне пришёл спустя год после гибели Эрн — выцветший, бледный, тень самого себя. Я ждал просьбы забрать ребёнка… пусть бы не признался, что тот в смерти матери виноват, да и какая разница, дети за взрослую глупость не в ответе. И его я не стал бы винить, с не-вэй какой спрос. А Эрн должна была соображать, что творит, но сумасбродство подвело её, захватило… чем и опасна участь Открытых. Они собой не владеют. Про парнишку-то я заикнулся — мол, не нужна ли помощь — а он просто развернулся и ушёл. Я решил, ему надо обдумать это, привыкнуть к мысли, что сын вырастет не в замке, а в доме магистра. И ждал спокойно… а дождался похорон. Но если там была особая Чар, да вообще хоть что-либо необычное — я этого не расслышал.

— А мальчик?

— А что мальчик? У него, по ощущениям, вовсе Дара не было. Сам знаешь, как бывает: просыпаются все по-разному. Тихий мальчик, на меня бросил взгляд, но словно и не заметил. А одарённые вмиг замечают вэй… этот видел лишь костёр с телом отца, оно и неудивительно.

— Полагаешь, мы попали впросак? Но если Лорда Трона не убили и яркого дара у него не было, то как же ловушка? Чен замерцал в той беседке, в этом я поручусь. Вошёл в Мерцание и уже не вернулся. И чужое присутствие я уловил, но совсем тихо и неясно… оно растаяло прямо на глазах.

— Ещё бы, раз наш приятель так лихо убирает следы. Удивительно, что ты хоть что-то заметил.

— Подозреваю, не заметил бы, не поймай твой Лучик этого типа за хвост. Чен явно вплёл в свой узор пару ноток того, кто за ним охотился. А может, и всю мелодию. Он был готов, Рьен, и шёл не вслепую. И не беспомощным.

— И чисто случайно позабыл позвать тебя, как следовало по вашему плану. Не вслепую, как и на испытание Луча. Как в детстве кинулся в Глубину, ухватив клок силы Камня…

Он резко замолчал. Кружево слепяще вспыхнуло едко-жёлтым, болотной зеленью, алым.

— Рьен? Что?

— Я и тогда его не слышал, — отстранённо произнёс Каэрин. — Я думал, он мёртв. А он парил в высоких гармониках и знакомился с драконами… и ястребом, которого перепугал так, что тот завлёк его в ловушку годы спустя. А что если нет? Ловушка могла быть там все эти годы. С момента гибели Нела. Она вообще могла быть расставлена на Нела, и если подумать, то искусно подтолкнуть вэй к самоубийству — вполне возможно. Ты же сам сказал: столько душевных сил, потраченных на удар ножом, — но вдруг они были потрачены на попытку удержаться от удара?

Рэлис хищно сузил глаза, осмысливая новую версию и едва ли к ней не принюхиваясь.

— А тогда… и ты мог попасть в неё, или именно ты и должен был… Чен мог догадаться. И пошёл один, чтобы проверить и обезвредить, заодно записав мелодию. Но не позвал меня и разомкнул сцепку — на случай, если то, что добралось до Феннела, достаточно сильно, чтоб задеть нас обоих.

— Или просто из-за треклятой, Тьма её забери, неуёмной гордости Эдринов…

— Или потому, что Эдринов там было двое. А подобное нелегко выносить напоказ… даже если ты сам высказывал это предположение. Отца можно не любить, но игнорировать вряд ли. Это грязное пятно и на кружеве сына, как ни взгляни. А при мне он не смог бы уйти туда, откуда не возвращаются. Разве я бы ему позволил? Но он сам мог желать этого.

— Замерцать?!

— Избежать позора, суда Звезды, приговора, разрыва кружев. Ты же понимаешь, надеяться ему было не на что. А если это Двирт, то разве Чен мог утащить и Брэйвина за собой? Отплатить злом за миг доброты, уничтожить того, кто спас его… нет.

— Закрой рот, Рэл, — очень тихо попросил Каэрин. — И хватит. Не верю, что он ждал такого. Кто решится за детскую глупость вынести подобный приговор?!

— Да все. И не рычи на меня, грохота и молний твоих я навидался с детства. Ты знаешь, что я прав.

— Я не позволил бы!

— Как?

— Все Лучи сплели кружева в испытании. Один солгал, но трое его покрывали — или были слепы и глухи, а тогда вопрос, достойны ли они звания Лучей. Я охотно признаю свою слепоту, но и тех двоих заставлю. А это либо Этаррис и Верховный, что звучит чудесно и восхитит короля и Совет, либо Этаррис и Двирт, что не менее мило и тряхнёт Единство Звезды от основания до вершины: Великий Двирт, гордость и пример для детишек, и Всадник-из-Бури, старейший и безупречный.

— Полагаешь, они замнут всё, чтобы спасти репутацию Звезды в глазах неслышащих?

— И Ордена, Рэл эджейан. Такая зловонная куча грязи уничтожит Звезду в глазах Ордена… и вовсе не факт, что они позволят свалить всё на мальчишку, но опытных и зрелых пощадить.

— Ты посмел бы к ним обратиться? Да тебя обвинят первым, при любом раскладе!

— В трясины. Пускай. Но не Ченселина. Тем более, когда он пожертвовал безопасностью ради поимки истинного преступника, страшнее которого не знал ещё Тефриан. Я потребую суда Ордена, о да. И сыну Тени Орден не откажет. А ещё я отдельно приглашу на суд юного Рыцаря, что публично выразил доверие Лучу Тарису на памятном Двусмертном Совете.

Рэлис с восхищением покачал головой, глядя на друга так, словно колебался: видит храбрость без края или безумие.

— Ты решился бы. А они, о да, они мигом поймут, что ты не блефуешь. А позора Звезде и так не избежать, если Луч — тайный убийца, стирающий кружева. И усугубить позор, признав ещё трёх Лучей некомпетентными… нет, я бы предпочёл забыть детский промах героя, сумевшего поймать безумца и спасти жизни невинных. В крайнем случае, убрать его из Лучей в стражу… хотя кто же заменит его в Таднире? Он блистателен, неповторим. Не говоря о том, что он ребёнком заметил то, что старшие Лучи не заметили. Это талант, а что всегда воистину ценили вэй, так это таланты.

— Теперь, друг мой, — усмешка Каэрина была холодна и печальна, — осталось всего лишь найти его. А это, знаешь ли, невозможно. Мёртвые не возвращаются.

— В смерть его ты не веришь, — убеждённо заявил Рэлис. — Я помню: об учителе ты говорил в прошедшем времени. О нём — в настоящем. Что заставляет тебя думать так?

— Глупость, возможно. Свойственное людям стремление выдавать желаемое за действительное.

— Но ты не глуп. И я заметил: эта мысль пришла к тебе не сразу. О чём ты вспомнил?

Рьен вздохнул, всем видом и узором сообщая: ответ у него вырывают силой, и он покоряется неохотно.

— Не о том, что сделает вывод о его смерти ошибочным… лишь на волосок спорным. Я же сказал: когда он нырнул в Глубину, я долго считал его мёртвым. Он не дышал более часа. Его кружево замолчало, погасло. И я чуть не свихнулся, пытаясь оживить труп.

— Он говорил, что получив на уроке рану и спасаясь от боли, случайно нырнул в Глубину. По пути зачерпнув силу Камня-не-Чар, тоже случайно. И это было потрясающее приключение… которого он, впрочем, долго не повторял, так как учитель испугался.

Каэрин рассмеялся — без намёка на веселье.

— Интерпретация событий в духе Чена. Он-то не испугался, нет. Я убил его, Рэл, его тело умерло, бесспорно и абсолютно. Но тень Чар, то подобие тела вэй, что состоит из кружев, — она не умерла, хотя живой и не слышалась. И это бы ладно, но она вернулась в труп и оживила его. Сердце забилось, кровь собралась отовсюду и влилась в сосуды… Такого не бывает, но я видел это сам.

— Такого не бывает…

— Как и отклика замерцавших кружев. Но он уже проделал невозможное. Ведь ты ощутил разрыв сцепки, однако не смерть? Стражи смерть чуют. А твой нюх всегда был особенным.

— След тьмы в пустоте… — Рэл смотрел вглубь, туда, куда другу не было хода. — Я не вижу ничего.

— И это значит, он может быть жив. И в сознании. Что не смерть, то жизнь, не так ли… пока мы не докажем иного. Из этого и следует исходить. Я обшарю всю Тень Эврил до камушка, но уж теперь искать буду всё подряд, любые следы… или пустоту на их месте. Тёмную или нет. Но найду или нет, Звезда услышит, что уловить след собственного абсолютно живого ученика я вполне в состоянии. Это и называется — быть учителем.

— Но это его не спасёт.

— Очень даже спасёт. Хотя бы репутацию. И даст нам шанс сделать его уход не бессмысленным. Живого Луча не уберут из Звезды, не так ли? И не всунут на его место кого-то поудобнее… или кто-то не влезет сам. Этаррис честен, а нашему с ним союзу мало кто сможет противостоять. Тем более, с поддержкой командора Аррентайна.

— Бывшего командора.

— Твои способности, к счастью, не знают об этом. Ты грозный враг. Ты, я и Этаррис — для начала неплохо, а если привлечь ещё парочку стражей… или учеников, но пойдут ли за мной Дети Боли?

— Дэнни Анрис будет здесь, едва ты щёлкнешь пальцами. Он верен тебе неколебимо. И Сэдвен. Сила там невелика, но хороший лекарь неплох и в том, что… обратно исцелению. А заодно по ходу дела будет избавлять нас от мигрени.

— А Луис?

— Он с причудами, как все огневики. Но он тебя любит. Однако поэтому ненавидит Ченселина.

— И на здоровье, лишь бы слушался. Есть ещё Маллик, но там жена, матушка и прабабка… все вэй, но я предпочёл бы не привлекать его. Семья и так для вэй редкость, её стоит ценить.

— Собираешь личную армию? — усмехнулся Рэл. И тоже вовсе не весело.

— Личный отряд стражи, скорее. Речь об аресте, а не войне. И о защите, и в первую очередь она необходима тебе. Я бы с огромной радостью тебя и не выпускал. В сейре своём ты как на ладони.

— Рьен, ты что, спятил? Ты его прямо на нас и наведёшь, и он успеет раньше, чем твоя армия.

— А ты уже не навёл его на себя, шарясь по Тени Эврила?

Рэл равнодушно пожал плечами.

— Я ведь жив. А улик там нет. О чём он, разумеется, знает. Ну, пошарил я там, ушёл ни с чем, смысл меня убивать? Если это тот, о ком думаю я, то он мог сделать это давно, если бы видел во мне угрозу. А он отпустил меня шататься по дорогам.

— А если не тот?

— А второй где угодно достанет, хоть в сейре, хоть здесь. Но зачем? Это уже не спишешь на случайность. Стражи в целом не отличаются склонностью к шагам вслепую во тьме. Даже бывшие.

