13

Дом был обыкновенным зданием: двухэтажное строение с примыкающим гаражом. Гараж сам по себе как отдельное складское помещение. На нижнем этаже дома огромный зал, по краю маленькие пространства — гигиенические комнаты. Они выходили на задний двор, где имелся небольшой заросший сад, говорящий о ленивом хозяине. Наверху располагались отдельные комнаты для приватности. Все они светлые и уютные с незаметным налетом прошлых времен. Так пыль ложится на предметы интерьера, создавая видимость истории, если даже стиль и вещи единого окружения являлись продуктом современности.

— Наверху комнаты, — сказал Виктор, — выбирайте. Потом в гараж пройдем. Там всё необходимое уже есть, кроме некоторых предметов.

— А ты откуда знаешь? — спросила Лена.

— Фотки получил от хозяйки, да еще съездил на место. Буквально руками трогал.

— Старомодно.

— Зато надежно.

Когда они определились с комнатами, то прошли в гараж через короткий и узкий коридор. Гараж оказался настолько огромным, что даже внедорожник выглядел игрушкой, спрятанной в коробке не по размеру. Был он черного цвета с массивными колесами и высокой посадкой.

— Ретро. Пикап, — сказала про автомобиль Наташа и погладила полировку капота.

— Стилизация. Главное, что заплатил и за его аренду. Без дела стоять не будет. Так что… — Виктор прошелся по гаражу и вернулся. — И вот это нам пригодится.

Он указал на пластиковые пустые бутылки, расположенные вдоль стены и стоящие друг на друге.

— Не, я, конечно, понимаю, пресная вода рядом с соленым морем, ценность у нее возрастает, но зачем? — удивился Виталий.

— Тут недалеко есть пункт пресной воды, — пояснил Виктор.

— А водопровод? — спросила Лена.

— Есть.

— Тогда…

— Нас пресная вода не интересует. Мы будем перевозить в этих бутылях морскую воду.

— Зачем? — Виталий, пересчитав двадцатилитровые бутылки, произнес: — Да их тут тридцать штук. Куда им столько.

— Им? Не знаю. Но нам хватит.

— Хватит для чего?

— Для нашего путешествия.

— Поясни.

— Средний объем складной одноместной ванны из непромокаемого материала две десятых кубических метра, то есть соленой морской воды нам нужно на четыре человека, соответственно, восемь десятых кубических метра. В гараже тридцать бутылок по двадцать литров, так?

— Да.

— Этот объем равен… Шесть десятых кубических метра, то есть две поездки к морю на пикапе?

— Тридцать уберется в кузове. Согласен.

— Вить, а почему не обойтись пресной водой из крана, она здесь очищенная? — спросила Наташа.

— Морская лучше проводит пси-волны.

— Чего?

— Пси-волны. — Виктор подошел к воротам и нажал на кнопку двери. — Понимаешь, пси-волны? — Он сказал последнее слово по складам. — А там морские волны, да?

— Не кроши на мозг.

Ворота медленно поднялись с металлическим лязгом, свернувшись под потолком в стальной рулон.

— Откуда ты узнал? И про музыку?

— От музыкантов.

— От этих террористов?

— Виталий, друг, не серди меня. Прошу.

— Ты бредишь?

— Они на самом деле не террористы.

— Ты связался с музыкантами?

Вопросы посыпались горохом из дырявого мешка, но Виктор не отвечал, он ждал, пока все не замолчат, и они замолчали разом и посмотрели в сторону. Виктор обернулся и проследил за их взглядами. Молодой человек, на мгновение замявшись перед калиткой, прошел через нее и, остановившись за пару метром от гаража, спокойно вымолвил:

— Всем здра.

— Это кто?

— Знакомьтесь. Юджин Барет — не совсем мой знакомец, — представил гостя Виктор.

— Это…

— Я за… — начал гость.

— Знаю, Ю. Я сейчас. Принесу не распакованные. Так будет проще.

Виктор ушел в дом через гараж.

— Ты вообще кто?

— Так. Он же сказал. Знакомый.

— Ты зачем?

— За мылом.

— А…

Виктор вернулся, принеся несколько кусков мыла, обернутых в плотную толстую бумагу.

— Спасибо, — сказал Юджин.

— И помни, Ю, соленая вода. Не пресная.

— Я помню.

Когда Барет ушел, Наташа спросила:

— Это что за дрочер?

— Обыкновенный житель Мега-Сити.

— Он связан с музыкантами?

— Он связан со мной.

— А ты?

— Что я?

