5

Если Джейн спросила его, о чем он думает, то Бен затруднился бы ответить. Слишком усложнился мир в последние часы.

Музыканты. Мысли о них подобны засохшим хлебным крошкам в постели: сколько не выметай, последняя крошка всегда остается. Хотя прогрессивный писатель никогда не позволял себе есть в постели. Во-первых, не по этикету, а, во-вторых, это проявление лени.

Сейчас Бенджамин лежал рядом с Джейн в кровати, а мысли, пусть не сухое вещество — хлеб, а жидкое, бродили, словно прокисшее молоко, или молоко не бродит? Натуральное — да, раньше — да, сегодня же магазинное молоко по истечении срока годности становилось горьким, его приходилось выливать в канализацию.

Музыканты.

Какая-то бессмыслица, чепуха и белиберда. Внутри плескалось спокойное море, эмоции утихли, и на фоне штиля бродившие мысли четко обозначали абсурдность существования террористической организации музыкантов. Бен в воображении рисовал на потолке пальцами круги, будто визуализировал ход собственных размышлений. В чем смысл борьбы с будничной музыкой, зачем уничтожать электрические коммуникации, питающие музыкальные проигрыватели на улицах, например, или скрытые колонки в общественных помещениях?

Между прочим, если они знают о расположении, точнее, как проложены провода за панелями, значит, кто-то из их группировки имеет представление об электромонтаже, или еще проще, кто-то работал в общественных местах. Магазины. Минимаркеты. Гипермаркеты. Сфера услуг огромна, в ней много людей вращается, они ничего не производят, только стоят (условно) у прилавка. Кассы самообслуживания. Между полок с продуктами ходят туда-сюда посетители, только камеры — глаза продавцов. Выходя из магазина, автомат музыкальный был разбит, не заметил, думал об ином, о чем я думал, о забытьи, о том, чтобы скорее забыть об… Джейн. Легкая улыбка на бледных губах, в чем источник красоты? В давным-давно сформировавшихся генетических традициях, то есть не то чтобы уж красиво, не об абсолюте красоты идет речь, абсолюта не существует, всё в жизни относительно. На самом деле отсутствуют четкие границы между черным и белым, есть плавные переходы, размазанность граней.

— Ты так смотришь…

— Как?

— Что-то тебя занимает.

— Музыканты.

— Террористы?

— Да. Я их не понимаю.

— И не надо. Тебе из полиции…

— На почте ничего.

Диск. Дьявольская трель.

— Мне кажется, за мной следят.

— Кто? Муж?

— А кто же еще.

— Кажется, или на самом деле ты кого-то заметила? Кого-то подозреваешь?

— Не придирайся к словам. Кого можно подозревать, кроме мужа?

— Я пытаюсь прояснить, а не придираться к словам.

— Это тупик.

— Мои попытки?

— Наши встречи.

— А кроме?

— Не поняла.

— Где еще есть тупик?

— Ах, это… Да везде. Но я не знаю, что делать дальше. Вроде, всё меня устраивает, но…

— Но?..

— Бледная реальность.

— Согласен.

Бледная реальность. Хорошее словосочетание. А еще лучше еще вот так: стертая реальность.

— Слышал о «полуночном квесте»?

— Очередная вещица от скуки?

— Да. Только я не пробовала. Адрес знаю.

— Скинь.

Джейн перевернулось на спину, посмотрела на фитнес-браслет на запястье. Сердце — сто пять ударов в минуту. Откуда? Пытается достучаться?

— Скинула.

— Вижу. Это недалеко от меня. Может, того стоит.

— Может. Я не ходила.

Стертая реальность.

Человек скользит одиноко мимо полок с музыкальными дисками. Кроме этого человека в магазине никого. Не пытаемся ли мы, окружая себя бодрыми звуками, отгородиться от пустоты, или заполнить суетными движениями пустоту? Наверно. Точно нельзя сказать. Древние люди, например, не для этого же сочиняли композиции, не ради пустоты вкладывали смыслы в изгибы скрипичных и басовых ключей, нот на нотном стане?