— Ещё Азарин из Деша, — пробормотал Каэрин, глядя то ли в окно на цветущие шапки яблонь, то ли вглубь сплетённых над этими яблонями шипастых капканов из кружев. — Мы друзья.

— Но только его вряд ли заинтересует история, которой веков меньше, чем Войне Чар. Он живёт в Предгрозовом периоде, если не ошибаюсь, и вытаскивать его оттуда в наши дни просто жестоко.

— Я вообще, знаешь ли, жесток. Он знаток линий родства. А это, предвижу, может пригодиться.

Рэлис оглядел стол в лёгких завитках пепла, со вздохом полез в карман, выудил фляжку и от души глотнул. По комнате поплыл густой пряный запах столетнего тиска. Каэрин словно и не заметил.

— Рьен.

Казалось, даже тиск пахнет громче и живее, чем молчал его друг, брат, учитель.

— Ты ведь не думаешь на того, кого вижу я?

— Отстань, а. Я размышляю. И ищу. И проверяю сети.

— И врёшь стражу, причём безуспешно.

Каэрин обернулся и глянул прямо ему в лицо: негодующе, зло, с тёмной глухой тоской.

— У меня нет ответа. Вы со своей гениальной логикой упустили самую малость, пустячок: если наш умник копирует кружева — кто это вам сказал, что утопить Чена хотел тот же, кто спасал его?

Рэл залпом выхлебнул треть фляги, скрывая растерянность… само собой, Рьеном замеченную.

— Мы точно знаем, кто подделал узор Чена. Кто чуть не подчинил его на приёме. Кто позвал его на испытание Лучей, в конце-то концов! И ты сам сказал, что Брэйвин приходил сюда и угрожал!

— Или я понял неверно и ошибся. Это могла быть не угроза, а именно то, чем и казалось: желание не допустить свар и раскола в Звезде. Если бы ты был Верховным, не сделал бы то же самое? И допей уже свой тиск, он заполнил весь дом, от одного аромата у меня ребёнок в саду опьянеет!

Допивать Рэлис не стал, но плотно завинтил колпачок. Впрочем, запах никуда не девался.

— Не понимаю тебя. Ты сам его винил. И то, что ты показал мне, на угрозу очень смахивает.

— Угроза могла адресоваться лишь мне. И по справедливости, основания для неё имелись. Я вошёл с ним в поединок на приёме короля, а после закатил оплеуху другому Лучу, на глазах кучи вэй и неслышащих. Непохоже на нормальные рабочие отношения Звезды. А он обязан, в числе прочих, пресекать такие истории, пока не вышло чего-то похуже пощёчины. Зачем бы он ни спас мальчишку, но уж точно не затем, чтоб я мигом помчался его убивать.

— Как будто ты бы помчался.

— Нет, но мысли мои в Поле не читаются. А мальчик-то шёл ко мне. И его намерения вполне могли включать бой до смерти.

— Чьей?

Каэрин хмуро ухмыльнулся.

— Моей, эджейан, естественно. Ты с ним был в сцепке. Уровень видел?

— Я видел твой.

— Ну так поверь, Чен в сражении опасен, как багрянка. Стремительный, незаметный… огонь и ураган. И туман, разрывающий в пыль саму суть узоров, а этому мало кто способен противостоять.

— Мы всё ещё обсуждаем того Ченселина, которого я, по-твоему, мог куда-либо не пустить?

Его друг отозвался быстрой трелью смеха, гнева, досады.

— Забудь. Послушай, я Брэйвина много лет терпеть не могу, и это взаимно. Сладкие улыбки, бархат и шёлк, оттенки скошенной травы и земляники… Он бесит меня безмерно с первого дня в Звезде, а я раздражаю его, но из этого вовсе не следует, что он спятил и годами убивает людей лишь за то, что они в чём-то с ним не согласны.

— Или по более веским причинам.

— Да я не вижу вовсе никаких причин. Для начала ему следовало убить меня, я вечно с ним спорю.

— Так Чен и не сомневался, что метил он в тебя.

— Вот только он попал бы. Правда, я бы не поддался. Не вмиг, уж это точно. Но он-то до той стычки на приёме моего потенциала не знал. Я учёный. Как Азарин, которого даже ты не берёшь в расчёт.

— И зря, — проворчал Рэл, искренне собой недовольный.

— Зря. Но говорит о многом. Я свой уровень не светил, не лез в дуэли. Мои сети с шипами вполне эффективны. Но Брэйвин, когда приспичило, миновал их играючи. Ещё пошутил, Тьма… И это значит — он и раньше мог прийти. Было бы желание.

— Но потащить на взрослые игры ребёнка у него было желание.

— Ребёнок не особо упирался.

— С него спроса нет, а с магистра? А уж как всё это допустил ты, эджейан, я вообще молчу…

— Молчи, — холодно согласился Каэрин. — Брэйвин играет в свои игры, не спорю. Кровь берёт своё… род Иль-Хаэр больше двадцати веков пляшет у тронов, у власти в любом виде, ещё с дополевых дней. Когда он позвал мальчишку на испытание, сама забота с ясным взором, я решил, что он пытается нагадить Двирту. Или мне. Он позовёт, мы выгоним, милым окажется он. И получит ручного маленького Эдрина. Он-то знает их историю, не хуже меня. Ну и какой трясины я стал бы ему помогать?

— Чтобы парнишка уцелел? — столь же прохладно предположил Рэлис.

— Уцелел бы. О гибели речь не шла. Я думал, вмешается Этаррис. Или Чен справится, раз полез.

— Твоя доброта ошеломляет.

— Да он и справился! — магистр досадливо поморщился. — Он мог. Иначе смысл его отпускать?!

Страж подошёл к распахнутому окну, облокотился на подоконник, любуясь переливами заката.

— Так ты был уверен. Но он-то — нет. Почему? Если версия моя верна, его легко обманули, заставив поверить в слабость… Рьен, он пробыл Лучом шесть лет, но в том миге слабости даже не сомневался.

Друг за его спиной хмыкнул со слишком уж явным сарказмом.

— Надеюсь, ты его разубедил.

— Я-то да. Но отчего не ты? Учитель? Я терял мелодии, но и то верил в себя бесконечно! Из-за тебя.

— Имелись причины. Мы будем обсасывать прошлое или планировать будущее?

Руки Рэлиса непроизвольно сжались, впиваясь в изящно вырезанное дерево подоконника.

— Объясни. Трясины, мне надоело бултыхаться дурачком в океане твоих секретов!

— Ох, Рэл эджейан… — в протяжном вздохе Каэрина ясно читалось «Как же ты-то мне надоел». — Сам ты не понимаешь? Кто выбрал тебя командором… впрочем, да, Брэйвин.

Если бы Рэлис не был вэй (и всё это не прошёл ещё в детстве, на себе и наблюдая других), он бы заскрежетал зубами. Но он молчал, лишь узоры ощетинились тончайшими лиловыми иглами ядовитых шипов.

— Двирт от него отказался. И подбросил именно мне. Что я должен был предполагать? Двирт ждал дара столь нестабильного и опасного, что сам мучиться не хотел, ибо убить своего ребёнка слегка труднее, чем свалить это на магистра, уже имеющего опыт в убийстве учеников?

Рэл резко развернулся. Его друг протянул руку и взял у него из кармана фляжку, не приближаясь.

— Разумеется, я думал об этом. Я что, идиот? На советах я болтался вокруг него с видом тоскующей невесты, только что не вешаясь ему в объятия, и намекнуть на желательность встречи яснее было просто невозможно. Но он молчал со своей обычной приветливостью камня, и не мог же я хватать его за руку и уводить насильно. Мне оставалось присматриваться к его сыну и ждать. Катастрофы.

— Не помню связанных с именем Эдрин катастроф.

— Не все они носили это имя. Мы можем не знать. Я тебе не просто так рассказал об Эриане. Двирт был с ней добр и отпустил — быть может, оттого, что она напомнила ему другую дерзкую вейхани, полную огня? Сумасшедшую уже в прямом смысле слова. Открытые теряют рассудок, теряют себя, если хоть на миг упускают контроль… как и мы, впрочем. Но они полны страсти и будят страсть.

— Двирт и страсть?

— Он мужчина. Бывает всякое. Сорваться она могла позже… и о ребёнке заранее не сказать.

— Такое не наследуется, — с сомнением заметил Рэл. — Дети Открытых часто бывали вэй, как и дети безнадёжных дрёмников… и убийц. Да ты же сам подобное отлично лечишь. Проверял его?

— Конечно. Не раз. Пока где-то в десять он не выучился закрываться и заметил бы мои ковыряния в его сознании и узорах.

— Раненько.

— А я тебе что говорю. Талант, но без силы… представь-ка себя без кожи, сплошь обнажённые нервные окончания. Я был осторожен… а вот сам он — нет. А такие ведь осторожны инстинктивно. Как эти его менестрели. Надо, кстати, за ними приглядеть. Но если я стану настаивать, что он жив, то учеников забирать не имею права. А детишки начнут волноваться и могут брякнуть лишнее.

— Не начнут. Я старшего предупредил. Официальная версия — Луч Тарис занят исследованиями в Глубине с целью полного восстановления тонких слоёв Поля Таднира.

— Умничка, — облегчённо кивнул Рьен. — Мы с парнишкой слегка не сошлись во мнениях год назад, и получить меня в качестве учителя он вряд ли желает. Да и он почти взрослый, сам справится. Вот где, к слову, тоже непросто с самоконтролем. Но я в это не полезу. Разве что придёт сам… А его наставник в детстве вёл себя так, что я почти понимал решение Двирта. Нарывался вовсю, ещё до меня. Обычно-то мелких вэй другие ребятишки не трогают: даже самым безмозглым папы и мамы вбивают в головы, как устроен мир и стоит ли цеплять того, кто дальше станет лечить тебе зубы. А Чену доставалось. Я же нашёл его избитым до того, что он едва дышал. А вся деревня знала о его даре! И мать любила его и старалась защищать… приёмная, — пояснил он, поймав вопросительную ноту в узоре Рэла. — Хорошая женщина, гордилась сыночком. И гордится… и что я скажу ей, не хочу даже представлять.

Он помедлил и запрокинул голову, вытягивая последние капли из фляги Рэлиса… и не замечая, как его пальцы сминают и скручивают флягу в уродливый комок, словно та сделана из бумаги.

— Чен ухитрялся провоцировать и моих ребят, а они постарше и посдержаннее деревенских. А он ничего особенного им не делал. Не оскорблял, не подстраивал обычных для деток-вэй фокусов с тапками, шином и кроватями. И не сказал бы, что вёл себя слишком нахально… но я уверен, он что-то делал в кружевах, что-то неразличимое, и они буквально взрывались злобой. И даже я сам.