— Не клюй кукушку. Ты связан с музыкантами?

— Вы все такие подозрительные. У-у… Я не… Я их даже не видел этих музыкантов ни по реалу, ни по виртуалу. Они…

— Я только одного не понимаю, — с сомнением сказал Виталий. — Зачем они крашат музыкальные точки в городе.

— Прикрытие, наверно. Ты мне не веришь?

— Трудно поверить, что ты связался с дрочерами.

— Ты о Юджине?

— Я о музыкантах.

— Стоп. — Виктор на секунду задумался. — Хватит выяснять кто из ху и ху из это. Мы потеряли время, а нам нужно подлутаться еще складными ваннами, и да, больше ни слова о музыкантах. Ясно? Урлов их я все равно не знаю.

— Но я же только…

— Скипай давай, и грузи бутылки.

— Плюс один.

Пока парни грузили пустые бутылки, Наташа и Лена прошли в дом и заглянули в холодильники на кухне. Они набрали еды, сложили в пластиковые контейнеры и корзины.

— Зачем это? — спросил Виктор, когда девушки вернулись с едой.

— Мы ведь к морю?

— Да.

— Пикничок?

— Ладно. В кузов.

И они, выехав из ворот, отправились к побережью. Пока ехали в основном молчали, лишь Виталий произнес в пустоту:

— Главное, чтоб пиплов мало было… И джыдаев.

Люди были. Представители правоохранительных органов не отсвечивали на фоне морских волн, а возможно они растворились в толпах праздношатающихся и отдыхающих на берегу. Можно ли сохранять внимательность на фоне побережья? Казалось, что работать в таких условиях невозможно. Здесь воздух пропитан солью и йодом, здесь шумит море, здесь всё отключает человека от реальности.

Пикап четырех друзей был припаркован на возвышении, где находилась бесплатная стоянка электротранспорта. Они подумали о странной картине: о четырех человеках, которые зачем-то сгружают бутылки, идут к бухте, наполняют емкости и возвращают их в кузов. Однако никто, кажется, не обращал внимания на этот странный труд.

Виталий вспомнил, что в детстве любил наблюдать за муравьиными кучами. Миллионы маленьких жителей этих куч сновали туда-сюда, стоял хаос, но на самом деле каждый муравей знал свою тропу и свое дело. Только человеку с высоты собственного роста виделась бессмысленная возня города насекомых, но сами муравьи, конечно, понимали всю глубину, всю суть своей деятельности. Они не задавались вопросами высших смыслов, никогда не останавливались в задумчивости, они шли и шли по дорожкам. Они знали о долге, знали, что он есть. Долженствование каждой маленькой жизни не подвергается сомнению. Всё, находящееся за пределами круга «должно», там, где находятся сомнения — отвергалось.

Виталию на миг показалось, что они и есть муравьи и их бессмысленная работа по забору морской воды из океана выглядит бессмысленной лишь со стороны. Они-то знают для чего. Они не собираются победить природу. Никто не сможет вычерпать океан.

— Если у тебя сомнения, то забей, — вдруг произнес Виктор, когда все бутылки были заполнены.

— Я подумал, а к чему такие сложности? — соврал Виталий.

— Ничего сложного. Знаешь, что такое камера сенсорной депривации?

— Нет.

— Это камера, которая отсекает все пять чувств от внешнего мира.

— Звучит научно.

— Именно. В этом и идея. В морской воде твое тело плавает без усилий, а если завязать глаза, закрыть уши…

— Погоди, а как же музыка? Мы ведь собирались включать музыку.

— Музыка не для тебя, а для мыла.

— Как это?

— Не знаю, но оно реагирует на акустику. Тут главное соединить несколько компонентов: мыло положить на тепловентилятор, чтобы усилить аромат, включить музыку, тело погрузить в морскую воду. Я говорил Юджину, помнишь?

— Пси-волны?

— Да. Я не вникал в технические детали, во всю эту физику процесса, я… — Виктор сел в пикап и запустил двигатель. — Я усвоил правила.

— Ты куда?

— Отвезу воду. Куплю складные ванные, шапочки для купания, маски для сна и вернусь. Отдыхай.

Виталий отошел в сторону, давая автомобилю выезд.

— Но если ты сомневаешься, иди спать, — предупредил Виктор. — Оставайся дома, а мы отправимся в путешествие.

Виталий не ответил.

Пикап покинул парковку.