Композиции.

Сюжеты.

Не ради сюжетов читаются книги. Все сюжеты просты и неуникальны, немного основных сюжетов, на пальцах обеих рук их можно пересчитать. Интересные мысли, необычные образы, визуализация в словах. Слова, слова, слова, слова… И все эти истории пролистнуть и забыть: сыворотка правды, музыканты, ток-шоу, кулинарные шоу. Слишком много историй, но всё-таки не История. Да, с большой буквы наименование: Всемирная История. Ее очень-очень много. Что я делаю всю свою сознательную жизнь? — Существую среди истории человечества, пытаюсь проснуться от этого кошмара. Возможно, бытие современного цивилизованного или цивилизационного человека заключается в хождении среди нагромождений прошлого; ходить и удивляться, смотреть и спрашивать: а было ли? Вот, что значит оказаться в окружении Истории. Не уметь ценить этого, нет, не так, даже не осознавать всего сделанного, задыхаться, ведь горожанин не готов покинуть город, а если покидает, то несет в себе город, городской образ жизни. Лучше умереть среди искусственного камня, пластика, стекла и металла.

Она взялась за металлическую ручку и о чем-то говорила.

Джейн возмутилась:

— Бен, да ты меня не слушаешь!

— Прости, выбился из колеи.

Какой, интересно, колеи?

— Я пойду, а то муж…

— Не говори о нем.

— Извини, я не хотела. Я ведь глупая?

— Нет, не выдумай.

— Нормальная женщина не говорит о своем муже с другим мужчиной, знакомым или незнакомым мужчиной, не важно. Просто не говорит.

Бенджамин вопросительно посмотрел на Джейн. Она вымолвила:

— Да, не говорит. Почему? Не знаю. Ну… Это ведь атавизм пещерный.

Пафос? Поза? Игра?

— Увидимся?

— Да, Бен. Позвоню.

— Позвони… Кстати…

— Да?

— Ничего.

— До встречи.

— Буду ждать.

Дверь закрылась точно навсегда, но мысль о роковом закрывании только мазнула, как мажет кисть масляными красками по стеклу.

Прогрессивный писатель глянул на фитнес-браслет.

«Полуночный квест»?

Почему бы и не сходить.

Бен оделся и покинул квартиру.

Вновь это странное закрывание двери, в этой бесшумности звучало веление судьбы, которое не расслышать.

Почему это называется полуночным квестом?

Бен спустился на цокольный этаж: имелся узкий коридор, в котором могли разойтись с трудом два человека, дальше не видно окон, ни указателей, только безымянная дверь, обитая железом. Освещение тусклое. На потолке не потрудились сделать пристойные светильники, хотя, что означает выражение «пристойный светильник» для захолустного места? Пожалуй, две светодиодные лампочки, болтающиеся на старых проводах, как нельзя лучше подходят. Прогрессивный писатель решил, что провода старые, ибо они были защищены тонкой асбестовой материей. Сейчас подобное никто не использует, обычно кабели питания защищают тугоплавкой негорючей синтетикой.

Бен открыл дверь и сразу оказался в небольшом помещении. Оно выглядело более современно: чисто, прохладно и хорошо освещено. Ничего лишнего. На площади в двадцать квадратных метров располагались справа и слева две конторки, похожие на гигантские пластиковые стаканы. В каждом стакане сидело по девушке. Как две рыбы в разных банках, подумал Бен.

Между конторками имелась еще одна дверь, на этот раз массивная, кажется, бронированная. Вместо ручки — стальной штурвал.

— Здравствуйте! — одновременно сказали девушки.

— Меня зовут Присцилла, — голос слева.

— Хари, — прозвучал голос справа.

— Бен, — машинально ответил писатель.

— О, я вас знаю…

— Хорошая реклама для нашего нелегального бизнеса.