— Ты никогда не был образцом терпения. И в детстве тоже много кого провоцировал. Кто мне рассказывал, как остальные ученики собирались вместе и тянули жребий, кому на тебе отрабатывать новые техники лечения, сперва приведя в состояние, когда требуется лечить?

Каэрин усмехнулся.

— Я-то их дразнил нарочно. Говорил, какие они нарушают заповеди и что с ними за это будет в трясинах Тьмы. Врал вовсю… утешаясь тем, что раз никто о трясинах не знает точно, так это не враньё, а недоказанное предположение. Но там всё было прозрачно. Моя ирония, их месть, мои атаки в ответ… никаких загадок. Но Чен-то был другим. Тихий. Спокойный. Может, слишком спокойный, всегда. Этакая непроницаемая уверенность, а за нею туман.

— Обычные вэйские качества. И весьма полезные. Сам же учил такому.

— Но кое-чему я не учил его… Рэл, ты помнишь, я тебе рассказывал об узлах на кружевах? Об искажённой гармонии? Живьём я такого не видел, но примеры в Поле встречаются.

— Усиление какой-то одной составляющей эмоционального спектра?

— И обострение желаний. За пределами разума. Этакий эффект дрёмы, но без дрёмы.

— Ты говорил о случае с влечением… бедолагу с этим «узлом» все хотели со страшной силой. Жуть, если представить. Вот уж когда скажешь спасибо за разрыв кружева.

— Бывало и другое. Например, печаль. Столь сильная, что люди шли и топились от грусти. Это был менестрель… талантливый… и понятия не имел, что оставляет за собой ряд трупов.

— Наш красавчик с трупами не ждал, пока они сами помрут от печали, — практично возразил Рэл. — К чему ты клонишь?

— Ты же сам в меня вцепился с вопросом, отчего мой лучший ученик поверил в свою слабость. Но слова подбирать дело пустое… я тебе покажу.

_._._._._

Где находится младший из учеников, всегда можно было определить — по ярости старших. Семнадцатилетний Луис, неторопливо ползущий к Пятой ступени, и Дэлиэн, которому стукнуло двадцать, и тут уже намечалась Шестая. Дэнни мог быть весьма едким, Лу — вспыльчивым, так что к их стычкам Каэрин привык. Но Чен всё менял. Для начала, он был слишком маленьким, чтобы почти взрослые парни вообще его замечали. И как учитель ни старался — ни разу не подловил мальчишку на одной из жестоких вэйских выходок, какие сам мастерски учинял в детстве. И чем же он ухитряется так взбесить «братишек», было загадкой, сравнимой с Великой Тайной Ордена.

И одно дело — привычное соперничество, смешанное с капелькой раздражения или досады, а совсем другое — полноценная ярость, направленная на изничтожение объекта как такового. Как минимум, выкидывание за пределы ощущений… а для вэй это значит — выкинуть очень далеко. Из владения учителя и всего края, как минимум. А при этом — Каэрин видел и глазами, и в кружевах — «объект» двенадцати лет мирно и спокойно лежал во дворе на травке. Точнее, посреди клумбы под окном кабинета, где тем двоим следовало заниматься.

На клумбе росли «глаза элены», красивые цветы с бархатистыми лепестками множества синих, фиолетовых и лиловых оттенков. И упругая трава, на которой, видимо, лежалось приятно.

— Если этот настырный наглый клоп не свалит, то улетит в кактусы без штанов! — донеслось из окна. Каэрин стоял далеко, но вэйский слух отлично ловил такой диапазон… не говоря о том, что как учитель он знал всё в пределах своего владения. Включая и самые громкие из эмоций. О чём Лу и раньше забывал в приступах злости. Дэнни представлял характер наставника получше, и его тон (и цвет мелодий) звучали куда спокойнее:

— Плюнь на него и займись делом. За клумбу ему и от милорда достанется. Затенись.

— Щас, достанется! Мелкой дряни всё можно. Вырастил бы свои цветы и валялся, так он на мои!

— Не будь идиотом, — посоветовал голос Дэна, уже с полноценным запасом яда… рассчитанным, конечно, на то, что предмет беседы всё слышит. — Твои, мои — чудо-деточке наплевать. Он не в курсе, что чьё и сколько ушло работы. Чего и ждать от отродья, которое даже Двирт выкинул.

— От идиота слышу! — негодующе бросил Лу. — Он тебя бесит ничуть не меньше. Подслушивает и ржёт, небось. Гадёныш. Ты в своей страже ещё с ним наплачешься. Если Ступени переживёт… на них одна надежда. Милорд-то на Шестой с ним не станет миндальничать. Хоть это радостно.

В мелодиях Дэнни обозначилась явная досада. Но за ней — отчётливые ноты согласия.

— Милорда пожалей, умничка. Мало ему двух уродов, чтоб из-за третьего огребать. Тебе, может, убить и легко… тоже подумай-ка о слёзах стражи… а он в эту пакость силы и душу вкладывает. И если что, расстроится. И вообще закрой уже рот и давай в третий чарный. И огонёк-то пригаси. А то уж вся Звезда утомилась от твоих рыданий, как тебя обидел двенадцатилетка.

— Иди ты, Дэн! — взвился младший из парней. — Кто обещал его на дворцовой площади высечь? И кому за это досталось? Устал получать за его фокусы, так молчи! И вот тебе… Чар в действии!

Из окна вылетел увесистый огрызок яблока и устремился прямо в лицо мальчику на клумбе. Тот не двинулся с места, лишь слабо шевельнул пальцем, и огрызок, на миг замерев в воздухе, просвистел назад. Из комнаты раздался короткий вопль, узор Луиса вспыхнул бешенством, и к Чену рванулся поток закрученного вихрем пламени… и разбился на безвредные искорки, налетев на щит Каэрина.

Молчали все. Из кабинета доносилось столь абсолютное молчание, будто там нет даже воздуха.

— Об этом, — мягко промолвил учитель, — я попозже поговорю. Ченселин!

Мальчишка уже стоял рядом: тихий, собранный, по струночке, склонив голову… не слишком низко. Не более, чем предписывали негласные правила выживания для почтительных и умных учеников.

Каэрин запечатал окно звуковым щитом: с виду оно оставалось открытым, но внутрь не попали бы, пожалуй, даже первослойные колебания кружев. Наблюдать-то те двое станут, он не сомневался.

— Что это было, Чен?

Молчание. Безупречно невинный взор расширенных в удивлении глаз.

— Яблоко, милорд? Так я просто отправил назад. Вдруг они уронили случайно.

— Очень смешно. Если бы они слышали, то тоже повеселились бы. А теперь без шуток.

Недоумение исходило от мальчишки почти зримыми волнами… с яблочным ароматом.

— Откуда в твой адрес столько ярости? Просто так яблоки в людей не кидают.

— Откуда мне знать, милорд. Я их мыслей не читаю.

Учитель выпустил наружу самый краешек бури, плотные сизые тучи с росчерком молнии. Это сработало: кривляться мальчишка перестал. Серьёзный, закрытый; прямой непроницаемый взгляд.

— Я умею то, до чего они не дошли. Конечно, им не нравится. Милорд мой магистр.

— Например?

— Я точно ныряю, — со спокойной уверенностью ответил мальчик. — Из комнаты в комнату.

— А они, очевидно, в тех комнатах находились, когда ты возникал прямо под носом.

Чен невозмутимо кивнул. В глубине кружев и тёмных глаз мелькнула тень довольной улыбки.

— А о том, что в пределах дома нырять не следует, я, очевидно, сообщить тебе позабыл?

Намёк на улыбку испарился бесследно. Снова туман, холод, сонная тишина.

— Вы мне сказали, что это опасно, милорд мой магистр. Но не сказали, что запрещено.

— Тонко подмечено. О том, что опасно дразнить старших учеников, я вовсе не говорил, и где ж тебе было догадаться. Равно как и о том, что для лежания предпочтительно выбирать не клумбы.

Отсвет улыбки проскользнул снова.

— С клумбой ничего не случилось. Я же вэй. Я умею растениям не мешать. И они не против.

— Но против — те, кто создаёт клумбы. Полагаешь разумным это игнорировать?

— Настоящие вэй видят не внешнее, а суть. — Туман зазвенел весёлыми искорками. — И умеют защищаться.

— О. Вот что ты им говоришь, значит. Настоящие вэй умеют… А ты у нас настоящий. Идём.

Он крепко взял мальчика за плечо и вместе с ним двинулся к раскидистому дубу у самой границы владения. Испуга он не ощущал… хотя напряжение, настороженность — ещё бы.

— Стань сюда, — он резко подтолкнул ученика спиной к стволу.

Щит с окна он снял: пускай и те двое получат весь букет последствий их милого веселья. Запястья мальчишки обвили невидимые воздушные петли, вздёрнули руки вверх. Вот тут Рьен уловил в его взгляде нечто новое: проблеск страха?.. гнев? Но это сразу пропало. Туман. Пустота.

— Ну давай, настоящий вэй. Защищайся.

Между ними было не меньше пяти шагов. Касаться тела в Сумраке вовсе не обязательно, если можешь напрямую воздействовать на нервные окончания… чтобы убрать боль — или причинить. В теории ученик это знал, разумеется. На себе сейчас испытал впервые.

Крика не было, как и звуков вообще. Слёз из-под опущенных век не было тоже. Сперва Чен просто стоял, едва заметно вздрагивая под ментальными атаками, потом замер; никакой защитой тут и не пахло. Неладное учитель заметил, лишь когда мальчик вдруг полностью обвис на незримых путах, не падая, кажется, только из из-за них.

Стремительно подходя, он одновременно проверял: сознание в норме, телу досталось не слишком, тогда с чего обморок… Шоколадные глаза раскрылись, и Рьен понял. И… нет. В двенадцать?!

— Что ты сделал?

С ответом Чен промедлил. Ясно, расклеить губы в полусознании вмиг не вышло. А прочный блок. Не у всякого получится.

— Защищался. Как вы сказали. Милорд.

— Заткнув себе рот и перекрыв слёзные каналы? — язвительно уточнил наставник. — Из какой части нашей беседы ты сделал вывод, что в защите нуждается лишь твоё самолюбие?

— Нет, я… вэй не должны показывать слабость. И всё ненужное. Я искал способ уйти от боли, а потом, — он чуть подался вперёд, явно позабыв о путах: — я оказался выше, чем при нырках, там я не бывал ещё. И больно не было. Так красиво… и странно… как сон.

— И сейчас ты в нём отчасти, и всё замечательно? Взгляни-ка на свои руки.

Чен опустил глаза, узор вспыхнул удивлением, и тотчас всё кружево окрасилось пронзительной остротой боли. По запястьям мальчишки текла кровь, окрашивая алым рукава свитера, густыми каплями падая на штаны, сапоги и траву.

— Будешь любоваться? Или лечить?

Спустя пару минут раны хотя бы закрылись. Ненадолго, если всё останется как есть.