Теперь Виталий не знал точно, колеблется он, или Виктор развеял сомнения. Вначале они усилились, хотя это показалось абсурдным. Виктор открыл больше деталей и нюансов дела, которые стали точками опоры и путешествие в иное перестало быть опасным, но какая-то подлая мысль изворотливо змеёй проскользнула с влажным шелестом в сознание и внесла смутные предощущения приближающейся катастрофы. Вот сейчас люди ходят и говорят, спят и едят, или просто безмолвно отдыхают на местах, но не слышат, как беззвучно рушится мир за их спинами. Древние верили в конец всего сущего в огне и пламени, в грохоте и скрежете. Они верили, что время их перемалывает в песок вечности, и перемалывает их громко, сухо чавкая, как говорится, со специальными эффектами, устраивая красочный аттракцион напоследок.

Если и существует конец света, подумал Виталий, то он не придет в громыхании и золотом величии, он тихо подкрадется и медленно, столетие за столетием будет пережевывать ткань человеческого бытия. Так что камера сенсорной депривации — кокон, скрадывающий реальность, как говорил Виктор, это не VR-комплекс. Человек, нырнув в виртуальность, четко знает, что все вокруг ненастоящее. Только во сне — вот загадка всех времен — спящий как кусок пазла своими фигурными вырезами прочно встает на нужное место в мире сновидения и забывает о том, что все вокруг сновидение. Его не настораживает неясность образов и нехватка ощущений. Путешествие же в иное подобно сну наяву: вся полнота ощущений, как в реальности, лишь некоторые тропы для мыслей странника на время зарастают травой забвения. Траву можно выкосить, если сделать умственное усилие, но в целом…

— Но в целом, ты будешь находиться в реальности, которая не будет реальностью, и тебя не будет смущать абсурдность возникающая порой, — закончил Виктор.

— А можно всегда держать в уме мысль во время путешествия, что это путешествие, а не реальность? — спросил Виталий.

— Можно, но скучно. Ты не участвуешь тогда в игре. Говоря примитивно, наше сознание выстраивает вокруг реальность, а не кто-то вокруг нас воссоздает реальность.

Для Виталия это оказалось темным лесом — территорией полной неясностей, а все умные слова: депривация, пси-волны, сенсорный — они добавляли лишь атмосферы, но уводили, как казалось, от сути.

Виктор вернулся.

Снова бутылки были наполнены морской водой, а дальше продолжился обычный отдых у моря — ничего интересного.

Наташа задумчиво всмотрелась в набегающие волны и сказала:

— Вода смывает следы.

— Что?

— Я о памятнике покорителю Марса.

— Ты опять?

— Снова.

— Забыли.

— Да, волна прошла, все забыли о нем.

— Египетские пирамиды до сих пор стоят, но кто-нибудь помнит хоть одно имя фараона?

— Нет.

— В чем их одержимость?

— Кого?

— Тех людей. Из прошлого.

— А что с ними не так?

— Одержимость.

— Одержимости бывают разные.

— Одержимость вечностью.

— Не понял.

— Ну, они построили пирамиды и исчезли навсегда, а эти пирамиды, как…

— Да?

— Как телескоп.

— Чего?

— Телескоп. Иллюзия.

— Какая связь?

— Телескоп не иллюзия, это изобретение…

— Да знаю я! Ну… Как сказать-то… Телескоп создает иллюзию, что звезды становятся ближе, а реально это самообман, звезды остались на месте.

— А пирамиды?

— Те же телескопы. Та же иллюзия. Древние хотели сквозь них протянуть нить в будущее. Самообманом приблизить его к себе. Телескоп как бы сокращает расстояния, а пирамиды тоже сокращают расстояния, но не в пространстве, а во времени.

— Я завял.

— Потому что ты овощ.

— Сложно, слишком сложно.

— Просто, всё просто.

— Не знаю.

— Машина времени.

— Что?

— Они хотели построить машину времени. Пирамиду. И построили. Для этого бальзамировали тела. Они хотели, чтобы потомки их воскресили.

— Пацталом.

— Не смешно.

— Не понимаю, зачем? Зачем протягивать себя в будущее?

— Протягивать?

— То есть, воскрешать себя в будущем.

— Воскрешение — выпей йаду. Бред. Бессмертие — рулёз.

— Как будто нельзя жить сегодняшним днем и ни о чем не думать.

— Таможенник сказал…

— Дежурная фраза.

— Он рофлил.

— Или флексил?

— Аццкий сотона.

— Абанамат.

— Сколько время?

— В Бобруйск, жывотное!

— Всё в баш.

— Я серьезно.

— Пора.