— Нелегального? — удивился Бен.

— Прис, не пугай гостя. Полулегального.

— Да. Полулегальный. Полуночный квест.

— А почему он так называется? — спросил писатель.

— Потому что здесь… — Хари указала маникюрным пальчиком на массивную дверь. — Всегда полночь. Неважно, что происходит наверху. Утро. День. Вечер. Здесь всегда ночь. Так вы писатель Бенджамин Ян?

— Верно.

— Это прекрасно, — томно выдохнула Присцилла.

— Так почему полулегальный?

— Понимаете, здесь есть некоторый риск испугаться… — Хари начала говорить медленно, подбирая слова. — Опасности для жизни нет, но для здоровья… Если вы человек впечатлительный, то…

— Я бы так не сказал.

— Если вы человек впечатлительный, то можно поступить проще: вы уйдете. Мы вас не видели…

— Хотя мы вас знаем, кто только вас не знает, — вставила Присцилла.

— И вы нас не видели.

— Но я же сюда пришел, значит, о вас многие знают? — спросил Бен.

— Верно, — ответила Хари. — Но мы не делаем официальной рекламы. В сети нет о нас официальных данных, так если, слухи, сами понимаете, мы распространяемся частными каналами, как говорили древние, сарафанным радио. Так вот, вы можете отказаться сразу, не проходя через… — Хари вновь указала маникюрным ноготком на бронированную дверь.

— Да, — перехватила инициативу Присцилла. — Если вы хотите узнать, отчего наш бизнес полулегальный, то вы должны шагнуть в лабиринт. Ведь эта дверь ведет в запутанные катакомбы, где древние люди прятались от последствий ядерной войны.

— По-моему, никакой ядерной войны не было, — сказал Бен.

— Кто знает. Было. Не было. Тысяча лет прошло. Так вот, если вы пройдете в лабиринт, то узнаете, отчего наш бизнес полулегальный.

— Насколько я знаю, входы в старые убежища закрыты, ибо есть вероятность обрушения…

— Нет, господин Ян, древние строили не то чтобы на века, на тысячелетия. Я думаю… Мы думаем, причина другая.

— Катакомбы хранят, возможно, свои тайны, — закончила Хари.

Девушки замолчали.

Бен посмотрел на Присциллу, затем на Хари и подумал о кровном родстве, или по крайней мере, об одной яйцеклетке, из которой вышли девушки. Они похожи как сестры, родство подчеркивалось одинаковым фасоном причесок. Разница имелась в цвете волос: у Хари темные, а у Присциллы светлые.

— На самом деле, вы заманиваете меня в лабиринт, — сказал прогрессивный писатель.

— Есть немного, — ответила Присцилла. — Но мы также предупредили и об опасности для здоровья. Если вы решились, то подойдите ко мне.

— Да, предупредить. Такова культура нашего общения, — добавила Хари.

Культура?

Сейчас на Земле нет никакой культуры. Она выродилась в развлечения. Теперь культурой стали называть всё, что помогает щекотать нервы, убивать скуку, созданную неограниченным досугом.

Бен подошел к Присцилле. Она через окошечко передала ему два листка бумаги и ручку. На листках был напечатан текст.

— Здесь прочтите и распишитесь на двух экземплярах. Один экземпляр оставите себе, другой отдадите Хари. Текст обязательно прочтите. В нем отмечено: за все ваши действия и бездействия, что произойдут в лабиринте, вы и только вы несете ответственность. С нас вся ответственность за то, что случится там, снимается.

«Ну, да бизнес, — подумал Бен, — ничего личного».

Писатель отдал расписку Хари, второй экземпляр положил в карман. Хари протянула ему аккумуляторный фонарь и тайзер.

— А это зачем? — удивился Бен.

— Убежище плохо освещено…

— Я о тайзере.

— Мало ли… Вдруг вам померещится. Или?..

— Нет. Я готов.