— Убрать узы воздуха ты не в состоянии?

— А можно?

— Нет, нельзя, — раздражённо бросил учитель. — Так и останешься жить под дубом, пока они не отрежут тебе кисти. Не можно, а необходимо, и с этого следовало начать! В чём глубокий смысл висеть на привязи?

— Вы… создали их, милорд, — осторожно, с явным трудом подбирая слова, объяснил ученик. Путы исчезли, освобождённые руки бессильно упали вдоль тела, и шевелить ими он даже не пробовал. Ну зато кровь не потекла опять.

— Я создал и боль. И что велел делать?

— Защищаться, — упало тихо, как шелест букашки в траве.

— И с каких пор это означает — терпеть?

Мальчишка не шатался лишь потому, что догадался прислониться к дереву… почти успешно притворяясь, что стоит сам.

— Так ты понимаешь защиту? Ускользнуть из тела, и пускай его рвут на кусочки, зато не больно? А заодно заклеить себе глаза и рот, чтоб уж точно никто не догадался, что ты нуждаешься в помощи?

Если бы он сказал «Я не нуждаюсь», узы Каэрин вернул бы. Но Чен умел обманывать ожидания. Иногда даже приятно.

— Вы знаете. В Поле… другие тоже.

— Твой магистр — единственная угроза? И спасаться будем, сбегая в Мерцание?

Мальчик сосредоточенно сжал губы. И опустил глаза, разглядывая побледневшие шрамы вокруг запястий.

— Это вышло само. Милорд. Я не хотел… сбегать.

— Хотел.

Он вскинул голову. Но протест остался в едва уловимых мелодиях кружев.

— Хотел, потому что ты был пленником, лишённым выбора существом, которое посадили на привязь и мучают, и всё, что пленнику остаётся, — перетерпеть. Сохранив хотя бы подобие гордости. И силы жить дальше, когда отвяжут и уйдут. Плен требует бегства. Это естественно. Всякий зверь ищет выхода из капкана… иной может и лапу отгрызть ради свободы. Но ты — вэй. И я учу тебя не ковылять на трёх лапах и не прятаться внутри комка своей гордости, которая не уцелеет от того, что крик не выйдет из горла, а слёзы из глаз. Ты сам будешь слышать, как кричишь, знать, что плачешь. Но ведь это неважно. Не имеет значения. Это реакция тела на боль, как и кровь из ран. Не повод для стыда… и не то, что лечится прятками. Ты сбежал, а раны на твоих руках остались. И делались глубже. А ты их не ощущал. И если бы я не позвал тебя назад — не выдернул силой — ты уже умер бы. Из перерезанных вен кровь вытекает быстро.

— Я уловил бы… в нырке я ведь чувствую тело. И другие тела, и расположение предметов.

— А это не нырок, и ты даже вернувшись, не сразу уловил. А не будь тут меня, тебе бы некуда было возвращаться.

Чен помолчал.

— Но вы были.

— Возвращаемся к вопросу об источниках угроз.

Молчание затянулось. Ученик прижался к стволу уже открыто и весь, даже затылком. Учитель терпеливо ждал.

— Поле, — Чен впился в лицо наставника взглядом. — Простите, милорд. Поле, конечно. Когда ныряешь, больно… и когда лечишь, и в других случаях, да?

— Да. Поле не хочет тебя наказывать, оно лишено сознания… так считается. Но оно может причинить боль. И кружеву, и в первую очередь — телу. И убить, если ты позволишь.

— Как не позволить?

— Думать ты явно сегодня не настроен. Я с чего начал? Защищайся. Защити тело тем способом, что наиболее подходит ситуации и твоим возможностям. Устранить разрушения, вызывающие боль. Или устранить источник. Как вариант — устранить воздействие боли на сознание, но это уже посложнее.

Мальчишка не сводил с него глаз.

— Начинать с самого сложного, — ровным голосом поведал наставник, — занятие для тщеславных идиотов. Тебя я к таковым не отношу. Пока. Ну, говори. Проанализируй.

— Устранить источник не получится, если это само Мерцание. И вас я бы не смог устранить, — в голосе ученика вновь мелькнула искра смеха. — Но можно поставить барьер. А если поставил, но уже ранен, то на барьер уйдут силы, придётся и его держать, и лечиться… рискуешь упустить контроль. Уж лучше начать с лечения. — Он глянул на правую руку — на ней ещё виднелся алый след. — Милорд, а как устранить воздействие… теоретически?

— Теоретически сперва тебе надо понять, как сделать остальное. Барьер эффективен лишь с вэй, но не с Полем. И его следует или держать постоянно, или возводить в доли секунды. Но если у противника импульс энергии мощнее, барьер твой пробит, и мы возвращаемся к началу задачи. К регенерации. Которая должна идти со скоростью атак, притом забирая минимум сил. Но если атака идёт на всех уровнях, на тело и кружево, угнаться за ней нелегко. Разве что ты действительно виртуоз в тонких настройках. К чему, собственно, стремиться и следует.

— А вот потом создать барьер! — с азартом подхватил Чен. — Ну, если тебе уже не страшно, что его снесут. И тогда скорость регенерации можно и замедлить, за барьером-то. Или притвориться, что замедлил, а в миг атаки шарахнуть из-за барьера по тому типу. И пускай уже он лечится.

Каэрин сухо усмехнулся.

— Слишком резво ты забегаешь вперёд — от сложности создания простейшей защиты до идеи по кому-то шарахнуть. А где же мысль о том, что «того типа» может и не быть, а атакует тебя само Поле?

— Тогда да… только лечение ускорять… если работаешь с узорами, от них-то не укроешься. Милорд. Но ведь для этого надо ощущать тело, а боль сбивает… и выходит, снова надо думать о том, как устранить… воздействие на сознание. Так?

Наставник сощурился, выжидая.

— Не ускользать из тела, но слегка отойти… как когда лечишь других, ведь сам-то целиком в них не вливаешься. Вот тело, вот кружево, вот сознание, — наклонившись, Чен подобрал веточку и быстрыми взмахами рисовал на земле схему, то ли забыв о недавних ранах, то ли наглядно доказывая теорию на практике. — Сигналы от нервов идут в мозг, и тут-то я могу отодвинуться, но ощущать буду… но рассудок пометит это как неважное. Милорд, давайте проверим!

— Прямо сейчас?

— Да, конечно, пока я уловил суть… но вдруг нет? — он бросил ветку, стал к дубу снова и раскинул руки: — Вы вернёте петли, милорд? Чтобы точно всё повторить.

Учитель поднял брови, выразительно глядя на отчётливый след на его запястье.

— Милорд, да всё прошло, — мальчик нетерпеливо тряхнул головой. — Ну пожалуйста! Вы сами говорили: догадки надо проверять сразу, чтоб не запомнить неправильно. Я могу сам петли скрутить, но это будут другие начальные условия, а мне хочется чистый эксперимент!

Перехватывая его руки лентами воздуха (шире, чем в прошлый раз, и не столь сильно разводя в стороны), Каэрин услышал из окна кабинета растерянный шёпот Луиса:

— Слушай, а до него вообще дошло, что это наказание?

_._._._._

Попытки одновременно менять влажность, скорость ветра и давление тонких потоков у Луиса выходили не очень — Каэрин ощущал, не глядя, ему довольно было мелодий в Кружевах. И помочь тут учитель не мог: каждый вэй должен сам определять границы своих возможностей. Но упорство он уважал. Да и Чар иногда именно в этом возрасте подбрасывает сюрпризы.

По крайней мере, парню хватило ума выбрать для тренировок самую дальнюю от дома часть владения — задний двор, где кроме сарая со всяким барахлом да пары деревьев, поджечь или разметать в щепки нечего. Деревья жаль, конечно. А сарай не жалко. Хотя его стены украшала уже добрая сотня забавных рисунков — традиция, запущенная давным-давно: рисовать на сарае начал маленький Рэлис, который тогда лишь картинками да жестами и общался, за полгода в лесу напрочь разучившись говорить… А следом галерею принялись пополнять и другие — кажется, отметились там все. Причудливые зверюшки, возникающие из пламени или его создающие, — это Лу. Спирали и ломаные, полные страсти и тайн узоры из ветра — Дэнни. Интересно, что из всего этого нарисовано Ченселином?

— Брысь, — не оборачиваясь, велел Луис, обнаружив на ветке ясеня наблюдателя: Чен почти слился с листвой, но от вэй сложно спрятаться, если не владеть искусством затенения. А это умение, даже при наличии природного дара, трудновато освоить в двенадцать.

— Я же тихонько, — дружелюбно отозвался Чен, растянувшийся на ветке, как котёнок; возможность свалиться он явно не рассматривал. — Тебе жалко?

— Исчезни. Иди милорда доставай.

— Он Дэна дрессирует. А тут я учусь.

— У меня? — юноша недоверчиво фыркнул, но всё-таки соизволил на мелкую помеху посмотреть. — Чему же?

— Что надо сосредоточиться на том, что у тебя выходит, на таланте, с которым родился. А не тратить силы попусту, влезая в то, что просто не твоё и никогда по-настоящему хорошо не получится.

Кружево Лу буквально вспыхнуло — ошеломлением, обидой… горечью, но ярость перекрыла всё. В мальчишку шарахнул воздушный поток и разбился, не долетев до дерева. Чен легко спрыгнул с ветки и отскочил от ясеня подальше; глаза у него смеялись.

— Давай ещё. По деревьям только не надо, целься в меня… сюда, — кончик его пальца очертил крохотный круг на уровне груди. Щиты создавались в кружевах и были не видны в Сумраке, и обозначать их жестами вовсе не требовалось — это делали лишь совсем юные ученики. И Каэрин точно знал, что Чен спокойно мог бы обойтись, как делал ежедневно в течение последнего знака, играя чистыми кружевами вовсе без возможности шевелить чем-либо, кроме ресниц. Движение было, конечно, для Луиса. Очередная шуточка — будь щит и впрямь так мал, он не прикрыл бы и ладони.

Второй импульс и впрямь устремился более точно — если можно сказать так о сильном, но неряшливо размытом по краям порыве ветра. Впрочем, первый заслон Чена он разметал, на что узор Лу сверкнул радостью — и вмиг погас, когда второй щит буквально впитал почти всю его энергию, часть весьма метко перекинув назад. Дитя дорвалось до шанса проверить свои боевые идеи на практике, подумал учитель, особо не волнуясь за обоих: слабые, но искусные заслоны против резких, но хаотичных атак — отличный баланс, раз уж детишкам приспичило поиграться в сражение. Но то, каким образом мальчишка этого сражения добился… тут уже стоило обеспокоиться.