Пикник закончился.

Они вернулись в дом.

В зале отодвинули мебель к стенам, мелочь вынесли в гараж. Разложили складные ванные и поставили их крестом — изголовьем друг к другу. В центре креста удачно встал тепловентилятор, который они нашли в гараже. Он походил на тумбочку с узкими отверстиями со всех сторон. Сверху на вентилятор на решетчатую поверхность положили оставшиеся куски мыла. Воздух наполнился приятным ароматом. Включили музыку.

— Это что за музло?

— Стилизация под средневековые композиции.

— Кто бы знал, что они там слушали.

— Ноты есть. Они сохранились.

— Ноты — не аудиозапись. Да и люди другие.

— Прости капитан, — сказал Наташа, убирая гифку с таможенником на окно.

Окна плотно зашторили.

Наташа и Лена ушли переодеться к себе. Виктор и Виталий разделись в зале до трусов и разложили на диване маски и шапочки.

Девушки вернулись в купальниках.

— У вас целый набор?

— Целый гардероб, — поправила Виталия Лена.

— Как? Готовы? — спросил Виктор.

— А тут важна одновременность? — спросила Наташа.

— Синхронность, — произнес Виктор. — Синхронность дает музло.

— Ок.

— Вы первые.

Первыми легли в ванные девушки. Виктор и Виталий помогли им опуститься в воду.

— Холодная.

— Телом нагреется.

Затем пришла легкая дрема. Вокруг стояла кромешная тьма и звучала музыка, хотя плавательные шапочки прикрывали уши. Мысли безвольно плескались в сознании, были обрывочными и неясными, как комочки в манной каше. Каша обтекала комочки, пыталась растворить их, но они продолжали существовать, быть частью густой субстанции, но под конец, то ли музыка, то ли вода, будто ложкой перемешала всё и вся, и комочки исчезли. И когда это произошло, Виталий машинальным движением открыл глаза, но сразу понял, что ничего не увидит, ибо маски для сна делали непроницаемыми для света, однако очень тусклый желтый свет беспомощно лился сверху, пытаясь победить тьму.

Зрение адаптировалось.

Они очутились в пустом кинотеатре древних времен.

Большой зал со складными креслами. Кресла обиты бордовым бархатом, мягкие подлокотники, золоченые бирки с номерами мест приколоты на подголовники. Они осмотрелись. Кроме них — никого. Имелась небольшая авансцена и белый прямоугольник экрана. В темных местах кинозала зеленым светом горели надписи «ВЫХОД».

— Это не средневековье, — произнес Виталий.

— Пожалуй, ты прав, — с улыбкой сказал Виктор.

— Рофлишь?

— А что?

— Я думал, если музыка средневековая…

— Не средневековая, а подделка под средневековье.

— Тогда всё понятно, — сказала Наташа. — Раз все не настоящее…

— Так, стоп. Забудем, что это все нереально и примем правила игры этого мира.

— Может, что-то пошло не так? — спросила Лена.

— Да всё так. Примите правила игры и тогда…

— Пока это кинотеатр и у нас два пути, — начал рассуждать Виталий. — Мы останемся здесь и дождемся сеанса, или выйдем. Вон там выходы. — Он указал на тусклые зеленые огни.

— Людей нет, но это не значит, что сеанса не будет.

— Вить, принимай решение.

— Замечательно, как что, так сразу я. Ладно. Остаемся. Следовательно, сейчас начнется сеанс и всё внимание туда. — Он указал кивком на белый прямоугольник.

Они повернулись к экрану.

С минуту ничего не происходило.

Затем свет медленно угас, четыре человека погрузились в полную тьму. Можно было потерять ориентацию в пространстве, даже голова немного закружилась, но спас зеленый свет выходов.

Что-то щелкнуло, застрекотало, экран зажегся и погас, по нему забегали «белые мухи» фотографического брака. Опять вспышка, ослепление прошло и они увидели белую комнату. Широкоугольная перспектива искажала пропорции помещения, отчего оно казалось аномально вытянутым слева направо, а потолок тесным и низким. Глаза быстро выловили, что в комнате нет мебели, окон, а стены покрыты мягким материалом. Такое помещение могло находиться только в психиатрической больнице. Помещение для особо буйных пациентов. Дверь — тоже белая — распахнулась, и на пороге показался вполне нормальный человек — офисный клерк: черные брюки и белая рубашка аккуратно сидели на нем и были тщательно выглажены. Лицо вошедшего спокойно. В правой руке он сжимал бейсбольную биту.