Бенджамин положил скромное снаряжение на пол и с трудом открыл дверь, провернув стальное колесо. Петли скрипнули. Из проема подул влажный и прохладный ветерок. Воздух катакомб был непривычен, даже неприятен. Ощущались в нем грязь и заброшенность длинных коридоров со слабым освещением.

Писатель вспомнил точное назначение подобных лабиринтов. Сотни лет назад державы жёстко конкурировали друг с другом, доходило и до военных столкновений. Обычно причины войн оказывались ничтожны; бороться за идею, за территорию, за ресурсы Бен считал глупым, так как идеи можно менять, а территории и ресурсы избыточны. Сейчас на Земле двенадцать миллиардов оттого, что Мальтус ошибся. График численности людей не растет по гиперболе, точнее, он растет линейно, затем круто задирается вверх (это и есть гипербола), а затем он выходит на плато. Достигается равновесие. Век назад человечество начало колонизировать Марс, боясь скачкообразного роста численности, однако красную планету освоил технический персонал. Постоянных поселений не возникло. Марс был заброшен. Возможно, сейчас частные компании-гиганты пытаются что-то осваивать на просторах ржавого цвета, что-то добывать и продавать, но в земных новостях редко упоминался Марс.

«Кстати, — вспомнил писатель, — а как я вернусь обратно? Я же не спросил у них».

Бен остановился в коридоре и осветил стены. Они были исписаны белой люминесцентной краской, надпись имелась только одна: «Выход», а под словом стрелка. Всё верно, именно оттуда он и пришел, так что заблудиться в катакомбах невозможно.

Он стоял на перекрестке и думал куда пойти: прямо, налево или направо? Направо. Правильное направление. Править. Правь. Корень «прав». Со словом «налево» так не поиграешь. Налево. Левое налевие. Левить. Левь. Корень «лев».

Бен повернул направо.

Кто построил этот лабиринт? Какая древняя держава? Европа? Россия? Нет, не так. Много столетий назад существовала одна держава: Европа. Она враждовала сама с собой. По крайней мере, история так говорит. Была Европа, которая делилась на западную и восточную части. Так вот, западная часть называла себя Европой, а восточная часть Россией. Странно. Тогда… Евроссия? Был еще исторический аппендикс, кажется, именовался он Объединенными Штатами Америки. ОША. В аббревиатуре что-то восточное, буддистское, хотя это была атеистическая держава. Кстати, Европа всегда называла себя Европой. Ну, еще Евросоюз, а вот Россия… Российская Федерация, Русь, Киевская Русь… Хотя нет, Киевская Русь, кажется, исторический период. Хотя, кто знает… Русь Новгородская. Русь Ладожская. Российская империя. СССР?

Бен остановился, заметив в полумраке движение.

Показалось.

Нет, вот опять.

Тайзер.

Он опустил фонарь и, выключив его, ушел в тень.

Движение возобновилось.

Это был человек. Двигался незнакомец осторожно, стараясь избегать светлых мест. Бен заметил лишь мужскую фигуру. Писатель нащупал кнопку тайзера. Незнакомец или уверен в себе, или не заметил приближающегося Бена. Пусть будет последнее предположение. Расстояние быстро сократилось до двух метров. Бен выставил перед собой оружие и ослепил фонарем.

— Марсианские чертовы штучки! — выругался незнакомец и поднял руки. — Уберите тайзер. И выключите фонарь. Вам ничего не угрожает.

«Еще один участник полуночного квеста?» — удивился писатель.

Он, опустив фонарь, заметил механический протез у незнакомца. Язык света скользнул по фигуре мужчины, и металл правой руки блеснул. Бен удивился: кто-то еще использует старые технологии? О них забыли лет сто назад. Сейчас протезов не делают, даже бионику, сейчас используют 3D-печать органов, затем сращивание тканей. Так что руку новую не отличить от старой, и только бледно-розовый шрам на коже указывает на проведенную операцию. Еще незнакомец носил очки — тоже старые технологии. Возможно, участник квеста любитель ретро. Сейчас делают светокоррекцию зрения: воздействуют электромагнитным излучением разной длины волн на глаза. В крайнем, ставят контактные биосинтетические линзы.