— Видишь, — весело сказал Чен, не встревоженный абсолютно, словно на него нападал не разозлённый вэй на пять лет старше (и впятеро сильнее), а мирно настроенный приятель-ровесник, — говорю же, тебе эта техника не нужна. Ветер с огнём отлично совмещается, ну и добавляй, хотя зачем оно тебе вообще? — очередной удар пролетел мимо: мальчик прянул в сторону, прикрываясь всего одним щитом. — Огневики всюду нужны. Будешь заряжать кристаллы, без работы не останешься и денег куча, спокойно и никаких боёв. Не всем же быть стражами и магистрами!

И тут Луис предсказуемо сорвался и добавил — скорость ветра к струе чистейшего огня. И что творит, явно не соображал: бешенство полыхало, выдавая одно намерение — пробить. Спалить щиты… что дальше, видно, уже не думал и остановиться не мог. Защита Чена, оба уровня, исчезла вмиг; внезапно спружинил тайный третий, не замеченный даже учителем, отбросив мальчишку в стену сарая, как камушек, и тоже тая в огне… доля секунды, в которую Каэрин вклинился между Ченом и потоком, выпуская все свои шипы хищным клубком и хватая, пожирая ими пламя… в последний миг. Если бы мелкий засранец не оказался самую чуточку искуснее и хитрее, он не успел бы.

Он едва сдержался, чтоб не обратить поток на Лу, застывшего столбом и с трудом приходящего в себя. Едва.

— Идиот, — выплюнул он, парой широких шагов приближаясь к парню почти вплотную. — Что — это — было?!

Тот тяжело дышал, бледный, с трясущимися губами, не сводя с учителя расширенных глаз.

— Считай, ты его убил.

— Нет! Он же… отбивался…

— Ты и верно болван. Это ребёнок! Он не мог отбить, а после не смог бы вылечить ожоги! Такие повреждения самые опасные, даже для взрослых! Огневиков с опытом! Ты хоть понимаешь, что теперь я обязан сделать с тобою?! С вэй, способным нападать на детей?!

Лу стиснул кулаки, закусил губу… и не выдержав, почти закричал:

— Ну и пускай! Раз я виноват! Я всегда, всегда… вас слушал… старался, чтоб вы гордились… — в его голосе звенели слёзы. — Но важен только он, да?! И плевать, что он несёт, об кого вытирает ноги, зато талантливый… Эдрин! Ну, убейте меня, какая разница, я же не умею… как он…

— Да, ты виноват! — рявкнул Каэрин. — И не умеешь главного — оценивать уровень силы, своей и других! Талантливый? Да ты его сжёг бы в горстку пепла, и скажи спасибо, что я вас слушал и был готов! И что я получаю? Истерику? Море жалости к себе и ноль осознания, что ты почти стал убийцей, едва какой-то сопляк ляпнул то, что тебе не понравилось! Вэй-лорд! Четыре пройденные ступени! Оставайся здесь и жди Шестой. И думай, чем заплатишь за то, что да, поразительно, ты умеешь не всё! Кроме, как ни жаль, умения отлично убивать!

Юноша побледнел уже до уровня меловой серой пыли. Рьен резко повернулся к нему спиной, взял за руку второго, успевшего встать, тихого до неслышности, и поволок прочь, в ту часть двора, где последний знак они отрабатывали степени защиты.

Сопротивление было столь лёгким, в глубине кружев, что учитель его едва не пропустил, почти швырнув мальчишку к дереву. Тот на знакомом месте явно почувствовал себя увереннее: прямой взгляд, ровное дыхание. Даже чуть вздёрнутый подбородок. Трясины Тьмы.

— Сколько тебе лет?

— Двенадцать и три знака. Милорд мой магистр.

— А ему?

— Если по уму, так вдвое меньше… милорд.

— Тебя всё это забавляет, похоже. Чувство самосохранения у тебя отсутствует в принципе?

— Милорд, мы же просто тренировались.

— И он просто тебя чуть не прикончил.

— Я успевал закрыться. Милорд. А следы подлечил бы.

— Разумеется. Ты же неуязвим и бессмертен. А я вот видел, как заслоны твои он сжёг, словно бумагу.

Мальчик нахмурился.

— Те два — да. Но были ещё. Один меня отбросил, хотя я хотел в сторону, не рассчитал… но последний давал мне миг для нырка. Если бы ожоги и были, то нестрашные.

— Никакого «мига для нырка» у тебя не было, — ледяным тоном сказал учитель. — Именно по той причине, что ты всего-то не рассчитал угол рикошета. И струя огня шла не по касательной, а прямо в тебя. И уж если я едва успел, то у тебя не оставалось ни шанса. Если ты сам этого не понимаешь, крайне печально — я думал, уроки наши ты усваиваешь лучше. А если лжёшь, ещё печальнее, поскольку лжи я не спущу. Плюс ко всему остальному. А его и так более чем достаточно.

Чен молчал, склонив голову — вежливо, но вовсе не виновато.

— Кто разрешил тебе тренироваться с Луисом, позволь узнать?

Мальчик вскинул на него глаза, полные чистейшего недоумения:

— Я не знал, что нельзя.

— Он твой учитель? Или ты — его?

— Милорд, ну они-то вместе упражняются. А вы не всегда можете, и мне ведь нужно уметь отражать и реальные атаки, всерьёз.

Милорд окинул ученика внимательным взглядом. В ответ получив ту же ясность в Сумраке и прохладный мглистый покой в кружевах.

— А я, выходит, с тобой играю в детские игры? Хорошо. Получишь атаку всерьёз. Встань лицом к стволу.

Легчайший всплеск протеста мигом растаял во мгле. Чен молча повиновался, покачнувшись, когда невидимые петли вздёрнули руки так, что стоять он мог едва ли не на цыпочках, — и молчал долго, хотя никаких манипуляций с голосом Каэрин не замечал. Наверняка на них мальчишке просто не хватало сил: хлыст из ветра тоже был невидим, но одежду и кожу под ней рвал вполне по-настоящему. Первые два рассечения закрылись почти сразу, на чём зримые успехи ученика по части регенерации закончились. Хотя ещё минут пять он ухитрялся перехватывать хлыст пылевой сетью, отчасти смягчая удары, а потом прекратил и это. Сосредоточившись, похоже, лишь на том, чтобы не ускользать в кружева и оставаться в сознании. И не издавать звуков, хотя это выходило всё хуже.

Рьен сам не знал, что остановило его: тихий, тотчас зажатый зубами стон или вспышка ужаса в узорах второго ученика. И боялся тот не за себя, несмотря на нарушенный приказ и перспективу разрыва кружева. Луис смотрел на то, что осталось от спины Чена, и Чар его кричала… и лишь привычка не прекословить учителю удерживала его от попытки втиснуть и свой щит между болью и недавним врагом.

Петли исчезли. Мальчик ткнулся в дерево лбом и застыл, дыша часто и прерывисто.

— Останови кровь и убери эту безобразную кашу. Ты знаешь, что этим следовало заниматься всё время, а не жалкие несколько секунд?

— Да. Милорд.

Чтобы расслышать это, и впрямь требовался вэйский слух.

— И что же в таком случае тебе помешало? И на мои вопросы будь любезен отвечать внятно и отчётливо. И повернись ко мне лицом.

Повернулся он даже не без изящества, учитывая обстоятельства. Прислоняться изодранной спиной к шершавому стволу было, конечно, занятием не из приятных, да и лечения не ускоряло. Но Каэрин видел, что без опоры ученик просто не устоит. Ладно. Пару минут он заслужил.

— Жду ответа.

— Я не успевал за вами, милорд. Вы быстрее атаковали, чем я убирал. И раны глубокие.

— Вывод?

— Мне надо чаще тренироваться… так. Оттачивать скорость регенерации. Милорд.

— Нет. Думай. Отойдя от дерева и стоя прямо, как подобает ученику при беседе с магистром.

— Я делал щит, — с запинкой сказал Чен. Прямо-то прямо, но выглядел он так, словно его свалит с ног и обычный лёгкий ветерок. — Слишком тонкий. Надо прочнее… и заживлять одновременно.

— Надо. Повторяю вопрос: что помешало тебе?

— Сил не хватило. Милорд мой магистр.

— Возможно, теперь ты додумаешься и до ответа на самый первый мой вопрос — с чего ты взял, что тебе разрешено лезть в бои со старшими учениками, чьи силы существенно превышают твои?

Мальчик молчал, сосредоточенно хмуря брови. И отчего не шатался, наставник не понимал.

— Силу можно накопить… не сразу, конечно, но с опытом… я же понимаю принцип.

— А от атаки того, кто способен тебя за минуту порвать в клочки, ты заслонишься пониманием принципа? Если сейчас я повторю урок, повысив интенсивность ударов, это поможет тебе «отточить скорость регенерации»? Или позову Лу, который топчется вон там за углом, хотя ему приказано ждать у сарая, и велю пустить по тебе ещё залп огня? И посмотрим, что от тебя останется. Опыт ведь получен, так? Проверим, как ты его используешь. А я не буду мешать.

Если в кружеве Чена и появилась нота страха, то её полностью заглушила отчаянная паника Лу. А затем юноша метнулся к сараю бегом, едва следя за тем, чтоб двигаться бесшумно.

— Я понял, милорд мой магистр. Всему своё время. Пока я не готов такое переносить без вреда, который могу вовремя исправить. Я не буду с кем-то, кроме вас, тренироваться.

— Какое счастье. Жаль, что потребовались такие меры, чтобы до тебя дошло. Вылечил спину?

По губам мальчишки скользнул слабый намёк на улыбку.

— Почти. Милорд мой магистр.

— Плохо. Вот тебе и опыт, и принципы. А на деле — «почти». Реальная атака мигом убьёт тебя, и не вижу причин для радости. И Лу убил бы. Исключительно по твоей собственной вине.

В тёмных глазах сверкнуло нечто, очень похожее на гнев. О, ну вот мы и подошли к сути.

— Знаешь, за что ты получил всё это?

— За самонадеянность. Милорд мой магистр.

— За неё тоже, само собой. Но за неё хватило бы вчетверо меньше. Надеюсь, ты не из тех, с кого надо содрать всю шкуру, чтобы донести мысль о балансе сил атаки и обороны. Ещё догадки?

— Вы рассердились, — глаза он всё-таки опустил, — что я их… ребят… не боюсь… как соперников.

— А бояться следует?

— Наверное, — казалось, выжимать из себя слова ему труднее, чем не падать. — Выходит, да.

— Не выходит. Чему я не учу тебя точно, так это бояться. На пути вэй нет места страху.

— Простите, милорд. Неверное слово. Относиться всерьёз… быть осторожнее. Я… забываю.

— Прекрасный вывод. Если не считать того, что забываешь ты не только о том, что сияющий Ченселин Тарис не всесилен и не бессмертен, а прочие не совсем беспомощны. К сожалению, ты забываешь и кое о чём поважнее. О том, что среди вэй нет тех, чьи таланты не столь достойны, как другие. И никто не смеет заявлять, будто магистр — не работа, одна из многих, а привилегия, сама по себе дающая право на всеобщий восторг и почёт. Подобных воззрений я у своих учеников не потерплю. Хотя бы потому, что не выношу глупцов, а считают так лишь редкостные идиоты. Особенно если сами талантом магистра не обладают. Я выразился ясно?

Теперь искрились, не скрываясь, все завитки вечно тихого и туманного кружева его ученика.

— Да, но я и не думаю так! О магистрах и почёте.

— Я предупреждал, что если услышу ложь, урок будет повторён? Желаешь закрепить опыт?

— Но это правда. Милорд мой магистр.

— Я слышал тебя, — холодно произнёс Каэрин. — Правда — теперь или тогда?

Кружево Чена словно натянулось, напряглось… и погасло, окуталось зыбкой вечерней мглой.

— Тогда и сейчас. Я и ему сказал то же самое.

— И отчего же, поведай мне, он на твои безобидные слова так отреагировал?

— Оттого что дурак! — с внезапной едкой злостью отрезал мальчик. Рьен вгляделся с искренним удивлением: похоже, тут действительно посерьёзней детской неприязни… ненависть? С чего бы?

— Объясни.

— Почему он дурак? Видно, от рождения… или огонь мозги выжигает…

Порыв ветра со свистом хлестнул его по лицу, оставив через всю щёку алую взбухшую полосу.

— Не смей мне дерзить. Терпение моё ты уже исчерпал. На знак вперёд. Ещё слово в подобном тоне, и пожалеем мы оба.

— Простите. Милорд мой магистр. Луис, мне кажется… хочет стать кем-то другим, не собой. Осваивать умения, которых у него в кружеве нет, всё равно как пытаться отрастить хвост или крылья. Я думаю, это глупо, пустая трата сил. Но это же правда. И ничего обидного. Милорд мой магистр.

— Допустим, всё так. И ты, надеюсь, постиг сию мудрость на личном опыте, ибо к тебе всё это в равной степени относится, но к счастью, мне не придётся тебе это объяснять. К слову о силах, коих тебе не хватает для сражений, и отличной метафоре об отращивании хвоста. Глупо, да. И ты даже не предполагал, что он оскорбится?

Он чуть не затаил дыхание, выжидая: за враньё и впрямь придётся наказывать, и без жалости. Но мальчик отвёл взгляд и бесцветно признался:

— Я ожидал гнева, милорд. Но не настолько. Думал, он вспыхнет, и мы сразимся… он бы ведь иначе не согласился. Но я не хотел задеть всерьёз… чтобы всё так закончилось…

— Не хотел и не настолько? И кто-то рассуждал о дураках. А теперь я слышу детский лепет и видимо, должен умилиться и сходить за соской и погремушкой. По-твоему, это ход мысли почти взрослого и разумного человека?

— Я поступил тоже глупо, милорд. Нельзя было так. Я понимаю.

— Растолкуй. Нельзя — что?

— Нельзя так говорить о том, что людям важно, — медленно сказал Чен. — Будто это смешно. Всё равно, что я об этом думаю, но у них-то свой взгляд. Моими глазами они не посмотрят. Если я буду прямо звать это глупостью. Разозлятся, ну и всё. А меня не услышат. Мне очень жаль.

— Жаль чего именно? Что из-за твоих милых шуток Луис потеряет кружево? Ну, его это утешит.

— Нет! — мальчик весь вспыхнул, наконец-то ожив, и порывисто подался к учителю: — Почему?! Вы сказали, виноват во всём я. Тогда его-то не надо наказывать!

— Так, — негромким тоном, колким от льда, уронил Каэрин, — молчать.

Чен замер. Полностью, будто обратился в мрамор, сделав неслышным кружево, почти не дыша.

— К прискорбию моему, ты абсолютно не способен усваивать уроки с первого раза. И со второго тоже. Я дважды спросил, с какой стати ты берёшься решать, с кем и когда моим ученикам следует заниматься. Видимо, намёк не дошёл, раз ты смеешь лезть ко мне с советами, как я должен наказывать ученика.

На лице мальчишки живыми казались лишь капельки крови, бегущие по щеке вниз, на шею, крася в багряные узоры ворот разодранной рубашки. Потом приоткрылись губы. Но всё же у него хватило ума и самообладания промолчать.

— Сейчас ты пойдёшь на кухню и поешь. В холодильнике есть говядина, отрежь пару ломтей и слегка поджарь, пять минут, тебе нужно для восстановления. Допей весь гранатовый сок и иди спать. Не меньше двенадцати часов. Как следует отдохнёшь, а завтра придёшь сюда, — он кивнул на дерево, — и продолжим. Надеюсь, тебе всё ясно. Выполняй.

Чен склонил голову и ровно, чуть не печатая шаг, двинулся к дому. Шрамы и впрямь почти исчезли — об уроке напоминали лишь живописно свисающие по спине влажные клочья ткани.

У самой двери он повернулся.

— Милорд… можно я сразу спать? Мне есть не хочется.

— О, Мерцание. Сейчас я верну тебя к этому дубу, и вместо отдыха ты будешь до заката не стоять, а висеть, и петли я сделаю с шипами. Может, хоть так до тебя дойдёт, что надо выполнять мои требования, а не спорить! Марш на кухню, и учти, я проверю. Ну?

Он видел, что сказать Чен хотел вовсе не об ужине. Тут и не-вэй бы догадался. И как с ним быть, если не подчинится, учитель понятия не имел. Не устраивать же всё это снова… раны мальчишка закрыл, но это лишь видимость, он выкинул все силы без остатка, едва держится и повторения может попросту не перенести.

Но ученик молча ушёл в дом, к несказанному облегчению наставника. Впрочем, недолгому: оставался второй.

Луис стоял у сарая и рисовал — быстрыми, резкими росчерками уголька. Не в своей привычной манере… изображения Каэрин не видел, но если оно соответствовало мелодии кружева, то смысл рисунка он и так знал. Прощание. Печаль. Но не гнев, и это радовало. И придавало уверенности. Впрочем, он и так-то не особо колебался.

— Лу.

Юноша выпустил уголёк из пальцев и повернулся. Двигаясь так скованно и столь явно покачнувшись, словно наказали не Чена, а его. Никакого огня — ни в узорах, ни в глазах. Пустота.

— Хотелось вмешаться?

Луис молча кивнул.

— Не стал, потому он сам виноват?

Ученик помолчал — кажется, ища не ответ, а слова: сомнений в цвете его мелодий не было.

— Нет, милорд. Но вы же учитель. Вам виднее.

— Давай так. Сейчас ты повторишь ту атаку — с той же самой интенсивностью. Кстати, я оценил, как ты вплёл поток ветра в воспламеняющий, вышло весьма неплохо. Если сможешь повторить, атакуя меня, Чар я тебе оставлю. Но защита моя будет того же уровня, как у Чена. Не выше.

От урагана, что взвихрился у Луиса в кружевах, хотелось сразу и заткнуть уши, и зажмуриться.

— Милорд, нет. Я не могу.

Не-вэй услышал бы ровный твёрдый голос. Вот только не заметил бы взгляда: Лу уставился в землю, пренебрегая требованием смотреть учителю в лицо. Но поскольку он нарушил и более строгое правило — не противоречить приказам, — видимо, прочее казалось уже пустяком.

— Милорд мой магистр. Я себе обещал: что бы дальше ни было, ни на кого больше нападать не стану. Никогда. С кружевом или без. И тем более, на тех, кто слабее.

— Ты прекрасно знаешь, я определённо не слабей. И знаешь, что дважды не предложу.

— Знаю, — Лу не поднимал головы, — но вы будете слабее, если… как он. Нет. Пускай. Я готов.

— Лишиться кружева? Да ещё после того, как посмел не подчиниться? По-твоему, будет легко?

— Неважно. Я всё равно это заслужил. Вы верно сказали, милорд, вэй с детьми не сражаются.

— Последнее твоё слово? Уверен?

Юноша всё-таки поднял на него глаза. Полные решимости, и страха, и вэйских золотых точек.

— Да, милорд мой магистр. Простите меня. Я плохо старался. И никто не виноват, только я.

— Ты говорил, что хотел бы и для него такого же исхода на Шестой. Для Ченселина. Хочешь?

— Нет! Это просто болтовня, злые слова! Конечно, нет! Какой же вэй другому этого захочет?!

— Не очень добрый, полагаю. И вряд ли достойный быть вэй. Но поскольку к тебе это, очевидно, не относится, то Шестая засчитана, но необходимости пятой это не отменяет. А теперь тебе всё-таки придётся применить свои навыки совмещения ветра и огня. Обещания не нападать ты не нарушишь, поскольку нападать буду я. Причём всерьёз. Наказание ты действительно заслужил, так что не жди осторожности.

Лу поражённо вглядывался учителю в лицо; губы у него тряслись. А потом вдруг задрожал весь, так сильно, что наверняка упал бы, если бы за его спиной удачно не оказалось сарая.

— Но я ведь правда мог убить его, — выдавил он. — П-правда. Я… злился… ненавидел…

Каэрин шагнул к юноше и несильно сжал его плечо. Кое-что сумрачный контакт всё же значил — особенно когда речь шла об искренности.

— А сейчас?

— Наверное. — Луис беспомощно качнул головой: — Злюсь. И на себя тоже. Я не могу его вмиг полюбить… но не ненавижу. И не было этого на самом деле, просто разозлился. Но я его никогда не трону больше, пусть несёт что угодно, никогда! Милорд, вы верите?

Милорд вздохнул. Тренировка обещает море веселья и ему, и ученику, пока чувства того полны такого хаоса и о контроле сразу можно напрочь позабыть. Море, да… полное пламени…

— Верю. И вижу. И очень рад, что ты в последний миг не уничтожил всё, попробовав солгать. Но сражение будет настоящее. И давай-ка соберись. Представь, что на моём месте тот, кто тоже на тебя «просто злится», и именно поэтому может не рассчитать сил и кружево твоё всё-таки порвать. Обидный исход, раз уж мы распростились с Шестой Ступенью.

_._._._._

Запись прервалась, но не погасла, вернувшись на отведённое ей место в глубине Поля, где до неё не мог добраться никто без ведома владельца памяти, а так и осталась в первом слое, застыв на выражении лица и цвете узора Луиса — перепуганном, счастливом, неверящем, полном смятения.

— Жестковато.

Каэрин мрачно кивнул.

— А я зачем тебе показал.

Рэл потянулся было к карману, вспомнил об участи фляжки и скрестил руки на груди, мельком понадеявшись, что у хозяина дома осталась либо выпивка, либо не испепелённый чайник.

— Если затем, чтобы я проникся твоей идеей насчёт «раскрытия тьмы», то увы. Не убедил. Я от твоей методики не в восторге, о чём ты всегда знал, но вообще-то он заслужил. Рискуя так в двенадцать, он бы умер задолго до испытания Луча. И уж точно его не пережил бы. Надеюсь, на следующий день ты этот дивный урок осторожности не повторил?