— Не думал, что запускают несколько человек, — сказал Бен.

— Человек?

— Ну, думал, что я в квесте один. Один участник.

— Так вы и один. Я часть квеста. Пугаю.

— Протез выглядит пугающе.

Незнакомец сухо хохотнул.

— Да нет, вы всё… Вас как зовут?

— Бен. Бенджамин Ян. Писатель.

— Не интересуюсь современной литературой. Дядя Юра. Можно Юрий.

Дядя Юра опустил руки и протянул протез для приветствия. Бен пожал его.

— Протез — это марсианское наследие.

— А разве на красной планете еще идут исследования?

— За сейчас не ручаюсь, но лет пятьдесят назад еще теплилось. Я попал туда в геологический экспедиционный корпус двадцатилетним парнем, там руку и потерял. Вам интересно?

— Да. Расскажите?

— Долгая история.

— Все-таки…

— Может, потом встретимся, м? Я на работе. Как бы.

Юрий посмотрел на писателя поверх очков. В этом движении, так показалось, было что-то птичье, да и внешне дядя Юра походил на старую хищную птицу с увядшим взглядом.

— Обязательно встретимся. Адрес мой найдете?

— Найду.

— А если кратко, что произошло с вами на Марсе?

— Инопланетный артефакт.

— Точно?

— Предположительно. Хотя, что я буду врать… Откуда подземное помещение, построенное во времена египетских фараонов, могло взяться на Марсе? Люди в космос тогда не летали.

— Есть гипотеза палеоконтакта.

— А еще есть гипотеза, что люди произошли от инопланетян. Чушь собачья! Будь я пришельцем, поостерегся бы высаживаться на Земле, да и заносить жизнь… Эксперимент может выйти из-под контроля.

— Так что это было за помещение?

— Небольшое пространство. Сто квадратных метром площадь. Потолок плавно переходит в стены. Короче, по форме это полусфера, изнутри выложенная плитками прозрачного янтаря. Ну, это мы так назвали — прозрачный янтарь — на самом деле это странное соединение органики и мертвой материи. Внешне декоративный материал — окаменевшая смола неизвестного дерева, но на микроуровне уровне она соединена с молекулами железа, отчего янтарь слегка отдает желтизной и имеет свойства стали: упругость, легкая обработка без сколов, можно плавить, не опасаясь, что свойства потеряются… много интересного. Так вот… Может, к выходу?

Они пошли, и дядя Юра продолжил рассказывать:

— Это не самое интересное, хотя тогда ученые определили, что железо марсианское, а вот окаменевшая смола не с Земли. Сравнивали наш янтарь с прозрачными образцами. Стало ясно, что это действительно смола дерева, только дерева, которое не росло на нашей планете. Интересно другое. Полусферическое помещение было пустым, почти пустым. В центре на массивном стальном цилиндре, как на столе, располагалась круглая коробка, тоже стальная. Внутри нее два отделения. В первом знакомый кусок прозрачного янтаря, цилиндрическая болванка, а во втором также марсианский янтарь, только внутри, опять же цилиндра, плескалась черная жижа. Мы уже почти пришли.

— Что за жижа?

— Расскажу потом. Если кратко, это бионанороботы без программного управления.

— Странно. Помещение. Прозрачный янтарь. Нанороботы.

— Марсианские чертовы штучки. Хотя ученый корпус на Марсе нам сказал, что не стоит искать зашифрованного послания в данном артефакте. Он сам уже послание. Во-первых, идеальное полусферическое помещение. Во-вторых, соединение органики и условно мертвой материи в янтаре. В-третьих, нанороботы, собранные из биологических структур. Ну, хорошо, предположим, пришельцы показали свои возможности. Для чего? А, вот и выход. Увидимся.