— Я похож на любителя мучений? Нет, конечно. У дерева он у меня постоял до вечера, и вряд ли на душе у него было радостно и спокойно, но тот урок был первым и единственным. К счастью, он не давал поводов повторять.

— Хорошо. Ты хотел взгляда стража? Лу сорвался потому, что его зацепили за больное, и никакой «раскрытой тьмы» там не было. И сам он всё понимал. И судя по тому, с каким восхищённым трепетом он о тебе говорит, влетело ему тогда весьма умеренно. А сорвался ли ты, тебе виднее, но непохоже. Да, выглядело неприятно. Я бы так с ребёнком не поступил, но я не ты и, слава Мерцанию, не учитель. А объективные причины у тебя были. Ты боялся, что он нарвётся и его убьют. И если не ошибаюсь, боялся, что он-то помучить любит. И поглядеть сверху вниз. Если бы оказалось так, оставлять ему Чар ты не имел права.

— А оказалось не так? Вердикт стража?

— Рьен, ты что, перебрал тиска? Это твои воспоминания и твой ученик. Что оказалось?

— Помучить и поглядеть сверху вниз.

Рэл удивлённо поднял брови:

— Да ладно. Ты не всерьёз. Пробуешь подловить? Ясно, я не могу его по записи просканировать глубже, чем ты, да ещё сквозь туман, но ничего такого я и близко не заметил. Взял он на себя многовато, но так и бывает у детишек вэй. Все в детстве переоценивают возможности и лезут куда не следует. В тонкие слои, чужие мысли, дуэли… он полез ещё и в учительство, но хотя бы понял, почему не получилось. Немалое достижение в двенадцать.

Каэрин бесцельно прошёлся по комнате, лёгким всплеском узора убрал кучку серой пыли, оставшуюся от попытки мирного чаепития, и с отрешённым видом сел вместо кресла на край стола, словно отдаляясь и от роли магистра, принимающего коллегу-вэй, и от своего весьма не юного возраста, и даже от осколка памяти. С тех пор, как тридцатилетний Рьен, злой и задёрганный под двойным грузом — обязанностей Луча и странной гибели учителя — принёс из Лойренской чащи маленького Рэла, внешне он совершенно не изменился. Если не приглядываться к выражению глаз. Раньше в них не было безнадёжности.

Впрочем, с невесёлой усмешкой подумал Рэл, у меня тоже поубавилось и оптимизма, и дерзости.

— Почему учительство?

Ему понадобилась пара секунд — непростительно много для вэй — чтобы понять, что друг имеет в виду Ченселина.

— А что ж ещё? Вполне, кстати, в твоей манере: поддразнить, куснуть, преподать урок. Заодно совместил приятное с полезным, ещё и боя добился. Он же тебе сказал: понял, что о важном со смехом нельзя, потому что тогда его глазами картину не увидят. Значит, хотел, чтоб Лу увидел.

— Хотел чего? У него там вылезла такая злость, что я в итоге выставил Лу раньше, чем стоило. Боялся полноценной вражды. Детская ненависть не менее опасна, чем взрослая. Мне ли не знать.

— Рьен, ну ты что. Где ненависть? Это когда он Лу дураком обозвал? Да ему просто обидно было — в ответ на доброе намерение получить сразу с двух сторон. А злился на себя, ошибся-то он. И с боем, и с попыткой посоветовать. И Лу подставил. И не исправить. Тут поди не разозлись.

— И после этого, — устало сказал Каэрин, — ты не веришь в «раскрытие тьмы». Ты вмиг увидел то, чего не видел я. Он три года рос у меня на глазах, я постоянно вслушивался в его кружево, но перепутал желание поиздеваться с желанием помочь. И наказал за то, чего не было… сильнее, чем собирался. А после он и вовсе закрылся, зато милорда магистра поминать при каждой фразе не забывал. А я считал это маской, вэйской игрой в поддавки, тонкой насмешкой… таланта ему и впрямь было не занимать, и за его туманом я не мог отличить искренность от лицемерия. И в ответ не был до конца искренен сам. Просто не знал, могу ли открыть всю правду о его даре… и нюансах. Возможных.

— Ты вообще не собирался ему говорить?

— Я собирался наблюдать и ждать. Тонкий дар развивается медленно. Я был уверен, что лет пятнадцать у меня есть. Он тихо сидит в учениках и не вступает в отношения, достаточно близкие для раскрытия… чего угодно. Новых детишек я брать не стал бы, а мчаться из дома на поиски компании он вроде не стремился. А уж за собой я бы уследил. И получил бы наилучший объект для исследования — себя. Он спокойно постигает тайны высших гармоник, наслаждается Мерцанием и свободой — чего ещё надо вэй? А я мог бы понять главное… усвоил ли он принципы Звезды в отношении неслышащих. Осознаёт ли необходимость самоограничения, заботы… совпадает ли его понятие чести с тем, что так называет Звезда.

— Я не увидел причин в этом сомневаться.

— Ты имел дело с мужчиной, я — с мальчишкой. И у меня, заметь, под рукой не было тебя, с твоим опытом стража. Да и как это проверить… Шестая Ступень не даёт абсолютных гарантий. Дети меняются, вырастая. Я хотел дождаться, пока вырастет он. И тогда рассказать. И если бы оказалось, что я прав и в его кружеве скрыто нечто опасное, чего он не может контролировать… решать я предоставил бы ему.

— Выпустил бы в Сумрак, утаив от всех?

— Тот дар, что я видел, не предполагал профессию, где имеешь дело с эмоциями.

— Связь?

— Конечно. Люди идут к связным не за дружеским общением. Воспринимают их как часть Поля… устройства, вроде полевиков. Спокойная уединённая жизнь, Мерцание без границ и никаких идиотов, которые лезут к тебе с указаниями, как делать твою работу. Я бы и сам не отказался. Мне казалось, для него это идеальный вариант.

— При всём уважении, — хмыкнул Рэл, — тишина и спокойствие — не совсем то, что я целый знак наблюдал. Я видел Луча. Отлично подходящего на место Верховного. Между нами говоря.

— Сказал тот, кто текущего Верховного обвиняет в серии убийств.

— Задача стража — обвинять. Но не голословно. И видеть, кто и на что способен.

— Я не знал, на что он способен. В том и дело. И чего может захотеть. Да он сам не знал. Кто это знает в двенадцать? Но в тридцать, я думал, он поймёт. И возможно… я допускал и второе решение. Но оно не было бы моим. Как и исполнение.

— Нырок в Мерцание? Ты принял бы? Ты только что заверил, что стал бы шантажировать Звезду, спасая его, и рявкнул на меня за предположение, что он ушёл сам.

Каэрин ответил непроницаемым взглядом.

— Рьен, ты не смог бы отпустить его. Вырастив, живя бок о бок двадцать лет… ты знаешь себя. Ты понимал, что не позволишь.

— Пустые слова, — холодно обронил его друг. — Не смысла обсасывать не случившееся. Всё поменялось, когда ему исполнилось пятнадцать. Сила хлынула из глубины, отнюдь не тонкая. Но и тогда управление было под вопросом. Ты же не думаешь, что смертельная рана нанесена была абсолютно случайно?

— Избавь меня от мысли, что намеренно.

Магистр поморщился.

— Не неси чушь. Само собой, нет. Он атаковал с внезапной мощью, практически обездвижив меня, и я ответил инстинктивно, силой на силу… а налетел на хрупкий барьер ребёнка. Да, это мой промах. Непростительный. Он был неопытен, устал, он попросту мог не ждать такого напора. Я никогда не бил, не сдерживаясь. Но тогда… Рэл, я не уверен, почему так получилось. Как и на том уроке. Да, я не образец терпения, но другие детишки не умирали… — он криво усмехнулся. — Пока я сам не хотел того.

— И ты решил, что это снова… «раскрытие тьмы»?

— Не знаю. Мой дар тоже всегда норовил выйти из-под контроля. И мог выйти здесь.

— И вышел, — спокойно подытожил Рэл. — Рьен, опомнись. Это случайность. И твой взрывной характер, о котором знал весь Тефриан ещё до того, как Чен родился. За такие случайности платят дорого, и ты в курсе, чем бы это кончилось, но слава богам, вам обоим повезло. Богам, Камню и специфике кружев рода Эдрин. Но при чём тут предательство?

— Ты спросил, отчего на испытании он поверил, что проиграл. Оттого, что я годами лгал ему. Продолжая звать нити его узора тонкими, а силу недостаточной для серьёзных игр с кружевами. Перемен мы не обсуждали. Я боялся мига, когда он спросит. Он был слишком юным. И как оказалось, более заинтересованным в связях сумрачного рода, чем я ожидал. Он стремился в мир, к людям… к вэй, само собой. А я мог лишь давить самыми разными способами, напоминая, как он ещё слаб… это ведь было ложью, пусть и не сказанной. А потом его позвали на испытание, и он согласился сразу. И я решил, что он знает пределы своих сил не хуже меня. Если не лучше.

— Ты за него совсем не боялся?

— Что пострадает, нет. Он мог чуток не дотянуть до уровня, что требуется Лучу, но остаться живым и целым, разве что с потрёпанным самолюбием. Да и то если бы ему хватило кретинизма воспринимать всё это всерьёз. Мне в голову не могло прийти, что его выберут! Невзирая на уровень сил. А что он покажет себя блестяще, я не сомневался.

Рэлис помолчал.

— Так в чём же предательство?

— Я не верил ему. Он слишком много скрывал. Или я видел то, чего нет, за его вечным туманом и молчанием Двирта. Если бы я на приёме только изображал гнев, но я-то сорвался взаправду. И снова гадал о «раскрытии тьмы»… включая и ту, что рождает страх, ярость, недоверие. А он верил мне, Рэл, ты сам сказал. Верил, искал оправдания, желал защитить. Он любил меня. Как сын — отца. И я ведь знал это. На самом деле я знал. И позволить себе отбросить знание и ослепнуть из-за задетого самолюбия и страха — что это, как не предательство?

Оглядевшись и припомнив расположение предметов, с которых в детстве много лет вытирал пыль, Рэл подошёл к узкому шкафчику в нише у окна и вытащил бутылку ариты. Он тянул время и знал, что друг понимает. Вэй всегда понимают такое… отчего у них обычно и не бывает друзей.

— Много пьёшь, Рэл.

— А ты много лет как мне не учитель. Остались стаканы, которые ты не успел расколотить?

Каэрин сумрачно усмехнулся.

— Обойдёшься. Пей из горла, как дрёмники и бродяги… тем более, тебе подходит.

— Уже нет, а всё тебе спасибо… милорд мой магистр. Я бы, знаешь, лучше ещё побродяжничал.

— Это не твоя вина. Абсолютно. Ты действительно не мог остановить его. А прийти ко мне… и что бы я сделал? Право влиять на его решения я сам выкинул в трясины шесть лет назад.

— Ты мог бы пойти с ним. В Эврил.

— Да, держа за ручку. Рэл, этот разговор лишён смысла. Мы можем злиться, жалеть, ругать себя, но суть в том, что он поступил, как счёл нужным. Я не знаю слов, которые бы могли его остановить. Почему он поверил лжи на испытании, я тебе рассказал. Это моя вина, и я за неё отвечу. После того, как сделаю его смерть не напрасной. Звезде я скажу то же, что ты сказал парнишке. Если потом они поймут, что я врал, в трясины. Сам признаюсь. Но сперва вытащим на свет эту тварь, кем бы он ни оказался. Или она.

Рэлис коротко кивнул, отошёл к подоконнику и сосредоточился, уходя за третий слой в поиске. Рьен следил за ним внимательно и в то же время поверхностно, без труда совмещая это: ему важна была лишь сохранность ловушек, часть которых могло порвать даже создание ментальной связи. Или, не менее вероятно, капкан мог перехватить и исказить связь. Но Рэл и впрямь ушёл высоко, и это, по сути, прямо указывало на адресата: так страж мог искать лишь другого стража, а раз сетей поиск не потревожил, то значит, второй, как и Рэл, эти сети отлично знал с детства, неоднократно проходя сквозь них.

Но что он пройдёт прямо сейчас, не в кружевах, а полностью, в Сумраке, оказалось сюрпризом. Дэлиэн Анрис, капитан стражи, нырнул точнёхонько в центр круглого ковра, украшающего пол гостевой, и столь бесшумно, словно лабиринт сигнальных узоров был для него прозрачным. Эта грациозность Каэрина удивила едва ли не больше, чем само появление Дэна: он будто ждал зова.

— Милорд мой магистр, — капитан шагнул к нему, явно намереваясь по всем правилам этикета опуститься на колено, но Каэрин остановил его, качнув головой, и тот ограничился поклоном.

— Рэл, рад встрече. Но предлог не из радостных? — он быстро скользнул взглядом по лицам двоих мужчин и ещё легче, едва уловимо, по оттенкам мелодий в кружевах.

— Присядь, — магистр тоже слушал его, а точнее, возможность, что к узорам Дэна кто-то прицепился столь виртуозно, что защита шпиона не распознала. Но кажется, нет. Он понял, что насторожен до низкого стального звона натянувшихся нитей, и отпустил их. Бесполезно вечно ждать опасности. Стоит вспомнить, что опасны и они: Луч и два стража, не самый слабый расклад.

— Порядок, — спокойно сказал Рэлис. Дэлиэн кивнул:

— За мной не следили. Я покружил у грани и проверил. Если зовут так тонко, нырять надо тоже тихонечко.

— Представляешь, зачем ты здесь? — Рьен задумчиво созерцал невозмутимо белый окрас узоров бывшего ученика. Стражи, с их техниками слежения и прокладыванием троп в пустоту, всегда считались народом странным — даже по меркам вэй.

— Рэл сказал, милорд, я вам нужен. Но… не то, из-за чего наш командор отправился искать другую работу? Случайно малыш Чен рылся в архиве не по той же самой причине?

Насмешливый тон совсем не вязался с цепкой остротой его взгляда.

— В каком архиве? — Рэл на своём подоконнике, казалось, увлечён лишь аритой и созерцанием облаков. — Словами.

Обмен рассказами — сперва Дэн, лаконично и чётко, как привык докладывать в страже; затем Рэлис, куда более пространно и уклончиво из-за необходимости избегать имён, — затянулся надолго.

Каэрин так и сидел на краешке стола, далёкий, глубоко ушедший в себя, изредка поднося к губам отнятую у Рэла бутылку ариты.

Рэл замолчал, выжидательно глядя на «братишку». Тот слушал сосредоточенно, с тонкой неясной полуулыбкой, но услышав об исчезновении Ченселина, как-то вдруг закрылся, похолодел и тоже заинтересовался небом и летящими по нему облаками. Они темнели, клубились, собираясь в сизые набухшие тучи. Надвигалась гроза.

— И что мы планируем делать? До того, кто выше всех, непросто добраться.

— Откуда такая уверенность, — сухо осведомился Каэрин, — что добираться следует именно до него?

Капитан окинул непонимающим взором бывшего командора и бывшего учителя.

— А есть в чём сомневаться? Он тащит на взрослое испытание мальчишку, имитирует его узор, потом устраивает сеанс подчинения на приёме, потом идёт сюда и делает всё, чтобы мальчишка ничего вам не рассказал. Он провоцирует бой Чена и Аллена на совете, и мы получаем поправку о вызовах. Именно о его делах верней всего могла узнать та несчастная леди, кого ещё она в основном видела при дворе? А теперь Чен находит в архиве запись, что двоих ваших неудачных детишек пробудил именно он, и что происходит с Ченом? Будь этим… деятелем кто-то другой, вы тоже были бы не уверены?

— Провоцирует? — отстранённо проронил Рьен.

— Конечно. Я же там был, прямо за ложей короля. С тем, кто выше всех, совсем рядышком. К счастью, никто не замечает стражей… похоже, мне здорово повезло. Что он не заметил. Или посчитал слепым и глухим, ещё лучше. Он ведь что-то говорил Чену, прямо перед Вызовом. На высокой частоте, слов я не разобрал, но обращение уловил. И не одно. Может, конечно, то были невинные шутки о дебилах, которых берут в магистры, но звучало не смешно. Довольно давяще звучало, вообще-то. А не он ли вам этого Аллена в джалайнское Поле подсунул, милорд?

— Ну а кто же. И всё-таки… открыто, при всех, подталкивать Луча к дуэли… раз услышал ты, могли и другие. Кстати, какой Тьмы ты мне тогда не сказал? Счёл, что о таких пустяках мне знать не обязательно?

Мелодии Дэна окрасились бледно-лиловым смущением и отчего-то шафраном вины.

— Я решил, вы заметили тоже. Вы же их растащили разок. Тот бестолочь с амбициями, но наш-то никогда не рвался убивать. Отвертеться от Вызова на совете проще некуда, а вот принять, да ещё устроить такой цирк перед не-вэй — не в его стиле. Если бы кто-то не нажал… и вопрос, не на обоих ли.

— Сплошь фантазии, — холодно резюмировал Каэрин. — Тебе бы сочинять сказки.

— Ладно, — уступчиво согласился Дэн, — насчёт Аллена не знаю. А на малыша-то он давил точно. На него, конечно, поди надави, но речь-то о том, кто посильнее. Многих. И картиночка складывается. Узор к узору. Я малыша предупредил… — страж нахмурился. — Уклончиво, но мне казалось, он понял. Я ведь хотел с тобой связаться, Рэл. Но что бы сказал? Никаких фактов… фантазии и сказки.

— Когда ты начал подозревать?

— Господина с самого верха? Когда ты порвал кружево молодому придурку и ушёл — ровнёхонько после того, как сходил к этому господину с петицией о вызовах. Один странный бой у тебя, другой странный бой на совете, призадумаешься. Когда Чен начал игру, я чуял, что лезет он прямиком в болото. Но уверенности-то не было… думал, он соображает, что делает, и сумеет улизнуть вовремя, как всегда… — он криво усмехнулся. — Забыл, что и шагать в сердце урагана он умеет отлично.

— Игру?

Каэрин равнодушно смотрел на почерневшее небо, и кружева его были тихи и темны, как сон, но бывших учеников это не обманывало.

— Когда среди дня он явился в «Свет» пить тиск, собрав взгляды половины стражи, уже стоило навострить ушки, — хмыкнул Дэн. — Но едва он заявил, что никогда не спорит с братьями, я понял, что игра серьёзная, иначе бы он не трудился вывести из неё меня.

— Из-за братьев? — с невольным интересом уточнил Рэл.

— И это, и споры. Он с детства был азартным, на слабо вёлся только так. Мы его и ловили. Прыгнуть с крыши, подслушать разговор, нырнуть в соседнюю комнату… Лет в двенадцать он, видно, устал за это огребать и успокоился. Или уверился, что его крутость видна всем и доказывать её больше не надо… А тут он выдаёт эту фразу мне, хотя я сам его сто раз подначивал, а вот брата от него не слышал сроду, ни вслух, ни в кружевах. Как не догадаться: что-то он тут искал — и нашёл, а меня отодвигает, значит, риск немалый.

— Значит, понять могли и другие, — хмуро подытожил Рэл.

— Других Детишек Боли там не было. А чужим откуда знать. — Дэн задумчиво скользнул в первый слой, не скрывая, что проверяет целость сетей, и не тратя слов на формальные извинения. — Смотрели Шестую Луиса? Сомневаетесь, на чьей он стороне? Я бы его позвал, милорд. Верен он был вам всегда, хоть и тупил со страшной силой. Ревновал. Но этим мы все увлекались. Его Шестая была весёлой, да… даже малыша она напугала, хотя его-то не пробьёшь…

— О чём ты? — убирая запись резкой нотой узора, проронил Каэрин.

— Я подглядывал, — признался Дэн. — Боялся за Лу. Ясно же: раз его вдруг по Шестой ведут, то натворил дел. Гляжу, и мелкий тут, даже от меня не прячется, и лицо несчастное. Я его и не видел раньше таким. Ну, думаю, доигрались: Лу ему врезал всерьёз, а теперь за это получает. Хотя я не ожидал, что из-за Лу он будет переживать.

— Тебе не пришло в голову, что стоит мне рассказать?

— Зачем? — искренне удивился Дэлиэн. — Я его не особо любил, но он и так чуть не плакал… и потом, он-то нас никогда не выдавал, все эти пари, за которые влетало только ему… И правда, милорд, зачем. Если бы вы и его наказали, Лу легче бы не стало. Точно знаю. Назавтра смотрю, Чен стоит у дуба, по струночке, вас нет, петель тоже. Через три часа иду мимо, стоит точно так же, будто и не двигался. После ужина нарочно поглядел — стоит. Хотел к нему подойти и спросить, чего он есть не идёт, так Лу меня за руку схватил, оттащил, глаза виноватые — не лезь, говорит. Ну, думаю, и второму попало, весь день торчит тут голодный, а этот кретин с нулём контроля винится и жалеет. И с чего бы я стал трепать, что малыш за Шестой наблюдал? Оно и полезно, и то был вроде как наш секрет… пусть случайно, но он доверился мне. Милорд, какая разница сейчас? Это дела прошлые. Нам надо понять, как ловить преступника, а сначала — как его возвращать. Ченселина.

Каэрин вздохнул и сильно, почти яростно провёл ладонями по лицу. В его тоне и кружевах звенела пронзительная, едкая печаль.

— Никак, Дэн. Нет средства вернуть замерцавшего. Нам не спасти его. И в Сумраке не увидеть уже никогда.